Инкубаториум Киборгвилля

      — Так хорошо… так нежно и приятно тут. — подумал я, взобравшись на достаточно высокую кровать. — Так мягко и прохладно… — думал я, залазя под одеяло, которое слегка потрескивало своей структурой и приятно шелестело, соприкасаясь с кожей. — Как же мне хорошо сейчас! — наконец произнёс я вслух, после чего посмотрел на Вандаю. Андроид улыбалась, наблюдая за мной. От этого взгляда я испытал сразу два противоречивых чувства: первым была теплота, которая отражалась внутри меня её заботой и любовью… временем, которое вкладывала в меня девушка, сотканная из мягких искусственных тканей; вторым было чувство связанное с неприязнью и включало в себя скорее ассоциацию, нежели реальное положение дел. В чем был смысл: мне показалось что я наблюдаю за всем со стороны. С этой позиции, я, забирающийся под одеяло, выглядел как потешный маленький зверёк, что занимает специально приготовленное для него место, а Вандая была как хозяин-дрессировщик, что заботливо выбрал, организовал и в последствии привёл меня туда, где было определено то, где я буду отдыхать и восстанавливаться.       — Что-то случилось? — спросила андроид и нахмурилась. В этот же миг я понял, что все мое смятение отразилось на лице и что это можно лаконично обозвать «умением громко думать». Поймав себя на мысли и на чувстве об этом, я резко дернул головой и второе из двух ранее возникших ощущений испарилось, как туман после появления пылающего диска. После чего со мной осталась лишь теплота. Приятная. Всепоглощающая. Аннигилирующая всю тяжесть бытия и того пласта нового, что было познано за один невероятно длинный день.       Я не помню того, что было дальше, потому что как только голова коснулась подушки мир исчез. Появился он ярким светом, что пробивался в окно. Оно было чистым и словно прозрачным — так хорошо его отмыла андроид за время моего беспамятного сна. Я открыл глаза от звуков, которых никогда прежде не слышал. Это было пением птиц, которых не было в Инкубаториуме и этот звук мне сразу не понравился. Он пробирался сквозь сон и врезался прямиком в голову. Чуть позже я узнал о том, что есть некоторые страны, где практически нет ни птиц, ни зверей на улицах и это вызвано исторической особенностью, которая заключалась в голоде народа.       Я встал и пошел на первый этаж. Мне было интересно узнать о том, сколько сейчас времени. Не знаю почему, я был уверен в том, что уже слишком поздно, а вот для чего слишком поздно — этого я не знал. Просто было такое странное ощущение, которое ничем не подкреплялось, а даже наоборот, отвергалось мыслью о том, что спешить совершенно некуда и это тоже было чем-то странным, потому что в Инкубаториуме каждая моя минута была расписана, а тут я даже не знал о том, чем буду вынужден заниматься на протяжении всего последующего дня и это казалось мне проблемой. «Нечего делать… мне нечем заняться… или, я не прав и у старика есть какие-то планы, о которых он пока что не сказал ни единого слова?» — подумал я, увидев доктора Бея, сидящего за столом и уставившегося перед собой. Со стороны казалось что он — восковая статуя, которую сделал искусный мастер и так было до того момента, пока экспериментатор не заметил меня и не повернулся, чтобы поздороваться.       — О! Ты проснулся!.. — сказал он и в голосе его прозвучали нотки удивления. — Я думал ты проснешься гораздо позже… кхм… ладно… кхм… — он смутился из-за того, что сам же и сказал, — Скажи мне, мой мальчик, как тебе спалось? Все нормально? — и тут я понял, что он не спал. Это было выражено черными большими кругами под глазами и большим количеством тонких красных линий сосудов, которыми были разрезаны слегка серые, частично желтоватые от возраста белки. Плюс, кожа его лица словно совершенно потеряла свою эластичность и обвисла на старом угловатом лице. Обычно такое происходило в те моменты, когда он переставал спать по несколько дней подряд.