Инкубаториум Киборгвилля

      — Я не то чтобы бегу от симуляции… я пытаюсь найти отличия от таковой, а это значит только одно: я ещё не принял… не до конца принял информацию о Инкубаториуме и из этого проистекают другие, очень крупные и крайне неприятные последствия. Они связаны с тем, что мне сложно воспринимать окружающих и они кажутся мне не до конца живыми… даже не знаю как объяснить… они кажутся мне вынутыми из моей головы. Такими, какими я их сам неосознанно создал… и они способны рассказать мне любую из историй, на основе моих собственных фантазий о том или ином персонаже! — этими мыслями было занято пространство временных отрезков, и так было пока Тарли не довез нас до старого дома Олденвуд Грея, где попрощался с нами сказав: «Старый пёс! Не пропадай, иначе я найду способ, чтобы тебя найти!» — прокричал он нам вслед, таким образом проводив и пожелав доброй ночи и хорошего пути на длинной и путаной дороге жизни.       — А что, если я в коме? — подумал я, переступив порог дома. — Что, если мне не… шесть лет… что, если я гораздо старше и лежу в большой, просторной палате на достаточно узкой кушетке? Что если вокруг меня стоят разнообразные приборы, которые издают мерные звуки? Что если все те, кого я знаю здесь, лишь плод моего воображения, подкреплённый некоторым минимальным количеством истинной информации?! Той, которую я успел надергать в реальности… или из реальности?! — чувство было такое, будто бы я опустил голову в муравейник и маленькие строители, солдаты и прочие представители данного вида наполнили не только поверхность черепа, но и все внутри, начав таким образом выстраивать свою колонию среди и в мозгах… и к этому моменту я прекрасно знал о том, что сам мозг не восприимчив к боли! Я в этом был точно уверен, потому что попадал на подробную лекцию о том, почему в теле зарождается это самое чувство… о ноцицепторах, что обнаруживают повреждения или угрозу повреждения нашего тела и сигнализируют об этом спинному мозгу и мозгу в принципе! И, как бы то глупо не прозвучало, я чувствовал боль, связанную со строительством той самой колонии… и она не имела никакого родства с головной, не зависела от сосудов или, допустим, мышц… как бы то глупо не прозвучало, боль была… и она была связана именно с психосоматической основой… с тем, что я сам впустил её в свою голову большим, не поддающимся исчислению количеством муравьев — мыслей, что начали строительство колонии под названием «сомненье».       — С тобой все хорошо, а, Рип? — спросил доктор Бей Олденвуд Грей, прежде, чем попрощаться со мной до следующего дня. — Ты весь день выглядишь так, словно откусил слишком большой кусочек чересчур кислого лимона и никак не можешь справиться с ощущением во рту, — старик хмыкнул, — … это мои нынешние ощущения на основе твоего внешнего вида, если в двух словах… а завтра уже будем более подробно все обсуждать, — дедушка подошел ко мне. К этому моменту Вандая уже уложила меня в кровать и стояла рядом, как самая заботливая и в тоже время как одна из самых адекватных матерей в мире — Ну, давай… не стесняйся, — старик доверительно улыбнулся.       — Думаю, все мои вопросы к вам можно отложить до завтра. Все потому что… вы еще не вернулись из поездки и мы, пока что, не остались наедине, — вот что я ответил. — Но не потому что здесь стоит тетушка, нет! Все дело заключается в вас… вы все еще находитесь со своими друзьями в поместье Эя… все еще ведете какой-то внутренний диалог с ними и просто наслаждаетесь самим фактом этого внутреннего разговора с друзьями, даже несмотря на то, что такового нет, не было и вряд ли когда-нибудь такой будет в принципе, — в ответ на эти слова я получил крайне озадаченный взгляд, до краев наполненный диаметрально противоположными чувствами, в составе которых были: понимание и совершенное не понимание; восторг от сказанного мной, и печаль, также вызванная только озвученными мной мыслями. — Так что за одну ночь вам необходимо вернуться и подготовиться к разговору… а я подожду… подожду, потому что не хочу ломать… разрушать те ваши редкие моменты счастья, которых я смог заметить не так много за все то время моей осознанности… за последнюю пару лет… чуть больше, — я посмотрел на Вандаю. На ее лице была улыбка гордости. Казалось, что она получила эстетический кайф от услышанного и обработанного.