Инкубаториум Киборгвилля

      И Виро начал рассказывать мне о том, что именно он придумал и каким образом высчитывается уравнение, в котором слова должны быть не только пропорциональны музыке, но и делиться в определённых дробях, тем самым укладываясь в предназначенные места. «Остальное зависит от гибкости ума, от словарного запаса и от того, умеешь ли ты дробить слова на слоги… и то, как ты это делаешь, если умеешь. Остальное, в большинстве своём, просто опыт. Такой, абсолютно тупой, житейский, тяжелый в своей добыче опыт, который наработается сам по себе. Правда, объём и качество зависит уже от тебя и от того, куда именно ты направишься… ну или влезешь, если дело будет касаться чего-то проблемо- и дерьмосодержащего», — засмеялся мой музыкальный друг и наставник, настроение которого впервые за долгое время было не просто приподнятым, а до нельзя хорошим, что радовало и меня за компанию.       — Слушай, Неон, у меня есть одна теория и я хотел бы, чтобы ты помог мне опровергнуть или подтвердить таковую… — сказал он, — … не знаю почему так, но тебе, вот просто чувствую, что тебе можно доверить этот секрет и что с тобой можно попробовать его проработать, — уже мужчина, а не парень, смотрел на меня как на равного, как на друга, как на того, в кого он вложил большое количество своих сил и времени. — У меня есть теория о том, что определенная тональность не только позволяет просчитывать слова, но и темп, и даже определенное звучание каждого отдельного слова! И я понимаю, звучит как-то не очень и даже слишком запутанно… просто давай сейчас начнём писать песню по типу той, которую я тебе только что ставил, послушаем… и разница будет заключаться в том, что в той я просто соблюдал математический счёт… ну, в большинстве своём… а в этой мы постараемся совместить счёт и просчитывание гармоники звучания. — Виро посмотрел на меня с надеждой, и я согласился. При этом в моей голове крутилась следующая мысль: «Это очень интересно… в основном в моей жизни все размеренно, одинаково, просчитано и посчитано, то есть без каких-то особенностей, но если что-то начинает выстреливать, то сплошной очередью, без передышки, до следующего штиля в несколько месяцев или даже лет! Если события рассматривать по аналогии с глобальными движениями жизненных плит, сравнивая таковые с тектоническими».       — Да, конечно, — ответил я. — Только сегодня я скован во времени, поэтому могу посвятить твоему эксперименту только то, что отведено для занятия… — Виро смутился, — … очень важные дела и я спланировал все заранее… и, к сожалению, не получится ни отменить, ни перенести, — я думал о Вандае и назначенной встрече с ней, чтобы поговорить о войне, о силиконовых и о людях, — … в связи с этим, единственное, что я могу предложить: начать прямо сейчас, чтобы понапрасну не потратить ни единой столь ценной для нас минуты, — посмотрев на хмурого Виро, я развел руками. Да, сейчас он напоминал себя больше, чем до этого, но длилось это не так долго, потому что преподаватель по музыке коротко кивнул и вновь всей грудью почувствовав кайф от своего же открытия, махнул мне рукой с залихватским: «Давай сюда, малой!» — после чего усадил рядом за информационной станцией и мы начали работать.       Мы вместе писали музыку, тут же раскладывали её по специальной формуле, которую придумал Виро и в которой тот был уверен. После чего, согласно полученным данным, подбирали слова, дробили их еще раз и из полученного возвращались к предыдущим числам, чтобы высчитать необходимые для произнесения или пропевания ноты. Почему-то в какой-то момент я усомнился в формуле Виро и несколько пошатнул в таковой. И, действительно, потратив несколько минут на произведение изначального перерасчета, я нашел там небольшую, но очень досадную ошибку. Мне показалось странным какое-то совершенно неровное число и, пересмотрев все его умозаключения, я понял то, где Виро перемудрил. Когда все было поправлено, музыка и, как следствие, все остальное заиграло еще четче и прекраснее. Виро воспылал еще сильнее к своему изобретению. «Малой, ты просто гений! То, что мы сегодня с тобой провернули, это стоит тех тысячелетий, которые человечество затратило на изобретение и совершенствование музыки! Ты просто послушай то, насколько это великолепно! А еще, те восемь строк, которые мы успели с тобой накатать, пусть они и ни о чем, но они божественны! Ей богу! Когда выпустим эту песню… а мы её выпустим! Костьми лягу, но все сделаю! Люди вновь познают истинное наслаждение! Сравнимое с… кхм… кхм… ну с едой, к примеру…» — проговорил он, причем как-то странно запнулся в самом конце, но я решил не обращать на это внимания.