Инкубаториум Киборгвилля

      — Что такое человечность? — повторил Джонсон. — Человечность можно рассматривать как многогранник, поэтому я могу назвать человечность сложной фигурой с огромным количеством граней и большим числом разнообразных форм… причём, форма человечности постоянно преобразуется. Она нестабильная и находится в постоянном поиске баланса, — он пытался лукавить, и я это прекрасно видел, хотя бы потому, что Джонсон не особо стеснялся своей лукавости. — Думаю, этого достаточно, — сказал он. — В связи с чем такое любопытство к моему мнению? — он посмотрел на меня так, как я вчера посмотрел на Истину. Этот взгляд я буквально почувствовал на своей коже и от него стало паскудно и неприятно, в связи с чем я быстро продолжил этот разговор, сказав: «То есть, вчерашнее мое поведение можно считать одной гранью фигуры под названием человечность?» чем вызвал неоднозначный смех у собеседника, окончательно вырывая его из коротких, но очень цепких пальчиков монстра по имени «полная заинтересованность в рабочем процессе».       — Так, малой, чего ты хочешь? — спросил Джонсон. — Ты испытываешь чувство стыда за вчерашнее? Ну, ничего, бывает, проехали! — хмыкнул он. — Если ты чувствуешь вину перед своей подружкой, то не парься! Мне совершенно насрать, если она слышала или понимала то, о чем мы говорим! — он хмыкнул ещё раз. — Вот если она начнёт гомозить, тада да! Тогда я проявлю интерес к ней посредством доносика, но… это моя работа, увы! — он ещё раз хмыкнул. — Если ты хочешь поговорить… рано нам с тобой общаться, — сказал он, и я почувствовал то, как высоко он ставит себя и то, насколько он не считается со мной, — … но ты не подумай, малой, я говорю об этом не просто так, — он улыбнулся, — … можешь считать подобное пренебрежение к себе частью наследства старого психопата, которого ты называл «дедушка»! — услышанное смутило меня, но я не стал перебивать, решив дослушать до конца. — Так что, дорасти сначала до определённой черты, чтобы я смог преподать тебе очередной урок. Не самый последний, но один из важнейших в твоей жизни! — в его глазах появилась мудрость, которой я раньше не замечал. — И я понимаю, почему старик доверил мне подобное… — вот теперь я не смог сдержаться и спросил: «Почему?! И что именно он тебе доверил?!» — Всему своё время, малой! Всему своё время!.., а пока что, скажи мне вот о чем… ты спросил у меня о том, что такое человечность, так? — и я кивнул в ответ. — А как ты сам понимаешь то, о чем спросил у меня? — он улыбнулся так, что мое сердце сжалось.       — Человечность это… — сказал я и завис, — … человечность — это способность человека к… — а я не знал того, как и с чем можно сравнить или как можно определить подобное явление, — … а я не знаю… — и мне стало не по себе, потому что Истина, которая впервые использовала при мне этот термин, понимала то, о чем говорит, а я никогда не задумывался о подобном. «Неужели она знает о людях больше меня? Неужели в ней куда больше осознанности, чем во мне?! Неужели все те годы, которые я учился понимать людей, прошли напрасно и самая обычная девушка обладает уровнем эмпатии или осознанности, или и тем, и другим вместе, большим чем я?!» — подумал я и, видимо, что-то отразилось на моем лице, потому что Джонсон усмехнувшись сказал: «Малой… смотри… все очень просто! Ты слишком много думаешь, а тут этого не требуется!».       — Это как? — спросил я, совершенно не поняв того, о чем говорит доктор Джонсон. — В смысле: «слишком много думаю»? Ты хочешь сказать, что я должен произнести какое-то определение так, как я его воспринимаю? Ты подразумеваешь, что все настолько просто?! — возмутился я и увидел согласный кивок. — В таком случае… человечность — это скопление всего дерьма и мёда, из которого состоит человек, его мысли и помыслы, — сказал я с обидой в голосе. Реакция Джонсона на мои слова была мне непонятной. Он начал аплодировать. Мое лицо искривилось. Я так и хотел спросить: «И что это значит?!», но по какой-то причине не мог. Было такое чувство, что доктор должен самостоятельно уловить мои мысли.       — Лучше и не скажешь! — в итоге прокомментировал он свои действия — А теперь скажи мне вот о чем — сказал он — А сколько в тебе человечности? — он улыбнулся — Чего в тебе больше: дерьма или мёда? — нижнее веко одного глаза сильно поднялось и выглядел он крайне странно — Дело в том… малой… что твой ответ о человечности, это твое представление того самого многогранника — сказал он и мое лицо вновь сильно перекосило — Как бы тебе объяснить-то так… эм… тут дело в самосознании. В том, как ты относишься к себе, в том, каким образом ты осознаешь самого себя в окружающей тебя действительности и в том, какими чертами ты сам себя наделяешь — сказал он, а я зацепился за слово «самосознание» — Так вот, человечность, она у каждого своя, но в тот же самый миг, у человечества есть общая человечность и, допустим, если взять одного… эм… человека… — он ругнулся -… слишком много слова «человек» и однокоренных… короче, если взять одного индивида, то у него свое представление о себе и об окружающих и в частном случае — это одна форма, а в совокупности — это многогранник… — он хмыкнул -… какое-то запутанное объяснение получилось… хм… как-то я не был готов к подобному разжевыванию.