Инкубаториум Киборгвилля

      Революционер заметно напрягся. Меня это позабавило. Я даже подумал: «Парень, ты слишком хорошо вжился в отведённую тебе роль… попустись, иначе нам придётся попустить тебя собственноручно, а мне не хотелось бы этого делать, потому что это лишние затраты времени на поиски другого как ты, которого у меня просто нет!» — и эта мысль мне не понравилась. В разговор вмешалась Вандая. Она давно не принимала активного участия в обсуждениях и в большинстве своём больше слушала, но тут решила высказаться.       — Парень, я вот что хочу тебе сказать: «… хочешь защитить людей от большого зла? Используй зло поменьше». И ты можешь подумать, что эта фраза лишена смысла, потому что между маленьким злом и злом большим нет разницы, ибо зло остается злом, но это не так. Здесь работает принцип темноты и рассказов о том, что там кроются монстры. Конечно, пример не самый удачный, но ты можешь рассказать человеку о темноте, чтобы он не ходил, к примеру, в лес и тем самым защитить его от смерти и, казалось бы, поступок можно рассмотреть со стороны добра, типа: « … я забочусь о его благополучии и поэтому предостерегаю», правильно? Но ведь в этом поступке также есть и зло и оно скрывается в ограничении тобой свободы выбора и пути следования. Причём, там, во тьме, на самом деле может ничего не быть, и в таком случае автоматически ты превращаешься в лжеца, которому можно предъявить огромное количество претензий и все, и каждая из них будет совершенно оправданной, но разве ты будешь думать о своём поступке как о чем-то плохом? Нет! Ты будешь не понимать той причины, по которой к тебе так много претензий, ведь ты делал благое дело, ограничивая… и, конечно, сейчас ты можешь мне сказать что-нибудь про фонарик, который способен прогнать тьму и осветить путь, но это уже другой разговор, который будет подразумевать под собой те или иные допущения. Это будет демагогия, софистика, в какой-то мере и степени прокрастинация и сублимация и, как ты понимаешь, смысл будет только в поиске смысла. А мы вынуждены мыслить критически. Быстро. Пусть и не совсем пацифистически, зато действенно. Пойми, парень, таким выбором мы стараемся спасти как можно больше. Вот и все… таким образом мы размениваем большое маленькими порциями, которые сами отмеряем в разумных количествах».       После этой речи все затихли и недолго помолчали. В разговор включился мученик. Он, кстати, не соблюдал своей роли в этом разговоре. Этот молодой мужчина был прям и говорил достаточно резко и в его словах чувствовался опыт, в связи с чем я подумал вот над чем: «Революция и оппозиция должны быть как молодые, то есть резкими, дерзкими, непредсказуемыми, а вот пророки наоборот… они должны быть умудренными опытом. Они должны иметь достаточно тяжелый, проникновенный взгляд и понимать, что абсолюта не существует. Что он просто невозможен и всегда будет к чему стремиться. Такой он — мужчина, которого Клейн Батлер и Виро выбрали на роль мученика. Такой он — идеальный кандидат», — а в это время тот, кому было суждено стать первой причиной, по которой я соберу на себя огромное количество ненависти начал говорить. В его словах был холодный расчет, обращенный к революционеру: «Парень, слушай, как бы я бы с тобой согласился бы в том случае, если бы ты сказал что-то действительно разумное, а так… а так, сам подумай, сможет ли толпу остановить несколько седативных гранат и струйки водички? Нет… люди будут раз за разом подниматься на ноги и предпринимать все новые и новые попытки развалить новые устои. Таким образом мы рискуем лишиться снабжения боеприпасами и в итоге проиграть. Ведь никто работать не будет, все будут протестовать. В связи с этим, чтобы быстро отрегулировать деятельность нашего единого государства, как организма, ему надо вкатить огромную дозу лекарства в виде радикальных методов и тогда все встанет на свои места и будет работать как по часам! Ну, или как часы… тут уж кому какое сравнение больше нравится».