Инкубаториум Киборгвилля

      Еще мой персональный траур заключался в том, что я непреднамеренно, но соврал вообще всем… то есть друзьям, товарищам, даже присоединившимся к нам объединителям информационно-виртуального пространства! Получилось так, что я соврал всем, и все теперь они смотрели на меня, как на реального диктатора, потерявшего рассудок, однако молчали. Они понимали, что мне недолго осталось, и если я сам не уйду с этого проклятого престола, который занял во благо, то меня просто уничтожат как-нибудь нелепо, тупо, жестко и жестоко. Причем неважно кто это будет, это просто сделают и сделают свободный вздох полной грудью.       Все семнадцатое марта я просидел в кабинете, занимаясь перекладыванием бумажек с одной стопки в другую, с одной полки на другую. Мне не хотелось ни с кем говорить. Мне даже слышать ничего не хотелось, а слышалось постоянно, тихим эхо звук не так закончившейся бойни… в моей голове звучали голоса тех, кто пер на нас, кричал, ругался, а потом стонал и умолял. Это звучало пусть и тихо, но настолько четко, что я так и не смог уснуть… думаю, как и все те, остальные, кто по состоянию здоровья смог выйти на оборону наших зданий и кто участвовал в зачистке от тех, кто просто хотел вернуть себе свободу.       Следующее число календарного цикла пришло и заставило меня наконец обратиться к людям с речью. Честно говоря, я этого не хотел. Клейн Батлер, Виро и Вандая буквально заставили меня выйти к общественности. Они говорили: «Братан, ты сам решил идти по этому пути и сворачивать поздно. Сейчас для тебя уже не существует такого понятия как «не хочу», ты это понимаешь или нет? Так что, собрался, вот тебе слова, вот тебе музыка, вот тебе камеры и эфирное время, и иди вещай о… короче, что все правильно и что так будет с каждым, кто захочет нарушить закон или усомниться в правительстве», — а я слушал и все больше отказывался вставать напротив объектива камеры, считая, что это не правильно, что лучше промолчать, но понимая, что это тот самый случай, когда я совершенно не прав и надо выслушать тех, кто по прежнему рядом и продолжает помогать и подталкивать вперед, даже несмотря на все совершенные мной преступления, я вышел и начал говорить.       Восемнадцатого марта меня заставили выступить с заранее подготовленной речью. Я читал с листа. Чувствовал то, насколько мне не нравится продолжать быть в выбранной роли, но продолжал читать, разводя руками, ударяя кулаком по кафедре, ругаясь и сохраняя на своем лице облик диктатора. Я читал и понимал, что почва для Эрта подготовлена, причем в полной мере и что теперь мне остается только дождаться удачного момента и уступить ему место, наконец сбросив вместе с собой невероятное количество людской ненависти прямиком в бездну.        «… в связи с победой в войне против всех повстанцев, объявляю праздничный день! Тогда я самостоятельно выйду на главную площадь, чтобы пообщаться с вами. Не скажу, что с каждым, но со многими! А все для того, чтобы вы наконец поняли, что мы слишком давно и долго живем на этой планете, чтобы быть разделенными друг меж другом! Хотя, кому какая разница! Теперь вы видите, что у вас просто нет другого шанса, что любое инакомыслие будет раздавлено, размазано, уничтожено. Кстати, мою прогулку по главной площади мира будут демонстрировать все каналы и станции, также Глобал, Синтети и Простыня. Я хочу, чтобы все видели величие устремления к идее! Что воплотить можно все что угодно при достаточном желании и что теперь наступает новая эра, в которой вам, человеческие создания типа «человек разумный», придется работать гораздо больше, чем когда бы то ни было раньше! А все потому, что мы обязаны покорить новые горизонты! И пусть вам это не понравится! Спрашивать никто не станет. Либо впахивать, либо — добро пожаловать в кремационную печь, на процедуру небольшого, но очень качественного, можно сказать перманентного, загара!»