12 лет спустя

– Даже не знаю, с чего начать, – Марк отпивает из чашки свой полуночный кофе и растерянно смотрит на Джексона, ища помощи. – Может с того, что Джебом захерячился в розовый? – Джексон даже улыбается, когда Джинен от удивления чуть не опрокидывает свою чашку. – В розовый? – Джинен знал, что лидер склонен к импульсивным поступкам, особенно, если он не в себе. Но розовый? С его-то длинными волосами сейчас? – Знаешь что, Марк-хён, начни-ка с начала. – С начала… Я понятия не имею, с чего это началось, – Марк заглядывает в глаза Джинену, – Но ладно, давай по-порядку. Я поехал сегодня в компанию для записи своих партий. И вот, когда мы сделали небольшой перерыв, то продюсер-ним не обратил внимания, видимо, что не отключил звук у меня. Они с помощником переговаривались об альбоме и… В общем, обсуждали, что Джебом принес не одну песню для этого камбэка. И у него был трек даже на заглавку, но JYP не стал толком слушать. Он прокрутил все песни по паре секунд и чуть ли не рандомно выбрал только одну. – Это уже слишком… – Джинену больно просто представить, что чувствовал Джебом в тот момент. – Согласен, – кивнул Марк, а за ним и Джексон. Оба выглядели предельно серьезно и встревоженно, – Ну и вот. Я вспомнил, как в последнее время Джебом выглядит и ведет себя… Наверняка же, это повлияло на него. Ну и решил съездить к нему, поддержать, что ли. Он в студии был. Джинен, знаешь, такое ощущение, что он там живёт сейчас. Короче, сначала я, мягко говоря, охуел, когда увидел его волосы. Он, оказывается, как раз вот незадолго до моего прихода покрасился. Он реально тупо розового цвета, прикинь? – С каждым словом Марка сердце Джинена сокращалось все сильнее и быстрее, – Я, в общем, высказал свое удивление, а он сказал, что типа захотелось красок… Потом я попытался поговорить насчёт песен, но он не дал. Сказал, что все в порядке, это привычный процесс и не о чем волноваться. Мол, я зря потратил время и у него все хорошо. Я пробовал вывести его на разговор – бесполезно. Сам знаешь, он никогда не доверит свое вот это кому-нибудь, – Джинен согласно машет головой, поскольку – да, знает, и это его всегда ужасно расстраивало и беспокоило, – В результате никакого диалога не вышло. Он намекнул, что уже поздно и мне пора. Ничего не оставалось, как уйти… – Это все? – Хотя Джинен понимал, что в комплексе с тем, что произошло вчера, этого и так достаточно, чтобы начинать бить реальную тревогу. – Не совсем. Я кое-что заметил, но не очень уверен… – Марк опять смотрит на Джексона, ища поддержки. Ван ободряюще сжимает руку старшего, чтобы тот продолжал, – У него на столе там всегда беспорядок, ну ты знаешь… И то, что там стоит бутылка с виски – особо не удивляет, – Джинен опять кивает, – Но за бутылкой… Там стоял пузырек с таблетками. Я мельком скользнул взглядом, и только когда уже вышел, вспомнил, что уже видел подобные. Моему другу выписывали такие же, когда он чуть не покончил с собой. Это очень тяжёлые антидепрессанты. – Что?! – Джинена начинает мелко трясти. Он вскочил, но тут же рухнул обратно. Перед глазами пронеслось миллион картинок с одинаково ужасными финалами: Джебом в луже крови в ванной; Джебом срывается с крыши; Джебом бросается под поезд; Джебом… Мертвый Джебом. И все это в лучших традициях кинематографа – с закатившимися глазами, ярко красной кровью, чужими воплями… Джинена пронзило такой болью, что пришлось схватиться за стол и часто-часто дышать – окружающая действительность распадалась на расплывчатые силуэты. – Джинен-а, эй, тише, – Марк подскочил к младшему и обнял, похлопывая успокаивающе по спине, – Он бы никогда… У него родители и мы. Слышишь? – Марк сжимает плечи, стараясь донести вполне логичные доводы. Джинен только вздрагивает, продолжая задыхаться, – Черт, Джинен! Я не хотел тебя так расстроить. Серьезно, сам подумай, ну? Мы бы знали. ТЫ бы знал! Дыши глубже, все хорошо. Мало ли, зачем ему. Может они вообще давно там стоят. Может это даже не его? Давай, тише, это ни о чем не говорит. Джинен медленно возвращается к реальности. Постепенно выравнивает дыхание и старается выкинуть нахлынувшие образы из головы. Резко накатывает тошнота. Джинен срывается в ванную и буквально выплевывает из себя весь охвативший его ужас. – Порядок? – Джексон обеспокоенно треплет Джинена по плечу, когда тот возвращается на кухню. – Да, нормально. Извините, накатило что-то, – Джинен опускает глаза в пол. Он не хочет, чтобы ребята переживали ещё и из-за него. – Может не стоило тебе рассказывать… – Марк, скорее, просто думает вслух. – Стоило. Боюсь, он даже мне не расскажет всего, но от меня он так просто не избавится, по крайней мере, – Джинен, наконец, приводит мысли в порядок. – Уверен? Он же чертовски упрямый, – Джексон прав, но вот только он не все знает. Все они. – Уверен. Он мне должен. – В смысле? – Да неважно. Так, ладно, я поехал. – Стоп, куда? – Марк придерживает младшего за локоть, – Час ночи, куда ты собрался? Оставайся на ночь здесь. – Я поеду к нему. – Не знаю, что он тебе там должен, но сомневаюсь, что тебя ждет радушный прием в такое время, – Джексон скептически выгибает бровь, – Не глупи, оставайся. Завтра с ним поговоришь. – Нет. Я… – Джинен не знает, как объяснить им, что сейчас он должен быть там. Должен не Джебому или ребятам, а себе, – Все будет путем. Не переживайте, окей? – Себе это скажи, – хмыкает Ван. – Если ты считаешь, что так лучше, то езжай, – Марк протягивает Джинену руку для прощания, – Но пожалуйста, не накручивай себя, хорошо? – Да, – Джинен кивает, прощается с ребятами, благодаря их и всех известных богов за то, что они есть друг у друга, и покидает чужую квартиру.

*****

Час ночи, а этот чертов город сияет, как новый Рай. Джебом глотает обезболивающее, чтобы хоть немного угомонить гупающую в уши головную боль и радуется, что студия находится в полуподвале, куда практически не проникает свет миллиона вывесок и городской иллюминации. Его только расстраивает, что он не в состоянии держать свои проблемы при себе. То, что Марк пришел к нему – плохой знак. Это значит, что он настолько слаб, что это видят все. Это значит, что все попытки быть достойным лидером и не выставлять свою уязвимость на всеобщее обозрение – полностью провалены. Это значит то, что он и так всегда знал – не он должен быть тем человеком, который ведёт их к успеху. Господи, да он даже себя никуда привести не может. Он не ведет их за собой, а только тянет вниз, вместе со своими превращающимися в песок амбициями. Ему уже давно нечего им предложить – каждый из шестерых вкладывается куда больше и заслуживает куда лучшего человека во главе. Если раньше он мог хотя бы поделиться опытом и музыкой, то что он может дать сейчас? Ни один из шестерых никогда не признает, что Джебом прав. И это так глупо, их вера в него… Так глупо, что даже смешно. Разве они не замечают, что всё движется само по себе? Что тот же Джинен, куда лучше справляется с задачами лидера, когда Джебом давно нет. Что его музыка, его стихи – не подходят? Не для них. Они годятся разве что для кучки таких же несостоявшихся композиторов, как он сам. Что у него давно не хватает сил защищать их так, как они того заслуживают. Ему только жаль, что он заставляет их волноваться. Ведь переживать совсем не о чем. Действительно не о чем, ведь он способен хотя бы принять свою несостоятельность. И его сил хватит хотя бы на то, чтобы тащить это самостоятельно, а не перекладывать ответственность на тех, кто каждый день из кожи вон лезет, чтобы добраться до следующей ступеньки. Он не хочет сбить их с ног. Не хочет, чтобы они покатились вместе с ним ко дну этой длиннющей лестницы, которую так долго выстраивали. Джебом делает ещё один глоток воды и вздрагивает от неожиданности, когда телефон вдруг разрывается входящим звонком. Он косится на экран – "Джинен-и". Человек, которого он подвел больше всех. Человек, у которого Джебом слишком много забрал и так мало дал. Только поэтому он тянется за телефоном и принимает вызов. – Ты время видел? – Джебом хоть и херовый актер, но все еще способен держать себя в руках. – Видел, – голос младшего бодрый и настолько привычный, что внутри Джебома что-то сжимается и растекается по венам теплыми волнами, – Ты же в студии? – А что? – Просто ответить, а? – Да, в студии. – Окей, я буду минут через двадцать. – Что? Зачем? – Джебом не успевает обматерить младшего, поскольку тот просто сбросил. Джебом набирает повторно, ведь что Джинену тут делать? Но ему холодным потрескиванием отвечает "Абонент недоступен или находится вне зоны…" – Джебом сбрасывает и злится. Какого черта происходит сегодня? Что за паломничество? Тем более Джинен. После вчерашнего… Джебом гонит от себя эти мысли, поскольку все стадии самоуничтожения по этому поводу он уже прошел с утра. Здесь так же, как и с остальным дерьмом в его жизни – он может только добавить это в список того, что он испортил. Поставить галочку и запить стаканом виски. Сил достаточно, чтобы попытаться оградить Джинена от себя, но, чтобы хоть что-то исправить – уже нет. Может позже. Когда не будет этой постоянной усталости и отвращения к самому себе. Он просто быстренько выпроводит его. Хуже, чем есть, все равно уже сложно сделать. Джинену это только на пользу пойдет, пусть он этого и не понимает. Ровно через двадцать минут он слышит стук в дверь. Джинен выглядит абсолютно невозмутимо, разве что глаза немного обеспокоенно обводят всю фигуру старшего, задерживаясь на волосах. – Действительно розовый, – младший даже хихикает, прикрывая рот ладонью, – Ну ты даёшь, хён. Джебом растерян. Это самое странное, что происходило с ним за последнее время. Этот Джинен, который стоит перед ним сейчас и давится в смехе – этот Джинен слишком похож на его Джинена. Того, который всегда вот так ему улыбался – без спрятанной боли, без горечи, без злости. Похож на того Джинена, которого Джебом не успел в своем стремительном падении прихватить за шкирку с собой. Младший, продолжая посмеиваться, тянет руку, чтобы потрепать шевелюру Джебома, что сейчас ему напоминала воздушный зефир. Или сахарную вату из парка развлечений, которую ему всегда покупала мама. – Нет, ну надо же, – Джинен все не может успокоиться, поскольку потерянное выражения лица напротив, обрамленное этими розово-желто-нежными прядями действительно веселили, – Я сейчас даже рад, что ты немножечко долбоеб, когда решаешь что-то вот такое учудить, – и разрывается громким хохотом, когда старший всем своим видом показывает несогласие с таким определением. – Эй! Какого черта? И вообще, что ты здесь забыл? – Джебом, скорее, просто делает вид, что зол. На самом деле он все еще растерян. Ощущение, будто он провалился в какую-то временную дыру. Джинен деловито отодвигает старшего, проходит внутрь студии и осматривается. На столе, как и говорил Марк, какой-то хаос, как, собственно, и во всем помещении: повсюду разбросаны вещи, обувь, вперемешку с книгами, полотенце, наушники… Все это было нетипично для перфекциониста Джебома, но младший не подает вида, что его хоть что-то из этого напрягает. Он подходит к столу, внимательно рассматривая все предметы. Джебом маячит сзади и хочет что-то сказать, но замечает, как младший тянется за пузырьком с его таблетками. Джебом цепенеет. Он уже представляет очередной упрек и разочарование в глазах младшего. И даже не находит в себе слов, чтобы объясниться. Правда Джинену не понравится, как и любая более или менее подходящая отговорка. Даже не так: из-за правды Джинен, скорее всего, просто уйдет, навсегда захлопнув между ними дверь. Он бы понял, если старший пошел к врачу и получил рецепт. Но Джебом просто взял их у своего хёна, надеясь, что они помогут держаться на плаву, пока его не отпустит. Джебом лихорадочно соображает, что же ему сказать, ведь Джинен раскусит, если ложь будет слишком далека от истины. Но говорить, неожиданно, ничего не приходится. Джинен берет пузырек, бутылку рядом стоящего виски и идет в туалет. Джебом просто тенью следует за ним. Младший выкидывает содержимое обеих емкостей в унитаз и сливает. Также молча возвращается обратно в комнату и застывает посередине. Он смотрит вокруг, потом на часы и, наконец, обращает внимание на ничего не понимающего старшего. – Сейчас почти два. В компанию нам завтра к одиннадцати, да? Джебом тупо кивает. Все это было похоже на какой-то немного бредовый сон. Проскользнула даже мысль, что он выпил лишнего или сдуру запил антидепрессанты алкоголем и теперь его просто плющит. Но нет, он точно знает, что ничего подобного не делал. – Отлично, тогда поехали, – Джебом замер и, похоже, даже не моргает, – Эй, отомри, – Джинен слегка улыбается и щелкает пальцами перед его глазами. – Куда? – выдавливает старший, пытаясь хоть немного понять, что вообще происходит, – Джинен, что… Почему ты… – Почему я что? – он подходит ближе и заглядывает оторопевшему Джебому в глаза, продолжая хитро улыбаться, – Соберись, хён. Домой поехали. – К кому домой? – Джебом все еще не понимает. – Да к тебе. Спать. Тебе определенно нужно выспаться в нормальных условиях, не считаешь? – старший продолжает бессмысленно хлопать ресницами, чем вызывает у Джинена очередной приступ веселья, – Боже, Джебома-а! Ну что ты уставился на меня? Давай, бери вещи и пошли. Такси ждёт снаружи, надо бы поторопиться. Джебом так и не отмирает. Младший всовывает ему в руки рюкзак, заставляет обуться, сам зашнуровывает ему кроссовки, а затем просто выпихивает из студии, подталкивая в направлении парковки, где действительно ждет такси. В квартиру Джебома они попадают все еще по той же схеме: Джебом по инерции двигается, подталкиваемый Джиненом в спину. Когда оба разулись и бросили свои вещи в прихожей, то Джебом опять просто замирает, пытаясь осознать происходящее. – Иди в душ, – прилетает в затылок от Джинена. Джебом разворачивается и впервые за сегодня смотрит младшему прямо в глаза. Он пытается найти там хотя бы один ответ, но кроме мягкой улыбки, как будто освещающей все лицо, ничего не видит, – Аллё, хён! – младший переходит на тон выше, поскольку его явно не слушают. – Что? – Джебом также бездвижно стоит посреди собственной гостиной. – В душ, говорю, иди, – Джинен подходит, дает легонький подзатыльник и разворачивает старшего в сторону спальни, – Возьми во что переодеться и топай в душ, хорошо? – Ладно, – Джебом кивает, скорее, самому себе и идет, куда послали. Сейчас он и правда сходит в душ и наверняка все прояснится. Может его действительно галлюцинирует? Он мотает головой и отбрасывает вообще все размышления. Его мозг не способен понять происходящего, нужно освежиться. Пока Джебом принимает ванную, Джинен заваривает чай и усаживается на диван. Вторая чужая гостиная за один вечер, а ощущение будто прошли месяцы. Все, что его мучило последние полгода просто испарилось. Или стало таким незначительным, что он даже не может толком вспомнить, о чем именно думал буквально несколько часов назад. Сейчас важен был только его лучший друг. Его лидер. Его человек, без которого жизнь Джинена была бы абсолютно другой. Джинен нужен ему сейчас, даже если старший этого не принимает. Джинен понимает, что его теперешнее состояние хуже, чем все депрессии вместе взятые за последние 11 лет. Он знает, что если Джебом даже не намекает на свои проблемы – все действительно плохо. Человек склонен топить в показном безразличии и спокойствии только самую невыносимую боль. И все ужасные и не очень ошибки, которые старший успел совершить – это только от собственной беспомощности. Джебом сам загоняет себя в глухой угол, из которого нет выхода, потому что уверен, что он не достоин. И если Джинен насильно не схватит его за руку и не вытащит из этого, то все покатится к чертовой матери. Сбудется самый жуткий Джиненов кошмар – огонь потухнет не только в глазах Джебома, но и в для Джинена, для всех них – тоже. Джебом выходит из ванной комнаты и перехватывает взгляд обернувшегося Джинена. Старший неуверенно чешет затылок и заставляет себя усесться рядом с младшим. – Ну? – Джебом испытывающе смотрит, ожидая ответов. Хоть каких-то. – Что "ну"? – Джинен, давай не будем? Просто объяснись. Согласись, что твое поведение не самое нормальное. – Это мое-то? – Джинен выгибает бровь и опять приподнимает кончики губ в своей умиротворенно-заразительной улыбке, – Ладно, – младший вздыхает и отставляет чашку, удобнее устраиваясь напротив Джебома, – Я буду тебя лечить. – Извини? – Джебом готов расхохотаться от такого заявления, – Я вроде как здоров, – Джебом подгибает под себя ноги, отражая позу младшего. – Ой ли? Ты может так и думаешь, а я – нет. Ты можешь не принимать этого, не соглашаться, пытаться выставить меня вон, но все это не сработает. Я останусь здесь сегодня. И приду завтра. И буду приходить каждый день, пока не пойму, что ты в порядке. – Но я в порядке, Джинен! – старший протестующие машет рукой, – Я не знаю, что ты там себе напридумывал, но все правда нормально, – Джебому кажется, что мир вокруг просто схлопывается. Он ведь так хотел оградить их всех, особенно Джинена, и что в результате? Не смог даже этого ему дать. – Прекрати винить себя за мои решения, – тихо произносит Джинен, угадывая чужие мысли по изменениям в глазах и морщинкам у губ. Джинен неожиданно подается вперед и заключает старшего в объятия. Джебом шокировано застывает. – Я не прошу твоего согласия – ты его не дашь, но тогда давай считать, что ты просто искупаешь вину? – Джинен прижимается ближе и поглаживает старшего по плечу, – Ты знал, что для счастья человеку нужно обниматься хотя бы семь секунд в день? Джебом даже не удивляется резкой смене темы – вполне в духе Джинена. Но эти объятия совсем не прибавляют ему счастья. Наоборот – воздух начинает сгущаться, что-то давит на грудь и щипает в глазах. Он пытается отстраниться и отвернуться. Младший ослабляет хватку, но не отпускает. Он убирает влажные волосы с лица Джебома и ловит слезу, которую старший не удержал в себе. Джебом дергается. Ему хочется сбежать. Ему стыдно. Но Джинен все также крепко держит, давая понять, что не отпустит. Не сейчас. – Поговорим? – Джинен не требует, а скорее просит разрешения. Джебом мотает головой и отводит взгляд, – Может, завтра? – Может, – сипло и едва различимым шепотом отвечает Джебом, изучая рисунок на чужом свитере. – Хорошо. Тогда давай идти спать. Тебе нужно хоть немного выспаться. – Джинен… Я… – Джебом теряется в тепле чужого взгляда, а кислорода вдруг становится совсем недостаточно, отчего дыхание перехватывает колючей проволокой вокруг горла. – Не надо, – Джинен снова мягко улыбается и треплет старшего по плечу, – Завтра будет лучше, чем сегодня. Тебе действительно стоит поспать, согласен? – А ты? – Я постелю себе здесь, не впервой. Все окей. Джинен встает, потягивается и относит свою чашку на кухню. Джебом тем временем стелит ему на диване и впервые за последнее время не чувствует, как его придавливает к полу собственное ничтожество. Когда старший отправился в спальню, Джинен лег и стал ждать, пока тот уснет. Он копался в телефоне, рассматривая их старые групповые фотки, вспоминая все приятные моменты, что связаны с тем или иным кадром. Через полчаса он встает и тихонько прокрадывается в комнату Джебома. Старший спал. Джинен подоткнул одеяло и присел на корточки, вглядываясь в такие знакомые до каждой мелочи черты. – Все будет хорошо, – шепчет Джинен и неожиданно позволяет себе маленькую слабость – убирает упавшую розовую прядку и прижимает свои губы к слегка покусанным губам старшего. Он слишком быстро покидает комнату, поэтому не видит, как Джебом широко раскрыл глаза и глубоко втянул воздух, стараясь не издать ни звука.