***
Меня тряханули резко, словно вырывая из лап очередного кошмара. Я заскулил, рука невольно сжала голову, вторую руку прожгла боль, и я не стал напрягать; влажные глаза горели огнем. В горле першило от каждого вздоха, а само дыхание потеряло ритм. Казалось, даже сердце бешено отбивала легкие изнутри, как у загнанной в угол жертвы. Из-за звона в ушах не сразу понял, что меня зовут. Я осторожно, с пугливым взглядом, посмотрел на человека. Это был Тодороки — красная сторона с шрамом на глазу, другая — чистая и белая. Я его везде узнаю, даже в таком состоянии, но я не ожидал увидеть его сейчас рядом. Рядом? Где? Глаза быстро пробежались по окружению: школьная палата в мед кабинете, я уверен. Помню это место из аниме, ведь Мидория частенько заходил сюда с очередным переломом. Все было белым: кровать, подушки, одеяло, стены, занавеска, тумбочки, столы, халат Исцеляющей девочки, которая сидела за столом, отвернувшись от парней. А вот за окном уже темнело, вот-вот и будет закат. Затем я перевел извиняющийся взгляд на Тодороки, который терпеливо ждал, пока я приду в себя. — Ты в порядке, Мидория? — тут же спросил он. — Д-да… спасибо. Я виновато опустил голову и попытался унять дрожь в теле. Мне было чертовски стыдно перед ним и перед Исцеляющей девочкой, ведь я попал сюда из-за своей глупости, так еще и из-за кошмара повел себя более, чем странно. Как сумасшедший психопат! Надеюсь, хотя бы во сне не плакал и не кричал… — Как рука? — Тодороки, хоть и выглядел спокойно, но некая нотка злости в нем присутствовала. Словно он жалел, что не смог ничего сделать, чтобы предотвратить мое ранение. — А? Рука? Вся перебинтованная до плеча, она выглядела довольно ужасно. Плюс, каждое движение отдавалось болью, будь то даже легкое шевеление кончиком пальца. Одно радовало — это точно не перелом. Если бы был перелом, то все обстояло гораздо хуже. Тодороки в ответ слегка кивнул. Я ответил легкой улыбкой: — Да все в порядке, — как-то уклончиво ответил я, — а ты… м-м-м… что тут делаешь? — Иида с Ураракой на тренировке, и я вызвался посторожить тебя. Посторожить? Такой красавчик по собственной воле пришел сторожить меня, словно принцессу. Да это же праздник, грех жаловаться! Я даже немного улыбнулся от таких мыслей. А потом под пристальным взглядом покраснел. Ну… а потом я почувствовал себя полнейшим идиотом, ведь веду себя как сопливый школьник-девственник. А что «как»? Я и есть он! Повисло неловкое молчание, в сопровождении которого я смотрел на одеяло. Было неловко. И вот тогда, когда я уже собрался сказать что-нибудь, даже рот открыл, Исцеляющая девочка не спеша подошла к койке и тихонечко запричитала: — Давно ты сюда не попадал, а как только попал — то сразу с растяжением. Я, по-моему, уже говорила тебе быть аккуратнее? — она опустошенно вздохнула и покачала головой, — ничему тебя жизнь не учит. Еще и твой дружок чуть дверь не выбил. Сам тебя покалечил, а потом еще к тебе рвется. Погодите… Бакуго пытался сюда попасть? Какого?.. — А…? — мне не дали договорить. — Я не позволила ему пройти. Пусть сначала научиться держать себя под контролем. По телу пробежался заряд. Теперь стало понятно, почему Иида, Урарака и Тодороки тут меня сторожат… Что же хотел сделать Кацуки? Добить? Снова по… Нет! Может мне просто показалось, и он меня не целовал? Да… просто помутнение рассудка из-за недосыпа и стресса. Боже мой, а если… зачем он черт возьми тогда это сделал? Это вообще каноничный мир? Боже, остановите эту планету, я хочу свалить отсюда к хренам! А… если все-таки это был поцелуй, значит Всемогущий и все одноклассники Мидории видели это? Прям во всех ракурсах, и, стоит мне выйти за пределы кабинета, как мне тут же будут тыкать в лицо этими горячими снимками, а сам Бакуго пойдет убивать меня за ближайший поворот? Твою, собственно, мать! Я не хочу выходить из этой палаты. Здесь безопасно, и есть защитник в лице Шоточки…***
Как бы я ни противился, как бы ни хватался за кровать с истеричными криками, меня все-равно заставили покинуть палату, потом академию и чуть ли не за ручку отвели домой к Мидории. Там у мамы случилась истерика, ведь ее сын вновь получил ранения. У меня сердце кровью обливалось, ведь она так переживала из-за меня. А что смог сделать я? Лишь успокаивал ее, говоря, что «завтра уже заживет». Она лишь сильнее начинала плакать. Затем я пошел в свою новую комнату и аккуратно, чтобы не зацепить все еще перебинтованную руку, лег на живот и уткнулся в подушку. Столько происшествий за один день — это довольно слишком. Мне было как-то отвратительно на душе. В голове крутилось много мыслей, создавая некий вихрь, запутывающий разум все больше и больше. Постепенно, она начинает болеть. Картинки сменяли друг друга невероятно быстро: от неизвестных эпизодов — видимо, картинки из забытых кошмаров — до жарких касаний чужих губ вперемешку с болью. Я слегка покраснел и зажмурился. Думаю, мне не показалось, и Бакуго поцеловал меня. И, раз уж никто так ничего по этому поводу не сказал, значит либо промолчали, либо попросту не поняли, что это было. Какая радость-то, блять! Одной проблемой меньше. Подожди… нужно успокоиться. Давай, Тайна, отвлекись… По телу вновь пробегает легкая дрожь. Аккуратно переворачиваюсь на спину и прикрываю глаза здоровой рукой, и, чтобы успокоиться, снова размышляю. Темнота. Она столь ненавистная, страшная, неизведанная, но, вместе с тем, и чарующая своей неизвестностью. Она, подобно даме в маске на торжественном балу — очаровывает с первого взгляда своими сокровенными тайнами, сладкими и успокаивающими речами. Только вот, это — ложь. Ведь неизвестно, что темнота таит в своих недрах. Никто не подтвердит ее безопасность, никто не опровергнет. Замкнутый круг. Многие люди уже перестали ценить такие потрясающие явления, как ветер и дождь. Они потеряли способность чувствовать умиротворение от столь успокаивающих капель, падающих с неба, подобно слезам, и ласковым прикосновениям ветра. Они такие недооцененные, одинокие, но все же старающиеся доказать свою принадлежность к чему-то прекрасному. Я люблю дождь и ветер. Люблю, когда воздушные порывы, играючи, пытаются забраться под нагретую одежду, когда холодные капли беспомощно падают на лицо, стараясь потушить мой внутренний черный огонь. Это потрясающие, неописуемые чувства… Тяжело быть не в своем теле, ведь чувствуешь себя лишним под этими толстыми покроями мяса и кожи… Так, меня занесло немного не туда. Нужно остановиться. И срочно. Убираю руку и поднимаюсь. Спать ложиться еще рано, да и не хочется как-то. Помню, в прошлой жизни я отвлекался от всех неприятностей с помощью уборки. Конечно, с одной рукой будет неудобно, но хоть что-то. Хотя бы мусор с пола убрать да пыль со стола вытереть смогу. Именно так я и поступаю: осторожно встаю с кровати, беру урну из-под стола и ставлю рядом с собой. — Я, конечно, не знал, но кто бы мог подумать, что Мидория такой грязнуля? — бурчу я недовольно, собирая смятые листки с пола и кидая их в урну. Их было очень много и все они были разбросаны по полу, словно Мидория слишком торопился и каждая допущенная ошибка была для него чем-то ужасным. Чего он такого там писал? А, ведь серьезно: «что он писал?». Я взял один листок и с любопытством развернул его. Конечно, было трудно, но я справился. Первая строчка уже взбудоражила мою кровь, и она тут же прилила к лицу:«Дорогой Каччан…»
Дорогой? Что происходит? Так или иначе, но я продолжил чтение:«Дорогой Каччан, я знаю, как ты относишься ко мне и прекрасно осознаю тот факт, что ты, возможно, даже не будешь читать это письмо, а сразу взорвешь его, но я хочу сказать: спасибо. Ты для меня всю жизнь был идеалом, к которому я стремился, я восхищался тобой, иногда даже больше, чем Всемогущим. Я всегда считал тебя своим другом, не смотря ни на что. Может, ты и ненавидишь меня, но знай, что я…»
И письмо оборвалось. Больше ни строчки. Я просмотрел остальные письма и именно на этом злосчастном «Каччан, я» постоянно обрывается, словно Мидория никак не мог докончить свои мысли. Чего он такого хотел сказать, но боялся? «Я люблю тебя»? «Я хочу тебя?»? «Я забрал твои футболки, прости, они мне самому нравятся?». Боже, вопросов становится только больше! Голова вновь потяжелела в несколько раз, уже готовясь обрушить на меня с несколько часов головной боли. Ну я ж не дурак, я решил выпить снотворного и лечь спать. Не хотелось больше думать ни о чем. Конечно, утром я буду проклинать себя за это, но это будет утром, а вернуться в прошлое и плюнуть себе в морду я не смогу. К счастью.***
На следующий день, с новыми мешками под глазами, я пошел в академию. Утром мне безумно хотелось остаться дома, наедине со своими мыслями и болью в руке, которую я случайно зацепил, но именно она и заставила меня идти. Как-никак, мучатся с ней весь день не очень хотелось, а Исцеляющая девочка вмиг должна ее вылечить. Прямо на пороге школы меня и встретили мои новообретенные друзья в лице Урараки и Ииды, которые были уж очень взволнованные и злые на одного говнюка с красными глазами. Они все причитали о том, что нельзя было так меня избивать, что я аж в обморок упал. Я согласно кивал и старался вообще никуда не смотреть, чтобы случайно не встретиться с кем-нибудь взглядом. Очень уж мне было не по себе, ведь каждый мог увидеть наш поцелуй. К счастью, данную тему ни Урарака, ни Иида не поднимали. Исцеляющая девочка одарила меня своим поцелуем. Конечно, боль потихоньку пропадала, рука уже потихоньку могла двигаться, но появилась непреодолимая усталость. Хотелось завалиться спать прямо там, на том же стуле, но я воздержался и с благодарностью удалился из кабинета. Далее, мы все втроем прошли в наш класс. Все были на своих местах, даже уже взбешенный Бакуго. Не успел он и увидеть меня на пороге, как прямо за нами в класс зашел Айзава. Я никогда еще не был так благодарен судьбе за то, что в класс зашел учитель. Мы молча уселись на места и я отвернулся к окну. Лишь бы не смотреть на спину Кацуки, иначе я умру от стыда прямо там. Или он меня убьет. Не знаю, что скорее меня добьет: мои шаткие нервы или взрыв на всю академию. Наверно, взрыв, ведь Бакуго же успел разозлиться. Может, ему кто-то напомнил про поцелуй? Кто? Кто стоял с ним рядом в этот момент?.. Вроде, Киришима. Разве этот милый ангелок пойдет на такое? Боже, он же на моей стороне, вроде, поэтому не должен организовывать мне смертную казнь через сжигание. Погодите, почему именно мою смертную казнь? Разве я виноват, что он на меня неожиданно напал, наорал, повредил плечо, а потом и поцеловал на глазах у всех? Это я тут жертва… Значит, я не должен боятся! Да! Буду ходить с высоко поднятой головой и, желательно, за спиной у Шоточки. Урарака и Иида тоже сойдут, но с Тодороки спокойней… — Да завали ты свою варежку, задрот! — прокричал Бакуго и обернулся ко мне, — Твое бормотание слышно на всю гребанную школу! Кацуки был снова слишком близко. Я невольно взглянул на его пересохшие губы, что были искривлены в кровожадной улыбке. Захотелось бежать так быстро, насколько это вообще возможно. Или хотя бы прикоснуться к этим губам хотя бы кончиками пальцев. Хотя бы на маленькое мгновение, чтобы понять, такие же они мягкие, как и вчера или стали тверже. Нет! Это не мои чувства! — П-прекрати… — голос предательски дрогнул, в ритм с телом. — Что ты только что сказал?! — он придвинулся еще ближе. Почему никто не вмешивается? Где Айзава-сенсей? — Оставь меня в покое! Тут послышался властный голос Айзавы, что говорил нам обоим прекратить. Класс отмер, словно по щелчку пальцев, Бакуго с легким ворчанием отвернулся от меня. Тут же кровь прилила к лицу, на глазах навернулись легкие слезы, и я зарылся в рукав. Мне хотелось провалиться сквозь землю от, разъедающей меня изнутри, безысходности. Моя беспомощность, бездействие со стороны и эти странные чувства только ухудшали ситуацию. С каких это пор я бормочу, сам того не понимая? С каких пор все одноклассники Мидории бездействуют, когда Бакуго начинает бушевать? Почему даже Айзава-сенсей просто сидел и ждал?.. Такое чувство, будто я попал в фанфик какой-то нелогичной двенадцати-летней девочки, а не в само аниме… Это хотя бы объяснило некоторые не состыковки в каноне…