Простая арифметика

Эрвин не знал, как себя вести. Он мог думать только о том, что у Леви очень красивый профиль, особенно губы и — почему-то — уши. Будь это их первая встреча, Эрвин бы предложил выпить, потом они бы пошли танцевать… Какое-то время они молча пили, и Эрвин все косился на тонкий профиль, на уголок губ и темные ресницы. — Прекрати на меня пялиться, — сказал вдруг Леви. — Если тебе что-то не нравится, можешь настучать директору. — Я… — Эрвин растерялся ещё больше. — Я не поэтому… — Твоя жена знает, где ты субботний вечер проводишь? Леви повернулся и посмотрел ему прямо в глаза. — У меня нет жены, — сказал Эрвин. — Я вдовец. — Прости, я не знал, — пробормотал Леви. — Сочувствую. — Джону было полгода, когда она умерла, так что я уже оправился от потери, думаю. — Эрвин улыбнулся. — Я тут первый раз, — добавил он. Дальше разговор потек более или менее нормально. Леви порассуждал о качестве местного пива; они обменялись дежурными вопросами, которыми обмениваются все при первом знакомстве. Леви был родом из маленького городка на другом конце страны, а сюда приехал в поисках лучшей жизни. — Нашел? — спросил Эрвин. — Нормально, — пожал плечами Леви. Эрвин хотел угостить его пивом, но Леви отказался. Он сказал, что хочет поужинать и что тут делают неплохие бургеры, и они переместились за стол. Леви умял бургер размером с половину его головы, и Эрвин подивился, как в этом маленьком теле столько умещается. Народу в баре прибавилось, стало шумно. Фредди Меркьюри из динамиков сообщал, что хочет найти кого-нибудь для любви. Эрвин решился и вытащил Леви на танцпол. Двигался Леви легко, хотя танцевать явно не умел и не любил. Эрвин поймал его руку и на мгновение притянул к себе, обняв за пояс. Леви поднял голову и посмотрел ему в глаза. Эрвин почувствовал, как внутри что-то оборвалось, а сердце застучало, как бешеное. Он всегда думал, что «красивые глаза» — это литературное клише. Глаза у всех примерно одинаковые, о чем вы, господа писатели; но теперь на него смотрели тёмно-серые глаза, и он думал, что ничего красивее в жизни не видел. — Мне хочется тебя поцеловать, — шепнул Эрвин Леви на ухо. Не дожидаясь ответа, осторожно взял его лицо в ладони и поцеловал в приоткрытый рот. Леви не сразу отозвался на поцелуй. Эрвин прижал его к себе ещё сильнее. Рука сама скользнула по пояснице вниз и оказалась на круглой крепкой ягодице, обтянутой джинсовой тканью. — У вас палец сполз, — сказал Леви, убирая его руку. Эрвин хотел извиниться, но увидел, что Леви улыбается, обнажая мелкие идеально-белые, как в рекламе пасты, зубы. Снова поцеловал его. Они вернулись за стол. Эрвин то и дело припадал к раскрасневшимся от поцелуев губам. На них никто не обращал внимания. Эрвин успел заметить, что многие тут ведут себя так же. Рука Леви скользнула по внутренней стороне его бедра в опасной близости от паха, и он чуть не задохнулся. — Хочу тебя, — прошептал Эрвин. — Я заметил, — хмыкнул Леви. Он скользнул губами по шее Эрвина. — Но я должен сразу сказать… — Что?.. В голове у Эрвина промелькнуло несколько вариантов, один хуже другого. — Мы сейчас пойдем ко мне, — выдохнул Леви ему в ухо. — И хорошо проведем время… Ты не остаёшься ночевать, не звонишь мне, а при случайной встрече мы делаем вид, что ничего не было. Если тебе нужны отношения, это не ко мне… И ещё: я сверху. Эрвин только кивнул. Он отключился после слов «пойдем ко мне», так что смысл сказанного дошел до него с опозданием. Леви мог бы сейчас предложить ему совершить государственный переворот или переписать на него все имущество, он бы тоже согласился. Леви жил в том же доме, на последнем этаже. В лифте они целовались. У Леви горели щеки и слегка дрожали руки. Серые глаза лихорадочно блестели. Свет они не зажигали. Леви отлично ориентировался в своем жилище даже в темноте и провел Эрвина в спальню так, что они ничего не снесли по дороге. В спальне Леви зажёг светильник на стене у кровати. — Раздевайся, — коротко бросил он, стянув с себя футболку. Эрвин, путаясь от нетерпения в пуговицах и ремне, стал раздеваться. Ему казалось, он кожей чувствует, как по нему скользит внимательный взгляд. — Что смотришь, трусы тоже снимай. Они вместе приняли душ и вышли оттуда ещё более разгоряченными и потными. Леви спросил, выключить ли свет, Эрвин помотал головой. Он целовал Леви плечи и шею, скользил руками по всему его телу. Леви глухо стонал. Эрвин разглядел татуировку на его плече. Ничего особенного, роза ветров и вокруг нее слова: to strive, to seek, to find, and not to yield. Леви осторожно взял его за затылок и направил голову вниз. — Оближи его… Не… не заглатывай… Просто оближи… Эрвин заскользил языком по его члену, обводя каждую вену и с удовольствием ощущая, как Леви вздрагивает всем телом. — Поцелуй меня… Они долго целовались, тесно прижавшись друг к другу. У Эрвина от нетерпения звенело в ушах. Леви тоже еле сдерживался. Он вывернулся из-под Эрвина, дотянулся до тумбочки у кровати. — На спину и ноги раздвинь, — хриплым голосом сказал он. — Если что-то не так, говори… Эрвин стиснул зубы. С непривычки было больно. Леви замер, давая ему привыкнуть. Эрвин на мгновение притянул его к себе и коротко поцеловал. Леви улыбнулся ему. — Так нормально? — спросил он, осторожно задвигавшись. Эрвин поморщился, но кивнул. Он смотрел на склонившегося над ним Леви. Глаза прикрыты. На скулах горит румянец. Волосы прилипли ко лбу. Рот открыт. От этого зрелища сладко тянуло внизу живота и там, где их тела соприкасались. Эрвин потянулся к своему члену, но Леви не позволил ему. Сам чиркнул пальцем по головке, сжал у основания, провел ладонью по стволу. Эрвин выгнулся, застонал. — Ещё, — выдохнул он. — Леви… Леви наклонился к нему, поймал его губы. Эрвин долго не мог отдышаться. Леви лежал рядом с ним, положив голову ему на плечо. Эрвин рассеянно перебирал его волосы. Было слышно, что у Леви тоже сильно стучит в груди. Эрвин повернулся, обнял его. Хотел поцеловать, но Леви вывернулся. — Тебе пора домой, — сказал он, вылез из кровати и накинул лежавший на стуле халат. — Можешь душ принять, если хочешь. Он вышел на балкон. Закурил. Эрвин хотел выйти к нему, но голым даже ночью показываться не хотелось, и он остановился у двери. Леви повернулся к нему. В длинном халате он казался выше. — Я хочу увидеться снова, — сказал Эрвин без всякой надежды. — Тс. Нет. Я же сразу сказал… Эрвин мотнул головой. — Я знаю. Но я хочу увидеться снова. Так что если передумаешь… Он ушел в ванную. Быстро принял душ. Оделся. На прощание Леви позволил себя поцеловать. В такси и потом, лёжа в своей постели, Эрвин снова и снова проигрывал в голове эту ночь. У Леви была на удивление мягкая и гладкая кожа. Эрвин гадал, каково будет его иметь. Он представлял, как Леви выгибается под ним, стонет, прося ещё сильнее, ещё глубже… Сегодня ночью тоже было хорошо. Нет, надо всё-таки добиться ещё одной встречи. Сегодня было хорошо, очень хорошо, но как-то мало, скомканно. Хотелось ещё. И чтобы кончить вместе, и стонать в унисон. Эрвин тоже не рвался заводить серьезные отношения. За годы одиночества у него случалось несколько романов. С мужчинами, с женщинами… Но ни с кем ему не хотелось оставаться надолго. Когда флер первой влюбленности слетал, оказывалось, что его не понимают, что Джон или мешает, или превращается в объект какой-то нездоровой привязанности. «Ох, я стану твоему мальчику новой мамой!» (Ещё лучше: «новым папой».) Образовывался странный любовный треугольник, где «бедный мальчик» или «скверный мальчишка» превращался в козла отпущения, предмет торга или помеху. Джон в свою очередь к тем увлечениям отца, о которых он узнавал, относился довольно равнодушно. Может, конечно, Эрвину только казалось… Со временем Эрвин решил, что лучше временные интрижки без всяких взаимных обязательств, чем постоянные выяснения отношений (почему-то многие думают, что делают человеку с ребенком величайшее одолжение, если встречаются с ним или с ней, и это ужасно бесило Эрвина, когда Джон был помладше), попыток играть в настоящую семью… Леви отличался от всех. Эрвин ещё не до конца понимал, чем именно, но чувствовал, что этот человек не похож ни на кого из тех, кого он знал до этого. И от этого к нему тянуло ещё сильнее. Эрвин неделю провел в раздумьях, не позвонить ли ему. Телефон Леви у него был: распечатки с телефонами учителей выдали родителям перед тем памятным собранием. Он так и не решился. Несколько раз набирал номер, но не нажимал кнопку вызова. Принимался писать сообщение и стирал. В субботу он снова пришел в бар, но Леви там не появился. Никого столь же привлекательного он там не нашел и вернулся домой рано. Джон смотрел в гостиной телевизор. — Пап! — крикнул он, услышав, что Эрвин открыл дверь. — Я забыл тебе сказать… — Сколько раз повторять: не кричи, а подойди и скажи. Что? — Эрвин сел рядом с ним. — Что ты забыл сказать? — В следующее воскресенье, ну, праздник или типа того. В школе. — Ничего не понял. Ещё раз. — Я говорю, что в школе в следующее воскресенье будет праздник. День рождения школы или что-то такое. Там концерт, ярмарка, ещё чего-то. Я пою, кстати. — Ты же не умеешь? — Так в хоре. Нам разрешили не ходить на физру, если подвоем. — Нам? — Ну, мне и Саше. — Вот сачки… — Пап, кто сейчас так говорит? Тебе же не сто лет, ну. У нас репетиции в это время, ну. — Прости. Есть будешь? — Угу.