Простая арифметика

— Эй! В школу опоздаешь! — Эрвин постучал в дверь. — Джон! Из-за двери донеслось невнятное бормотание. Обычно Джон подрывался раньше отца, быстро собирался и завтракал, пока Эрвин успевал только кофе выпить и осознать происходящее. Он толкнул дверь и вошел в комнату. Сел на кровать рядом с укрытым до макушки сыном. — Эй… Учиться пойдешь? — Да… Сейчас… — из-под одеяла показалась растрепанная голова. — Что-то мне не того… Эрвин потрогал тыльной стороной ладони его лоб и щеки. — Ладно, лежи, — сказал он. — Контрольная… — Без тебя напишут. Он наклонился и поцеловал сына в висок. — Фу, пап! Не целуй меня! Я же не маленький уже! Фу! Эрвин рассмеялся. — Ну да. И прыгать в середине октября в речку — это очень взрослый поступок, конечно. Ладно, дрыхни. Позвоню в школу… Джон пробормотал что-то и зарылся под одеяло. Эрвин вышел, плотно закрыв за собой дверь. Взял телефон и с ужасом понял, что понятия не имеет, кому именно звонить. Распечатку с телефонами он потерял, а в записной книжке был только один номер. Трубку Леви взял не сразу. — Аккерман. — Привет, это я. В трубке чертыхнулись и попросили подождать. Было слышно, как Леви здоровается с кем-то. — Привет. Не звони мне на работу. С ума сошел? — Я по работе и звоню, — хмыкнул Эрвин. — Хотел предупредить, что Джон заболел… — И зачем ты звонишь с этим мне? У него свой классный руководитель есть, это ее головная боль… — Потому что у меня есть только твой номер. Извини. Эрвин не мог его видеть, но отчетливо представил, как Леви закатывает глаза. В трубке послышался тяжелый вздох. — Передам. Черт с тобой. — Ты не в духе? — спросил Эрвин. — Конечно, я не в духе. Мой бойфренд — идиот. Спросил бы у сына хоть, в чьем классе он учится… Эрвин рассмеялся. Ему нравилось слушать ворчание Леви в трубке. По голосу было ясно, что он не злится по-настоящему и не считает Эрвина идиотом. Слово «бойфренд» приятно щекотнуло ухо. — Извини, я всегда в этих делах плавал… — Причем как топор, угу, — хмыкнул Леви. — Слушай, мне пора. Не звони мне в рабочее время. Это странно. Пока. И сбросил звонок, не дожидаясь ответа. Эрвин позвонил на работу и сказал, что поработает дома. Потом позвонил семейному врачу. Вернулся в комнату к сыну и обнаружил, что тот спит мертвым сном и тяжело дышит во сне. Лоб у него был горячий. Эрвин укутал торчавшие из-под одеяла ноги, открыл форточку. Со вчерашнего дня заметно похолодало, и в комнату потянуло прохладой. В обиталище подростка царил хаос. Джон, правда, говорил, что это творческий беспорядок. Ну уж одежду-то на пол можно было бы и не бросать. Эрвин сгреб разбросанные шмотки и запихнул их в шкаф. Покосился на груду учебников, тетрадей и распечаток на столе. Трогать ничего, конечно, не стал. Он уже давно понял, что воевать по поводу стола бесполезно. Эрвин и сам особой аккуратностью не отличался во время работы. И терпеть не мог, когда груды словарей и блокнотов с пометками кто-то двигал или даже дышал в их сторону. Вспомнилась аскетичная и почти идеально чистая квартира Леви, и Эрвин улыбнулся про себя. Над столом висели фотографии: друзья, кумиры. Среди них — портрет Мари. Эту фотографию Эрвин сделал сам. Им было по семнадцать лет. Жизнь казалась такой долгой, такой приятной. О матери Джон никогда не расспрашивал, но фотографию у отца выпросил и повесил над столом. — Пап… Эрвин подошел к нему. Сел на кровать. Положил руку ему на лоб. — Плохо? — Нет… Да… Пить хочу… — Чаю сделать? — Угу… Эрвин ушел на кухню. Телефон запищал, оповещая о новом сообщении. «Как вы там?» — от Леви. «Все живы». — «Не может не радовать». День прошел спокойно. Эрвин успел закончить большой кусок перевода. Джон отсыпался. К вечеру он оклемался и вылез на кухню. Заявил, что голоден, сожрал, почти не жуя, предложенный ужин, и уполз обратно, забрав в кровать ноутбук. Выздоравливает, значит. Эрвин слышал, как Джон с кем-то говорил по телефону: «Да… Нет… Угу… Ага…» Содержательная, наверное, беседа. Эрвин старался не вмешиваться в частную жизнь сына. Учится, домой приходит вовремя, звонит в случае чего (как вчера, когда они с друзьями накупались в реке, замерзли, а домой идти через полгорода не хотелось). Жив, здоров (простуда не считается) — чего еще надо? На следующий день после школы пришла Саша, быстро поздоровалась с Эрвином, и они с Джоном уселись на кухне. Почему не в комнате? Потому что Джон даже больной умудрялся увеличить количество бардака вокруг себя. Саша жевала яблоко и болтала о делах в школе. До Эрвина, сидевшего в гостиной, долетали отдельные слова. Несколько раз он услышал «Хоббит». У всех учителей есть прозвища. Отца Эрвина за глаза звали Бородой, и сам Эрвин в то время охотно подхватил это прозвище. Кто в двенадцать лет задумывается, насколько приятна кличка? Что-то подсказывало, что Леви знает о своем прозвище и не рад ему. Хотя Эрвину нравилось, что Леви такого роста… Тем более что у Леви была привычка смотреть на собеседника так, что у того и в мыслях не было смотреть на него сверху вниз. Гордость и харизма многое дают. К четвергу Джон совсем поправился, но в школу не пошел. Эрвин не стал спорить. В пятницу, в обед, пришло сообщение от Леви: «Свидание не отменяется?» — «Нет». — Куда уходишь? — спросил Джон, когда Эрвин одевался в прихожей. — У меня свидание, — ответил Эрвин, внимательно глядя на него. — Ну, ладно. «Не хочешь спросить, с кем?» — чуть не сорвалось у Эрвина с языка, но он вовремя одумался.  — Буду поздно. Если что, звони. Еда есть. — Ага. Пап… — Что? — Эрвин уже был в дверях. — Следующая неделя — каникулы. — И что? — Ты обещал. И смотрит. Взгляд упрямый, прямой. Эрвин понятия не имел, что именно обещал. — Обещал — сделаю, значит, — сказал он. — Завтра поговорим, ладно? — Ладно. С Днем рождения, кстати. — Спасибо. Пока. Такси попало в пробку. Шел дождь. И что он там успел пообещать Джону? К черту, завтра. Леви уже сидел за столом и всем своим видом показывал, что именно думает о непунктуальности бойфренда. — Прости, — сказал Эрвин, снимая пальто. — Там пробки, я… — Ничего, — отозвался Леви. — Я просто боялся, что ты не придешь… — С чего бы? Он сел за стол и подвинул стул к Леви ближе. Поправил мокрые волосы. Посмотрел на Леви. — Что с тобой? — осторожно взял его руку и быстро поцеловал ладонь. — Извини. Я не собирался опаздывать. — Все в порядке. — Леви посмотрел на него и улыбнулся. — Почему ты не сказал, что у тебя День рождения сегодня? — Не знаю. К слову не пришлось. Это неважно. Погоди, а как ты узнал? — Случайно. Оч… Ханжи, Ханжи Зоэ, которая классрук твоего отпрыска, возилась с личными делами в учительской и вдруг сказала: о, надо же, у отца Джона Смита сегодня День рождения! — Откуда у вас сведения обо мне? — О, — усмехнулся Леви, — у школ на учеников такое досье, службе госбезопасности не снилось. — Никогда бы не подумал. Я сто лет его не отмечаю, так что это абсолютно неважно. — Как скажешь. А я уж думал шампанского заказать… — Не люблю. Но вина можно, если хочешь. Еда оказалась довольно паршивой, вино — приличным, но своих денег не стоило. Ресторан они покинули быстро; Леви заявил, что в следующий раз он сам ужин приготовит. Они прошлись вдоль набережной, поцеловались в темной беседке у самой воды. Холодный ветер сильно портил романтический настрой. Леви пробрался руками Эрвину под пальто и прижался к нему. — Пойдем ко мне? Свет они в этот раз не включали. Эрвин лежал, прижав Леви к себе, и прислушивался к дождю за окном и стуку своего сердца. Леви обнимал его, изредка целовал в плечо. — Думаю, тебе пора… — Леви вывернулся из его рук, включил свет и потянулся за халатом. Эрвин порывисто обнял его поперек груди и повалил на кровать. Навис над ним. — Что, так и будем встречаться раз в неделю, трахаться и расходиться? — Можем не трахаться, — хмыкнул Леви. — Или встречаться два раза в неделю. Или каждый день. Но оставаться на ночь ты тут не будешь. Эрвин сжал его сильнее, прижался лбом к его лбу. — Ты можешь меня хотя бы не выгонять? Сам назвал меня бойфрендом. — Прости… — Он зарылся пальцами в его волосы. — Я просто… — Давно один, я знаю. Леви… Леви притянул его к себе за затылок. Поцеловал, поймав язык зубами. Эрвин заворчал. Леви вывернулся из-под него, сел на его бедра. Уперся ладонями в его грудь. — Сиськи у тебя, конечно… Эрвин усмехнулся. Взял его за руки и притянул к себе. Леви почти рухнул на него. Поцеловал в шею. Скользнул языком по груди. По животу. Эрвин глухо застонал. Выгнулся навстречу его рту. Рефлекторно надавил на его затылок, толкнулся глубже. Леви закашлялся, вывернулся. — Ты… габариты-то учитывай, блин. Отрастил… — Прости… — Поворачивайся. Эрвин повернулся на живот. Немного приподнял бедра. Леви провел руками по его ягодицам, раздвинул их. От резкого движения Эрвин охнул и тут же застонал. Леви царапал ногтями его кожу, не стесняясь оставлять следы. Эрвину нравились и его резкие, рваные движения, и то, как ногти впиваются в кожу. Сразу ясно было, что Леви любит командовать, и Эрвин охотно позволял ему это. Курить Леви пошел на кухню: на балкон заносило ветром капли дождя, да и холодно уже было. Он сидел на широком подоконнике, курил в приоткрытое окно. Эрвин сидел рядом и обнимал его за пояс, целовал в ухо и шею. Ему было невыносимо хорошо. Уходить, да еще в дождь и ветер, не хотелось. Он прижался губами к неровно стриженному затылку. — Не хочу уходить… Но кажется, мне правда пора… Леви потушил окурок в пепельнице и повернулся к Эрвину. — Я завтра уеду. Надо… родню навестить. Вернусь — напишу. Хорошо? — Хорошо… — Эрвин сильнее обнял его. — Буду скучать… — Ну, вот давай без этого, а. Сам говорил, нам не по двадцать лет, чтобы сопли размазывать… — Это глупо, конечно, — сказал Эрвин, — но я сейчас себя на двадцать и чувствую… Леви повернулся к нему и поймал его губы.