Простая арифметика

— Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя очень красивые уши? Леви готовил завтрак на кухне. В любимом халате, с первой сигаретой в зубах. Эрвин подошел сзади, обнял его за пояс, сжал губами ухо. — У тебя странные фетиши, я смотрю, — проворчал Леви, но по голосу было слышно, что он улыбается. Эрвин вдохнул запах его волос, просунул руку под халат; под ладонью напряглись мышцы пресса. «Эрвин, не надо, не сейчас…» Леви плохо спал ночью. Он ворочался, никак не мог улечься, много раз вставал. С утра был хмур и не в духе. И все равно Эрвину было приятно проводить утро с ним. Он понимал, что скоро его выставят за дверь. Да и работать надо… У Леви свои дела… Хотелось урвать от первого (первого спокойного) совместного утра как можно больше. — Я серьезно… — Эрвин скользнул по его уху языком, и Леви засмеялся от щекотки. — Я еще тогда заметил… В баре… Леви все-таки повернулся к нему и позволил себя поцеловать. — Вот я сразу подумал, что ты извращенец… Давай есть. Домой Эрвин вернулся к полудню. Сына он застал в гостиной на диване. На экране телевизора происходила сцена боя между неизвестными Эрвину персонажами; одной рукой Джон крепко обнимал заснувшую у него на груди Сашу. Оба были одеты и вид имели приличный, но Джон заметно смутился. — Привет, — шепотом сказал Эрвин. — Ей телевизор не мешает? — Привет. Если я его выключу, она проснется, — так же шепотом ответил Джон и улыбнулся. Саша пробормотала что-то во сне и закинула ногу на Джона. — Ладно, — сказал Эрвин. — Не буду вам мешать. — Давай без намеков, пап. Эрвин ушел к себе. Подергал мышкой. На экране ноутбука появился требующий правок текст. Хотелось кофе, но на кухню путь лежал через гостиную. Что за дурацкая планировка… «Один — один, — подумал Эрвин. — Но мне пришлось хуже, чем ему». Он взял стоявшую на столе чашку и пошел варить кофе. На пороге гостиной он громко кашлянул, давая понять, что влюбленные тут не одни. Саша пребывала в прежнем положении и сладко сопела. На вопросительный взгляд отца Джон смущенно улыбнулся. — Это надолго, не обращай внимания. — Вы так всю ночь спали? — спросил Эрвин. — Нет. Пап, блин, ну. — Ты хоть ел? — Да. Иди уже. Эрвин потрепал его по голове, выслушал возмущенное «Фу, пап, я взрослый» — и ушел на кухню. Леви при всех своих достоинствах кофе варить не умел, а самого Эрвина утром к плите не подпустил. Нанаба, конечно, не одобрила бы вторую чашку кофе за утро, но Эрвин мысленно отмахнулся от нее. Она, конечно, врач, ей виднее, но он не мальчик уже, разберется сам, что ему можно и нельзя. Когда Эрвин снова вошел в гостиную, Саша уже проснулась. Она, как кошка потягивалась, щурилась и зевала, широко открыв рот. Чем-то она в этот момент неуловимо напоминала Мари. Джона не было. — Привет, мистер Смит, — протянула она. — Доброе утро. Джон вернулся и хмуро взглянул на отца. — Пап, можно, мы гулять? — Можно. Деньги нужны? — Ну. Эрвин кивнул. Джон пошел за ним. — Ничего не хочешь мне рассказать? — спросил Эрвин, когда они остались одни. Джон насупился и слегка покраснел. — Это не твое дело. — Не мое, — согласился Эрвин, протягивая ему несколько купюр. — Но если ее отец придет бить тебе морду, я должен понимать, за что. Хватит? — Да. Спасибо. — Он сунул деньги в задний карман джинсов и как-то странно взглянул на отца. — А что, дед тебе морду бил? Эрвин вспомнил отвратительную сцену на поминках жены и вздохнул. — Пытался. Было дело. Расскажу, когда вернешься, если интересно. — Ну. Он звонил, кстати. Я сказал, ты спишь. — Спасибо. Иди, а то Саша без тебя убежит. Куда вы идете? Денег хватит? — Не знаю. Хватит. Пока. — Пока. Было слышно, как они шумно одеваются, как хлопнула дверь. Да уж, вырос ребенок. Надо его летом на работу отправить. Хочет права, пусть зарабатывает на обучение. Эрвин сел за работу, но мысли метались далеко. По дороге домой, когда они возвращались из охотничьего домика Браусов, он много думал. С самой первой встречи, точнее с первой ночи, Леви занял место в его жизни и в мыслях. Пока они были вместе, все складывалось более или менее хорошо. Иногда с Леви бывало сложно. По нему было видно, что жизнь его потрепала, и Эрвин подозревал, что предыдущие отношения особенно сильно прошлись по этому странному человеку. Наверное, оттуда его желание контролировать все, что можно. Особенно в постели. Эрвин не возражал, впрочем. С бытом было сложнее. Леви опасался, что узнают на работе. Он и жил-то в центре, чтобы быть подальше от учеников, их родителей и своих коллег. Эмоциями он делился неохотно. Быт («Не ставь чашку сюда, сколько раз просил…»), скрытность — это Эрвин легко сносил. Но показная холодность, ворчание в ответ на нежные слова… Леви пытался казаться равнодушнее ко всему вокруг, чем был на самом деле. Эрвин мог это понять. Но игнор вместо внятного разговора, жалкое «не знаю» в ответ на прямой вопрос о чувствах — это понять было сложнее. Им же не по семнадцать лет уже, ну. Да и от Леви он ожидал более трезвых действий. И после всего Леви сам позвонил. Конечно, Эрвин тоже хотел его увидеть. Конечно, он не разлюбил его. Конечно, все будет так, как Леви захочет. Если, конечно, он сам понимает, чего хочет. Судя по тому, что они провели вместе всю ночь, уже понимает. Эрвин никогда не относился серьезно к совместным ночевкам. Когда Джон был младше, приходилось или договариваться с няней, или отвозить его к Майку и Нанабе на ночь, что было крайне неудобно. Но сейчас он в состоянии позаботиться о себе сам, так что об этом можно уже не думать. В самом по себе факте совместной ночевки Эрвин ничего такого не видел. Для Леви, очевидно, все было иначе. Он и у Смитов тогда остался только потому, что дома не работало отопление. У Леви тонкие запястья, четко очерченные ключицы. Бледная кожа. И стальные мышцы, сильные руки. И глаза… Эрвин понял, что мысли приобретают вовсе не рабочее направление. Тряхнув головой, он попытался вернуться в реальность. Телефон заиграл «Имперский марш». — Только не это, — простонал Эрвин и взял трубку. — Добрый день, Грег. Тесть даже не поздоровался. Спросил, почему ребенок не спит так поздно (ага, ребенок, младенец), почему его забыли (забудешь тебя, ты раз в неделю звонишь), Мари, бедная Мари не дожила до времени, когда ее сын выглядит, как хиппи… Эрвин включил громкую связь и положил телефон на стол. Тестя прорвало, отвечать ему всё равно бесполезно. А Леви бы трубку повесил. Джон выдал бы что-нибудь типа «ну, блин, дед» и на том успокоился. Эрвин терпел. Обижать старика не хотелось, но и общаться с ним было тяжело. — Вы на Новый год приедете? Ага. Вот оно. Главный вопрос. — Майк нас звал к себе, — сказал Эрвин так, будто это дело решенное. — Так что, нет. Прости. — Могли бы и приехать, родня всё-таки, — проворчал тесть. — Захариусы — тоже родня. Да и их дети примерно одних лет с Джоном… С Джоном Эрвин приглашение Нанабы ещё не обсуждал. К слову не пришлось. Но при всей любви к деду провести с ним новогоднюю ночь Джон не согласится, это точно. — Ну, конечно. Такие же отбитые, как родители. Хороша компания… — Джону нравится, — сумрачно ответил Эрвин. И это было правдой. — Можем приехать к тебе первого или второго, если хочешь. У Джона каникулы до четвертого, а я дома работаю все равно. — За компьютером сидеть — не работа. Лучше бы ребенком занимался… — Прекрати грубить, Грег. Или я трубку повешу. Ты тоже не в шахте работал. А ребенку в мае шестнадцать уже. — Все равно ребенок! Где он сейчас? — На свидании. В трубке помолчали. — Такой же кобель, как ты, растет. Эрвин не выдержал. — Иди к черту! — Он встал со стула, хотя Грег его видеть не мог. — Я полжизни своей это слышу! Иди к черту! Он сбросил звонок и швырнул телефон на кровать. Он сел за стол, его взгляд упал на фотографию у ноутбука. Мари держит маленького Джона на руках. Джон хмурится, Мари улыбается. Эрвин сделал этот снимок в день, когда они вернулись из больницы. С тоской Эрвин давно справился. Он влюблялся потом несколько раз. Но она оставалась в его жизни. Виноватым в ее смерти, что бы тесть ни говорил, он себя не считал никогда. Да и некогда тогда было рвать на себе волосы. А потом боль потери утихла; на психотерапевта, правда, пришлось потратиться. — Пап! Ты дома? — Джон появился на пороге. — Ты в порядке? Пап… — Да… Я не обедал… Ты ел? — Мороженое. Я суп разогрею? Эрвин сидел, смутно чувствуя, что что-то не так. Он внимательно прислушивался к ощущениям: ничего не болело, сердце билось ровно. Он поднялся и пошел на кухню. — Ты нормально? — спросил Джон, с тревогой глядя на него. — Да… С дедом поругался. Послал его к черту. Джон разлил суп по тарелкам. Про причину ссоры он спрашивать не стал. — Слушай, — продолжал Эрвин, — я забыл тебе сказать… Нанаба с Майком зовут нас к себе на Новый год. Она ещё сказала, что ты можешь пригласить Сашу, если хочешь. Так что… Если других планов у тебя нет… — Дед говорил, что ждёт нас… Вы из-за этого поругались? Эрвин опёрся спиной на стену и вздохнул. Он помолчал немного и пристально взглянул на сына. — Если хочешь встречать Новый год с дедом, я тебя к нему отвезу. Но я даже из машины не выйду. Решай сам. — Не хочу, — буркнул Джон. — Ты обещал рассказать, кстати. Как он тебе морду бить хотел. — Мне кажется, он по моей морде мечтал проехаться с нашего знакомства. Вот тебе наша семейная сага, сын. Им с Мари было по семнадцать лет, они заканчивали школу. Учились они в разных школах, зато поступать собирались в один колледж и оказались на одних курсах для поступающих. Она была веселой, бойкой на язык и всех соседей угощала то конфетами, то яблоками, то печеньем. И как-то дала Эрвину яблоко и украла его сердце. («Фу, пап, давай без патетики!») С тех пор они были вместе. Правда, ее родители не обрадовались раннему роману дочери и будущего зятя невзлюбили раз и навсегда. Влюбленных это не остановило, они поселились в родовом гнезде Смитов, где никто их не осуждал. Когда Мари забеременела, пришлось узаконить отношения. («Я думал, вы уже были женаты, когда она…» — «Лучший по математике, говоришь, да?») — Потом родился ты, — говорил Эрвин. — Мы были очень рады. Даже Грег и Бланш перестали лютовать. Эрвин работал и учился, Мари сидела с сыном и старалась не отставать от мужа в учебе. А потом умер Смит-старший. Миссис Смит ушла вслед за ним. Жить стало немного трудней. Но как-то Смиты-младшие жили. Родители Мари помогали время от времени. — А потом она умерла. И он не смог мне этого простить. — Ее же машина сбила… — Да. Машина. Мари позвонила школьная подруга и предложила встретиться. Давно не виделись. А она случайно оказалась в этом районе. Эрвин, дорогой, ты же посидишь с Джоном пару часов, правда? Когда Мари шла обратно, ее в квартале от дома сбил пьяный водитель. Он ехал на полной скорости, она даже не успела понять, что случилось. По крайней мере, Эрвина в этом уверяли потом врачи, эксперты… Водитель на следующем повороте не справился с управлением и врезался в дерево. Тоже погиб. — Все ещё не понимаю… — перебил Джон. — Почему дед думает, что это твоя вина? Маму жалко, но… Блин. — Он говорит, что я не должен был ее отпускать. «Ты же ее муж, почему ты не запретил ей?!» Не знаю… Может, это я такой циничный хрен, как он говорит, но это же бред… — Конечно, бред. Ты не мог знать, что так будет. Раз. Два. Как можно запретить взрослому человеку сходить в кафе? Три. Дед ей с тобой встречаться, как я понял, тоже запрещал. Эрвин рассмеялся. — Да. Примерно так и психотерапевт мне потом говорил. Ну, в общем, так. Он все эти годы меня ненавидит, считает меня виноватым. Сначала я его невинную девочку совратил и увел из семьи, потом обрюхатил… Это его слова, не мои. А потом отпустил погулять… Эрвин судорожно провел рукой по лицу. Он до сих пор помнил вой сирен, накрытое простыней тело, пятна крови на асфальте и тихий голос полицейского, бывшего одноклассника Мари: «Тебе лучше не смотреть, Эрв». Но Эрвин должен был убедиться, что это она… Он ещё надеялся, что это ошибка, что это другая женщина… — Пап, ты в порядке? — Да. — Про морду ты не рассказал… Морду Грег попытался ему набить на поминках. Эрвин не помнил, с чего началась ссора, но тесть вдруг вспылил, выкрикнул что-то оскорбительное и кинулся на Эрвина с кулаками. «Убийца! Это из-за тебя! Убийца!» — кричал он. Их разняли, конечно. Бланш извинилась перед Эрвином… Эрвин умолк. Джон смотрел в тарелку. Надо ли было ему это все знать? — Пап… — Джон поднял голову. — Ты жалеешь?.. Ну, что я родился? — Нет. Ни секунды не жалел. Мы были очень молоды, конечно… Мы хотели детей, но не так скоро… Но когда она мне сказала, я был счастлив… К тому же, мы не знали, как жизнь повернется… И тебя мы обожали. Джон засопел, но ничего не сказал. Эрвин понял, что информация усвоена. — Ты деда любишь, — сказал Эрвин, — и он неплохой человек, я думаю. Но мне тяжело с ним общаться. — Да ясно. Так мы на Новый год к Майку? Я Саше позвоню. И все. Спасибо, папа, за интересный рассказ, я пошел налаживать личную жизнь.