Простая арифметика

Первое, что он запомнил после наркоза, свет. Ровный белый свет, какой бывает только в больницах. Ему показалось, что рядом стоит отец, захотелось позвать его, но трубка в горле помешала. Над ним наклонилась незнакомая женщина. «Все в порядке, мистер Смит. Операция прошла успешно. Вы в реанимации. Это нормально. Все хорошо. Наркоз еще может действовать, это нормально». Она говорила медленно, четко проговаривая слова, и ее голос успокоил его, и он снова заснул. Несколько раз он засыпал и просыпался, прежде чем пришел в себя окончательно. Время шло непривычно медленно, грудь болела, тело казалось незнакомым и чужим и плохо слушалось. Эрвину казалось, что прошла целая вечность, пока он научился просто садиться на кровати, просто ходить, просто говорить. Леви потом уверял его, что с операции до возвращения домой прошло всего-то две недели, но Эрвину казалось, что он проторчал в больнице не меньше года. Конечно, это неправда. Конечно, ему просто так показалось. Но в больнице было так тоскливо. Даже визиты Леви и Джона только раздражали его, как голодного раздражает крошечное пирожное. Почему-то казалось, что стоит оказаться дома, и все вернется в привычное русло. Эрвин знал, что болен, лет с десяти. И его всю жизнь злило, что надо себя беречь, что от каких-то вещей приходится отказываться. Всем назло он занимался спортом, обгонял одноклассников на стометровке и плавал, как дельфин. С возрастом он стал осторожнее, но сил не растерял. Природное упрямство и физическая сила держали его на плаву и заставляли не сдаваться. В детстве он пару раз за год попадал в больницу. Не всегда с сердцем, чаще с переломами или сотрясением. Он насмотрелся на детей со схожим недугом, и они ему не нравились. Он не хотел быть таким — слабым, боящимся сделать лишний шаг или подтянуться еще разок. Он радовался, что его мать, хоть и выказывает опасение, позволяет ему ходить в бассейн, лазать вместе с Майком по деревьям, ходить в походы. Да, иногда у него шла носом кровь, или он чувствовал тяжесть в груди, но он бы умер, если бы его посадили дома, разрешая только «умеренные нагрузки», что бы это ни значило. Когда родился Джон, они с Мари опасались за его здоровье. Но Джону повезло в генетической лотерее, и он рос таким здоровым, что Мари шутила: «Перед другими мамочками даже неловко, — а потом добавляла: — Вот бы еще брови у него были мои». Эрвин смеялся, брал сына на руки и поднимал к потолку, говоря: «Ничего, большие брови — большой…» — «Ну тебя к черту!» — беззлобно ворчала Мари. Первый раз Леви пришел, когда Эрвин еще лежал в реанимации. Его спросили, хочет ли он видеть посетителя, и он покачал головой: нет. Ему не хотелось, чтобы Леви видел его таким, и он надеялся, что Леви его поймет. Так что увиделись они, когда Эрвина перевели в палату. Теперь он лежал один и в полной мере наслаждался скукой. Когда был сосед, тот хоть на телевизор ворчал. От больничной еды Эрвина воротило, и он ел только из опасения, что пищу ему начнут вводить внутривенно. Леви с Джоном выслушивали его бесконечные жалобы на еду, на скуку, на то, что мыться пришлось в присутствии медсестры, что хочется домой. Джон как-то даже огрызнулся на него: «Хватит ныть, пап, ну!» Леви так зыркнул на него, что Джон заткнулся и больше себе такого не позволял. Эрвину разрешили гулять — пока только по коридору, не отходя от палаты далеко, и они с Леви прохаживались туда-сюда, потом Леви помогал ему лечь на кровать. Эрвин быстро уставал, но это было его единственное развлечение. Когда они оставались наедине, Леви так осторожно целовал его, будто боялся, что он рассыпется. Воспоминания об этом времени сохранились смутные и сумбурные. Он страдал от скуки, от боли в груди, от одиночества. Во времени он потерялся и не мог сказать точно, сколько прошло с того момента, когда он сказал Джону вызывать «скорую»: сколько дней, недель, месяцев или лет. Из больницы его забрали Майк и Нанаба. Майк казался непривычно серьезным, Нанаба замучила вопросами о самочувствии. Дом встретил почти забытыми запахами и ощущением уюта. В своей комнате он заметил вещи Леви, и от мысли, что он жил тут один столько времени, стало тоскливо. Хотелось спать, и его уложили в кровать. Нанаба достала стетоскоп. Эрвин попробовал было протестовать, но она его не слушала. — Ну, — сказала она, — жить будешь. — Она поднялась и повернулась к стоявшему у двери Леви: — Смотри, чтобы он тяжести не поднимал. Включая тебя. И лежать много не давай. Пусть ходит. Я на связи в любое время. Но Йегер сказал, что опасаться нечего. Главное, чтобы он режим соблюдал. — Между прочим, я здесь и все слышу, — проворчал Эрвин. — Я понял. — Леви быстро взглянул на него. — Спасибо. Обедать не останетесь? — Нет, мы поедем. А. Да. От приема гостей лучше воздержаться. Саши тоже касается, у них там детей полный дом, мало ли… Давай, братишка, выздоравливай. Она поцеловала его в лоб на прощание. Леви вышел проводить гостей и быстро вернулся. Эрвин лежал, глядя в потолок. Спать уже не хотелось. — Ну, как ты? — спросил Леви, садясь рядом с ним. — Есть хочешь? Или поспишь? — Не хочу. — Эрвин прикрыл глаза. — Полежи со мной. Леви не ответил. Он обошел кровать и лег рядом с Эрвином, осторожно обнял его за пояс. Прохладная рука скользнула под футболку, и Эрвин глубоко вздохнул, почувствовав знакомое прикосновение. Леви замер, уткнувшись Эрвину в плечо и положив руку ему на живот. Эрвин накрыл его руку своей. — Как мне этого не хватало… — выдохнул Леви. — Я рад, что ты дома. — Да. Я тоже. Несколько минут они лежали молча. Эрвин уже задремал, как вдруг понял, чего ему не хватает. — Где Джон? — На работе. — Леви хмыкнул. — Он, вообще-то, сам похвастаться хотел, но… — На какой работе? — Ну, он сказал, что хочет заработать на курсы вождения. А Изи сказала, что ей бы не помешал помощник. Они иногда берут школьников на лето. В основном бумажки заполнять или числа в таблицы вносить, но я подумал… — Ясно. Эрвин сам удивился тому, насколько резко это прозвучало. Леви приподнялся на локте осторожно коснулся его лица. — Ты устал. Спи. Соображу обед пока. — Может, потом? — Нет. Режим. Леви, однако, поцеловал его и едва ощутимо коснулся губами шеи. «Я люблю тебя, — прошептал он. — Не будешь режим соблюдать — сам прибью». И вышел из комнаты, осторожно прикрыв дверь. Эрвин не знал, обижаться или радоваться такой заботе. Джон вернулся к вечеру и долго обнимал отца. Они сидели в саду. После обеда Эрвин с Леви немного прошлись по тропинкам. Эрвин отвык от прогулок, но чувствовать, что не растерял способность ходить, было приятно. Он опирался на плечо Леви, и в конце концов сказал, что хочет сесть. Леви довел его до скамейки под старой яблоней, принес ему воды, спросил, все ли в порядке. Эрвин кивнул. Шов еще ныл, но ему было хорошо и спокойно. Джон там их и нашел. Эрвин видел его совсем недавно, когда он приходил к нему в больницу, но ему показалось, что они не виделись целую вечность. — Ты что, опять вырос? — спросил Эрвин, когда поднялся со скамьи. — Ага! Если верить биологичке, я еще тебя перегоню. — Не биологичке, а мисс Зоэ, — вставил Леви. — Она твой классный руководитель все-таки. — Да ну тебя, — отмахнулся Джон. За разговорами остаток дня пролетел быстро. Джона распирало от впечатлений о первой в жизни работе. Эрвин слушал его и думал о том, что его не было рядом, когда он принимал это решение… Он никогда не задумывался раньше, что сын вырос и становится взрослым, входит во взрослую жизнь, и разве не он должен был помочь ему найти работу, тем более сам говорил… Сколько всего упущено… — Все в порядке? — спросил Леви, когда они остались одни в спальне. Эрвин как раз пытался сладить с рукавом домашней кофты, который никак не хотел слезать. Он не ответил на вопрос. Леви, как-то странно улыбаясь, подошел к нему. — Стой, дай я. В душ пойдешь? Тебе бы побриться… — Пойду. Завтра побреюсь… Поцелуй меня. Леви как-то странно взглянул на него и осторожно обнял. Они поцеловались. — А может, бороду оставить? — спросил Эрвин. — Ну уж нет. Бородачи меня никогда не привлекали. С футболкой и душем Эрвин справился сам. Хоть что-то он еще может. В больнице он думал, что надо только вернуться домой… Но чуда не произошло. К вечеру и настроение пропало. Все казалось каким-то неправильным. Он никак не мог понять, что именно ему не нравится, но какое-то нехорошее чувство грызло его. Ночью Леви снова обнял его. Эрвин накрыл его руку своей. Пальцы у Леви были прохладные. Он поерзал, устраиваясь поудобнее, поцеловал Эрвина в плечо. Утром Леви предложил Эрвину помочь избавиться от бороды. Эрвин попробовал сам это сделать, но ему пока было трудно стоять, тем более с поднятыми руками. Он оперся о раковину. — Леви, — позвал он. Леви заглянул в ванную. — Ты в порядке? — Да. Но сам не справлюсь. Эрвин попытался улыбнуться, но вышло криво. Леви исчез в комнате и вернулся, таща за собой стул. Эрвин сел и прикрыл глаза. — Брить других мужиков мне еще не приходилось, — пробормотал Леви. — Можно подумать, у тебя самого такое было хоть раз, — вяло отозвался Эрвин. — В смысле борода? Вообще-то, было дело. Эрвин посмотрел на его отражение в зеркале. — Хотелось бы на это посмотреть. — Поверь мне, не стоит. Мне было восемнадцать, я пытался выглядеть старше. Не ржи так! Порежу же! Вряд ли можно порезать электробритвой. Но Эрвин послушно замер. — Ну, теперь ты похож на человека, а не на узника, сбежавшего из замка Иф. — Ну тебя. Эрвин осторожно коснулся своего лица. Леви вдруг наклонился к нему и, крепко обхватив его голову, жадно поцеловал. «Так гораздо приятнее», — мурлыкнул он. После завтрака они вышли в сад. Эрвин хотел двигаться, ходить, что-то делать. Ему до смерти надоело лежать и сидеть, пока он был в больнице. К работе он пока не мог вернуться, врачи не велели, и он маялся от вынужденного безделья. Леви занимался домом. Он хорошо освоился тут, пока они с Джоном жили вдвоем, и Эрвин поймал себя на том, что ревнует к этому времени, из которого он выпал. И именно тогда, когда казалось, что вот-вот все будет хорошо. Леви тогда уехал домой, чтобы «подумать». О чем, ради всего святого, Леви? О чем ты все время думаешь? Надо было загреметь в больницу, чтобы услышать «я тебя люблю». Да уж. Эрвин рефлекторно сжал плечо Леви. — Все нормально? Ты задумчивый сегодня. — Да. Все в порядке. Давай сядем? — Ладно. Дед Эрвина когда-то поставил скамейки вдоль всех тропинок. Некоторые сгнили, но большинство еще были пригодны. Может, заняться садом все-таки? Или пусть так растет? Леви положил голову ему на плечо, и Эрвин почему-то вздрогнул. — Замерз? — Нет. Отвык. Он повернул голову, и они поцеловались. Леви взял его руку и поглаживал костяшки его пальцев и тыльную сторону ладони. Несколько минут они молчали, и Эрвину казалось, что ему очень давно не было так хорошо. Его все еще терзала одна мысль, но он не решался заговорить об этом. Но все же было хорошо. — Эрвин, — тихо сказал Леви, — почему ты мне не сказал? — Что не сказал? — Что ты болен. Эрвин вздохнул. — Что бы это изменило? Да и не люблю я распространяться. Не хочу, чтобы со мной нянчились. Даже ты. Леви выпрямился. Он ничего не сказал больше. Встал, подал Эрвину руку, и они вернулись в дом. Леви взглянул на часы на кухне и сказал, что пора заняться обедом. Эрвин не хотел есть, но спорить не стал и предложил помощь. Не хотелось опять оставаться одному. Смотреть телевизор или читать желания не было, а спать или сидеть просто так — тем более. Он взялся резать овощи для салата, но быстро понял, что ему трудно стоять. Леви заметил, что он замер и оперся о стол, и быстро подвинул ему стул. — Голова не кружится? — Нет… Просто устал. Леви выглядел обеспокоенным, но больше ничего не спросил. Он только осторожно поцеловал его в голову и повернулся к плите, где что-то кипело. Эрвин вдруг подумал, что совсем недавно он мог бы просто подойти к Леви, взять его на руки и отнести в спальню. А когда он сможет так сделать в следующий раз? Даже стоять у стола оказалось трудно. Он вспомнил, как обыграл Джона на его День рождения на дурацком силомере. А что теперь? Он вдруг понял, что по щекам текут слезы. Ну, этого только не хватало. И он невольно всхлипнул. — Эрвин! Что?! Он так быстро метнулся к Эрвину, что уронил ложку. — Нет… Я… Все нормально… Леви сидел перед ним на полу и пристально смотрел на него снизу вверх. Его тонкие брови озабоченно выгнулись, губы сжались. Он вглядывался в Эрвина, ища малейшие признаки неладного. — Эрвин… Если что-то болит… Или… — Нет, я просто… — Он улыбнулся. — Сам не знаю… Просто… — Леви все так же пристально смотрел на него и ждал. Эрвин вздохнул и заговорил: — Я себя чувствую инвалидом. Бесполезным. Ничего сам не могу… Леви с явным облегчением вздохнул. Он осторожно сжал руки Эрвина и поднес их к губам. Поцеловал. — Эрвин… Это нормально. Тебе грудную клетку вскрыли. Конечно, тебе нужно время. Но это же временно. Скоро ты поправишься. Нанаба говорит… — Я знаю… Просто… — Это нормально, — сказал Леви и снова поцеловал его руки. — Даже слезы. Поверь. Я столько про это прочитал, что могу диссертацию написать уже. Все хорошо. — Ты меня больше не хочешь, — вырвалось у Эрвина. Леви удивленно посмотрел на него и сильнее сжал его руки. — Эрвин… Я… Тс. Я просто думал, пока не стоит… Он вдруг рассмеялся, встал и осторожно обнял Эрвина, запустив пальцы под ворот его футболки. Эрвин скользнул руками по бедрам и заду Леви, задрал его футболку и с удовольствием ощутил под пальцами знакомое тепло кожи. Леви осторожно поднял его лицо и поцеловал в губы. Эрвин почувствовал, как сердце застучало, но не так, что надо было бы беспокоиться. Леви вывернулся из его рук. — Погоди. Газ выключу. В спальне Леви хотел стянуть с Эрвина футболку. Но Эрвин его остановил. Он не хотел, чтобы Леви видел его шрам. Не сейчас. Он лег на кровать поверх покрывала, Леви навис над ним и долго целовал лицо и шею. Эрвину нельзя было делать резких движений, а лучше было бы вообще не шевелиться. Но он все-таки крепко обнимал Леви и помог ему раздеться. Леви уселся на его бедра и внимательно посмотрел на него. — Как я давно тебя не видел, — шепнул Эрвин. Он рассматривал и оглаживал точеные плечи, ключицы, грудь и живот, руки. Леви чуть подвинулся вперед, и Эрвин скользнул пальцами по его налившимуся кровью члену. Леви сдавленно застонал. Он навис над Эрвином, опираясь на руки и задвигал бедрами так, чтобы толкаться Эрвину в руку. Обоим было неудобно, и скоро Леви скользнул губами по шее Эрвина, по полоске кожи над воротом футболки и спустился ниже. Он быстро стянул с него мягкие домашние штаны вместе с трусами и обхватил губами его член. Эрвин зарылся в черные волосы, глубоко вздохнул. Он быстро кончил, и Леви вытянулся рядом с ним. — Прости, — выдохнул Эрвин. — Я… — Все нормально. — Леви обнял его за пояс и прижался к нему. — Все хорошо. Ты дома. Это главное. Я так скучал по тебе, Эрвин. Ты не представляешь. — Я тоже скучал. Леви приподнялся на локте и поцеловал его. — Я люблю тебя, — выдохнул он Эрвину в губы. — Я тебя тоже, — отозвался Эрвин, поднял руку и погладил его по лицу. — Леви… Спасибо. — За что? Эрвин молча притянул его к себе для поцелуя. — Дурак, — беззлобно мурлыкнул Леви. Когда они обедали, Леви сказал: — Слушай, я хотел поговорить… — Да? После долгожданной близости Эрвину стало легче. Глупые мысли выветрились, тело уже не казалось таким слабым. Да, Леви прав. Это временно. Он протянул через стол руку, и Леви сжал его пальцы. — У меня договор на квартиру кончается в октябре. Так что… Если ты… Он почему-то смутился и замолчал. Эрвин, однако, понял его. — Я давно тебе предлагал сюда переехать. Леви кивнул. — Квартиру жалко. Но я договорился с хозяином, так что там будет жить моя подруга. Но знаешь… — Что? — Мне нужна комната. — Эрвин удивленно поднял брови, и Леви объяснил: — Я работаю дома иногда. Ну и вообще. Я привык жить один. Ты же знаешь. — Если это единственное, что тебе мешает переехать к нам, то у нас есть пустая комната. Ради бога, прекрати уже выдумывать препятствия, которых нет. — Я не выдумываю. Он начал убирать со стола. Эрвин наблюдал за ним. Покончив с посудой, Леви предложил погулять. Они молча брели по тропинке. Леви держал Эрвина за руку. — По-моему, мне стало лучше, — сказал Эрвин. — Ясно. Надо было тебе отсосать, когда мы первый раз к тебе пришли. — Леви рассмеялся. Эрвин остановился и притянул его к себе. Леви привстал на цыпочки и поцеловал его. — Пойдем обратно, — сказал Эрвин. — Что-то я устал… Леви молча кивнул. Эрвин оперся на его плечо, и они медленно пошли к дому. Когда вечером Эрвин собирался в душ, Леви сказал, что хочет присоединиться. Эрвин замялся. — Что не так? Голым я тебя сто раз видел. Эрвин неохотно признался: — Не хочу, чтобы ты видел. Шрам. — Эрвин… Это же просто шрам от операции, а не гнойная язва. Леви сел на кровать рядом с ним и пробрался руками под футболку. Тонкие пальцы скользнули по животу вверх и замерли на ребрах, снова двинулись вверх. Леви осторожно коснулся шрама. Пальцы у него были прохладные, нежные. Он прикасался к его груди почти невесомо. Так касаться умел только он. — Видишь, ничего страшного. — Да. Я просто… — Я понимаю, Эрвин. Все хорошо. Я не настаиваю. Просто хочу, чтобы ты знал, что меня твои шрамы не пугают. — Ладно, — сказал Эрвин, обнимая его. — Как перед тобой устоять? — Никак, — выдохнул Леви ему в рот. — У тебя нет шансов. С тех пор как вошел в мой кабинет. Эрвин посмотрел ему в глаза. Лицо у Леви было серьезное, но глаза смеялись. — Абсолютно никаких, — согласился Эрвин. — У тебя тоже.