Sacramentum

Дождь потоками лился с небес - Ноев ковчег сейчас был бы кстати. Фулона пригладила влажные волосы, стряхнула со звеньев кольчуги мелкие капли. Она была нахмурена, упрямая складка пролегла на лбу. Ее беспокоила эта новенькая одиночка, которая выбрала себе странное имя Ирка. Ирка была порывистой, страстной, пламенной, с такой же искрой в глазах. Как когда-то у нее. Фулона устало села в кресло, дематериализовав доспехи. А еще этот смазливый некромаг со своим роковым взглядом и таинственностью. Ирка, проведшая большую часть своей жизни в книжках и за компьютером, определенно должна повестись на все эти штучки. Фулона поджала ноги и прислонилась лицом к подлокотнику кресла. И как ее ругать, если она такая же? Тоже наступила на эти грабли. Она достала из скрытого кармашка в кресле свернутый в несколько слоев кусок пергамента. Пергамент был серый, чернила уже местами выцвели, но это письмо Фулона все равно помнила наизусть. До каждой точки и запятой. Я пишу к тебе, потому что помню. Потому что даже ваша светлая, эта чертова светлая магия не заставит меня забыть. Не заставит вычеркнуть твои черты, улыбку, теплые и мягкие прикосновения, твои родинки как созвездия Лебедя на плече. Я всегда буду помнить, как ты подала мне руку, когда у меня не вышла маголодия, и мой Щит был пробит, когда меня закидали камнями и лягушками из болота. А ты, чистая и прекрасная, подала мне руку. Я тогда заглянул в твои глаза и понял, что это и есть Свет, во всем его проявлении и воплощении. Мне было всего семь-восемь тысяч лет, но я познал Любовь. Помнишь, когда нам было по пятнадцать тысяч лет? Это было так давно, но я все равно всегда буду помнить, как мы сидели под древом познания и в ночи любовались звездами, прислонившись к теплой, согретой за день коре. Я впервые взял тебя за руку, и ты не отдалилась. Я думал, что Вселенная расколется от моего счастья. А ты улыбалась и продолжала рассматривать небо. А в восемнадцать тысяч мы поклялись друг другу в вечной любви, наши крылья соприкоснулись. Ты сияла ярче Полярной звезды, горным хрусталем застыли слезы в уголках глаз, руки были холодны от волнения. И что бы ни случилось, я бы никогда не забыл сладковатый вкус твоих губ. А затем Троил сделал копье из ветви древа познания, и оно выбрало тебя. Скажи, скажи мне, почему Свет, который проповедует Любовь запретил тебе любить? Как можно было вообще запрещать любить такому созданию, как ты? Созданию, которое призвано в мир, чтобы дарить Любовь всем и вся? И я забыл тебя. Просто однажды очнулся и понял, что потерял нечто важное. Как минимум половину своей души, которая тут же наполнилась ненавистью и желанием отомстить за пустоту. Почему если Свету можно забирать у меня часть души, то почему тогда я не могу забрать чужую, чтоб дополнить свою? Чем я хуже Света? На поле битвы я видел тебя и твое разящее, наполненное праведным гневом, золотое копье. Я видел твои слезы, застывшие в глазах, но не понимал. У меня была возможность видеть тебя, несмотря на то, что после встречи с тобой никто не выживал. Фемида, выкашивающая мрак, делала исключение в пользу его Создателя. На поле битвы моя душа становилась целой. Свет заполнял опустевший наполовину сосуд. И мне становилось горько от себя, недоумение меня поглощало: как я мог отбирать чужие души? Как я мог отбирать Жизнь? Как я мог предать Свет и собственноручно отречься от него? Как могли от предательства обуглиться мои крылья? И я замирал под прицелом твоего копья. И лишь истекая кровью, я вспомнил. Я схожу с ума от того, что я натворил, от того, что сделало со мной потеря памяти о тебе. Я в ужасе, что я создал Мрак. Я в ужасе, что я создал Пороки. Я в ужасе, что теперь существует Ад. Я в ужасе, что я уже никак не смогу искупить свою вину. Но я рад, что последние мгновения своей никчемной, отравившей Свет жизни я провожу в воспоминаниях, связанных с нами. Кводнон Фулона глубоко вдохнула, сдерживая ком в горле и подступающие слезы. Нельзя не давать Ирке любить. Потому что только Любовь порождает Свет.