Ошейник для Лисицы 4

Я никогда не считал себя любителем морей, судоходства и прочих вещей, связанных с плаванием, хоть это и считалось в нашем мире основным методом перемещения на большие расстояния. Я даже знал некоторые морские термины, у меня просто было с кем сравнивать — с моей ненаглядной женой, конечно же. По сравнению с ней я не знал вообще ничего, да и она сама порой говорила, что успела забыть про судоходство в два раза больше, чем я когда-либо знал. Люблю я её, конечно, не за это. Но никогда не откажусь выйти с ней на её яхте куда-нибудь подальше в море, чтобы не было видно ни берегов, ни кого-то ещё. Только мы вдвоём, посреди огромной водной глади с небольшим запасом провианта. Эмерлина в такие моменты позволяла себе стянуть с себя все одёжки, расправить волосы и заниматься своими корабельными делами в чём-нибудь вроде тоненьких трусиков, едва ли прикрывающих её бёдра и оставляющих на виду её прекрасное место рядом с основанием хвоста. Почему не совсем голой? Мне так было неинтересно, и она об этом отлично знала. И делала всё для меня. Однажды она даже спланировала всё так, что посреди моря нас застал мёртвый штиль — и вода вокруг нас была гладкая как зеркало. Мы пили вино, ели припасённый виноград и сыры, отдаваясь друг другу столько, сколько мы этого хотели, и когда подул первый лёгкий ветерок — мы с ней даже немного разочаровались, ведь после двух с лишним недель такого отдыха мы должны были возвращаться обратно — в клан Флёр, к детям и нашим делам. Я не отличался какой-то особой сентиментальностью, и хоть не раз и не два видел, как некоторые моряки и простые звери хранят небольшие портреты своих жён и детей в разных потайных местах, я так и не озаботился ни одним из таких со своей женой. Мне думалось, что так будет всегда: когда мне захочется увидеть её, я просто пойду и увижу. В первый раз, когда её пленил Изенгрин, я даже не задумался об этом — просто мне хотелось как можно быстрее справиться со всеми делами, чтобы как можно быстрее её увидеть, и всё… Но сейчас тоска по моей жене буквально раздирала мою душу на части. Как мне хотелось, чтобы всё происходящее оказалось лишь дурным сном… Но мне хотелось этого слишком часто, и теперь мне предстояло заплатить по всем счетам. Я не знал, что мне предстоит через два часа, но точно знал, что мне не предстоит: Феланокс, Чёрная Жемчужина и очередной побег из реальности. Нет уж. Лучше для этого как следует напиться самым крепким ромом, который только можно найти, но даже этот вариант не подлежал рассмотрению: у людей на суднах была стальная дисциплина и никакого алкоголя в трюмах нашего нового корабля не нашлось, а всё, что было завезено уже пиратами, было только для капитана и приближённых. Я, конечно, неплохо входил в круг этих самых приближённых, но после всего произошедшего хотелось лишь отдохнуть. Поэтому я устроился в гамаке на нижней палубе вместе с командой и забылся. Очнуться пришлось самому. Как обычно бывает в таких случаях, я просто открыл глаза и лежал так несколько минут, думая о происходящем и порой не замечая даже самых очевидных вещей, будто бы во сне. Никого из команды вокруг меня не было. Видимо, из-за моей приближённости к капитану меня решили не будить. Ну или это всё был поздний ночной кошмар, когда сознание уже пытается переключиться на бодрствование, но до конца не выходит. Поверив в эту теорию, я решил поискать ей доказательств и вылез из гамака на палубу. Корабль не раскачивался, и было необычно тихо. Никого вокруг. Сознание подсказало — это кошмар. Но мне так не хотелось просыпаться, и я решил ему подыграть — может быть, даже он будет лучше, чем то, что происходило в реальном мире. Не особо оглядываясь по сторонам, чтобы не спугнуть какую-нибудь страшилку в трюме, я одёрнул жилетку и поднялся по крутой лестнице, оказавшись на верхней палубе. Снова ни единой души и мёртвый штиль. Вода вокруг нас была кроваво-красной гладью от горизонта до горизонта. Я не стал заглядывать за борт, чтобы увидеть то, что там наверняка плавало, и буквально обламывал свой кошмар, самого себя, и получалось неплохо — благо, живя с парой других рулевых у в голове, я научился это делать, а главное — бороться и побеждать за контроль над самим собой. Но страх сложно контролировать. Поэтому, когда я поднял глаза и посмотрел на корму корабля, туда, где на капитанском мостике стояло рулевое колесо, я увидел кого-то. Гадать кого не приходилось: женский силуэт, знакомые чуть ли не до рези в глазах изгибы бёдер, уверенная стойка рядом со штурвалом. Сколько раз я падал перед её красотой на колени от радости?.. Вспоминался только один момент — когда один из летучих лис клана, которым тогда ещё управлял Чак, вернул её на палубу непобедимости в целости и сохранности… Мой кошмар — там. Мир сна, будто чувствуя, что я начинаю сдаваться и поддаваться страху, попытался нагнать ещё. Пока я шёл вдоль борта, я то и дело спотыкался обо что-то… Что-то мягкое, податливое и… почти живое. Я слышал дыхание, стоны умирающих, но старательно не смотрел вниз; пёр напролом только к ней одной, никому ещё. Я так хотел увидеть её, что был готов идти по кому угодно! Перед самым мостиком я всё-таки увидел кого-то ещё и еле сдержался. Мой старший сын в дорогих клановых доспехах лежал у лестницы, но вместо груди у него было лишь кровавое месиво… Это всё только сон. Рядом с моим сыном лежал ещё один труп, поменьше, но в его лапах была сжата чья-то лисья шкура. Нет. Это всего лишь сон. Проснуться было легко, но я всё равно упрямо поднял глаза и посмотрел на капитанский мостик. Она всё ещё стояла у штурвала. Я начал подниматься по лестнице, но понял, что мои голые лапы скользят по чему-то, и когда я не смог удержать равновесие, то увидел, что это была не лестница. Нет. Это была та самая куча освежёванных живодёрами родичей по рыжей шерсти и длинному пушистому хвосту. Переборов рвотный позыв, я одним прыжком добрался до мостика, оказавшись с ней на одном уровне, вот только… Это была не Эмерлина. Совсем не та, на кого я так надеялся, за которую прошёл по этому кошмарному кораблю. Нет. Я думал, что всегда различаю их в любом состоянии, но сонный разум играл со мной злые шутки. Это была Флёр. Что же, мне оставалось лишь усмехнуться и просыпаться. На прощание я положил лапу ей на плечо, и это была огромная ошибка. Лисица резко повернулась ко мне, но вместо вытянутой рыжей мордочки было лишь какое-то ало-бурое месиво — нижняя челюсть полностью отсутствовала, лишь какой-то её остаток шевелился, будто пытаясь мне что-то сказать. Остатки зубов на верхней челюсти висели на ниточках капилляров, а язык безобразно болтался в воздухе. Мне не пришлось ничего выдумывать — я уже видел это. Я видел лиса в домике, когда лисы бежали со своей земли. Но Флёр была в сознании. И ей было больно. В озверевшем приступе ярости она бросилась на меня, тут же повалив с мостика в кучу окровавленных трупов, вжимая меня в них. Своей разорванной пастью лиса пыталась что-то кричать мне, но выходило, что она лишь забрызгивала меня кровью вперемешку со слюной, топя меня всё глубже и глубже в ещё тёплом мясе моих сородичей. Что ж, кошмар, ты победил! Я закричал и попытался оказать ей хоть какую-то толику сопротивления, упирая лапы в то, что осталось от её морды, и вкладывая все силы в то, чтобы она отошла от меня, но получалось так, что я лишь глубже тонул в куче трупов, с которых заживо снимали шкуры… В какой-то момент я оказался настолько глубоко, что один из них свалился на меня и закрыл мне глаза. Стало темно, и в этот момент я рывком открыл глаза на нижней палубе нашего авизо. Руки были вытянуты и сжимали в пальцах что-то не очень мягкое, но сухое и пушистое. Переведя взгляд чуть ниже, я понял, что впился когтями в целую и относительно невредимую, если не считать пары царапин тупыми когтями, морду Флёр. Я вцепился в неё с такой силой, что умудрился оттолкнуться от неё в гамаке, но она переносила моё вторжение в личное пространство на уровне гранитной глыбы, на которой впору ставить ей памятник. Убрав мои лапы от своей морды, лиса дождалась, пока я вылезу из гамака, и спокойно поинтересовалась: — Плохой сон? Я потёр голову и посмотрел на неё. Оглянулся и признался: — Думал, что смогу его перехитрить… — Интересная история, — кивнула она без особого энтузиазма, а спустя несколько секунд неловкой паузы, призналась и сама: — Мне тоже не спалось. — Увиденное… — начал было я, но она перебила: — Надо работать. Я молча согласился, но тон, с которым лисица это сказала, меня насторожил. Мы молча вышли на верхнюю палубу, и там я понял, что, походу, я один успел хоть немного поспать: почти вся команда, которая у нас была в данный момент… Откровенно говоря, сложно было сказать, что конкретно они делали. Наши лисы, спасённые из плена, в основном сидели на палубе, глядя на тех немногих пиратов, которые кое-как разбирались со снастями, проверяли, что делает тот или иной канат с парусами и какое конкретно влияние оказывает это на движение корабля. Они этим пытались помогать — кто-то уже занял вороньи гнёзда на верхушках мачт, и оттуда порой доносились разные крики вроде «Кажется, мы начали приближаться к берегу», хотя мне казалось, что это берег начал приближаться к нам. Другой зверь, на этот раз пират, свесился из «вороньего гнезда» на мачте и что-то крикнул своим внизу. С носа ему вторил ещё один, промерявший глубину грузилом. — Мель, — недовольно цокнула кошка, после чего, сморщившись, отпихнула от штурвала матроса — пухлого полосатого кота в тельняшке и рваных штанах, и сама начала аккуратно ворочать штурвалом. Всем этим театром абсурда пытался управлять Кубрик, пока наша капитанша не очень гордо стояла у штурвала, тоже пытаясь давать указания, что делать, куда лезть и к чему крепить. Мы с Флёр в этом странном балагане смотрелись, мягко говоря, дико, так как она почти ничего не понимала в морском деле, а я — вообще ничего не понимал. Арен, который в отличие от меня не просто не знал, но и откровенно ненавидел морское дело, занялся тем, что умел и любил, — заключил свою супругу в объятия и что-то нашёптывал ей, то и дело ныряя своим изящным носом ей за ушко. И даже добился её улыбки. Я решил пока оставить их наедине, а сам прошёлся по палубе угнанного авизо, пытаясь хоть немного понять, что происходит, но даже большинство команд, отдаваемых Кубриком, звучали для меня как тарабарщина. Нет, он разговаривал на моём языке, вроде как даже родном, и там вроде как даже проскакивали знакомые слова и цифры, но остальное для меня оставалось полной загадкой. Конечно же, мне сразу вспомнилось, как моя жена терпеливо и доходчиво переводила мне эту тарабарщину и пыталась объяснить, что назвать какой-то канат Бантом, Фор-штагой или Штаг-Карнаком намного быстрее и чётче, чем обзывать какой-то канат каким-то канатом. Где-то на полпути до скучающей кошки за штурвалом я оглянулся посмотреть на свою боевую подругу, сейчас растаявшую в объятиях своего большого и сильного мужа. После той картины изуверских смертей сородичей они восполняли это с любовью и страстью, уже совершенно ничего не стесняясь: одну из своих лап, ту, что без арбалета, Флёр сунула между своим телом и телом Арена, и тот не оставался в стороне, буквально впивая в юбку лисицы свои когти. Пришлось отвернуться, потому что в голову начали заползать не самые лучшие воспоминания о том, что Флёр делала для меня, причём чуть ли не с подачи Арена, когда я потерял Эмерлину. Фактически я сейчас в том же самом положении, но тогда не было никакой неопределённости, а сейчас она, скорее всего, была жива. Я не мог думать иначе и твёрдо зарёкся, что когда моя любимая лисица будет со мной вновь — эти двое сами на слюну изойдут от того, что мы с ней покажем. Тряхнув мордой, я попытался отогнать дурные мысли и снова двинулся к Кристине под аккомпанемент морской тарабарщины. Капитанша заметила меня издалека, так что моё прибытие для неё неожиданностью не стало. Когда я на правах нанимателя, заказчика и банкира в одной морде поднялся к ней на мостик, она не возражала, даже наоборот. Одно из преимуществ нанимателя и отчасти судовладельца — право присутствовать в святая святых корабля. — Какие лисы у нас хорошенько выдрыхлись, — немного язвительно, но всё-таки дружелюбно сказала она, довольно осклабившись. — Не то чтобы в этом меня постиг огромный успех, — сказал я, зевнув. — После увиденного… Капитанша многозначительно повела мордой. — Почти все ваши не спали сами и не дали спать моим ребятам — сплошные слёзы, сопли и скулёж! — недовольно заключила она. Воспоминания были ещё слишком свежи, и как только в голове из памяти всплыли образы, которые надо было описать и пересказать тому, кто даже не представлял себе этого ужаса, то к горлу подступил предательский ком. — У них — веские причины, — хмуро возразил я. Кошка, очевидно, хотела весело подколоть меня, но, бросив короткий взгляд на мою мрачную физиономию, явно передумала. — С меня рассказ потом. Может, вон они, — я кивнул на любящуюся парочку на носу корабля, — смогут тебе это рассказать. — Я так и подумала, — пожала плечами Кристина и тяжело вздохнула, глядя на то, как очередной из лисов повис на мачте, отчаянно маша руками и ногами. Ещё несколько зверей полезли его снимать, кто-то из команды Кристины додумался, что надо что-то где-то развязать. Кубрик закричал что-то о том, что не для того пираты лезли в самое пекло, спасая рыжих, чтобы сейчас здесь их гробить. Этому заявлению вторил голос Флёр и угроза арбалетом. Кошка грустно вздохнула. — Что случилось? — насторожился я. — Корабль… — интонацией, словно она всё объясняла, вздохнула Кристина. — А что, с ним что-то не то? — Не-е… Корабль хорош, — мечтательно протянула капитанша. — Но очень сложный. Много косых парусов… Она искоса глянула на меня: — Мои разбойники к такому непривычны… — То есть вы не умеете им управлять? — заключил я. — К нему надо привыкнуть, — извиняющимся тоном объяснила кошка. — И вот тогда он раскроется по полной. — Угу, — подытожил я. — Получается как? Корабль украл, команду украл, рулить — не украл? Капитанша довольно хихикнула и многозначительно промолчала. Вместе с ней мы перевели взгляды с друг друга на наше замечательное приобретение. Практически вся команда — и пираты, и наши лисы были на палубе. Вахтенные стояли на постах, группа пиратов дежурила у кабестана на носу — видимо, если что, готовая бросить якорь, дабы не сесть на мель, а ещё часть забралась на мачты, управляя парусами. Кошка снова взглянула на меня несколько раз и наконец, видимо, собравшись с храбростью, как можно небрежнее спросила. — А ты действительно такой великий вор, как рассказывают? Я имею в виду — ты реально можешь всё украсть? Поправив жилетку, я снисходительно взглянул на неё. — Правда. — Интересно было бы глянуть, что ты можешь. — Мне тоже, — согласился я. — Было бы интересно, что вы можете. Вот, например, почему мы ползём вдоль берега? Твои пираты не могут выйти в открытое море? Кошка перестала улыбаться. — Можем, — хмуро заключила она. — И не только мы! Тут полно фрегатов людей. А вы сунули хвост в осиное гнездо и пошуровали там! Так что, пока мы идём вдоль берега, меньше шансов напороться на военный корабль! — Это почему? — удивился я. — Они никого не боятся и ходят, как ты предлагаешь, напрямик. Сразу после её слов кто-то из команды с криком улетел за борт, качнувшись на каких-то снастях, чем потянул за собой горизонтальную опору паруса, которая сбила в воду ещё двоих. Раздался крик: — Души за бортом! — И следом крики, топот и нецензурная брань. Подскочившие пираты бросили «купальщикам» конец верёвки и вытащили их обратно на борт. — Сухопутные крысы, — высокомерно-снисходительно бросила кошка, следившая за пришествием. Затем Кристина взглянула на меня со странной смесью разочарования и злости, а переведя взгляд в мою сторону, дополнила: — И да, править не украли. Я усмехнулся ей в ответ, как раз в тот момент, когда к нам на мостик поднялась Флёр. Её муж отвлёкся на помощь спасателей. — У меня боец улетел за борт, какого хрена? — буквально сразу же начала она, ткнув большим пальцем за своё плечо. — Такого, что твои лисы не понимают в морском деле ни зги, — ответила ей капитанша, — Моя команда тоже уже пару раз вылетела, пока вы дрыхли. — А с чего ты вообще решила, что можешь указывать моим бойцам что делать? — А я и не указывала, — искренне удивилась Кристина. — Они маялись от скуки и сами вызвались помогать, но скорее больше мешают! И как вы собираетесь драться на море, если вы ни черта не разбираетесь в морском деле? — обратилась она ко мне. — А им и не надо! Они — головорезы, и не их дело ворочать парусами! — Как знаешь! — пожала плечами капитанша. — Но после первой же битвы ты запоёшь по-иному! Флёр возмущённо вскинулась: — Это почему?! Кошка удостоила её короткого взгляда. — Потери, — коротко объяснила она. — Даже самый удачный бой — это потери. А кончатся матросы — этот кораблик превратится в плавучую тюрьму, которая будет, покачиваясь на волнах, ждать, когда её найдут люди. Флёр моргнула. — Так что я бы посоветовала поднатаскать самых молодых лис, — невинно предложила кошка, — чтобы они хотя бы утлегарь от бизань-гафеля отличали. Некоторое время мы плыли молча. Затем Флёр максимально небрежно и властно подошла к перилам ограждения надстройки и крикнула вниз своим бойцам. — Матиаз и Фулон, ко мне! Пара молодых лис пулей взлетели по лесенке к нам. — Выдели кого-нибудь, чтобы обучить их, — обратилась к кошке Флёр. — Лишние лапы не помешают. Кошка понимающе кивнула и обратилась к стоящему рядом с компасом коту в матроске. — Лоренцо, займись гардемаринами. — В конце фразы она явно не удержалась, и последнее слово получилось насмешливым. Я скосил взгляд на Флёр — та изо всех сил делала вид, что не заметила. Кот призывно махнул лапой и повёл лис за собой. — Это командиры отрядов! — строго отчеканила ему вслед Флёр. — И их бойцов — тоже обучи! Лоренцо замер и вопрошающе взглянул на капитаншу. Та кивнула. — Надо было сказать мне, — обратилась она к Флёр, нахмурившись. — На корабле может быть только один капитан. — Тогда считайте меня судовладельцем и адмиралом! — осклабилась лисица. Несколько секунд кошка разглядывала лисицу, словно прикидывая: не обложить ли её матом? Но тут наверх поднялся тяжело дышащий Кубрик, и Кристина, явно что-то придумав, указала на помощника и елейно предложила: — Тогда вам, адмирал, возможно, стоит заняться подобающим занятием? Например, помочь Кубрику разобрать документы людей, которые остались в каюте капитана? — Я ему зачем? — Во-первых, чтобы не слонялся без дела, — строго, по-капитански ответила кошка. — А во-вторых, у Кубрика намётанный глаз на всё, кроме… Того, на что глаз у тебя. — Деньги? — предположил Кубрик, усмехнувшись. — И на то, как их достать, — намекнула нам Кристина и дополнила специально для помощника: — Оттуда, откуда их не достать старым добрым насилием… Мы с помощником капитана усмехнулись и переглянулись. Старый кот, то ли по интонации Кристины, то ли по виду надувшейся Флёр, понял, что ситуация накаляется, и призывно взмахнул лапой. — Прошу за мной! Капитанская каюта оказалась «этажом» ниже — прямиком в кормовой надстройке. Здесь даже было комфортно: мебель была сделана с претензией на ампир, стол завален кипой бумаг, пакетов и тетрадей, в углу стоял напольный глобус, на полу лежал приличный ковёр, стены были обшиты панелями из крашеного дерева, а вся корма представляла собой огромное многостворчатое окно. Конечно, уже чувствовалось, как над помещением поработали пираты: ушла некоторая дисциплинированность, разбросали вещи, занесли какие-то личные вещи Кристины, ну и некоторые тайники были выпотрошены. Спросом не пользовались только довольно богатые капитанские одежды — то ли брезговали, то ли фасон был не тот, хотя у той же Кристины был вполне себе людской наряд. Я же не удержался и, пройдя по пушистому ковру мимо захламлённого стола, открыл окно и выглянул наружу. Снизу, в нескольких метрах, струилась вода, вяло двигалась плоскость корабельного руля. — Ну, вот… — Кубрик, взвесив в лапе, небрежно бросил на стол какую-то тетрадку и несколько других журналов. Я улыбнулся, припоминая своё прошлое — порой такие вещи были намного более ценными, чем золото в казне… К тому же каким вором я бы был, если бы мог наведаться в казну, когда там ничего не было? Уж точно не тем, кем я был сейчас или когда-то давно, когда я ходил туда чуть ли не как к себе домой. И прежде чем было так, я не раз и, если честно, даже не два заходил туда только затем, чтобы разочарованно опустить лапы при виде не совсем пустой, то где-то наполовину пустой. Конечно, деньги, золото и некоторые драгоценности были в королевском хранилище почти всегда, но когда их было так мало, что пропажа любой монетки была заметна, я всегда уходил оттуда с пустыми лапами. Поэтому я начал воровать не только само золото, но и то, что на него указывало: налоговые документы, движения и графики движения обозов с тем, что из казны входит и выходит. Конечно, на другой стороне моей затеи тоже не скучали и меняли их регулярно: делали фальшивые документы, порой даже специально для меня, и многое другое, но у меня всегда находилось что им противопоставить. Поначалу для меня это было игрой, но со временем превратилось в рутину. И вот теперь мне представился шанс разобраться в совершенно новых, незнакомых и, скорее всего, непонятных бумагах совершенно чужого мне государства, из которого приплыли к нам настоящие изуверы и садисты. И если Флёр готова была вступить с ними в бой, рвать им глотки голыми зубами и когтями, то я хотел сделать им если не больнее, то хотя бы сопоставимо больно. Ведь никто не пойдёт воевать на голодный желудок. И у меня для этого были все необходимые средства. Я тщательно собрал все бумаги с пола; в общую стопку на стол пошли даже истоптанные и скомканные документы. Огромные бухгалтерские книги, журналы учёта, дневники и многое другое — всё это мы с Кубриком собирали не только в покоях капитана, но и в других местах корабля. Знакомый с положением дел помощник капитана нашёл покои своего коллеги и принёс его записи, которые окрестил очень важными, чуть ли не важнее, чем капитанские. Я нехотя согласился и погрузился в документы. — Ну что? — В дверях каюты появилась подбоченившись Кристина. — Минутку! — напряглась Флёр. — А кто у штурвала? — Ну, у меня же нормальные пираты, а не толпа сухопутных крыс, — хохотнула кошка и шагнула к столу. — Есть здесь чего интересного? Флёр пожала плечами и, цапнув из вазы в углу яблоко, громко хрустнула. — Расчётные ведомости и бухгалтерия, — постановил Кубрик, перебирая документы. — Отчёты… — Пойдёт на растопку… — чавкая яблоком, фыркнула Флёр. Я осуждающе глянул на неё и, цапнув со стола тетрадку, раскрыл её на середине. Кубрик был прав — это была какая-то расчётная документация. — Есть что интересное? — спросила Кристина. Кубрик неопределённо промычал, листая какой-то журнал. Однако я, перебрав несколько писем и отчётов, обнаружил, что люди ведут войну с какими-то «химерами», о чём я сообщил вслух. — Это мы, — хмуро объяснила Кристина. — Это они нас так называют. — А ещё — гомункулами, — кивнул Кубрик. — Это что за хрень?! — окрысилась Флёр. — Что это значит?! — Химера — это смесь разных тварей, — объяснил старый кот, — а гомункул — искусственно выведенное создание. Я опустил взгляд на кипу документов на столе. Можно было поклясться, что эти слова там мелькали чуть ли не на каждом документе — люди явно уничтожали нас, и делали это с размахом. — Здесь написано, что они вырезали в одной деревни 320 химер, а в другой — 280! — Значит, они уничтожили шесть сотен душ, — спокойно кивнул помощник капитана. — Больные ублюдки, скоты! — прорычала Флёр, метнув недогрызенное яблоко в открытое мной окно. — А кто такие «чунго»? — спросил я, наткнувшись на незнакомое определение в частном письме. — Как-как? — Развеселился Кубрик. — Чунго, — недоумённо повторил я. — Что-то вроде «мудака», — подала голос Флёр. — Я слышала такое на юге. Я нахмурился — мне не хотелось быть ни чунго, ни химерой, ни гомункулом, ни мутантом. Бросив письмо на стол, я решил раз и навсегда называться лисом и принадлежать к старым добрым зверям и никак иначе. Впрочем, надо было продолжать поиски нужной мне информации, и хоть читать расистские бредни захватчиков было откровенно тяжело, я строчка за строчкой продирался через записи, пока глаз не зацепился за одно интересное упоминание — уничтожая нас, люди пользовались нашей инфраструктурой и домами. Так, для содержания многих наших они применяли старые тюрьмы, даже магическую тюрьму в крепости Каталина. Говорили, что тамошние мифриловые решётки было не перепилить и не согнуть, а магические замки невозможно было сломать или обойти. Меня бы она точно не удержала, и я считал это пустым трёпом. — Вот! — объявил Кубрик, не отрывая взгляда от страниц журнала. — Это отчёт о кораблях империи! — Ну-ка, ну-ка! — оживившись, Кристина прильнула к плечу старого кота. — Что там? — Ну, вот… — протянул тот. — Фрегат «Брауберг» — идёт на ремонт, аж в саму столицу. Фрегат «Атлас» — подготовка к рейду и погрузка команды морской пехоты… При упоминании последнего корабля я поморщился — название было знакомым, а Кубрик продолжал, мерно перечислять: — Фрегаты «Обсидиан» и «Штутциг» — докование на месте. «Ля-Палет» — команда подхватила понос… Но дальше я не слушал, ведь, пока кот перечислял корабли и что-то там ещё, я нашёл как раз то, что искал. Благо, автор дневника мне попался наблюдательный, а главное — очень корыстный. Он не раз и не два подмечал суда — такие же размером и быстротой как и тот, что был у нас, но буквально «пустые». Минимум команды, никаких пушек, а главное — тяжёлый конвой порой из двух, а то и вовсе трёх фрегатов. Он в красках расписывал, как один такой двигался куда-то на запад отсюда, причём двигался он так же медленно, как и его охранники. Мы с этим капитаном явно мыслили в одном и том же направлении. Он смело предположил, что за жалованием ему и команде вскоре придётся отходить куда-то в эту сторону, а значит, там было что-то такое. — Кубрик, — сказал я в воздух. Кот флегматично направил одно ухо в мою сторону, но этого было достаточно. — Скажи, если корабль типа этого будет идти с минимальным экипажем, зато с тремя фрегатами сопровождения, что это может означать? — То, что к этому кораблю не надо лезть, вот что, — довольно грубо ответил мне помощник капитанши. — А лезть к нему не надо потому, что… — Потому что он доверху набит золотом, вот… что… — уже намного более спокойным тоном отвечал кот, направляя на меня оба уха. Замолчавшие в этот момент Кристина и Флёр переглянулись. Лиса — с некоторым вызовом, а кошка — удивлённо. — Кэп тут как раз один такой упоминает, — меланхолично сказал я, постучав когтем по желтоватым страницам дневника, — куда-то на запад уплыл. Ты знаешь что-нибудь этакое на западе? — Много чего знаю, — кивнул мне кот. — Но нужна конкретика. — А конкретики пока нет, — сказал я, показывая коту полупустой разворот дневника. — И не будет. Мы молча глядели друг на друга какое-то время. Кот буквально прожигал меня взглядом, но я спокойно обратился к книге обратно и нехотя признал: — Однако, наводка хорошая… Внезапно влетевший в нашу каюту замызганный пёс-матрос из команды Кристины, не утруждая себя никаким военным этикетом, просто крикнул: — Капитан, проблемы! Кристина тут же сдвинула шляпу и решительно отправилась наружу, пока Флёр осталась на месте, искренне возмущённая подобной субординацией. Взмахнув лапами, она пошла за кошкой, на ходу пробормотав: — Что это за проблема такая, которую сами не могут решить? За ней громыхнула дверь каюты капитана, а мы со старшим помощником посмотрели друг на друга, решая, выходить нам или нет. Кот спокойно опустил глаза обратно в журнал, и я решил поступить по его примеру. Сверху, с палубы, раздались какие-то команды — проблемы, видимо, прекрасно решались и без нас. Мы погрузились в дальнейшее изучение бумаг, однако уже через несколько минут Кубрик оторвался от журнала. — Тихо, — неожиданно резко попросил меня Кубрик. Я оторвал уставший взгляд от бумаг. — Тихо! — напряжённо повторил кот. Я уставился на кота в ответ. Он уже не смотрел на меня, а только, навострив уши, поглядывал по сторонам. И тут я понял. — Тихо? — догадался я. Мы с ним настолько привыкли к шуму моря, звучным приказам Кристины и Флёр, матершине матросов и солдат клана, что не заметили, как всё, кроме моря, затихло. Да и то казалось не таким шумным, как обычно. — Тихо, — в третий раз повторил Кубрик и нехорошо зыркнул на меня. Не сговариваясь, мы побросали документы и рванули к двери. Старый пират собирался распахнуть дверь на палубу с разгону, но я положил лапу ему на грудь и остановил его, прижимаясь к стене рядом. Кубрик мою идею одобрил и встал с другой стороны. Рывком вынув из браслета пару метательных ножей, я зажал их в кулаке, а кот достал какой-то старый пистолет и взвёл его. Мы переглянулись и обменялись кивками; я медленно повернул ручку и, насколько можно было медленно, открыл дверь на палубу, заглядывая в расширяющуюся щель. Сразу стало понятно, что никто нас там не поджидает, и я чуть более уверенно раскрыл дверь, медленно высовывая морду наружу. Благо, петли были прекрасно смазаны — никто этого не услышал, но без внимания я не остался. Стоило мне высунуться чуть дальше — и я заметил, что вся пиратская команда попряталась за бочками, а лисы Флёр затаилась у высоких бортов нашего корабля, зачастую сжимая в лапах оружие. Я на всякий случай прикрыл дверь, выходя чуть дальше, но рядом с моей нижней лапой стукнул знакомый арбалетный болт, втыкаясь ровно в той траектории, откуда был выпущен, — сверху. Я тут же вздёрнул морду и увидел, что Флёр, держась за какой-то такелаж, пряталась за плотными парусами, и, завидев меня, делала большие страшные глаза, веля пригнуться. Я закрыл дверь и обратился к Кубрику: — Что-то не так. — Это я уже понял, — буркнул Кубрик. — Где Кристина? — Без понятия, но Флёр застрелит тебя без шума и пыли. Только ползком. — Понял, пусти, — решительно отпихивая меня с пути, сказал кот, грузно опускаясь на пол и по-пластунски выползая из капитанской каюты. Я высунулся за ним, тут же языком жестов обращаясь к Флёр — разведя лапы, я как бы спросил её, что происходит. Та лишь кивнула в сторону паруса, за которым пряталась. Кивнув, я высунулся за краешек двери, в который снова с глухим стуком воткнулся болт. Когда я зыркнул на лису, она похлопала себя по голове, прижимая уши. Это было уже интереснее. Я прижал уши настолько, насколько мог, выглянул за дверь, тут же скрывшись за ней. Человеческий фрегат! Мы выскочили на людей, огибая небольшой скалистый мысок, словно из-за угла. В небольшой бухточке с песчаным пляжем кормой к нам стоял огромный красно-золотой корабль — типа того, что мы с Флёр посетили вчера. Паруса на мачтах были убраны, и на палубе происходили какие-то подготовительные работы. До корабля, на глазок, было около мили, но даже отсюда были видны блики подзорных труб. Высунувшись из-за двери ровно настолько, насколько было можно, я обратился к Флёр: — А чего мы молчим-то? Флёр таинственно посмотрела куда-то в мою сторону, но чуть выше. На капитанский мостик. Обменявшись парой жестов с невидимым мне собеседником, я услышал голос Кристины: — В море звук совсем по-другому идёт — летит над морем… — Ну не будем мы орать как резаные! — предположила Флёр. — Да и говорим мы на их же языке! — дополнил я. — Люди вообще тугоухие, — вспомнила какая-то другая лисица из нашего клана. — Ну и о чём вы хотите поговорить, пока я здесь у них на виду? — недовольно, но относительно тихо спросила нас капитанша. — Она у всех на виду? — спросил я. — Нормально всё, — тут же ответил за неё Кубрик. Я припомнил, как одевалась кошка, и сделал вывод, что это действительно могло быть именно так. Достаточно закрытый костюм капитана: шляпа прикрывала уши, а хвост у кошек был достаточно гибкий, чтобы спрятать его хотя бы за бедро. Волновало другое. Поэтому я бросился в капитанскую каюту, но не к документам и сейфам, а к платяному шкафу, где прямо на полу были навалены всевозможные костюмы того капитана, что был здесь до нас. Я тут же нашёл какой-то мундир, или что-то вроде того, и броские белые штаны, в которые незамедлительно залез. Шляпа оказалась самым сложным элементом гардероба: во-первых, одежд было не так много, а во-вторых, они были мне катастрофически малы, но я кое-как умастил на голове широкополую конструкцию с пером и в таком виде, кое-как придерживая всё это лапами, высунулся за дверь. — Ты что творишь? — тут же шикнула на меня Флёр. — Я что творю? Вы не думаете, что они найдут необычайно подозрительным то, что на палубе ни единой живой души и только рулевой?! А если они уже знают, что этот корабль в угоне? На миг воцарилась тишина, и посыпались советы: — Морду прикрой. — В профиль не становись! — Хвост засунь себе в… Не особо слушая все эти советы, я нацепил на всякий случай какие-то людские перчатки и сунул одну лапу в мундир, выходя на величайший блеф в своей жизни. Когда я вышел за укрытие, я тут же вспомнил, как меня водили на эшафот. Даже тогда я не волновался настолько, насколько сейчас. Изенгрин, наверное, был бы рад… Старательно прикрывая морду полями шляпы, которая так и норовила соскользнуть с макушки, но я буквально держал её ушами, растопырив их внутри настолько, насколько можно, я вышел на палубу и встал прямо к кораблю мордой и аккуратно на него взглянул. Становилось ясно, что отсюда я ничего не увижу и не рассмотрю — Кристина старательно уводила нас как можно дальше от фрегата и от берега, но я видел блики линз, и это наводило на определённые мысли. Но чтобы не выдать себя и сохраниться хоть в какой-то роли людского капитана, как бы нелепо это не выглядело вблизи, я пару раз щёлкнул пальцами в направлении Кристины. Но она моего намёка не поняла, поэтому я, не поворачивая морду в профиль к людскому кораблю, прохрипел на неё уголком пасти: — Дайте мне гляделку! — Чего? — синхронно прошипели мне в ответ Кубрик и капитанша. — Ну эту штуку… — как назло, я забыл, как называлась подзорная труба. — У всех капитанов есть — глядеть далеко, всё такое… — И с кем мы только имеем дело, — недовольно прохрипела кошка, снимая с пояса небольшую бронзовую трубочку и отправляя её в полёт, но из-за того, что я очень старался не выдать себя, не успел нормально сообразить и повернуться, чтобы поймать её. Не будь на мне всего капитанского хлама — это, разумеется, не составило бы никакого труда, но это было практически нереально, когда главной проблемой было удержать шляпу ушами! Труба подкатилась к моей лапе, но я понял, что нагибаться — не вариант. — Чего ты стоишь? — недовольно прохрипела на меня кошка. — Наклоняться не вариант, — признался я. — Подайте как-нибудь… Пришлось Кубрику лично приползти ко мне вплотную и кое-как подать мне злополучную трубу. Когда наконец-то заветный кусок меди со стеклом оказался в моих лапах, я не стал сразу же раскладывать её и смотреть на вражеский корабль. Поначалу я крутил её в лапе, привыкая к весу, но продолжалось это ровно до тех пор, пока раздражённая моей нерасторопностью кошка не шикнула на меня: — Чего ждёшь? — Вспоминаю, как это делала моя жена, чтобы сделать точно так же, — шикнул я на неё в ответ. — Как будто я делаю это каждый день на протяжении всей своей жизни… Всё должно выглядеть естественно. Больше мне не мешали. Я смог спокойно собраться с духом и внутренне отрепетировать все свои действия. Одним движением разложив подзорную трубу, я приставил окуляр к глазу, старательно не поднимая подола шляпы, наводя на фрегат окуляр как бы исподлобья. Как только я навёлся конкретно на них, сфокусировался и смог что-то понять, я провёл трубой по горизонту и отыскал единственного человека, который действительно нами интересовался: им оказался молодой долговязый мужчина, пристально разглядывающий нас в подзорную трубу, закреплённую на специальном штативе и делающий какие-то пометки в небольшой блокнот. Судя по форме, он был кем-то вроде помощника капитана — никак не ниже, поскольку одет был строго и официально, во что-то крайне неудобное и сковывающее движение. Я мог судить об этом на собственном примере, потому что был одет примерно так же. — Нами активно интересуется какой-то человек, одетый так же, как я, — сказал я вслух для своих опытных друзей. — Остальные блики — это их латы на солнце дают. Флёр промолчала. Кристина подумала немного и спросила: — Тот человек не подаёт никаких сигналов? — Не похоже, что он меня заметил. Я поводил своим взором по кораблю ещё немного, и Кристина подсунула мне ещё один вопрос: — Сколько там пушек? — Без понятия, все бойницы закрыты. — Это называется порты, — поправил меня Кубрик. — Вы меня поняли, — спокойно напомнил я. Когда я закончил считать для них эти самые порты, я вернул взор к капитанскому мостику и увидел: человек навёл объектив ровно на меня — так, что вся его труба стала похожа на точку. В тот момент, когда он понял, что я смотрю на него, он оторвался от трубы, выпрямился и приложил раскрытую ладонь к виску. — Кажется, он мне отсалютовал, — спокойно сказал я, не отрываясь от трубы. — Салютуй в ответ! — прошипела на меня кошка за штурвалом. — Делай как он! Она была права и, несмотря на моё крайне затруднительное положение, выбора у меня не было. Убедившись, что человек снова прильнул к трубе, я выпрямился ровно настолько, насколько мне позволяла их форма, и резко приложил ладонь в перчатке к уху под шляпой. — ДРУГОЙ ЛАПОЙ! — тут же просипела Кристина, но было уже поздно. Я сглотнул ком, подступивший к горлу и опустил лапу, снова поднимая подзорную трубу, и когда навёлся на место, где стоял этот помощник, то увидел как он, показывая на нас пальцем, докладывает о своих наблюдениях кому-то намного более важному. Сердце хоть и скатилось к кончику хвоста, но беспокойства почему-то не было: всё происходящее больше напоминало какой-то юмористический номер вечером в пабе. Становилось смешно лишь от одной мысли, что, какую бы меру в отношении нас ни предприняли на фрегате, мы все будем мертвы. Расстрелять нас из пушек? Судя по тому, что я слышал, они изрешетят нас прямо оттуда. Взять штурмом? Трудно будет назвать штурмом то, что они провернут своими десантниками, учитывая, какое сопротивление мы можем им оказать. Я нервно облизнул морду и, уже особо ничего не боясь, снова поднял трубу на помощника. Судя по языку жестов и некоторым интонациям — капитану не было до нас никакого дела. Я успел заметить, как он махнул на нас рукой и ушёл куда-то внутрь корабля. Человек снова прильнул к своей трубе и уже неотрывно следил за нами, благо всё время нашей игры в гляделки Кристина держала руль в крайнем положении, уводя нас всё дальше и дальше в море. Фрегат так и не повернул в нашу сторону, и вскоре на горизонте оставались лишь мачты. С моей отмашки было разрешено всем перестать прятаться, но Кристина напомнила, что на верхушке мачты должен быть какой-то смотрящий и особо светить хвостами не стоит. Поэтому те, кто остались на нижних палубах и в трюмах, прошерстили запасы и сундуки, найдя людскую одежду: все звери из команды Кристины переоделись в какую-никакую униформу и запихали свои хвосты в штанину настолько, насколько это было возможно: для кошек это вообще не составило труда, а вот волкам пришлось чуть сложнее, но тоже возможно. Совсем плохо было нам — лисам. Большой и пушистый хвост с белой кисточкой отлично выделял нас даже силуэтом, и прятать его не приходилось. Флёр, конечно, переживала из-за этого, но ничего поделать не могла. Она решила, что в случае повторения подобной ситуации — мы все снова будем прятаться. Носить что-то просторное вроде того кителя было слишком неудобно, да и странно, если половина палубы будет забита помощниками капитанов, а не матросами. У Кристины же был немного другой, более кардинальный подход. В какой-то момент обсуждения маскировки, она достала свой кортик и предложила его Флёр. Та откровенно возмутилась такому предложению и, не особо спрашивая, брезгливо ответила капитанше: — Сама себе отрежь, тогда поговорим… Кристина, впрочем, совершенно не расстроилась такому предложению и даже развеселилась: — Резать? Милый вариант, но тут уж я вас могу понять. Брейте. — Чего? — недоумённо спросила Флёр. — Брейте хвосты. Они же у вас очень пушистые, а в остальном — не сильно отличаются от волчьих… — Сильно! — возразил кто-то из клана. — В любом случае без шерсти их можно будет спрятать, как у всех нас. — Ага, — саркастически протянула Флёр. Кристина поначалу не поняла её тона, но, встретившись глазами с лисой и прочитав в них что-то своё, нехотя согласилась: — Ну тебе только какой-нибудь китель людской или что-то в этом роде. Но остальным-то можно. — Я не заставлю своих бойцов делать то, на что никогда не решилась бы сама. — Представляешь насколько глупо будет умереть из-за вашей пушистой гордости? — Особенно учитывая то, что из-за этой гордости с нами делают люди, — тихо припомнил я лисице. Я имел в виду шкуры. Наши хвосты они тоже ценили. Они шли отдельно. На воротники. У Флёр дёрнулись верхние брюлли, обнажая зубы и клыки — она почти оскалилась на Кристину. Но потом до неё дошло то, что имел в виду я, и гневный вид сменился на откровенно отчаянный. Она отказалась от ножа кошки и взяла свой, из раструба сапога, уже направляясь к мужу — сделать это самой было неудобно, а ему она доверяла куда больше, чем мне и всем остальным. Я снова сглотнул подступивший к горлу нехороший ком, понимая, что если это сделает Флёр — за ней это без колебаний сделают все клановые лисы. Всё для победы же. И понимал, что если не сейчас, то я её уже не остановлю, но на помощь неожиданно пришёл Арен: — Что за идиотизм? — как обычно скупо и строго отозвался лис на всю эту затею, как только Флёр подошла к нему с ножом в лапе. И ладно, если бы он обратился к Флёр или Кристине, но нет — он обратился точно ко мне, недовольно скрестив лапы на груди, но тут же пояснил. — Ладно эти две, но ты-то? — А что я? — Ты никогда свой хвост не маскировал, ворюга хренов? — Не хренов, — в тон ему отвечал я. — Моя гордость и отличительный знак — обычно только его мои преследователи и видят! Запоминается надолго! Арен издевательски хмыкнул и улыбнулся. — Наверное, к тебе обычные правила действительно неприменимы, не так ли? — Именно что так ли! И кстати, раз уж мне дали слово — я свой хвост под нож не отдам! И шерсть тоже! Арен раздражённо вздохнул. — Тебе и не придётся. С этими словами, он одним движением отобрал у жены её же нож и прошёл к капитанской каюте. В разведанных запасах людей он быстро нашёл что-то — сверкнул нож, и Арен отрезал довольно большой кусок простого бинта. Спокойно, строго и сурово он развернул свою ненаглядную спиной к себе, после чего присел на одно колено в интимной близости от её хвоста: спустя несколько минут, наполненных невнятными мявками, прикриками и откровенными ругательствами, он гордо встал на обе лапы обратно и продемонстрировал клановым бойцам их бесстрашного лидера, хвоста которого по крайней мере, спереди не было видно! По крайней мере, сразу. Теперь эта наша отличительная черта не бросалась в глаза первой — её надо было ещё умудриться разглядеть. Конечно, обман вскрывался быстро даже издалека, но ради этого надо было присмотреться: туго перебинтованный хвост лисицы был парой перевязок зафиксирован у её бедра и голени, причём оформлено это было так, будто это были боевые перевязки, правда почему-то поверх сапога. У самых каблуков торчал лишь белый кончик и совершенно не бросался в глаза. Флёр от такой маскировки немного обалдела — ей даже нашли зеркало, чтобы она смогла перед ним покрутиться и оценить элегантность решения её мужа. Кристина была очень довольна, но Флёр — совсем нет. — Это всё, конечно, очень здорово, — немного разочарованно сказала она, — но вот это, — она обвела лапами свою мордочку, — вот этого не скрыть… — И не надо, — неожиданно заступился за неё её муж. — Это же та самая мордашка, в которую я влюбился, — зачем её скрывать? — Ну не знаю, — хмыкнула лисица. — Чтобы люди не пристрелили меня, как только я окажусь у них в поле зрения? — Если такое случится, то мне больше незачем будет жить, а учитывая нашу с тобой ситуацию, — напомнил он, имея в виду разделённую с ней смерть, — и не придётся. И лучше я буду смотреть на тебя… Он подошёл ближе, кладя лапу на её вытянутую мордочку, проводя по щеке и ниже. От такого прикосновения лисица позволила себе немного растаять и приласкаться к его ладони, прикрыв глаза. — Я всегда буду любить тебя, твой взгляд и твой нрав. — Флёр даже немного усмехнулась на последнее. — Ты моя лисица. — А ты мой лис, — призналась она, чуть привстав на кончики сапог, чтобы нежно обнять своего суженого и поцеловать его. И они вдвоём, совершенно ничего не стесняясь, снова впились друг в друга у всех на виду. Мне-то было не привыкать, но сейчас становилось немного неловко — обычно, когда мы были вчетвером, мы с Эмерлиной могли в шутку посоревноваться в страсти и громкости этого процесса, однако сейчас мне выпала доля наблюдающего, и ничего не оставалось, как разглядывать остальных. Члены клана реагировали более чем спокойно и сдержанно, некоторые даже улыбались и были откровенно рады за своего непосредственного капитана. Бейнс, потерявший в резне своих жену и дочь, едва сдерживал слёзы, но всё равно улыбался. Пираты не обращали никакого внимания и по большей части занимались своими делами, а Кристина делала вид, что её вот-вот вырвет, ну или не делала. По крайней мере, она отвернулась и наклонилась за штурвалом, после чего послышались крайне неприятные звуки. Когда момент страсти между моими друзьями иссяк, Флёр отпустила своего мужа и посмотрела на меня. — Ох, прости, — сказала она, смотря на мой обескураженный вид. — Эмерлина… — Она жива и в безопасности, — прервал я её и молча кивнул на Бейнса. Лис совсем понурил морду, с которой на палубу падали слёзы. Флёр одёрнула юбку, глянула на Арена — тот кивнул ей, после чего подошла к своему бойцу и нежно, практически по-семейному обняла и его тоже. Она шепнула ему что-то на ухо, уверен, это было что-то чувственное и ободряющее. Бейнс несколько раз кивнул, молча соглашаясь с предводителем клана, а она аккуратно вытерла его слёзы. Порой я забывал, что отец Флёр основал клан Лис Полной Луны как одну огромную семью. Такие моменты как нельзя лучше напоминали мне об этом, даже несмотря на то, что некоторые члены клана даже не были лисами и даже близко на них не походили. Я точно знал нескольких ящеров, которые могли рассчитывать даже на такую помощь от нас, случись чего. Отойдя от Бейнса, Флёр напомнила уже всем: — Скажу вам то, что сказал мне отец, когда я была маленькой: вместе мы лучше, чем мы есть по отдельности. Лишь все вместе мы сделаем то, что должны. — Вы даёте мне смысл сражаться дальше, — признался Бейнс. — Спасибо, госпожа. — Ты знаешь моё имя, — сказала лиса. — Используй его. — Спасибо, Флёр, — уверенно кивнул Бейнс. Неожиданно душевный и тёплый момент кланового единения, который сумел растопить даже пиратское кошачье сердце, прервал долетевший до наших ушей звук тяжёлого выстрела. Когда Флёр покупала в клан пушки, я присутствовал на некоторых тренировках по стрельбе и даже видел, как их применяли в бою, и уже тогда я мог сказать точно, что звук, когда стреляют по тренировочной мишени и врагу, совершенно разный. Второй — намного более громкий и резкий, чёткий, как удар хлыста, а тренировочный вялый. И вот то, что я услышал, пускай даже с огромного расстояния, было выстрелом именно боевым. И это понял не я один. — Полный вперёд! — заорала Кристина, хватаясь за штурвал. — Делайте что хотите, но нам надо убираться отсюда! Живее! Это было единственное, что я смог понять, — дальше уже Кубрик отсыпал всем присутствующим россыпь точных корабельных терминов, значения которых для меня были покрыты неприглядным слоем моей непроходимой тупости в плане судоходства. Флёр тоже не осталась в стороне и, трезво оценив ситуацию, приказала: — Все, кто может помочь, помогайте! Остальным — не мешать! Несколько из наших лис бросились на подмогу пиратам, уже довольно слаженно и лихо работая с ними на стропилах и парусах. Я же, оставшийся не у дел, наконец-то скинул осточертевшую шляпу и не менее осточертевший человеческий мундир, но оставил в лапе подзорную трубу, побежал на корму. Корабль людей было плохо видно, но то ли какое-то морское течение, то ли неправильные паруса, то ли Кристина так решила, никому ничего не сказав, но нас снесло обратно к берегу — далеко впереди от идущего рядом с нами вдоль береговой линии фрегата людей. Я отчётливо видел его нос, но он был мне не очень интересен — я хотел высмотреть то, куда они стреляли, и теперь, зная, как пользоваться подзорной трубой, выискивал их цель, искренне надеясь, что не найду сам себя. Уже беззвучно что-то бухнуло на берегу, я перевёл свой взгляд туда и понял, что они обстреливают какую-то странную деревню, судя по всему, расположенную в дельте большой реки, из-за чего они подошли довольно близко и открыли для себя замечательную возможность сделать свои ужасные дела на расстоянии. И тут до меня дошло. «Поздравляю! Теперь вы навлекли на себя их настоящий гнев!» — вспылили у меня в голове слова пожилого упитанного крыса, важно стоявшего перед нами на столе, а обращены они были к двум молодым выдрам, сидевшим с нами. От того ужаса, который я испытал в этот момент, я даже забыл, как их зовут, и это неимоверно меня огорчило. Люди громили посёлок морских выдр — рыбаков. Выдры, как всякие водные звери, не любили капитальные постройки, предпочитая бо́льшую часть времени проводить в море, и теперь, от попадания ядра, их утлые домики разлетались во все стороны щепой и мусором. — Почему они палят по ним из пушек? — Я растерянно обернулся к Кристине. — Это же глупо! — Пристреливаются! — Злобно процедила кошка. — Но им же ничего не достанется! Никаких трофеев! Они же просто все разнесут! — Ты не понял?! — сверкнула глазами кошка. — Они здесь не за добычей! Они просто убьют всех жителей деревни! — Это просто ещё сотня «химер», — мрачно кивнул Кубрик. — Просто их канониры практикуются, да и они просто ускоряют то, что десантники закончат штыками… Я растерянно переглянулся с Флёр — судя по растерянно-подавленному выражению морды, она тоже не знала, что делать. Зато знали пираты. Выстрелы пушек и взрывы на земле становились всё чаще и чаще, злее и смертоноснее — если первые несколько ударов прошли мимо, были, что называется, пристрелочными, то теперь эти ироды лупили прямо по густой застройке выдр… Снопы искр вылетали из окон, поджигая дерево и выбивая взрывной волной глиняные кирпичи. Я видел, как повсюду носились женщины и дети, исчезая в клубах дыма и поднятой взрывами пыли и не возвращаясь от боли. Я видел, как отважные, но очень слабо защищённые выдры бросались в морскую воду, но людские стрелки с борта корабля поливали их смертоносным свинцом, как взрывались и падали деревья и загорались торфяники. Как мирная и кишащая жизнью деревня выдр превращалась в развороченное кроваво-чёрное месиво. Я оторвался от окуляра подзорной трубы в полном онемении и посмотрел направо — Флёр уже стояла рядом, но вместо изумления и шока на её морде была видна лишь неприкрытая ярость, какую не видел, наверное, ещё ни один её враг, посмевший после этого остаться в живых. — Мы ничем им не поможем, да? — тихо спросил я, понимая, какой ответ даст мне лиса. Она врезала по бортику кормы с такой силой, что затрещало дерево корабля. Мне показалось, что от её удара мы немного накренились в сторону кормы, но это были всего лишь волны. Лиса развернулась и сжала кулаки до хруста в костяшках, и даже Арен не решался к ней подойти. Не успели мы с Флёр встретиться взглядами, как Кристина метнулась на палубу. — Лисов — всех в трюм! Все голожопые — укрылись следом, едрить! — прорычала она театральным шёпотом. — Живо! — Чего?! — растерялась Флёр, но Кубрик уже цапнул нас под локти и настойчиво потянул назад. — Давайте-ка назад в каюту! Растерянно обернувшись, я увидел, что на палубе оставались лишь пираты бесхвостые, средних размеров и одетые в полный костюм. Те, кого можно было издалека принять за людей. — Вы думаете, эта маскировка прокатит? — напряжённо спросила Флёр. — Раньше канала, — огрызнулась Кристина, которая осталась снаружи. — Но в основном против купцов и мелких торгашей. Проканает ли против военного корабля его величества — хрен знает. Кошка достала подзорную трубу и, раздражённо разложив её одним рывком, оглядела приближающийся корабль людей. — А если взять их на абордаж? — неожиданно предложила Флёр. — Они же не ожидают этого! Подкрадёмся, и-и-и-и… — И-и-и-и-и… они с полутора кабельтовых просекут, в чём дело, расчехлят карронады и сметут нам всё с палубы, а потом одним ядром пустят нас на дно! — огрызнулась капитанша. — И перетопят баграми выживших! — Хреновая ситуация, — напряжённо вздохнула Флёр. — Слышь, — огрызнулась Кристина, — она легко может стать ещё хуже — и вот тогда, в сравнении с ней, любое говно покажется повидлом! Повисла тяжкая пауза. Внезапно до ушей донёсся другой звук — это был тот же самый взрыв, но какой-то другой — он был звонкий, не несущий смерти и разрушения, как будто бы сигнальный. Флёр тоже услышала это и, резко развернувшись, уставилась на фрегат. Я снова приник к окуляру подзорной трубы. — Просто какой-то снаряд не долетел до цели, — сказал кто-то из пиратов за нашими спинами, но мы не обратили на это никакого внимания. Я продолжал высматривать и искренне переживать за выдр на берегу. — Бегите, глупцы, просто бегите — целее будете… — приговаривала Флёр. — Засуньте себе свою гордость под хвост и бегите! Я не стал осуждающе напоминать лисице, кто свой собственный совет уже не учёл, она и так заплатила за свою гордость слишком высокую цену. Как вдруг ещё один яркий взрыв попал мне прямо в глаз подзорной трубы — хлопок ядра был совсем не на берегу, и даже не близко, а где-то на полпути до берега. Такие же хлопнули ещё несколько раз, и сейчас Флёр уже не удержалась и схватила подзорную трубу у себя, чуть было не оставив мне фингал под глазом: — Дай сюда! — рявкнула она, наводя окуляр на корабль и внимательно его разглядывая. Я же приник к подзорной трубе во все глаза — Арен, Бейнс, незадействованные бойцы нашего клана и даже пираты, которым уже нечего было делать, — все собрались на корме к огромному неудовольствию кошки. И хотя кошмар на берегу не прекращался, взрывы на полпути стали происходить всё чаще и чаще, пока вдруг я не увидел один такой — и он был отлично виден — прямо у борта фрегата. Флёр впилась глазом в подзорную трубу и вытянулась вперёд так, что чуть было не вывалилась за борт, но Арен схватил её за пояс. — Как назывался тот корабль, где мы подрезали фитиля?! — тут же крикнула Флёр куда-то в сторону Кристины, но кошка не успела и рта раскрыть, как выстрелы неожиданно резко прекратились — три отдельных залпа раздались вдалеке, после которых всё как будто затихло. Мне показалось, что прошла вечность — так много мыслей успело ураганом пролететь у меня в голове, от самых плохих вариантов развития событий до ещё более худших. Я успел придумать и проанализировать столько всего между первым и вторым ударом сердца, что казалось, я умру просто от волнения. А потом была вспышка — огромный, до боли яркий круг объял нос людского фрегата, разлетаясь яркими искрами осколочных гранат и остатков пушки, в которой рванул в корень подрезанный фитиль. Огромная часть корабля в этот же миг будто перестала существовать — она как будто вылетела из реальности мелкой щепкой и искрами шрапнели. Ударная волна от взрыва была буквально видна — она вихрем смела с палубы людских пехотинцев, в клочья разорвала все паруса, с корнем вырвала огромную мачту фрегата. До нас долетел уже лишь слабый её отголосок, но даже мы почувствовали эту силу. А за ней был звук, как всегда опаздывающий за зрелищем, как гром опаздывает за молнией. Басовитым дребезжанием он ударил мне в грудь, сбивая дыхание и на миг останавливая сердце, но это было не неприятно, совсем нет. Я бы сказал, что оно замерло в предчувствии настоящей бури. Боезапас людского корабля начал детонировать раз за разом, и казалось, что каждый раз всё сильнее и сильнее — рвались корзины со снарядами, детонировали другие, рвали палубу фрегата как бумагу, с такой силой, что даже щепки могли изрешетить того, кому не повезло остаться в живых. И как будто в ознаменование этого изумительного и радостного зрелища — последним рванул пороховой погреб: всё, что осталось от фрегата, разом прекратило своё существование — корпус буквально разорвало с такой силой, что становилось страшно даже на порядочном удалении. И действительно, эта ударная волна ударила в грудь со страшной силой, но ощущение было такое, будто запустила моё сердце вновь. Спустя несколько секунд там, куда мы смотрели, шёл дождь из горящих досок, щепок и парусины — медленно касаясь воды, они иногда не затухали, а оставались также плавать. На нашем корабле повисла мёртвая тишина — никто не понял, что произошло. Но через пару мгновений грохнул ещё один взрыв — все наши друзья с нами на палубе разом заорали чуть ли не в агонии. От радости за такое ни одна пасть, ни один пират — никто не остался в стороне: эмоции измученных и откровенно испуганных зверей били через край, буквально захлёстывая всё вокруг, и я не мог удержаться — я тоже орал с кормы этому кораблю, насмехаясь, потешаясь и откровенно радуясь такому славному зрелищу. Но когда я посмотрел направо, чтобы увидеть реакцию Флёр, — её там не было. И лишь её прибинтованный к ноге хвост мелькнул где-то сзади, и я, сам не зная зачем, поспешил за ней. Лиса грубо расталкивала локтями толпу, пробираясь к капитанскому мостику, где от счастья буквально прыгала Кристина, обнимаясь на ходу со своим старшим помощником. У Флёр ушло какое-то время на то, чтобы протиснуться к мостику, но когда она наконец-то вырвалась из толпы на корме, то в несколько мощных рывков преодолела весь корабль, вскочила к штурвалу, против всяких правил оттолкнула кошку, пока та была в полёте, и рывком заложила штурвал к берегу. Я сам обалдел от такой наглости — даже Эмерлина не позволила бы делать такое со своей яхтой, а настоящий пиратский капитан с новым кораблём… Кристина же, упав в сторону, немедленно схватилась за шпагу, но ей хватило мозгов не обнажать её, а ухватиться за штурвал и остановить его где-то на полпути. Нормально поговорить у двух командирш не получилось бы — слишком сильный стоял ор прямо на палубе, я даже собственных мыслей не слышал. Тем более на радостях некоторые из пиратов начали палить в воздух из пистолетов, и унимать такую толпу было бы себе дороже. Я видел, как пасть Флёр шевелится, но Кристина не могла этого услышать просто физически. Я попытался крикнуть что-то, но мой голос утонул в море разноголосого рёва, и тогда я сделал, наверное, самое страшное, что мог позволить себе, — нашёл на мачте корабельную рынду и со всей силы отзвонил в него. Как только шум и рёв наших друзей хоть немного утих — я смог услышать то, что Флёр орала чуть ли не на ухо Кристине, показывая на то место, где только что грохнул фрегат людей: — ТАМ ТВОИ ПУШКИ! Несколько мгновений до Кристины доходило сказанное, а затем, она, бросив штурвал, метнулась к перилам кормовой надстройки и, перевесившись через них, остервенело заорала своей команде и притихшим лисам: — Поворот, оверштаг! Живо! Или я вас жопами на якоря по самый шток посажу! Пираты метнулись исполнять команду, и наш кораблик, тут же захлопав парусами, как чайка крыльями, ушёл в крутой поворот через левый борт.