Vis-a-vis

— Ну вот опять она все испортила, — бурчал себе под нос Лисицын, провожая такси с любимой девушкой до дома. И только когда в окнах спальни Юльки загорелся свет, он позволил себе поехать домой. Он не знал, как признаться, себе и ей, в том, что она его солнце, что любой его флирт это исключительно на пользу дела, а его сердцем уже давно руководит эта рыжая бестия. Майор. Его любимый майор. Она была его капитаном, а стала его майором. Интересно, что же было такого в той командировке, что его любимый майор ведет себя, как неприступная мумия? Неужели у нее был роман? Верить в такое, в особенности после слухов о Ближнем Востоке, не хотелось. Тогда что? Ее ранили? На теле, таком тренированном, шрамы? Но ведь это мелочи, по крайней мере, для него, для Лисицына. В чем он не прав? В том, что считает ФЭС неподходящим местом для женщины, хотя и руководит им женщина? Но Рогозина это другое, после того, как он узнал о трагедии с ее мужем, он понял железную начальницу, которая запретила себе любить. И он так же понимал ее желание быть любимой, и флирт с Кругловым. Флирт. Опять все упирается в это чертово слово. Почему он не может быть милым собеседником, стараясь разговорить важную свидетельницу? Почему Юля воспринимает такие вещи в штыки? Почему, в конце-концов, она не хочет понять, как важна ему? Душу рвано на части, он осознавал, что не может позволить себе второй раз ее потерять! Еще один горячий душ. Точнее говоря, горячая ванна, с солью и ароматным гелем. Юля положила голову на подголовник и позволила себе вспомнить сегодняшний день. Выходка Лисицына определённо вывела ее из себя. Разумеется, Юля не поверила ему не на йоту, но его дикое желание вызвать у нее ревность ее определенно бесило. Она вспоминала их последнее дело перед ее командировкой, она еще капитан, он майор и расследовали они убийство девушки. А потом Юле предложили повышение. Она не знала, как сказать ему о том, что они больше не будут работать вместе. А потом решила не говорить вообще. В конце концов, это не его дело. Юля была уверена, что за то время, пока ее не было, он найдет кого-нибудь и забудет о ней. Но время прошло, а кольцо так и не украсило руку майора. Ее майора. Охапка ее роз так и осталась в тот день в офисе. Майский, дежуривший в ту ночь, хмыкнул, но цветы не тронул. Он знал, кто дежурил перед ним, и прекрасно понимал, кому принадлежит эта охапка. Так же он понимал, что если Юля бросила цветы тут, это говорит лишь о том, что они опять поцапались. Ванна остыла, соль впиталась в кожу, а мысли Юли бежали по одному и тому же кругу уже пятый раз. Она никак не могла принять решение, потому что переменная Лисицын была уж слишком непостоянной, а принимать решение с неопределенным будущим девушке не хотелось. Однажды она уже так поступила. Выйдя из холодной ванны, девушка завернулась в халат и пошла в сторону кухни, разыскать продукты. Ее мама, отчаянная и прирожденная домохозяйка, уже давно смирилась с решением дочери посвятить себя службе. А потому, пока Юля работала, мама приезжала к ней, чтобы наварить супа и нажарить котлет. И именно мама готовила Юле овсяный кисель, дабы дочь не забросила свой больной желудок. Именно поэтому Юля была уверена, что в холодильнике что-то будет. Там и правда было что-то. Куриное рагу и картофельное пюре. Сыр, обожаемый Юлей, в количестве, достаточном обычному человеку на месяц. И хлеб. На скорую руку Юля соорудила два тоста с сыром, налила в высокий стакан кефир, и рухнула в спальне на кровать. Она проснулась внезапно, даже не осознав, что спала. Толстая луна нагло светила в окно, найдя тонкую щель между плотными шторами. На улице была типичная осенняя гроза, деревья качало от резких порывов ветра, косые струи дождя били по стеклам. Гремел гром. Гром Юля ненавидела с детства. Запахнув плотнее шторы, девушка скинула с кровати влажный халат с развязанным поясом и вытянула из шкафа новую сорочку. Когда она спала одна, то предпочитала трикотаж эротичному шелку и кружевам. Длинная футболка доходила ей где-то до середины бедра. Закутавшись поплотнее в теплое пуховое одеяло, девушка провалилась в долгий сон без сновидений. В то утро ее дежурство совпало с дежурством Котова. Офицер, интеллигент в третьем поколении, без слов заграбастал девушку, стоило той только пересечь порог буфета. Он был одним из немногих, кто еще не видел Юлю, не знал подробностей ее командировки и ее возвращения. Их делом сегодня было дело, чем-то неуловимо напоминавшее Юле ее первое дело после возвращения. Когда младенец был найден и удачно передан настоящим родителям, а торговка людьми пошла в камеру ФЭС, Юля ощутила пустоту в душе. Вспоминая, как она держала ребенка на руках, она снова и снова думала о себе, как о будущей матери. Она не могла представить себе, какого это — держать на руках своего ребенка, прикладывать его к груди, воспитывать, растить, радоваться первым шагам, вести в школу. Дежа вю — она снова сидит в буфете ФЭС с чашкой ароматного горячего кофе. И снова одна — Котов сдает улики под опись. Интересно а…? нет. Он не стоит за ее спиной, его вообще нет в офисе. Вместо ее добродушного майора — Котов, веселый, смешливый, добрый. А хотелось бы Лисицына… Котов и сам не понимал, зачем согласился на то, за что сейчас получал от Рогозиной — за смену дежурства. Пока Рогозина, хмуря брови, отчитывала его как мальчишку, он вспоминал холостяцкую квартиру Лисицына, бутылку водки вкупе с нелепой закуской — осетриной домашнего копчения, и обиду, льющуюся из сердца Кости. Все ФЭС было в курсе о страстной любви Лисицына к Юле, равно как все были в курсе ее чувств. Но если свои чувства девушка пыталась скрывать, то Лисицын наоборот, откровенно демонстрировал свою привязанность к девушке, стараясь подгадать их совместные дежурства. Понять майора, решившего наоборот, сбежать от Юли, было сложно. Может быть, ему надоело? Бегать за неприступной Юлькой, изображающей из себя Снежную королеву, добиваться ее улыбки, зачем? Он тоже человек, он неспособен так долго ждать. А как он ее ждал, знала вся служба. — Так, чтобы завтра господин Лисицын был тут, как штык. И смотрите мне! — Рогозина погрозила майору кулаком, а тот лишь пожал плечами. — Галин Николаевна, а я тут при чем? Он попросил, я согласился, — Рогозина рассвирепела. — Согласился он! Я кажется, всем запретила с ним меняться! — она расхаживала по кабинету широкими шагами. Котов попытался сжаться до размеров кузнечика, что с его размерами было проблематично. — Так это было до… — он руками пытался объяснить до чего, но его сложносочиненных манипуляций Рогозина так и не поняла. — До чего? — она, наконец-то, села, а Котов перестал втягивать голову в плечи. — Ну до… — Рогозина изогнула бровь. — Ладно, иди уже, разбираться еще с тобой. Юля допила кофе, провела рукой по волосам, задержав руку на ожоге. Скоро, совсем скоро уже он зарастет и она сможет забыть. А забудет ли? А Лисицын в это время сидел за рулем напротив офиса. Он хотел понять, заметят ли его теперь, когда он нагло отказался от дежурства? И, может быть, у него появится надежда на какое-то улучшение отношений? Судя по их последнему делу и по ревности Юли, ее чувства никуда не делись. Хрупкая, тоненькая девочка, его маленький огонек, его напарница, его виз-а-ви. Он снова и снова улыбался, вспоминая, как она вернулась, и как он увидел ее в первый раз, сквозь стекло. Серая блузка, короткая стрижка, ожог на виске. Интересно, откуда ожог? Шустов что-то говорил про Ближний восток, но невозможно представить себе Юлю там, в пустыне, с автоматов в руках. Его девочка не способна на такие вещи. А может быть, как раз способна? Все стычки Юли и Лисицына основывались на том, что майор считал женщин неприспособленными для работы оперативником. А Юля, как назло, пыталась ему доказать обратное. Она раз за разом выезжала с ним на места преступлений, стараясь ни в чем от него не отставать. Отставала, конечно же, но ей простительно. Он вообще все готов ей простить только за одну улыбку, на подведенных розовым губах. Этот взгляд, снова и снова заставлял Лисицына дрожать изнутри. Почему-то, стоило Юльке улыбнуться, он забывал обо всем, снова и снова покоряясь ее милым женским чарам. Вышла. Темное пальто, широкие брюки и сапоги на каблуках. Ах, это милое желание выглядеть женщиной даже работая в ФЭС. Оно было свойственно всем — Оксана с ее мини-юбками, Галина Николаевна со шпильками, и даже Валя порой укладывала волосы в нечто сложносочиненное. И Юля, конечно же, его огонек, всегда радовала Лисицына незаметным, легким макияжем, и неизменным запахом духов. И как всегда, он не мог угадать, каких именно. Юля подняла ворот пальто, и направилась к метро — ее машина была на ТО. Внезапно стекло большого темно-синего, такого знакомого джипа, опустилась, показав Юле лицо ее любимого невыносимого майора. — Садись, подвезу, — девушка открыла было рот, чтобы отказаться, но начал накрапывать дождь. Перспектива тащиться от станции метро к дому пешком, да еще и под дождем, ее не прельщала. Лисицын быстро понял ее чувства. Он выпрыгнул из машины и галантно открыл перед девушкой дверь пассажирского сиденья. Хмыкнув, Юля села. Они объезжали пробки, в которых стояла половина Москвы, и Юле стало казаться, что они летят. Костя вел машину уверенно, и девушка позволила себе расслабиться и закрыть глаза. Она и не заметила, как задремала. Проснулась Юля от запаха жареной свинины. Запах был настолько аппетитным, что девушка поневоле открыла глаза. Она лежала на своем собственном диване, укрытая своим собственным пледом. Уже радует, что квартира ее. Пальто аккуратно висело на плечиках, сапоги стояли на специальной подставке, с них стекала вода. За окном был гром. Лисицын, в тонкой белой футболке и джинсах, стоял спиной к дверному проходу. Он строгим взглядом контролировал процесс превращения куска мяса в аппетитный стейк. На столе уже стояла большая прозрачная миска с салатом. Накрытый стол заставил Юлю улыбнуться. Он не забыл ни о чем — на столе стоял графин с соком, бокалы, , приборы. А запахи мяса, вареного картофеля и одеколона Кости не моги оставить ее равнодушной. Костя выключил газ и потянулся за тарелками. Он аккуратно разложил пюре на тарелках, уместив на них вместе с тем аппетитный стейк. — Не зря говорят, что лучшие повара — мужчины, — промелькнуло в голове у Юли. Костя обернулся, чтобы поставить тарелки. — Проснулась уже? Ну, ужин подан, — на девушки налетел мимолетный гнев. Чего это он тут распоряжается? И сока, между прочим, в холодильнике не было! Но еда слишком аппетитно пахла, и гнев девушки улетучился. Она так и стояла в проходе, в черной водолазке и таких же брюках, когда мужчина подошел к ней. В животе, вопреки желанию Юли, запорхали бабочки. Так, оставить бабочек! Но они никогда не слушают приказов… Он был близко, в своей тонкой футболке, мускулистый, сильный. От жара на его шее выступил пот, и этот запах настолько прихотливо смешался с мясом, что даже не раздражал девушку. Костя молчал, положив руку ей на талию, отчего Юле захотелось выгнуться, прижаться своей грудью к его. Вот и вторая рука заняла свое место. Она такая тонкая, гибкая, так и манит прижать ее к себе ближе. Молча, девушка сделала маленький шаг навстречу и мигом оказалась в плену его рук и глаз. Рука Кости поползла по животу, нагло задирая водолазку, и каждое его движение будило в девушке тысячи импульсов. Когда вторая рука Кости легла Юле на спину, девушка выгнулась, отстраняясь от мужчины. — Нет, — она произнесла это раньше, чем успела понять, что говорит. Мужчина отошел от нее в ту же секунду, а Юля произнесла это короткое слово. — Ужин готов. Оперативники ели молча. Поглощая аппетитное мясо, Юля не могла не думать о том, насколько же Лисицын многогранная личность. Она не знала, что он умеет готовить, да еще и так талантливо вкусно. Салат был заправлен какой-то безумно аппетитной смесью, и Юля готова была вылизать тарелку. После быстрого ужина Костя направился в гостиную. Он быстро нашел свой свитер, лежавший именно там, где он его оставил, и принялся собираться домой. И с чего он решил, что эта рыжая бестия подпустит его к себе? Юля молча стояла в арке, смотря, как он собирается. Она не могла, она не хотела, чтобы он уходил. Поймав момент, когда мужчина наклонился, она быстро стянула водолазку, и повернулась спиной к майору. Он обернулся, и ахнул. Между лопаток, аккурат над застежкой лифчика, белую кожу пересекал шрам. Он не был свежим, ему было около месяца. Так вот чего она застеснялась! Девушка обернулась, и ему стоило больших усилий не ахнуть снова. Такой же, уже зарастающий шрам был под грудью. Целились в сердце… как же она выжила? Майор швырнул куртку на пол, и подошел к девушке. Юля стояла перед ним, еще более беззащитная, чем прежде. Она обнажилась перед ним, пытаясь рассказать, что она пережила. Лицо девушки было белее бумаги. Костя понимал, что она чувствует и пытался всеми силами успокоить ее. Он коснулся ее спины, нащупав шрам, опустил руку ниже. Ненужная деталь гардероба упала, демонстрируя Лисицыну не только красоту груди девушки, но и шрам от кривого ножа в полной красе. Юля прижалась к нему еще ближе, стараясь не выдать свой стыд. Рука майора на спине все так же заводила ее, и, когда Костя, проведя рукой по ее второму шраму, поднял ее лицо, она первая впилась ему в губы. Не отпускать его, быть рядом. Девушка буквально повисла на мужчине, который крепко держал ее. Руки Кости подняли ее над землей, как куклу. В следующий момент девушка, в одних только тоненьких трусиках, сидела на своей кровати. Мужчине было тяжело, но он понимал, что он не может так. Юлей движет сейчас желание отнюдь не быть с ним, а объясниться с ним, и от этого на душе Кости лежал камень. Звонок телефона разрядил напряжение. Звонила Рогозина. Чертыхаясь, Костя вышел в коридор. Юля кинулась натягивать на себя хотя бы что-нибудь. В длинной футболке она вышла в коридор, где майор уже застегивал куртку. — Я должен ехать, — дверь хлопнула, и обхватив себя руками, Юля зарыдала. Она не помнила, как дошла до кровати, как уснула. Она понимала, что она снова отвергнута.