Десятый Бессмертный

«Возможно, сейчас я совершаю свой самый безрассудный поступок... А возможно, я даже представить себе не смогу, какова будет цена. Всему ведь она есть? Конечно, это закон, равновесие». — С невеселой иронией подумала Эвинора, укрывая бледное лицо густой вуалью и кутаясь в плотный плащ. Ветер с моря стал пронзительно-холодным, а порозовевшее рассветное небо нахмурилось. — Госпожа моя! Я нашла корабль! Они отплывают прямо сейчас, госпожа моя, стоит поторопиться... — Если я собираюсь пойти на этот шаг, защити Всемогущий Эру, действительно стоит поторопиться, — только и обронила девушка, тенью скользнув за худенькой служанкой в сторону темнеющих силуэтов кораблей. Уже меряя шагами палубу быстроходного судна, Эвинора скользнула прощальным взглядом по вздымающимся из пены морской скалам, белоснежным стенам города, парящим над своенравной пучиной... Жемчужина, отданная в руки смертных. Перламутрово-серебристая, пенно-розовая в лучах солнца и золотая в сверкающих объятиях пронизанного лучами света моря. Никогда более дочь Элентура, благородная госпожа Тэль не поднимется на Храмовую Скалу и не положит цветов на алтари Хранителей Арды... Сожалела ли? Горечь владела вкусом, словно полынного сока пригубила. К чему сейчас думать о том, что настигнет куда позже, когда все нити, связующие тело и душу с белокаменным Арменелосом, с прошлой жизнью, оборвутся и канут во времени? Корабль отчалил быстро, словно бы угадывая желания таинственной пассажирки. Золото шпилей в последний раз блеснуло где-то уже недосягаемо-высоко — и истаяло, утонув в серой хмари, невесть откуда налетевшей. «Нет обратного пути... Бедная матушка... Отец... Нет, Всемогущий Эру, господин Элентур никогда не поймет и не даст прощения своей безрассудной дочери. Скорее — отречется и забудет имя любимого дитя...» — Эвинора присела на скамейку у борта. Илхмет свернулась калачиком на связках канатов и крепко спала; девушку-служанку, казалось, абсолютно не заботило скрытое мраком будущее. Она неожиданно поддержала авантюру госпожи, не испытывая колебаний или угрызений совести, помогла собраться в дорогу и улизнуть из отчего дома, подобно вороватым теням. Нуменорка инстинктивно сжала медальон-звезду, отяжелевшую и потеплевшую на коже. Краткий сон перед побегом был полон страхов и сомнений, туманными образами накатывая на утомленное сознание. Однако, в предрассветных стылых сумерках девушка была одета, бледна, тверда в своей решимости и спокойна. Элдарион жив... Его нужно было лишь найти. Мысль о путешествии в земли, живущие под железной дланью того, кого называли Темным Владыкой, угнездилась уж слишком быстро, не вызывая ожидаемого холодка ужаса. Но минуло долгих пять лет, прежде чем Тэль ступила на корабль и покинула Остров. «Я совершенно не знаю человека, из-за которого столь опрометчиво ломаю свой удел. Что значат мгновения, проВеденные вместе — и порознь, стоя ближе, чем чужие люди?» ... она изо всех сил старалась не смотреть на того, чья рука еще мгновение назад служила ей опорой. Гордый профиль подсвечивает окунающееся в морской горизонт солнце, каскадом золотисто-каштановых прядей играет пряно-соленый ветер и легкая улыбка прячется в уголках красивых, надменно изогнутых губ... Его глаза... Лёд. Вершина Таникветиль — и та не столь отталкивающе холодна в своей снежной мантии. А его взгляд — родниково-чистый, пронзительный — и нет той силы, что смогла бы заставить разлюбить эти ледяные озера... Обернулся. И улыбка окрасилась досадой. Едва ощутимое касание пальцев, опора на каскаде ступеней — и звезда в ладонях. Ни слова. Слова им не нужны. Свидетелями — кружат вещие орлы Манвэ... Не имея опыта путешествий, ведь высокородную госпожу возили в лектике или удавалось пару раз поприсутствовать на верховой прогулке, нуменорка с разочарованием вытряхивала дорожный мешок на узорчатое покрывало. Скромное платье из грубой плотной ткани и стоптанные туфли на деревянной подошве Эвинора позаимствовала у прислуги, плащ и ремень с кармашками для монет — стащила у отца. Пальцы долго тискали перо, но на пергамент так и не легло ни строки. Любое подобное свидетельство могло бы сорвать и без того хлипкий план — а уж нескольких слов вполне могло бы хватить господину Элентуру, чтобы вызнать, куда именно и с кем в подробностях отправилась его старшая дочь. Не успело дневное светило высоко встать над морем, показались берега иного мира — и Тэль с силой вцепилась в перила борта, жадно всматриваясь в черную узкую полосу, с каждым гребком весел разрастающуюся и меняющуюся. Нет, до сожаления ей было далеко. Вина перед родителями и друзьями, позор для нареченного — все это отошло на второй план, стоило коснуться обоняния ароматами специй, пота, тяжелых благовоний, еды и иного жаркого полудня. Больше не существовало размеренного течения времени в пределах цветущих садов поместья, нежность и чистоту белоснежных стен сменила пестрая лента портовой жизни. Умбар дышал жарким цветущим летом и был куда живее Арменелоса. Нищета тонула в растекающемся по портовому городу аромате садов, окружающих любой дом аристократа, из узких улочек, сбегающих к крепостным стенам, можно было войти под сень старинных особняков родовитых семей морэдайн и погрузиться в созерцательный покой совершенно другого мира. Илхмет с интересом невоспитанного ребенка причитала и сыпала вопросами так, словно бы молодая хозяйка могла рассказать больше, чем знала о городе-крепости. Эвинора же наоборот, таилась и старательно тянула спутницу подальше от оживленных площадей и ярких портовых прилавков. Сталось бы с отца изловить непокорное дитя руками знакомцев и здесь, далеко от благословенного острова... И все же новый облик окружающего, такой чуждый и неуловимо схожий, вызывал любопытство, а морэдайн были хоть и горды, но приветливы и уступчивы в беседах с молодыми женщинами, охотно указывая дорогу и давая советы. — Думаю, теперь нам стоит нанять повозку или, как говорил торговец, присоединиться к каравану... — Задумчиво проговорила нуменорка, устало приваливаясь к каменной ограде. Натруженные за день ноги немилосердно болели, а непривычная и неудобная обувь намяла нежные ступни до волдырей. — И куда же мы теперь? — Илхмет торопливо доела сладкую сдобу и огляделась, восприняв, наконец, настороженность госпожи. — В Ханатту? Что мы будем делать в этой варварской стране? — У меня нет иного пути. И ежели тебе боязно, я дам тебе монет, ты сможешь начать свою жизнь здесь, в Умбаре... — Эвинора не очень хотела расставаться со служанкой, но и силой тащить ее в бездну претило душе нуменорки. — Одумайтесь, госпожа моя. Я не за этим сбежала от сытой жизни в доме вашего батюшки. Скажете, плохо мне жилось? Хорошо. Вот то-то же. Оставьте эти разговоры — куда вы, туда и я. Солнце упало за горизонт, погружая порт в багровое одеяние и нагоняя еще больше таинственности в лабиринты улиц. Шумы портовой жизни стихали, водворяясь в трактиры и постоялые дворы. Бессовестно обманутая Илхмет вернулась к хозяйке без единой монетки, а сама Эвинора сумела выторговать два места в караване, расставшись почти со всей оставшейся суммой. Обозы с товарами отправлялись в дикую Ханатту на рассвете, ночь же предстояло провести под открытым небом...