Хроники Тьмы "Шипы колятся, лоза душит"

Скудное пламя масляных светильников украдкой скользило по стенам, бросая то и дело чудаковатые тени от встретившихся на его пути предметов и тел. Трое мужчин, статных и высоких, гордых аристократа, сейчас, с засученными по локоть рукавами, возились с приготовлениями. Кровь, множество крови, закупленной с избытком на ферме Ями*, то и дело из высоких бутылей попадала в глубокую ванную. Огромное разнообразие трав и благовоний, какие-то микстуры и склянки. В комнате более никто не присутствовало, да и не предполагалось. Ритуал, пусть и являлся им самим уже давно хорошо знакомым и известным, но все еще оставался не совершенным и спорным, ведь точного рецепта действа не было ни у кого, только, возможно, у древнейших среди Высших* — Носферату*. В полуподвальную комнату, как и заранее оговаривалось, тихо, словно воровка, ступила Элиза. На ее миловидном девичьем лице был заметен страх, она знала лишь, что это посвящение, но точного процесса никто не поведал. Еле перебирая хрупкими ножками, проходила вперёд, удерживаясь за ближайшие стены, стараясь окончательно не упасть от дурманящих трав, заполоняющих мысли туманом. Шаг за шагом, девушка двигалась всё ближе и ближе к ванной, возле которой стояли родные ее крови мужчины — отец, брат и дядя. Полуподвальная комната не давала увидеть всё окружающее, но на стенах всё равно оставались заметны непонятные иероглифы, кои имели свой скрытый, сакральный смысл. Оказавшись в близи с резервуаром, будущая Высшая опустила ножку в кровь, замазывая «алой краской» белоснежный наряд — ночную сорочку. Тело её постепенно погружалось в ванну, обрамляя красным. Но ощущение неправильности происходящего — не посещало девушку. И это естественно, ведь туман в голове, вызванный травами, испитыми на кануне, погружали разум в подобие наркотического опьянения, не давая юной особе осознавать происходящее. Мужчины образовали треугольник, усаживаясь на пол, вокруг девушки, вчерчивая между собой длинные лини багрянцем, соединяя тем самым свои фигуры меж собой. Монотонное звучание приглушенного баритона эхом разливалось по комнате, наполняя ту будто бы определенного рода вибрациями, поднимая из воздуха очерневший до изнанки туман, клубившийся в центре живого треугольника. Темный дым бился о невидимую преграду, словно хищник, загнанный умелым охотником в глубокий капкан. А после тьма, покорно повинуясь твердой воле живых, призвавших ее существ, птицей бросилась вниз, заполняя своим естеством тело подростка, лежащего в крови. Лицо провалилось вниз, окунаясь в приманку, заполняя ей рот и желудок. Тело билось в конвульсиях всего момент, а после обмякло, совсем не шевелясь. После ритуала возвышения* присматривать за Элизой было поручено никому иному как Эдгару. В его обязанности входило обучение охоте, контролю над новой собой, даром, а также введение в историю существ, представителем коих и являлась она. Ох, как же наивен был отец девочки, поручая столь важное своему младшему брату. Он и представить не мог то, чем всё это могло обратиться, впрочем, последствий не представлял себя даже сам Эдгар. Первая самостоятельная охота Элизы прошла довольно удачно, и даже плачь сожаления девчонки, над убитым зверем, не мог очернить собой ту прелестную картину, которую наблюдал сагнитарий со стороны. Её удлинившиеся клыки, коими она разрывала шею животного, острые когти, впивающиеся в плоть. Мужчину это будоражило, восхищало. Он любил охоту. Но большим пристрастием являлась лишь охота на людей. Старый запрет, выставленный еще за долго до его рождения, заставлял Сагнитарий довольствоваться кровью лишь мало разумных существ, но никак не себе подобных. А зря… Садкая, тягучая жидкость, несущая в себе волну разнообразных чувств и эмоций, способна была вскружить голову любому, кто однажды удостоился испить. И как бы после не пытался забыть Сагнитарий ее вкус — мыслями всегда возвращался к ней. На какую-то долю секунды, Эдгар задумался о том, какое ощущение могло бы быть от крови самой девушки, но быстро одёрнул себя. Это лишнее, по крайней мере сейчас…

***

Это не сон, он тут, живой, настоящий, рядом с ней, подле нее. Его грудь осторожно вздымалась, делая очередной вдох, а взгляд устремлен на танцующее пламя камина. Точеные скулы, аккуратная бородка, растрепанные от дождя темные волосы, небрежно спадающие прядями ему на лицо. Он совсем не изменился с их последней встречи, только что стал немного более молчалив и задумчив, а может так казалось лишь Элизе. — Эдгар… — тихо начала она, произнося слова так робко, как мышонок, привставая и принимая более вертикальное положение. В глазах читалась наивная надежда, взгляд выискивал его, желая встретиться с этим чарующим, серебряным омутом, погружаясь, утопая. — Да… — все еще пребывая в трансе былых воспоминаний, отозвался он, лениво поворачивая голову в сторону девушки. Взгляд взволнован, рассредоточен, и будто бы депрессивен? Нет, скорее всего ей это только чудится, ведь разве мог Эдгар быть столь убитый чем-то? Элизе казалось, что надо бы спросить, узнать, почему мужчина вдруг решил вернуться, спустя столько лет, зачем? Но предательские колени, отбивающие навязчивую дрожь, все никак не давали ей произнести более и слова. Надо бы собраться, сказать наконец-то мысли, так долго рвавшиеся наружу, так сильно мучавшие исстрадавшееся сердце. — Прости. — На одном дыхании выпалила она, опуская взгляд, всматриваясь в потемневший с годами паркет. — Элиза… — Уже было хотел остановить он, но дрогнувший, хрипящий голос, приглушающийся с каждым новым звуком, прервал попытку. — Тот случай, в день помолвки… Я… Я не хотела… — Не нужно. — Только и произнес мужчина, присаживаясь рядом, почти вплотную, укладывая свою ладонь на ее. — Но… — Тишш… — Его мягкий голос мазнул украдкой ушко, заставляя кожу покрыться бурей мурашек, дробно пробегающих вдоль позвоночника, разбегаясь по всему телу.

***

Темное, синее платья, глубокого лазурного оттенка, волнами многочисленных юбок, шуршало с каждым новым движением, но это звук заглушала музыка, звучащая, казалось, в каждой комнате старого замка. Элиза Аберкорн, старшая дочь Ричарда Аберкорна, герцога сих земель, богатейшего и влиятельнейшего человека, была единственной, не родившейся в этот светлый, разбавленный праздником вечер. Черные ресницы, из-под которых зияло два изумруда опечаленных событием глаз, сейчас взирали в цент зала, туда, где под восхищённые возгласы толпы, кружились в танце влюбленные — Эдгар и Мария. Каждый шаг, каждое движение златовласой красавицы отзывались особой грацией. Она напоминала комнатную розу, на которую у Элизы была аллергия. В девушке все было безусловно прекрасно, даже идеально, что раздражало куда сильнее. Даже голос, высокий и звонкий, будто чистейшей воды ручей, сладко вливался в уши, окутывая приторным медом сознание. Ей были очарованы без исключения все, и Эдгар не был исключением, особенно он. Движение, еще одно, они кружились так, будто и не существовало никого более, будто были одни во вселенной, не замечая никого вокруг, занимая все пустующее пространство огромного зала. Вскоре Эдгар станет ее мужем, будет целовать тонкую, лебединую шею, наслаждаясь ароматом дорогих духов. А Элиза… Элиза возненавидит этот вечер, более прочих, стирая тот навсегда из своей памяти. Зачем вечная жизнь? Зачем ей все время мира, если Эдгара в ней не будет?.. Чистой воды помешательство, сказал бы случайный свидетель потаенных чувств Сагнитария, но что еще можно ждать от ребенка, когда тебе только шестнадцать? Когда вся жизнь сплошная мания на совершенно не важных в будущем мелочах. «Ненавижу!» — единственная мысль, посетившая сейчас ее затуманенную ревностью голову.

***

Дикая, чарующая музыка, наполнила комнату, издаваемая неизвестным источником, прорезая насквозь умиротворенное пространство. Поленья камина по-особому затрещали, вызывая яркие всполохи алеющего в темноте племени, будоража сознание, вызывая странные движения, двигающихся фигур. Пламя плясало, образуя из себя ровные, четкие силуэты двух молодых людей, плавно движущихся в танце неизбежного прощания. — Помнишь?.. — Не отрывая взгляд от костра, произнесла она, на сей раз вспоминая их с Эдгаром, крепко держащихся за руки. — Помню. — Тихое, а рука сильнее сжимает ее. — Я все помню, Элиза. — Его взгляд ловит девушку, рука проходит по гладкой, изящной скуле, нежно очерчивая ту пальцами.