don't touch, my dear

      Так проходит неделя, две. Уже почти наступает третья. Олег по-прежнему спит на раскладушке, Влад по-прежнему несколько стесняется чужих родителей. Когда он выходит по утрам заспанный, растрёпанный, с полуоткрытым глазом и ещё закрытым другим и сталкивается с Еленой или Дмитрием, скомканно здоровается и спешит пройти мимо. Женщина треплет его по голове, её муж хлопает по плечу в знак приветствия.       Вообще, как ни странно, он довольно быстро адаптировался к новым условиям жизни. Теперь Влад меньше думает о родителях, меньше переживает. Это постоянное чувство любви, которая его окружает последнее время, просто не позволяет нервничать. Ну, то есть… Почти не позволяет.       Он почти не боится обниматься с Олегом. Эта постоянная паника всё чаще отступает, и парень почти каждый раз чувствует себя… спокойно, что ли? И это ох как непривычно. Непривычно, но приятно. До жути. Оказывается, гораздо приятнее, чем он думал ещё в самом начале их отношений.       Со временем он почти перестал загоняться на темы типа «Что, если я помешаю ему этим?» или «Может, не стоит так делать? Вдруг ему будет некомфортно?» К тому же они столько раз говорили на эту тему, что Олег-таки вдолбил ему в голову уверенность в нормальности всего происходящего.       Конечно, остаются некоторые трудности, которые возникли именно в связи с переездом. Например, переодевается он в отдельной комнате (почти всегда). Иногда даже в ванной. Ни разу ещё Олег не заходил туда, когда младший переодевался, несмотря на то, что, по его мнению, это вообще бред. Они ведь оба парни! Чего стесняться-то?       Нет, он до сих пор ничего не знает, так что судить его за такую логику тоже не стоит.       Да, его это бесит.       Бесит, что от него что-то скрывают. Ему обидно, что Влад не открывается, не рассказывает, ведь Олег видит, что не всё в порядке. Он же не слепой. Особенно вызывает подозрения то, как старательно он избегает любых разговоров на тему родителей. Единственное, в чём они более или менее продвинулись — парни стали чаще обниматься.       То есть прямо обниматься. Не «трогать плечо друг друга, стоя на расстоянии вытянутой руки», а действительно обниматься. Влад уже не так шугается. Только иногда вздрагивает, когда старший неожиданно обнимает его со спины или ещё как-то. Но Олег уверен, это тоже скоро пройдет.       Вообще он довольно оптимистично настроен. Верит в лучшее, так сказать. Ну, там, рассчитывает уже через пару недель поцеловать Влада, например. Или, может, снова спросить про родителей и получить ответ. Хоть какой-нибудь. Хоть что-нибудь кроме «родители как родители».

***

      — Я переодеваться, — очередным утром сообщает по своему обыкновению Влад, хватая одежду. Однако…       — Нет, подожди, — просит ещё лежащий Олег, хватая своего парня за ногу, когда тот мимо проходит. Младший вопросительно на него смотрит.       — Тебе что-то принести? — спрашивает он, останавливаясь, и опускает взгляд на старшего.       — Нет, не надо. Я просто хочу поговорить, — качает головой Олег, отпуская Влада, и принимает сидячее положение на своем ложе. Второй же плюхается на кровать и старается выглядеть максимально непринуждённо, однако эти серьёзные тон и взгляд его уже немного пугают. — Почему ты уходишь?       — В смысле? — нервно хихикнув, спрашивает тот. — Я иду переодеваться… Как обычно.       — Вот именно. Почему ты уходишь, чтобы переодеться? Ты боишься, что я буду приставать к тебе? Если так, то ты же знаешь, что…       — Нет, нет! — машет руками Влад. — Конечно, нет! Я знаю, что ты не тронешь меня, знаю.       — Тогда почему? Я могу узнать причину? Или это очередной секрет, о котором мне лучше не знать?       Младший крупно вздрагивает и сжимает в руках одежду, комкая её. Он прячет взгляд и кусает губы, думая, что лучше сказать. Отмазку придумать не удаётся, да и врать как-то не хочется. К тому же, есть ли в этом смысл? Наверное, Олег и так всё уже давно понял.       А он правда понял. По тому, как молчит Влад, как его начинает потряхивать, как он прикусывает губу.       — Значит, я прав? — задаёт он риторический вопрос. — Меня обижает твоё недоверие. Я, конечно, всё понимаю, но скоро уже полгода, как мы встречаемся, а я знаю о тебе… Ничего? Чёрт, да я три месяца ждал, пока ты покажешь, где живёшь, — фыркает Олег, поднимаясь на ноги. Влад еле заметно подаётся назад. — Помнишь, к каким методам мне пришлось прибегнуть ради этого? Но в этот раз я не хочу подглядывать, правда. Я хочу, чтобы ты рассказал сам. Пойми, мы не сможем наладить нормальные отношения, если ты будешь всё скрывать, — устало говорит парень, глядя на младшего сверху вниз. Последний сжимается и забирается на кровать с ногами, двигаясь дальше, к стене. — Ты же прекрасно знаешь, что я всегда готов тебя выслушать, поддержать. Почему ты не пользуешься этим? Мне вообще кажется, что это всё связано. Условия, в которых ты жил, твои страхи, это сраное недоверие. Так нельзя, слышишь? Поделись со мной хоть чем-нибудь, Влад, — просит Олег, глядя на него то ли с сожалением, то ли с сочувствием, то ли с мольбой. Он хочет сказать ещё что-то, но только сейчас замечает, как Влад… напуган?       Брюнет слушает всё это, и слезы в который раз наворачиваются на глаза. Он слушает и буквально слышит эту просьбу в уже таком родном голосе, понимает, что Олег не злится. Он расстроен. Он расстроил самого, наверное, близкого для него человека, когда всего лишь старался оградить от своих заморочек, бредней в своей голове, не хотел, чтобы Олег переживал. Не хотел, чтобы этот светловолосый и до ужаса добрый парень жалел его, потому что от этого было бы только хуже.       И сейчас, когда этот человек стоит над ним и высказывает всё это так, что, наверное, даже родители слышат, Влад чувствует себя таким виноватым, каким никогда не чувствовал. Губы дрожат, он смаргивает солёные капли и даже сказать ничего толком не может. Больно, грустно, стыдно, хуёво. Представить страшно, как он сейчас жалко, наверное, выглядит. Когда давит рыдания, как тогда в ванной, когда даже расцарапать плечо не может, потому что рядом сидит любимый. Человек, который и так, как выяснилось, дико за него переживает. При нём он не в состоянии причинить себе отрезвляющую боль, не может никак себе помочь. Мысль о том, что надо рассказать или хотя бы показать пугает до тошноты.       Олег видит всё это дело и сожалеет. Сожалеет о том, что довёл своего мальчика до такого состояния. И теперь он действительно не знает, что делать. Не хочет напугать его ещё сильнее, не хочет, чтобы он плакал ещё больше. Он хочет, чтобы Влад чувствовал себя счастливым, но ведь это невозможно в таких условиях, правда? Он же не ошибается, когда говорит, что недоверие разрушает их отношения? Когда дело касается сидящего перед ним, дрожащего от слёз парня, он совсем ни в чем не уверен.       Олег глубоко вздыхает. Он не поможет Владу, если не успокоится сам. Считает про себя до десяти и только после этого двигается вплотную. Прижимает к себе Влада, прижимает его к своей груди, а носом зарывается в чужие волосы; гладит его по спинке, по рукам и наконец чувствует, как тот успокаивается. Младший действительно обмякает в его руках, и пусть слёзы ещё льются, он, по крайней мере, почти не напряжён.       — Извини, — между всхлипами выдавливает Влад, и от этого надломленного голоса светловолосого самого бросает в дрожь. — Извини, что не рассказал. Я ужасный парень, я знаю, — глотая слезы, бормочет парень. Олег слышит всё это весьма и весьма приглушённо, но отстранять от себя всё равно младшего не собирается. — Я не хотел тебя тревожить, а теперь…       — Всё получилось наоборот, — заканчивает за него тот и чувствует весьма и весьма слабый кивок. На самом деле, теперь, когда Влад сказал это, он не чувствует себя легче. Только ещё более жалким. Это совсем не оправдание его глупости, и он совсем не понимает, почему Олег это до сих пор терпит. Почему не бросит его сейчас, а продолжает так же трепетно обнимать, успокаивающе гладить, и…       Старший вдруг чувствует, как Влад в его объятиях резко напрягается. Без каких-то предпосылок. Просто только что был абсолютно расслаблен, а тут напрягся и даже, кажется, всхлипывать перестал. Олег непонимающе хлопает глазами, пытаясь понять, в чём дело.       — Всё в порядке? — отнюдь не уверенно спрашивает он, начиная осторожно его поглаживать по плечу. — Я сделал что-то не так?       Влад просто хочет, очень хочет прямо сейчас потребовать, чтобы старший убрал руку оттуда и желательно вообще больше не прикасался к нему, но не может. Язык не поворачивается. И вместе с этим его бросает то в жар, то в холод, воспоминания захлестывают, словно поток воды, прорвавший плотину.       Одна картинка сменяется другой. Лицо разгневанного отца. Его рука. Мама, стоящая в стороне. Вода. Темнота. Чей-то крик. Крик?       Его.       — Влад! — зовёт его Олег, пытаясь заглянуть в глаза. Упомянутый хватается за голову и тихо скулит от боли. Будто наяву. — Успокойся, слышишь? Всё хорошо, — как часто он говорит это в последнее время. — Я рядом, я тут.       Влад упирается спиной в стену и хватает ртом воздух. Давно такого с ним не было. То есть происходило раз, может, в год, но менее ужасными ощущения от этого не становятся.       — Влад, я думаю, тебе всё-таки стоит объяснить мне, что это было, — поджав губы, подаёт голос через некоторое время Олег. — Я же вижу, как тебе плохо.       Брюнет поднимает на него взгляд, и старшекурснику кажется, будто он тонет. Тонет в этом отчаянии, боли, грусти и усталости, которое там видит. Ему хочется разделить это с Владом, чтобы он больше так не мучался. Чтобы не страдал больше в одиночку. Как-то отдалённо парень слышит голос мамы, что грозится оставить их без завтрака, и отвечает, что они с отцом могут идти. Уж он-то и себе, и Владу завтрак обеспечит. Потом.       После этого Олег берёт за руки сидящего перед ним поникшего парня и слабо их сжимает.       — Не бойся меня. Просто расскажи.