Иллюзии.

      Этери просыпается одна, чувствуя солнце на своем лице сквозь приоткрытые шторы. Первым делом улыбается по-детски и наивно.       Выспалась. Впервые за такое долгое время в теле нет усталости, а сердце стучит спокойно, без перебоев, не старается проломить ребра.       Потягивается в кровати, удивлённо понимая, что комната не ее. Подушка пахнет знакомым парфюмом, родным и очень теплым. Пальцы ловят выскользающую миску, вызывая тихий смех. Этери всегда умела разбивать вещи сама того не желая. Тарелку ей жалко. Слишком живая глина и теплая эмаль.       Как что-то, чего постоянно не хватает.       -- Когда ты рядом, все вокруг становится ярче.       -- Ты меня только что лампочкой обозвал?       -- Нет, солнцем.       Ступает босыми ногами на пол, выхватывая спящий на диване силуэт. Свернулся калачиком, длинные ноги не влезают, упираются в подлокотник, ладонь под заросшей щекой.       Когда Даня спит, он всегда выглядит, как медведь из мультиков, так и хочется провести по носу.       Этери протягивает руку, но тут же одергивает себя.       Неуместно.       Неприемлемо.       Запретно.       Даня спит, хмурится во сне, словно борется там с какими-то своими демонами. В груди Этери чувствует пустоту и такую безграничную заботу, что передумывает уходить без слов. Проводит пальцами по щеке.       -- Дань, проснись. Уже утро, иди на кровать.       -- Это сон?-- бурчит.-- Ты мне снишься?       Солнце сияет в волосах Этери слишком ярко, чтобы смотреть прямо на нее. Переводит взгляд на миску, гипнотизируется узорами, возвращающими в реальность.       Море.       Барселона.       Оля.       Морщится, чувствуя, как затекла спина и свело ногу, но не подает виду.       Этери все понимает. И то, что спал неудобно, и то, почему не будил ее, и зачем сейчас делает вид, что ничего важного не происходит.       -- Иди на кровать, Дань,-- тихо повторяет.-- Поспи ещё пару часов нормально. Нам многое нужно сделать сегодня.       Он так хочет, чтобы она осталась,но не имеет права больше этого просить.       -- А ты?-- сидит на диване, на щеке отпечаток, волосы торчат.       -- А я к Дише пойду. Она же не знает, где я.       Даня кивает, разминая руку, стараясь не выдать себя дыханием. Ведь хочется притянуть Этери к себе, прижать к стене и не дать уйти. Обнимать при этом, греть, пока она не уступит, не позволит себе сдаться. Целовать до дрожи в коленях и голоса, кусать губы, окутывать нежностью каждую клеточку кожи.       Даня встаёт, полный решимости, но телефон в руках Этери предательски мигает новым сообщением.        Эдуард.       Даня цепляется взглядом за слова, не вникая в смысл, и вмиг словно леденеет.       Молчит.       -- Спасибо тебе,-- Этери стоит посреди комнаты с его лазурным блюдцем в руках.       Как статуя на древних фресках.       Делает шаг к двери.       -- Не за что,-- слова заглушают мысли и ненужные вопросы.-- Мы же друзья.       Этери выходит, а Даня смотрит ей вслед. Спина такая прямая, что даже становится больно за ее мышцы, лопатки выпирают, показывая, что под кофтой ничего нет.       Они такие охренительные друзья, что Даня больше не хочет спать, а идёт в душ, чтобы не разбить что-то от ревности и неконтролируемого желания. Знает, что Этери не позволила бы себе ничего с Аксеновым, они же...друзья.       Даня проглатывает истеричную смешинку, включая воду на максимум. Дружить с Этери нормально получается, наверное, только у Дудакова. А вот во всех остальных Даня не уверен.       Он даже в себе больше не уверен.       Стучит кулаком по стене, сам злится.       " Мы же друзья".       Идиот       Так вроде правильно, так вполне логично, так Этери хочет.       А вот Даня теперь хочет Этери. И ничего не может с этим сделать.       В душе выдавливает гель на ладонь, проводит по телу, чувствуя неконтролируемое возбуждение. Внутри все горит и рвется наружу, подогреваемое воспоминаниями.       Рука скользит ниже, заставляя тело дрожать, но не в силах остановиться. Даня почти падает от наслаждения, когда закрывает глаза.       Как в бреду вспоминает ее прикосновения , дыхание на шее, мрамор кожи, трогательные коленки и ключицы, которые только и нужно, что целовать не останавливаясь.       А ещё глаза, в которых можно утонуть. Этери во время близости всегда словно чего-то боится вначале... страшится быть слишком громкой, честной.. ранимой. Даня научился шептать ей на ухо правильные слова, прикасаться так, что стены разбивались вдребезги, ловить стоны губами, терять себя, когда от нежного проникновения Этери всегда невольно вскрикивает от неожиданности и наслаждения.       Даня знает, как доставить ей удовольствие поцелуями и прикосновениям, как расплавить тело и понять душу. Для него это всегда больше, чем просто секс, с самого первого раза. Это как долгий путь познания и принятия, сильнее которого Даня ещё никогда не знал.       А потом он все потерял.       Этери идёт по коридору с тарелкой наперевес, стараясь не думать о данином взгляде и его запахе на своих волосах. У них уже давно один гель для душа на двоих, цитрусовый с мятой.       -- Ты пахнешь, как лето.       --Как?       -- Счастьем и свободой.       Этери тихо открывает дверь в номер, замечая, что Диша спит, скинув одеяло, поправляет его, сидит молча на краешке кровати, выравнивая дыхание.       "Мы же друзья."       Только с друзьями не хочется просыпаться утром от поцелуя в скулу, не хочется обнимать до треска в рёбрах, открываться, чувствуя их в себе и задыхаясь от невысказанных слов.        С друзьями так не бывает.       -- Дура,-- говорит сама себе.-- Позволила снова отпустить контроль.       Ещё чуть-чуть и шагнула бы, не давая сказать ни слова, забыла бы обо всем на свете. И о собственных доводах рассудка , и о том, как правильно. Потому что нельзя разом вычеркнуть человека из телесной памяти, не реагировать на его смех, на наклон головы и, тем более, насмешливый взгляд. В Дане всегда видишь что-то такое настоящее, что ему хочется верить.       -- Ты самая прекрасная женщина, которую я знаю.       --Льстец.       -- Нет, посмотри на меня, Этери...       Она поднимает голову, цепляясь за взгляд, упрямо хочет доказать, что Даня ошибается, но замечает свое отражение в радужке его глаз...и замолкает.       Тянется за телефоном в каком-то туманном порыве, спотыкается о сообщение Эда, которое отрезвляет. Переключается на работу и решение вопросов по расписанию. Вот с Аксеновым они друзья, без всяких "но" и оговорок. Хотя Даня всегда ревновал к Эдуарду, словно видел в нем соперника.       -- Я опять ждал тебя в машине полтора часа пока ты ужинала с Аксеновым.       -- Не ужинала, а решала рабочие моменты. Мы увлеклись,-- Этери провоцирует, снимает куртку и идёт мыть руки.       Даня закипает.       -- Очень смешно.       Тонкие пальцы медленно расстегивают верхнюю пуговицу в кофте.       -- Ты слишком милый, когда ревнуешь.       Вторая пуговица оголяет кожу чуть ниже.       -- Я не ревную.       -- Конечно. Ты очень милый, когда не ревнуешь.       Третья медленно выходит из петельки. Этери закусывает губы, опускает руки и опирается о дверной косяк. Ждёт.       Даня не выдерживает первым, кидается к ней, наспех почти вырывая остальные пуговицы, прижимает к стене, бессовестно целуя шею и плечи.       Этери падает в его руки с победной улыбкой.       -- Вот это мне нравится больше, чем ссориться.       Даня несёт ее в спальню , все ещё удивляясь, насколько же она лёгкая, почти невесомая. Это тоже нравится ему больше, но он не признается.       Утром Этери оставляет на столике второй комплект ключей от своей квартиры, чтобы Дане больше не пришлось ждать ее в машине.       Молча. Ничего не объясняя.       Этери сглатывает, стараясь унять жар внутри, кажется , что огонь рвется через кожу. Она сжимает ладони в кулаки, впиваясь ногтями в руки. Нельзя так вспоминать, нельзя себя отпускать, нельзя...       Быстрым шагом идёт в душ, закрывая за собой дверь как можно плотнее. Стоит под струями воды, стараясь прийти в себя, смыть этот запах с кожи. Гель для душа с апельсином и мятой будто насмехается, утягивая за собой. Этери проводит по груди и животу, отпуская все мысли. Она не может позволить себе тратить силы на борьбу.       Не сегодня.       Ведь не может человек стоять в огне и не сгореть при этом.       И Этери выбирает гореть.       Хотя бы здесь и сейчас, на эти ничтожные несколько минут одинокого душа, пока никто не слышит тихих стонов сквозь закусанное запястье.       На завтрак Этери приходит смущенная, со странным румянцем на лице, прячет глаза. Не хочет видеть на себе пристальный Данин взгляд. Кажется, что он знает, о чем она думает. Считывает с ее тела сегодняшнее утро и происшествие в душе, чувствует огонь, который был затушен, но скоро снова может разгореться.       Ещё ни на кого так стремительно не реагировало ее тело, поэтому сейчас нужно лишь взять себя в руки и перестать кусать губы.       --Этери, все в порядке?-- Дудаков прикасается к руке.-- Ты выглядишь нездоровой.       Она кивает, мол, все нормально, но Даня уже слышит и пытается словить взгляд, чтобы убедиться самому.       -- Все хорошо,-- повторяет Этери и отпивает кофе.       Чуть не роняет кружку, когда Даня прикасается к ее лбу, проверяя температуру.       Так по идее поступают друзья?       -- Вроде невысокая.       Кивает, чувствуя, как румянец снова появляется на щеках. Злится на себя за эти подростковые реакции, отворачивается, утыкаясь в телефон.       Даня разговаривает о чем-то, а Этери только и делает, что считает про себя, пролистывая сообщения. Договаривается о встрече в обед с Аксеновым по планам, украдкой смотрит, как Даня дурачится с Дудаковым. Такой ещё мальчишка. Солнечный.       Уже чужой.       Но все ещё...какой?       Этери не желает думать об этом. Сформированные в слова мысли становятся опасны и всесильны.       Ещё никогда ей не хотелось настолько стать немой.       Они погружаются в работу, как одержимые, оценивают глубину катастрофы после отдыха, стараются найти нужные слова.       Тренировки в Новогорске в начале сезона-- не детский лагерь, а адский труд. И Этери лучше готова гореть в этом аду, чем в своем личном сейчас.       Когда в обед приезжает Эд, все видят, как он выгружает из машины охапку ирисов и корзинку клубники. Только ленивый не знает, что в июне Этери лучше всего дарить именно эти домашние цветы.       Аксенов помнит это слишком хорошо, отдавая Этери яркий букет.       Даня смотрит издалека, как она бережно прижимает к себе цветы, и зло пинает бордюр.       Дерьмо.       Он хотел сам привести Этери цветы,такая уж традиция, а вот сейчас опоздал. И почему-то ему кажется, что опоздал не только с букетом.       Когда после обеда Этери приносит клубнику на тренировку, Даня даже не хочет ее есть, мол, не люблю. Но она непреклонна, чуть ли ни силой засовывает ягоду ему в рот, проводит пальцами по губам, стирая сок. Даню словно бьёт разряд тока, но он уже контролирует себя.       -- Давай после вечерней тренировки соберёмся обсудим программы,-- невозмутимо говорит Этери, откусывая клубнику и зажмуриваясь.-- Или у тебя планы?       Она понимает это по тому, как Даня на долю секунды медлит с ответом, словно что-то просчитывает.       -- Гости должны приехать. Но мы можем все равно встретиться.       -- Нет,-- Этери отвечает слишком резко, даже сама удивляется.-- Завтра поговорим.       Они возвращаются к работе и даже не обсуждают, кто приедет. Этери и так чувствует, что это Оля. Ее несказанно радует, что вечерняя встреча не состоится, также как и разговор, который она планировала начать.       Оля приезжает с охапкой ярких шариков и приносит с собой смех. Даня с ней словно ещё больше молодеет, светится, немного хорохорится, показывая окрестности.       Этери идёт спать, стараясь не слушать разговор на коридоре. Она знает, что все происходящее правильно и логично.       Ирисы в ее комнате успокаивают.       А Жизнь продолжается.       Также как и борьба.       Утром они сталкиваются с Олей в коридоре.       -- Доброе утро, Этери Георгиевна.       -- Доброе утро.       -- А Даня за кофе побежал.       У Оли Данина футболка и такой счастливый вид, словно она готова взлететь. А ещё от нее пахнет мятой и апельсином, тем самым гелем для душа, которым сегодня пользовалась и Этери.       -- Ты иди вниз, а я кое что забыла,-- Этери кивает и возвращается в номер.       Быстро скидывает на ходу одежду и почти по-спартански смывает с себя все запахи, хватая дишину баночку с полки.       Знакомый флакон Этери кидает в урну, несмотря на то, что он ещё наполовину полный.       Она больше не хочет пахнуть летом и свободой.       Слишком поздно.       Теперь так будет пахнуть Оля.       Но сегодня Этери абсолютно об этом не сожалеет.