Иллюзии.

      "Август — астры,       Август — звезды,       Август — грозди       Винограда и рябины       Ржавой — август!"       Любить лето всегда просто. Это, как иметь отношения с милой девушкой, у которой из недостатков только излишняя идеальность и теплота.       Этери август любит. Если ты родился зимой, а большую часть времени проводишь на катке-- лето тебе нравится уже по умолчанию.       Хотя бы потому, что там нехолодно.       Август пьянит и очаровывает. Безграничным небом, огромными звёздами, фруктами, сладкими и невероятно сочными.       Август Этери исцеляет.       От пустоты где-то в груди слева. От того, что нужно засыпать в пустой квартире. От холода в слишком широкой кровати. От недосказанных слов.       Этери оголяет плечи и подставляет лицо солнцу, которое ее целует. Август всегда встречает по-королевски того, кто его любит-- запахом трав и спелого винограда, в которые очень приятно падать.       На вкус этот месяц лета всегда сладкий, потому что если не он, то тогда кто?       Если не теперь, то когда отогревать сердце?       Даня на работе появляется исправно, кажется, что в нем ничего не изменилось, но вот только вечером все куда-то спешит, а иногда судорожно заказывает цветы или ресторан на ужин.       Курьер приносит бордовые розы в золотистой упаковке. Этери такие розы на дух не переносит, но делает вид, что не замечает. Летом нужно дарить другие цветы. Астры, пионы, георгины. Те, что похожи на звезды.       Но Дане сказать об этом некому. Дудаков усиленно играет в молчанку, не признается, что знает о них и, уж тем более,не осуждает. Мол, люди взрослые, сами разберетесь.       Сергею Этери не жаль. Он как никто понимат, что она жалость к себе не приемлет.       Дудаков на самом деле беспокоится. Потому что видит, как часто Этери бывает ночью в сети, ранним утром общается с Дишей, словно живет на два дома. В разных часовых поясах.       С Даней за нее было спокойнее. Тот всегда следил, чтобы она поела и хорошо высыпалась.       -- Я уже взрослая,-- не выдерживает однажды Этери.—Не нужно считать меня беспомощной.       Дудаков сдается. Не хочет объяснять, что она совсем не беспомощная. Просто слишком отчаянная, без границ в голове, нарушающая все правила и сносящая все стены. Таким людям нужна подушка безопасности в виде заботы, чтобы вовремя остановиться.       Этери же тормозить не умеет . После очередной бессонной ночи спасается кофе и темными очками, ныряя в работу, как в бездонный омут.       Сергей не выдерживает.       -- Подумай о Дише,-- держит ее под локоть.—Начни хотя бы есть.       Она сверкает глазами, скидывает руку и почти шипит:       -- Следи лучше за собой,-- срывается, почти отталкивая плечом Даню, желающего незаметно протиснуться на каток.       Он опоздывает и почти даже не прикрывает царапины от ногтей на шее. Дудакову хочется натянуть на него шарф и причесать.       Так по идее должно выглядеть влюбленное счастье?        Этери хлопает дверью, выбрасывая стаканчик в урну, в глубине души, конечно, признавая, что Дудаков, все-таки, прав.       --Что случилось?—спрашивает Даня, удивленно потирая руку.       -- Да пошел ты, Глейхенгауз,-- уходит вслед за Этери, стараясь понять, куда она могла пойти.       Даня стоит один у бортика, чувствуя, что что-то неуловимое происходит, но разбираться во всем ему уже не под силу.       Сергей находит Этери в кабинете, бледную, подкрашивающую глаза.       -- Извини,-- говорят почти одновременно.       -- Я волнуюсь за тебя, Этери. И, если ты сейчас скажешь, что все хорошо, закричу.       Она улыбается, зная, что он никогда так не сделает, но склоняет голову к плечу, закусывая губы.       -- Обещаю ходить с тобой на обед каждый день, -- это как маленькая уступка перед большим примирением.       Дудакову этого достаточно. Ведь победы состоят из крошечных шагов, среди которых приглашение на обед—всего лишь начало.       Сергей заказывает Этери суп-пюре из шампиньонов и рыбу с овощами под соусом песто. Она безропотно съедает все, пока Дудаков рассказывает ей про успехи юниоров.       Перед Даней он не извиняется даже к вечеру.       Спустя пару дней Этери уезжает с работы в дождь, как обычно последняя, не думающая ни о чем, кроме программ и музыки в голове.       Машина предательски ломается недалеко от Хрустального, теряет контроль и не двигается с места. Дождь обволакивает ее глухой стеной, барабанит по крыше, стекает по стеклам. Этери понимает: единственное на что сейчас хватит сил—это включить аварийные огни и уткнуться лбом в руль. Усталость поглощает любое желание, кроме как исчезнуть и раствориться.       -- Вот дерьмо,-- привычно срывается с губ.       Улыбается, представляя комичность всей ситуации, но даже тянуться за телефоном—нужны силы, которых нет.       Этери кажется, что сейчас сломалось что-то большее, чем ее автомобиль, но даже признаться в этом никому она не хочет.       Стук в стекло заставляет вздрогнуть и вцепиться тонкими пальцами в руль.       --Вам нужна помощь?—мужской голос перекрикивает дождь и выводит из оцепенения.       С губ рвется привычно «все хорошо», но осознание обратного не дает сказать глупость.       --Да,-- открывает окно, выхватывая силуэт на улице.—Нужна.       Этери признается в этом обреченно и немного отчаянно, понимая, что сейчас не в состоянии звонить кому-то и решать проблему и что, если есть кто-то там, за стеной дождя, способный ей помочь, то пусть это будет хоть сам дьявол. Лишь бы не жалел и не сочувствовал, не донимал « я предупреждал тебя проверить машину».       Но на улице не дьявол. У незнакомца за окном мягкий голос, ясно-голубые глаза и упрямые скулы. Он стоит под черным зонтом в рубашке с еле ослабленным галстуком, небрежно оперевшись на крышу автомобиля. Мужчина бегло оглядывает салон, осматривает Этери без стеснения, словно оценивая все ли действительно в порядке. Потом немного расслабляется, убедившись, что с ней самой все хорошо.       Терпкий запах парфюма заносится ветром внутрь, когда дверца открывается уверенной рукой.       -- Посидите в моем автомобиле, пока я покопаюсь в вашем.       Это даже не вопрос, а утверждение. Мужчина не спрашивает и не предлагает, а констатирует факт, как будет удобнее. Этери с удивлением ему подчиняется, ныряет под зонт, прижимается к мускулистому плечу, садится в чужую машину, погружаясь в тепло, запах моря и тихую музыку Вивальди из колонок.       Это слишком символично слушать «Шторм» во время летнего ливня, но Этери больше ничему не удивляется. Рассматривает салон, замечая дорожную сумку и кейс с какими-то бумагами, пиджак висит на заднем сиденье, в стаканчике-- кофе. Без надписи.       Это с одной стороны так много говорит про незнакомого человека, но в то же время ничтожно мало, чтобы кидаться в безрассудные знакомства. Этери сама себя не понимает, поднимая с соседнего сиденья салфетку для протирания очков. Ирисы… Ван Гога.       Улыбается, думая, хорошо, что не розы, и почему-то окончательно расслабляется.       Приходит в себя от тихого прикосновения к руке.       -- Вы заснули.       Удивленно трет лицо, стараясь улыбнуться.       --Извините,-- Этери чувствует, как краснеет, давно такого не было.       --Ничего, но я бы не стал ехать на вашей машине далеко, там с ремнями беда,-- капли дождя стекают по плечам, зонт, очевидно, так и не спас.—Я отогнал ее на ближайшую стоянку.—Указывает на Хрустальный.—И сейчас отвезу вас домой. Вот ваши вещи.       Этери теряет дар речи от такой наглости и настойчивости, ошарашенно принимая свою сумку и ключи из чужих рук. Сколько же она спала? Да и как вообще он посмел?       Мужчина садится на водительское сиденье и вдруг улыбается ей. Открыто и очень по-доброму.       -- Я сам в шоке,-- говорит.—И я не маньяк. Но вы слишком крепко спали, чтобы решать такие вопросы.       Этери смотрит на незнакомца скорее с удивлением, чем страхом. Чем только она думала, садясь в эту машину?       Если бы он хотел, то уже давно мог обокрасть ее или сделать что-то похуже, но пока то, что случилось не предвещало ничего плохого.       Дождь все также не спешил прекращаться.       -- Можете позвонить с моего телефона близким и сказать, что вас отвезут домой…       Этери ошарашенно смотрит на теплую трубку, набирая знакомый номер.       -- Привет, Сереж…-- рассказывает ему все, стараясь не углубляться в собственные мысли.—Все хорошо, да…и теперь меня отвезут домой…       --Марк,-- невозмутимо произносит мужчина.—Марк отвезет вас домой.       Этери улыбается, отдавая ему телефон. Дудаков что-то говорит, а потом голос затихает.       -- Ваш муж всегда такой строгий?       -- Это не муж…коллега.       -- Ваш коллега всегда такой строгий?—старается не смеяться.—Я не буду повторять, что он обещал со мной сделать, если с вами что-то случится… Сказал, что вы национальное достояние…       -- Он мне льстит… я…       --Вы?       --Этери…--улыбается.       -- Марк.       -- Я знаю.—пристегивается, откидываясь в кресло и называет адрес.       Они едут вместе, слушая Времена года Вивальди и больше не задавая никаких вопросов. Марк провожает Этери до подъезда под зонтом, жмет ей кончики пальцев на прощанье, сдерживая смех, произносит:       -- Отпишитесь вашему коллеге, что все в порядке…я его опасаюсь.       Этери смеется в ответ. Радостно. Задорно, Так, как уже давно не смеялась, чувствуя ветер на своем лице.       --Хорошо.—проводит рукой по плечу.—Спасибо вам.       Открывает дверь подъезда и скрывается в его полумраке, чувствуя тепло чужого тела на пальцах и запах на коже.       Ночью Этери засыпает почти мгновенно.       Во сне она счастлива и гуляет под летним дождем, слушая музыку Вивальди.       В ее сердце-- поет лето.       "Полновесным, благосклонным       Яблоком своим имперским,       Как дитя, играешь, август.       Как ладонью, гладишь сердце       Именем своим имперским:       Август! — Сердце!"       Этери просыпается утром отдохнувшая. Такая, какой уже давно не была, словно напитанная светом и теплом.       Лето в окне поет.       Звонит Дише, слушает новости о тренировках, втирает кончиками пальцев крем в кожу, досушивают волосы полотенцем.       Новый гель для душа пахнет бананом и манго. От запаха цитрусовых в душе не остаётся и следа.       На личном телефоне два новых сообщения. От Дудакова непонятное: " я тебя прикрою."       И второе с незнакомого номера, которое объясняет первое.       " Вы забыли у меня в машине шарф и я готов отдать его за завтраком. Во сколько?".       Этери улыбается. Ей нравится это уверенное " во сколько", а не " где". Пишет время, наносит макияж.       У шкафа стоит долго и молчаливо, выбирает...рука сама тянется к платью, ведь лето же.       Но потом рефлекторно опускается. Ещё чего... Это просто завтрак. Точнее, это просто возврат любимого шарфа.       Вот только обсуждать, что передать вещь можно и без личной встречи, нет желания. Привычные джинсы, кофта с немного оголенным плечом. Этакие полумеры, но дающие внутри ощущение пробуждающейся ото сна жизни       Женщинам хочется быть красивыми только тогда, когда сердце распахнуто.       Этери выходит из дома в темных очках, поправляя сумку на ходу. Марк стоит у машины, терпеливо ждёт, небрежно оперевшись на капот. В руках-- шарф.       -- Возвращаю вашу забытую вещь,-- ткань ещё хранит тепло чужих пальцев .       Этери привычным движением накидывает его на шею, скрещивает руки на груди.       -- Так уж и забытую...-- хитро улыбается.       Мужчина напротив поднимает руки.       -- Сознаюсь. Я сделал все, чтобы вы о нем вчера не вспомнили.       От этой честности Этери смеётся, держится за переносицу, чтобы не слишком выдать себя.       Только сейчас замечает, что глаза у Марка цвета летнего неба, а руки и теплые и сильные. В его машине все также тихо звучит Вивальди и пахнет кофе. В его машине все также ...спокойно.       Руки на руле уверенно включают поворотник, направляя машину по проспекту.       -- Доставлю вас на тренировку к одиннадцати, Этери Георгиевна,-- улыбается.       -- Можно просто Этери,-- смотрит в окно.-- А вы я вижу , навели справки?       -- Тоже можно на ты,-- Марк соглашается, даже не смущаясь.-- Если ввести в Гугле Хрустальный и имя Этери, все становится ясно. Также, как и то, что Сергей Викторович вчера сказал, что ты национальное достояние.       На "ты", он немного спотыкается, но заканчивает фразу без ненужного сейчас "вы".       -- А ты не смотришь фигурное катание?-- Этери, правда, интересно.       Она, конечно, думает о том, что прибьет на работе Дудакова, когда вернётся, пытаясь понять, что он ещё успел сдать кроме ее отчества и важности для страны.       -- Я почти не смотрю телевизор,-- пожимает плечами.-- Но вчера пытался разобраться в ваших этих... терминах.       Этери качает головой.       -- И как?       -- И никак,-- смеется опять.-- Зато теперь я многое про тебя знаю.       Этери это корежит, она пытается закрыться и даже сказать что-то резкое, но Марк продолжает.       -- Но это все для публики. Мне досталось самое интересное,-- держит паузу.-- Я видел, как ты спишь...       Этери чувствует, что краснеет. Злость куда-то улетучивается и сменяется любопытством. Так ей ещё никто не говорил. Тем более, из людей, которых она знает всего -то пару часов.       -- Хорошо,-- улыбается.-- Начнем иначе. Тебя зовут Марк...и?       -- Я родился в марте и родители не стали долго думать над именем, как видишь, учился в Падуе, инженер медицинского оборудования, люблю Вивальди, Ван Гога и умеют готовить самую вкусную пасту в Москве.       Этери кивает, с удивлением понимая, что голос Марка ее успокаивает. Когда ты узнаешь нового человека, это всегда интересно. Словно открываешь неизвестную звезду, которой вначале нужно дать имя, а потом --изучить.       Марка узнавать Этери интересно.       Ему 47, любит собак, море и читать книги в свободное время. И ему абсолютно наплевать, что про нее говорят СМИ, поэтому торжественно обещает больше не изучать интернет.       Эта открытость подкупает, даже делает немного беспечной, но время завтрака проносится почти мгновенно.       -- Я попросил знакомого приехать разобраться с твоей машиной в обед, если ты не против.       Этери обезоруженно кивает. Уже и забыла о том, что автомобиль сломался, словно это и не вчера было, а месяцы назад.       -- Тогда я угощаю завтраком,-- безапелляционно говорит.-- И не спорь.       Марк улыбается. Морщинки возле глаз и еле заметная ямочка на левой щеке делает его похожими на мальчишку, задумавшего шалость.       -- Только если ты разрешишь сводить себя на ужин когда-нибудь.       Этери кивает. Улыбается в ответ.       -- А если бы я сказала нет? Марк разводит руками.       -- Мне пришлось бы подкидывать деньги на стол и убегать, чтобы ты не смогла заплатить.       Этери чувствует, как смех подкатывает к горлу, проглатывает его.       -- Я быстро бегаю...       -- На коньках,-- парирует Марк.-- А льда тут не видно.       Этери больше не может сдерживаться и смеётся уже открыто, ведь как тут можно закрываться, когда лето отчаянно проникает в сердце?       У Хрустального выходит из машины быстро, не знает, куда деть руки, когда Марк касается губами щеки. Опять стремительно краснеет, замечая Дудакова с Даней, идущих со стороны беседки.       Машина уезжает, оставляя их один на один перед друг другом. А глазах Дани какая-то непривычная глубина. Он не задаёт вопросы, потому что Сергей сжимает его плечо до того, как слова срываются с губ.       -- Привет. Идём работать.       -- Мы уже,-- всё-таки произносит Даня.       Этери не реагирует. Констатация факта не может вывести ее из равновесия.       Дудаков пропускает Даню вперед, закрывая обзор.       -- Я тебя убью,-- шепчет ему Этери на ухо.       -- Не за что,-- оборачивается. -- А то ты как-то странно произносишь слово " спасибо".       Получает тычок под ребра то замолкает. Хотя, конечно, с губ так и рвется эта самая благодарность, которую Сергей считывает в глазах даже без слов.       А потом они работают и готовятся к юниорском этапам и открытым прокатам. Марк пишет каждый день, присылает цветы и шоколадные конфеты. Но ужин откладывается из-за его командировки и ее работы.       С удивлением Этери понимает, что начинает скучать, когда вечером однажды они не успевают поговорить. Но тут же выкидывает эти мысли из головы, списывая все на пьянящий август.       Утром , когда Марк приезжает в Москву, и зовёт Этери на ужин, она надевает на работу свое самое красивое платье.       Они идут в ресторан, но не могут наслаждаться едой. Говорят постоянно , словно не в состоянии насытиться.       Губы Этери пахнут виноградом и яблоками. Марк смотрит на них полвечера, но не переходит границы.       Фотографии с этапа Гран-при Даня шлёт исправно. Этери показывает их Марку и комментирует, удивляясь тому, что он успел уже выучить все имена и фамилии. Словно ему не все равно.       После ужина в машине привычным движением включает музыку, а потом говорит.       -- Когда ты в последний раз смотрела на настоящие звезды?       Этери удивляется.       -- Не помню.       Когда ты занят мировыми рекордами, некогда думать о себе.       -- Поехали. Сегодня обещали звездопад...       Этери сдается. Она и так уже давно обезоружена прямотой и бесстрашием. Поэтому сейчас только и может, что кивать, кутая колени в шарф.       Звёзды летом похожи на драгоценные камни в небесной тишине.       Но сегодня они поют.       За городом пахнет травами и свободой. А ещё чем-то сладким и упоительно живым. Этери стоит, согреваемая чужими объятьями, смотрит на небо, старается загадать желание...и иногда у нее даже получается .       Сердце стучит так быстро, что не успевает за мыслями. Этери ждёт, когда счастье переполнит ее и выльется через край.       Марк проводит кончиками пальцев по скуле, а потом целует. Мир взрывает сотнями красок и звуков.       Смех Этери вплетается в него, как летние цветы.       Звёзды падают на землю дождем.       "Месяц поздних поцелуев,       Поздних роз и молний поздних!       Ливней звёздных —       Август! — Месяц       Ливней звёздных"       Они возвращаются домой под утро. Зацелованные губы, как у школьников, запутавшиеся травинки в волосах. Щеки горят, несмотря на то, что дальше дело так и не зашло. Этери улыбается, ступая босыми ногами на асфальт, несёт туфли в руках.       Невесомо целует Марка на прощанье, чувствуя руку на талии, упорхает за железную дверь.       Она не видит, как в машине в тени деревьев за ними наблюдает Даня. Приехал сразу же с этапа по привычке, поделиться новостями.       Хотя, конечно, он и сам до конца не может пояснить, зачем это сделал и что хотел увидеть. Но явно не Этери, выходящую из чужой машины. Букет пионов на соседнем сиденье его автомобиля уже почти завял.       Не выходит сюрприза, уже тогда , когда Даня вечером открывает своим ключом ее квартиру.       Прямо в коридоре его встречает букет бордовых роз с подписью " для самой прекрасной женщины мира".       В этот момент Даня понимает, что опоздал, но окончательно убеждается в этом лишь сейчас.       Ждёт, пока в комнате Этери загорается свет, и уезжает.       Возле дома выкидывает пионы в урну и идёт варить себе кофе. Спать отчаянно не получается.        Оля уже неделю, как в отъезде, но Даня с удивлением понимает, что не скучает...в отличие от...       Стучит кулаком в стену, выбивая из себя образ Этери в летящем платье и ее оголенные плечи.       Они обжигают сильнее сигареты в дрожащих пальцах.       Утром первым делом приходит на каток, ничем не выдавая свою бессонную ночь, невозмутимо входит в кабинет, протягивая привычные подарки из поездки для всех.       Ставит пакет на стол, стараясь не прикасаться к тонким пальцам и не впускать в себя привычную улыбку.       Также без слов кладет перед Этери связку ключей.       На подставке с изображением ирисов маленький брелок со стразами кажется издалека упавшей в траву сказочной звездой, которая вот-вот погаснет.