Мяса и зрелищ

В бутылке наутро оставалось достаточно вина, чтобы опохмелиться и поднять себя в институт. Не для нагрузки мозгов знаниями, а для спокойствия однокурсников и преподавателей. Вспомнить хотя бы, как волновались о Галлии после замятого инцидента! А Роа и Арнайт наверняка стали героями утренних новостей… Это предположение подтвердилось, стоило им войти в аудиторию, где многострадальные головы волков разболелись ещё больше от шума и гама одногруппников. Галлия тоже была среди них и оказалась единственной, кто не лез пощупать, потискать или поорать к Роа и Арнайту. Остальные же так упорно и одновременно сочувствовали, интересовались и расспрашивали волков, что перед глазами Роа всё поплыло, и она поспешила присесть на своё место. — Не тревожьте бедную даму, — Арнайт выплюнул в бумажный платок мятную жвачку, которой старался отбить пары спирта. — Представьте сами, что она пережила. У Афона взрывается голова, как перезрелый арбуз, и ошмётки его плоти оседают на вашей морде и кровавой пеленой застилают глаза. Приставайте не к Роа, а к людям, их обвиняйте, им кричите в уши: «за что?» — Сейчас попробую объяснить… — послышался мягкий вздох, и в аудиторию вошла преподавательница, которой предстояло вести пару: низенькая дама с завитыми волосами, похожими на рыжий круглый куст в фигурно остриженном французском саду. Роа посмотрела на неё замутнённым взглядом и обнаружила, что села на ряд выше, чем обычно. Быстренько подхватив тетрадь для записи лекций, она присела рядом с Арнайтом — тот, как и другие ученики, вернулся на своё место. — Вот список студентов, — Галлия, подойдя к женщине, протянула ей листок с именами. — Спасибо большое, — она ей улыбнулась, нацепила очки, пробежав взглядом сначала по именам, а потом и по собравшимся, что пребывали в некотором ступоре. Роа не могла вернуться в себя, слишком большой диссонанс: утренние новости, Арнайт, что всех всполошил ещё больше — и вроде бы самый обычный, вменяемый человек, который не вписывается в ужасную картину рабовладения, смертей и унижений. — Приятно познакомиться с вами, а меня зовут Перегибова Касьяна Ивановна. Я тружусь на кафедре культурологии, но у вас буду преподавать не обычную программу курса, а ту её часть, что касается контекста антропоморфов в современном обществе. — Вроде нам только это и преподают, — хмыкнула Галлия. — Как мы должны вклиниться в человеческое общество, которое нас создало, а места нам так и не нашло. — Человеческой культуре десятки тысяч лет, антропоморфы существуют в нашем мире гораздо меньшее количество времени. Человечество ещё не окончательно привыкло к научному подходу и прогрессу, хотя промышленная революция произошла триста лет назад. Как сравнить это с несколькими десятками лет, на протяжении которых мы делим эту планету? В человеческом сознании всегда будут сильнее прежние установки те, с которыми мы дольше живём. Прежде всего — религия в своей первобытной, суеверной форме. — Если человек — образ и подобие Бога, то разве он не имеет права на создание и созидание? И разве тогда не должен любить свои творения? — Арнайт развёл лапы в стороны. — Как любит компьютеры, жратву и моду? — Человек лишь потому считается образом и подобием бога, что он не в состоянии представить себе кого-то иного, только самого себя… — продолжала Касьяна Ивановна рассказ, медленно разбираясь, как включать проектор. — Но функция богов в ином. Это те начала, которые имеют власть над миром, необъяснимые человеком явления, будто бы обладающие собственной волей. Простому народу, не способному на великие подвиги, всегда было ближе понятие «раб божий», нежели «сын божий», а раб — это бесправная собственность, и делать что-то он может лишь с разрешения Бога. Или тех, кто говорит его голосом. — Тогда зачем надо было вклинивать антропоморфов в общество? — подали голос с заднего ряда. — Были бы солдатами, как раньше, бесправным оружием! — Как говорил Зигмунд Фрейд, у человека есть всего две мотивации — желание возвыситься над окружающими и желание эротического удовлетворения. Людям тоже хочется почувствовать себя богами, получив рабов… и разумные игрушки, с которыми им интереснее, — наконец разобравшись с техникой, Перегибова вывела на экран фотографию Галлии, распятой на дыбе и воющей под ударами плётки. Староста дернулась, стул её качнулся и волчица полетела на пол. Опомнившаяся Перегибова щёлкнула слайд, но было поздно: вся аудитория замерла, и ни у кого не вырвалось ни смешинки. — Суки, — рыкнула Роа. Галлия, вскочив с пола, беспомощно огляделась и вдруг рванулась к ближайшему окну. Распахнув его, она в один миг вскочила на подоконник. — Я прошу прощения! — Касьяна Ивановна, заплакав, сама вскочила со своего места. — Снимки мне передали на кафедре и заверили, что они анонимны… Если это вас успокоит, я сегодня же подам увольнительную. В этом и моя вина есть, что я не запомнила в лицо… Для псовых даже высота второго этажа куда опаснее, чем для человека, и хорошо, что Галлия медлила, прежде чем сделать глупость. Арнайт, несмотря на похмелье, перелез на соседнюю парту и схватил самку за хвост, дёрнув её внутрь аудитории. Та вскрикнула и вместе с волком повалилась на пол. — Закон есть закон, неуважаемая Касьяна Ивановна, — произнёс чёрно-белый с максимальным презрением. — Нам как раз сегодня нужно будет зайти в полицейский участок, и мы настоятельно приглашаем вас проследовать с нами за компанию. Группа, есть добровольцы прогулять занятия официально, со справкой из УВД, и помочь следствию, выступив свидетелями по делу публичного оскорбления и раскрытия личной информации? Галлия сглотнула нервно. — А по какому обвинению? Скажут, шлюхе так и надо, ещё и над фото поржут. Лучше уж… Так обойтись. — С органами действительно лучше не связываться лишний раз… — пробубнила чёрная волчица в очках. — Предлагаю простить. Мы пострадали, вы пострадали, достаточно уже. — Просто впредь выбирайте снимки понравственнее… — Роа подошла к Перегибовой и мягко усадила её обратно. — Как и темы лекций. Не позорьте ни нас, ни себя. Галлия села на место, тупо уставившись перед собой. Одно дело — когда она в парке почти геройски взяла всю опасность на себя, и совсем другое… Это. Теперь и случай в парке будут называть не изнасилованием, а чем-то вроде «не натрахалась, ещё захотела». * * * В большом зале клуба города Ельцинска, где по субботам гоняли на большом экране старые советские фильмы, на этот раз собралось куда больше зрителей, чем на показ очередного просмотренного до дыр кинишка. И люди, и антропоморфы, сбившиеся в кучки на задних рядах, смотрели с ожиданием и плохо скрываемым восторгом на Одинцова. Чёрный пиджак и белая рубашка отлично шли его чёрно-белому меху, зелёные глаза бегали взглядом по залу, наблюдая за царящим в нём настроением. Эмоции на морде проявлялись лишь слегка — чтобы не выглядеть бездушным, но не отпугнуть пассионарностью. — Некоторые безумные от власти и денег люди посмели вопреки законам и совести отстреливать антропоморфов как зверей, в вольерах — это ещё не конец беспределу. Буквально вчера едва выживший во время «охоты» студент подвергся унижениям и угрозам от преподавателей собственного вуза. Дорогой друг, вам слово, расскажите, что произошло. Без приукрас, постарайтесь сдержать себя… Истина и так слишком неприглядна. Арнайт не в первый раз виделся с Одницовым, не раз бывал на его выступлениях, но впервые он был на его выступлениях не зрителем, а одним из орудий предвыборной программы. Огладив костюм, который он занял у приятеля, по долгу службы одевавшегося лучше, чем большинство антропоморфов этого города, Арнайт подошёл к трибуне. — У душегубов с полицией и образованием всё схвачено, они работают заодно. На следующий же день после того, как был убит мой одногруппник Афон, убит ради развлечения, жестоко, издевательски, наш преподаватель культурологии Касьяна Перегибова прямо на паре решила объяснить нам, почему его и других антропоморфов лишили жизни. Не буду голословным. Мне повезло, что я все лекции записываю на диктофон, чтобы ни слова не пропустить из материала… Попрошу открыть предоставленную мной аудиозапись. Позади задних рядов началось шевеления — это помощники Одинцова включали проектор одновременно с колонками, демонстрируя на экран изображение университета и включая отредактированную запись лекции. «Человеческой культуре десятки тысяч лет, антропоморфы существуют в нашем мире гораздо меньшее количество времени. Человек — образ и подобие Бога, начала, которые имеют власть над миром. Антро — раб, а раб — это бесправная собственность, и делать что-то он может лишь с разрешения Бога. Или тех, кто говорит его голосом». В зале раздались улюлюканье и крики. Среди них особенно выделялись слова, которые произнёс и один из людей-сопроводителей Одинцова, выйдя вперёд. — Позор! Таким нет места в цивилизованном современном обществе! — крикнул он, получив знак-кивок от своего депутата. — Где демократия и толерантность, где просто условное уважение к своему труду, к своим творениям! Мы вырастили антропоморфов не как рабочую скотину, иначе зачем нам было нужно давать им разум? Мы делали их равными себе — и такие уроды, как Перегибова, бесчестят весь наш вид, показывая, что мы куда меньше отошли от обезьяны, чем заявлено в учебникам по биологии для младших классов! — Религия людей убила, впрочем, она никогда не доводила до добра, — вернул себе слово Одинцов. — Люди, вы ведь страдаете от неё не меньше, столько финансов утекает на постройку церквей, религиозное воспитание в школах, которое и взращивает подобных психически неуравновешенных рабов-сынов, а пожертвования всё равно несут, некоторые — даже последние свои деньги. А по-настоящему нуждающимся никогда не помогают. Больничные не оплачивают, даже честную зарплату задерживают! Не достало ли вас? Заведённая толпа отреагировала вполне понятными выкриками «Да», «Достало!», и тому подобными. Арнайт, сделав своё дело, скромно стоял в сторонке, не испытывая особых угрызений совести по поводу отредактированной аудиозаписи. Стулья нужно ковать, пока они горячи. Роа даже не попыталась вмешаться, хотя наглый и слишком умелый монтаж сразу врезался в уши. Сейчас она не на своём поле играла. И не в своей команде. Поняла, что и эти политики не ищут утопии для всех, и вовсе не так честны, как хотят казаться. Но что тогда делать со всем миром? Где найти средство, которое всё исправит? Судя по тем крикам, что били в её уши, поиски будут трудными и долгими. * * * Арнайт не почувствовал никаких изменений в подруге и обещание своё исполнил — после завершения конференции на заднем дворе дома культуры — подвёл Роа к Одинцову, когда он направлялся к своей машине. — А, наша героиня, — антропоморф первым подал ей лапу, которую волчица осторожно пожала. — Садитесь, поговорим. Вопреки представлениям Роа о политиках, машина у Одинцова была обыкновенной недорогой иномаркой. И за руль фуррь сел сам, открыв переднюю дверцу для волчицы, тогда как Арнайт устроился сзади. — Кстати, всё ли в порядке? — Одинцов так заботливо глянул на Роа, заводя машину, что волчица даже поверила ему на секунду. — Держишься ли? Если душа пострадала, то я попробую помочь. Если горит жаждой менять мир — то найду возможности для этого. — Разве дело не идёт к революции? Только так можно мир поменять, — вздохнула Роа. — Я уже не верю, что люди изменятся к лучшему. — Тогда едем сразу ко мне, не против? — Одинцов глянул на зеркало заднего вида, Арнайт кивнул. — Там обстановка спокойнее, проще будет нам втроём всё обсудить. Зря тебе Бишкек поручал листовки и подписи — механическая работа не для твоих талантов. — Это вы о таланте влипать в неприятности? Хороший талант, ничего не скажешь! — Роа, скрывая выражение мордашки, посмотрела в окошко на толпу народа, собиравшегося по случаю распродажи зарубежных шмоток. — Скорее, вскрывать недостатки современного общества. Не диагностированные заболевания невозможно вылечить, — Одинцов направил транспорт в пригород. — Ты из другого города, насколько я помню. Как там обстоят дела? — Намного лучше, чем здесь. Потому я и боюсь, что отношение к антропоморфам там изменится не в лучшую сторону. — А я буду надеяться, что удастся остановить это на подчинённой мне территории, и твой родной город останется прибежищем спокойствия. Да и власть нашу там примут радушнее, когда перемены и до него дойдут… Но пока у нас много работы и здесь. Ты кем мечтала стать, когда институт окончишь? Уведя разговор в сторону, Одинцов поддерживал беседу на отвлечённые темы до тех пор, пока они не выехали в частный сектор. Дом будущего мэра представлял собой укрытое за синим металлическим забором высокое трехэтажное здание с балконами слева на втором этаже и справа — на третьем. Крышу в форме неровной буквы «М» украшали металлические завитушки, на трубах — флюгеры в виде чёрных парусников. За воротами обнаружился и гараж на два автомобиля, примыкающий к стенке дома. Охранные камеры присутствовали, но никто из охранников не выбежал навстречу — должно быть, хозяина рядом с гостями хватило, чтобы увериться в их благонадёжности. Тем не менее Роа тянула с ответом на давний вопрос до тех пор, как не вошла в просторную лоджию с уже накрытым столом. В коле пенились свежие пузырьки, чай ещё обжигал нос паром. — Спасибо за обед, — Роа ответила на предложение угощаться, а потом и беседу продолжила. В том ключе, в котором ждал сам Одинцов, зачем его разочаровывать? Настало время ей использовать его, а не наоборот. — Антропоморфы ведь тем и отличаются от людей, что не ноют, а делают? Я и поступила на ту специальность, о которой мечтала всегда. И взаимодействие людей с нелюдьми мне хорошо даётся, как видите. — Возможно, будь больше таких специалистов, и мир бы изменился, — Одинцов отправил в пасть вареное куриное мясо, красиво сервированное на блюде с зеленью, прожевал, а затем продолжил. — Но вас готовят люди, государство. Догадываешься, почему вдруг кто-то решил разрешить антропоморфам поступление именно на этот факультет? — Рассчитывают, что мы будем играть в их команде? Но тогда зачем нас мешают с грязью и заставляют их ненавидеть? — Роа обернулась к Арнайту. Он есть не стал, а хмуро стоял в стороне и прислушивался к диалогу. — Волю ломают. Пяти лет карательного обучения вполне хватит. — Ерунда какая-то! Гораздо лучше тогда показать людей строгими, но справедливыми хозяевами, против которых бунтуют глупые слуги! Но люди сами попали в ловушку, дав нам права, но не взяв на себя обязанности их соблюдать! — Вот поэтому этих идиотов и нельзя допускать к управлению. Все люди, вне зависимости от расы, пола, религии, культуры… не соответствуют тому понятию, которое они вложили в слово «человечность». Среди антропоморфов тоже не все идеальны, но мы хотя бы не настолько ущербны. Эволюция не остановилась на «царе природы». Она продолжается дальше, уже иными путями. — Вы всего лишь городской глава… будете, — хмыкнула Роа. — Даже если этот прецедент будет использован для входа фурри в высшие эшелоны власти, изменения займут годы! — Нам будет, чем заняться. На быстрые перемены никто не рассчитывает. Поэтому сдаваться не стоит, упрямо продолжим творить то, что должно, — от мяса Одинцов перешёл к сладостям. — Но не будем относиться к нашему делу как Арнайт. Война выматывает. А работа должна приносить удовольствие. И деньги. — Мы слабее людей и нас меньше. И есть болезни, которыми звери болеют, а люди нет, — Роа тоже попробовала курицы, хотя есть ей совсем расхотелось. — Мы можем только мирным путём действовать. Но не захотят ли люди спихнуть вас, когда вы будете уже у финиша? — Захотят, от них можно ждать и боевых вирусов, и ядерных бомб на собственные города. Но опускаться до их уровня? Чем мы тогда лучше? Нашего ума хватит для победы без насилия. Захватывать власть нужно постепенно, чтобы человечество привыкло к тому, что мы обладаем тем, что нам не позволяли раньше. — Увидим ли мы тогда перемены? Живём мы так же долго, как и люди, но в истории бывали случаи, когда несколько поколений людей жили по одной власти и при всё тех же законах! — Роа тяжело вздохнула. — Люди давно предрекали появление летающих автомобилей и космических кораблей, но до сих пор даже простые роботы-кассиры сбоят, а кофемашины обливают покупателей. — В людях кончилась пассионарность, оттого и застой. А мы — молодые, нам дорога. В нас больше сил, вот и надежда на победу. Не возгордись, — Одинцов дождался, как чай остыл, пригубил его, помогая себе языком. — Если требуется, я готова помогать изо всех сил! Но как? — Завтра — последний день агитации. Надеюсь, в институте нет ничего такого, что нельзя прогулять?