Свой среди чужих

Очнулся Боа от неожиданно пролитой на его лицо воды. Он в шоке вскочил, но рука, что была привязана к батарее, не дала особо дёрнуться наверх. Он смог только сесть и уставиться на Аоя с кружкой воды, что присел рядом с ним на корточки. — Ты так сладко спал… что мне захотелось разбудить тебя как-то по особенному, — улыбка Вальта казалась милой. Но от неё так и веяло чем-то действительно пугающим. Алькасер инстинктивно отполз немного назад, упираясь спиной к батарее. — Не переживай, матрас и одеяло я мочить не стал. Скажи мне за это спасибо. Хихикнув, Аой поставил перед Боа тарелку с мятой картошкой и сосиской. Алькасер не был японцем, ему не обязательно было давать рис или же палочки. Поэтому в ход пошла самая обычная вилка. Боа удивлённо взял вилку, покрутив её в руке. Ему не верилось, что ему её выдали. Не палочки, не даже пластиковую ложку. Самую настоящую вилку. — Ты не боишься, что я вставлю её тебе… предположим, в руку? — не смущаясь, задал свой вопрос Алькасер. Хотя он прекрасно понимал своё положение. Но не верил, что этот парень заберёт у него вилку сиюминутно. Или же заберёт? Фиг этих психов знает. — Если ты вставишь мне её, предположим, в руку, я вставлю её в твою задницу. А если буду в ооочень плохом настроении, то ты сделаешь это сам. Уверен, под афродизеаком ты будешь куда сговорчивее. С удовольствием бы заснял фильм с тобой и вилкой в главной роли… Чтобы я разрешил тебе кончить ты будешь её вставлять и вынимать из себя столько раз, сколько мне хватит на часовое порно, которое я с радостью отправил бы твоему обожаемому мистеру Гиллтену, — выслушав тираду от Вальта, Боа сразу поутих, сглотнув вязкую слюну и с ужасом посмотрев на маньяка перед собой. Действительно маньяк, давящий на все его больные точки, словно читая его, как раскрытую книгу. — Кстати, интересно, как ты будешь скулить, если дать тебе афродизиак… — Не буду… — выдавливает из себя Алькасер. — Не будешь что? — с интересом уточняет Аой, хотя прекрасно всё уже понял. — Не буду вставлять вилку… п-поэтому… н-не надо… — Вальт неспешно подносит руку к голове Алькасера, видя, как тот заметил это движение и явно занервничал. Однако Вальт не причиняет вреда, только слабо погладил подростка по голове и улыбнулся, теперь уже вовсе не пугающе. — Вот и ладненько, кушай, — голос Вальта неожиданно сменяется на детский, заставляя Боа сначала вновь насторожится, а после резко отпустить ситуацию. Он уже не мог трезво мыслить в этом бреду. Мог только жевать принесённую картошку, разрезать вилкой сосиску и чувствовать, как во рту сражаются сразу два сочных вкуса. — Нравится? Картошку сегодня готовил не я. Кажется, у этого мальчика хорошие поварские данные. Жаль, что он родился в такой семье. — Какой?.. — решает через некоторое время уточнить Боа. Конечно же, Вальт знал, о чём речь. Ведь они остановились на Корю, что как раз и занялся приготовлением ужина в этот день. — А? — сделав самую невинную и непонимающую моську, Аой словно вышел из транса, хотя всё это время он в нём и не был, просто наблюдал за морщинкой на лбу Алькасера, который усиленно думал, спрашивать ему или нет. — Тот мальчик… в какой семье он родился?.. — Боа не раз и не два слышал нечто подобное в свой адрес. Да и не только в свой. Дети из неблагополучных семей часто становятся хорошей сплетней для всяких женщин и старух, что искренне перемывают им кости, говоря о том, что они — хорошие дети. Но совершенно ничем не помогая. На одних словах далеко не уползёшь. — Его родители весьма своеобразны. Они совсем не ценят таланты своего ребёнка. Это печально, — Аой поставил кружку с водой поближе к Боа, когда заметил, что Алькасер стал больше жевать, но при этом меньше напихивать рот картошкой. — Люди никогда не ценят то, что имеют, — вырвалось у Боа, хотя он совершенно не собирался изначально поддерживать этот диалог ни о чём. — Ну почему же? Я очень ценю то, что у меня есть ты, — совершенно без колебаний произнёс Вальт. Алькасер замер, совершенно не понимая, как всё приняло такой оборот. Он только больше упёрся в батарею спиной, вызывая тем самым пару смешков в исполнении Аоя. — Я ценю не только тебя, можешь расслабиться. — Тогда почему ты пускаешь сюда его?.. — не понимал Боа. — Почему он пришёл ко мне вчера? — Ты так и не ответил. Кто здесь был вчера, Боа? Кто заходил после меня? — Вальт непонимающе склонил голову на бок. — Не делай вид, что не понимаешь! — к крику Боа прибавилась разбитая тарелка, кинутая едва ли не в лицо Вальта. К счастью, тот умел уклоняться от пуль, не говоря уже о каких-то тарелках. Однако никому бы не понравилось, если бы в него кинули чем-то. Особенно, если на тарелке ещё осталась еда. Еда, которую, может, приготовил и не Вальт, но факт остаётся фактом. Боа разбил тарелку и бросался едой. И первое даже не так страшно, как второе. Потому что Вальт прекрасно помнил, что до семьи Аой, до Чихару с её булочками, были только плохо сделанное сухое молоко от отца, покупные кашки, и те не по часам. Было хорошо, если Тайга вообще вспомнит, что детям нужна еда. Особенно сложно пришлось после того, как Канна забеременела Айгой. Не то, чтобы Вальту кто-то об этом рассказывал. Но он не настолько глуп, чтобы не посчитать дважды два. Карие глаза сменили свой цвет на синий, заставляя Боа почувствовать опасность и инстинктивно прижаться к батарее настолько, что спине становилось больно жаться к далеко не плоской поверхности. Эта батарея была так же стара, как и весь дом. Отопление проводил ещё отец Вальта. А сам Вальт радовался, что не дед. Потому что в таком случае, ему пришлось бы учиться не только медицине, но и стать мастером на все руки, который проведёт новое отопление на весь чёртов особняк. Приводить кого-то левого — чревато. Семейные тайны могут оказаться слишком дорогими. — Я же говорил, что тебе следует хорошо себя вести? — спросил совершенно спокойно Аой. Но это спокойствие было настолько обманчиво, что Алькасера сразу же пробила дрожь. Он зажал в своей руке вилку, хотя прекрасно понимал, что она ему совершенно не помощник в данной ситуации. Более того, она может стать очередным его кошмаром. Он не простит себе развратного поведения, даже если окажется под афродизиаком. И не сможет больше притрагиваться к вилкам, если Вальт решит-таки исполнить своё желание по снятию порно с Боа и вилкой в главных ролях. — Брось её. Вилка для еды, не для самозащиты. Аою хватило всего раз взглянуть на пальцы Алькасера, чтобы они, мелко дрожа, покорно отпустили прибор. Без лишних комментариев Вальт спокойно достаёт из-под матраса цепь, на одном конце которой та самая ткань, что не вредила коже, но была слишком толстой для того, чтобы её порвать. Но на этот раз Аой не собирался церемониться. Он смело привязал верёвку к горлу Боа. И не то, чтобы Алькасер не хотел в этот момент сопротивляться. Просто на него смотрели синие глаза. Словно удав смотрел на кролика. И кролик не смел даже шевельнуться, хотя прекрасно осознавал, что вокруг его шеи затягивается петля. В прямом смысле этого слова. После этого Аой развязал руку Боа, сразу же дёргая за цепь, словно бы одёргивал щенка, показывал, где сейчас его место. — Плохих щенков следует наказывать. Ты знаешь, что ты сделал не так? — пусть Вальт и говорил, словно просто отчитывает, но Алькасер дрожал всем телом. Ему было настолько страшно, что все слова пропали не то, что из горла, даже из головы. Он мог только зашуганно смотреть на человека, в которого не так давно осмелился кинуть тарелкой. Ещё никогда в жизни Боа не испытывал такого чувства страха. Он боялся старших мальчишек в своём городе, потому что его избивали, но он продолжал сражаться за свою жизнь. Он боялся Гиллтена, но готов был сбежать при любой возможности. Теперь он мог только дрожать, испытывая абсолютное отчаянье. Потому что Боа не знал, что может сделать с ним этот человек. Не знал, насколько страшным может оказаться наказание Вальта. Что если он не шутил с вилкой? Что если Вальт решит привязать его в тёмном и сыром помещении на два дня? Что если отдаст его на съедение старым и страшным мужикам? У Аоя была полная власть не только над телом Алькасера, но и над его душой. И это действительно пугало Боа до побледневшей кожи и посиневших искусанных губ. Дожидаться у моря погоды было, очевидно, глупой затеей. Поэтому Вальт просто недовольно сузил глаза и потащил Боа, словно телёнка на убой. Алькасер слабо упирался, но страх не позволял ему серьёзно остановить происходящее. Не позволял схватиться за цепь и устроить полноценный бунт. Даже в момент, когда Боа пришлось буквально проползти по осколкам и останкам еды. К счастью, он не порезался. Хотя Вальт даже не оглянулся, чтобы это проверить. Более того, он не проверял, схватится ли Алькасер за один из осколков, чтобы пырнуть его. Потому что Вальт знал. Боа в ужасе. Боа не может причинить ему вред. По крайней мере, не сейчас.

***

Они вышли на задний двор. И Вальт совершенно не опасался, что кто-то увидит их здесь. Время было уже позднее. В кромешной тьме мало что можно разглядеть. Окно Драма и вовсе не смотрит в сторону заднего двора, а у Айги не должно возникнуть вопросов. Более того, оба нахлебника уже должны были спать. И если бы Айга попробовал поднять тему увиденного, Вальт сразу бы перевёл стрелки на то, что его младший брат не спал в столь позднее время. Вальт ему не мамочка, но даже он был уверен, что для хорошей, здоровой психики нужен сон. Себе он такой роскоши не позволял. В конце концов, хуже ему уже точно не станет, не в психологическом плане уж точно. А вот Айга и Драм — другое дело. Аой буквально вытащил Боа на улицу, как мешок картошки. Потому как Боа продолжал слабо упираться до победного конца. Глаза несчастного Алькасера были совсем, как у ягнёнка, понимающего, что ему вот-вот отрубит голову собственный хозяин. Беспомощность, отчаянье и вместе с тем яркое и наивное желание жить. Смотря на это, Вальт даже немного успокоился. Его гнев утих так же быстро, как и проявился. Но наказание никто Боа не отменит. За непослушание следует хорошенько наказать. Не так страшно, что в недоеденной порции был наркотик Вальта, сколько понимание, что эта картошка и часть сосиски уже никому никогда не достанется. Глупая трата. Настолько глупая, что Аой вновь недовольно сощурился, смотря на Боа сверху вниз. А после присел перед ним на корточки. — Жри землю, щенок, раз тебе не нравится нормальная пища, — Аой говорил совершенно безэмоциональным голосом, заставляя Алькасера застыть в непонимании. Боа прекрасно слышал, что ему приказали сделать, но не понимал, что вообще происходит. Он не говорил, что ему не нравится еда. И он ничего не имел против той порции, что ему выдали. Всё было очень даже не плохо. Домашняя кухня была ему чужда, ведь мать его выбросила около сиротского приюта, когда ему было не больше пары месяцев, он ни разу не пробовал еды, приготовленной её рукой. Не знал, какого это, есть то, что сделано с любовью. Их обеды в приюте были больше похожи на пайки для тюремщиков. Негодование в зелёных глазах Алькасера не вызвало и толики жалости или сострадания в Вальте. Конечно, он понимал, что сделанное Боа не значило, что ему не нравится пища. Но сам факт такого пренебрежения к еде вызывал желание хорошенько врезать отродью, не понимающему значимость каждого продукта. — Ты хоть представляешь себе, какой путь проделала эта картошка, прежде чем попасть к тебе в рот, неблагодарная ты псина? Кто-то посадил её в землю. И долгое время земля позволяла картошке расти в ней. Всё это только ради того, чтобы люди выкопали картошку и привезли её в магазин. Чтобы кто-то съел её и пополнил свои силы. А ты, сукин сын, даже не доел её. Я уже молчу про то несчастное животное, из которого сделали сосиски. А ведь оно могло жить и пастись на лугах, не зная горя… Жри землю, щенок. Искупи свой грех за эту растрату чужих стараний. Не переживай, ты можешь съесть ровно столько, сколько не доел в своей порции, — Боа не веряще заглянул в абсолютно безразличные карие глаза. Перевёл взгляд на землю. И снова вернулся к лицу Вальта. В немом ужасе он покачал головой в отрицании. Даже в самые голодные дни он не смел доходить до такого. Он не настолько спятил, чтобы есть землю. — Если ты не откроешь свой грязный рот и не сделаешь этого, мне придётся засунуть пару ложек земли в твою задницу. Ты же прекрасно знаешь, что это место очистить гораздо сложней, не так ли? Невольная слеза скатилась по щеке Алькасера, а дрожь вновь охватила тело. Воспоминания о том, как он впервые попытался вымыть себя после самой грязной и отвратительной ночи в его жизни ударили в голову хуже молнии. Это было отвратительно. И до ужаса сложно. Всё тело ломило, а в заднем проходе жгло, как никогда в жизни. Но больше всего ему было стыдно. Стыдно касаться себя в таком месте. Но противнее было от осознания, что в его анале находится семя этого беспощадного и грязного извращенца. Поэтому он переборол свой стыд и боль. Но насколько будет стыдно делать это при ком-то ещё? Если Вальт действительно сделает это и даже не выйдет из ванной комнаты, пристально наблюдая, как покрасневший до кончиков ушей от злобы и смущения Боа будет пытаться вымыть из себя песчинки земли. Нежное касание к щеке пальцем, что ловко и мягко стёр слезу, вывело из отчаяния и ужаса. Пусть и ненадолго. — Ну-ну, не стоит плакать. Будь хорошим мальчиком, и я не сделаю тебе больно. Обещаю, — дрожь в теле Боа так и не стихла, но, захлёбываясь слезами, Алькасер взял в руку землю. Он чувствовал в ней корни трав своими пальцами. Он ощущал, как ловко песчинки пробираются под его ногти. Он знал этот запах. Запах сухой земли, когда его избивали на улице, когда втаптывали его тело и душу в грязь. Но он никогда бы не подумал, что однажды сам, без выбитых зубов и резинового кляпа, откроет свой рот и возьмёт в него эту самую землю. Песчинки были отвратительны. Они лезли всюду, а слюны явно не хватало, чтобы прочистить рот. Вкус земли был не менее своеобразен, чем этот пыльный запах. Не говоря уже о корнях и мелкой траве во всей этой мешанине. Боа сразу же захотелось выплюнуть эту гадость, если не вовсе сблевать всем тем, что он съел каких-то минут десять-пятнадцать назад. Но Вальт бы просто так такую трату не оставил. Алькасер был уверен на все сто. Он глотнул землю вместе со слезами и собственным достоинством. Глотнул и почувствовал, как по щекам льётся предательская солёная вода. Может, если добавить соль, земля перестанет быть такой отвратительной на вкус? Нет, глупость. Она так и останется самым ужасным, что вкусил Боа за все свои семнадцать лет. — Ещё. Ты съел только половину того, что выкинул вместе с тарелкой, — прокомментировал Вальт, совершенно не сочувствуя Алькасеру, что давился и первым взятым в рот «куском», а упоминание второго повергло его в полный шок. Его рука слишком сильно дрожала, чтобы удерживать большую часть земли, но Вальт, не опасаясь, взял её в свои руки, позволяя немного унять дрожь. Всё это только ради того, чтобы Боа вновь нерешительно открыл рот и снова взял в него землю. Алькасер плакал и глотал, старательно подавляя желание выблевать абсолютно всё. Плакал и безмолвно молил о пощаде у человека, который с абсолютным спокойствием наблюдал за всем этим. И сказал только: «пошли», вновь волоча Боа по коридорам дома. Одно радовало Алькасера, это место не во дворе. Его больше не заставят есть землю. Но парнишку ждало новое испытание. Аой привёл его в ванную, открыл кран в раковине и прикрыл отток воды, позволяя ей медленно набираться. Боа не понимал, зачем им раковина, пока в его голове не закрались самые ужасные опасения. Он начал отползать от Вальта подальше, ведь подсознательно прекрасно знал, чем всё закончится. — Либо ты идёшь сюда сам, либо ты искупаешься не только в раковине, щеночек, — даже немного ласково произнёс Аой, только больше запугивая Алькасера, что и так дрожал, как осиновый лист. Но, как ни странно, сопротивляться стал гораздо меньше, услышав, что его могут засунуть в место и похуже. Резким движением руки, Вальт ухватывает Алькасера за волосы и окунает в воду. Боа сразу же сопротивляется. Пытается махать руками, ухватиться за жёсткие пальцы Аоя, что не щадили Алькасера и продолжали держать его голову в полной воды раковине. Когда же Вальт вновь дёргает Боа за волосы, но теперь уже позволяя тому вдохнуть воздуха, он в первую очередь оглядывает лицо парнишки. — Кажется, тебе стоит прополоскать рот. Я мог бы дать тебе сделать это самому. Но так не интересно. Оставь рот раскрытым. Я не собираюсь тебя топить, — растерянный и напуганный Боа вцепился в руку Аоя и не отпускал. Он не хотел ничего подобного, но его совершенно не слушали. Потому он только отчаянно и жалобно смотрел в едва посиневшие глаза. Вальту слишком нравилось видеть подавленного парнишку. Мольбы Алькасера остались без ответа. Аой продолжал держать его за волосы, смотря на жертву, как очень добрый и любящий родитель на непослушного ребёнка. Выжидающе, спокойно, пока Боа не откроет рот и не зажмурится, смиряясь со своей судьбой. Его снова окунают в воду. На этот раз не настолько долго, ровно на момент, чтобы впустить в рот жидкость и выпустить всю грязь, что осталась после земли. При всём желании слюна бы не справилась. По крайней мере, не за один час. Можно сказать, это, своего рода, сочувствие со стороны Вальта. Его подарок непутёвому ребёнку, словно хороший совет для него, ещё не ведающего всех ужасов мира. Несмотря на недолгое нахождение в воде, Алькасер всё равно умудряется закашляться, но больше от своей паники, нежели от вины самой жидкости. Аой ласково переводит свою руку с волос на спину и пару раз слабо хлопает, помогая избавиться от лишней воды в лёгких. — Сейчас я дам тебе зубную пасту и щётку. Мне бы не хотелось, чтобы ты подхватил какую-нибудь заразу. На заднем дворе много захоронений. Честно говоря, весь этот дом на костях. И я в душе не ебу, сколько на нашем заднем дворе. Не удивлюсь, если в земле окажется какая-нибудь дичь. Вот. Прочисть зубы, — Вальт действительно достал зубную щётку и всучил её смотрящему на него в немом шоке Боа. — Ты… знал это с самого начала… тогда… почему? — не понимал Алькасер. Для него действия Вальта были, как минимум странными. Нет, не так. Они были пугающими. Вальт говорит, что на заднем дворе могут быть захоронения, но заставил его есть ту самую землю, даже не зная, отравлена ли она чем-то. — Да расслабься. Я же шучу. Какой вирус так легко выберется наружу? Это же смешно, — Боа недоверчиво взял в руки зубную щётку, принимая от Аоя и зубную пасту. В глазах начинало мутнеть. — Чёрт, действие наркотика уже началось. Ты всё испортил, щенок. Фыркнув, Вальт продолжил наблюдать за Боа без особого интереса. Ему стоило заняться наказанием после того, как Боа отойдёт от наркотика, но он был в лютом гневе. Всё же, иногда ему было сложно сдерживать себя. — Чисть зубы быстрее, если не хочет словить пару интересных глюков по дороге в комнату для провинившихся, — Алькасер пусть и выдавил зубную пасту, но в непонимании уставился на Вальта. Ему было непонятно, что может быть за комната «для провинившихся». — Ты меня слушаешь? Поспеши. Боа кивнул, начиная усердно чистить щёткой зубы. Вальт невольно едва коснулся его волос, хваля за послушание. Им следовало поторопиться, пока наркотик не полностью вступил в свои права. «Комнатой для провинившихся» оказалось подвалом. Боа никогда ещё в нём не был, но Вальт с улыбкой вспоминал, что Луи тоже здесь бывал. Да и не только он. Это достаточно памятное место, где была почти каждая жертва Аоя. Что-то вроде одиночной белой палаты для сумасшедшего. Когда-нибудь Вальт определённо сделает из этой комнаты такую. А пока довольствуется тем, что имеет. Он спокойно отвязывает верёвку от цепи, а после и от шеи Боа, чтобы связать руки. Сейчас Алькасер напуган и податлив, а в случае сопротивления Вальт всё равно будет сильней как физически, так и морально. — Я принесу тебе воду. Ты будешь находиться здесь, пока наркотик не перестанет действовать, — сказав только это, Вальт вышел из комнаты. Пока он не стал выключать свет, ему ещё возвращаться. Но он готов был поспорить, что и без вспомогательных средств Боа словит приход если не на его ненаглядного Гиллтена, то ещё какой-нибудь жести уж точно. И он оказывается прав. К моменту его прихода Боа уже запуган. Его руки связаны спереди, поэтому стоит Вальту подойти ближе, как Алькасер вцепляется за его штанину, страх явно перекрыл всё рациональное мышление, и теперь Боа уже не тот мальчишка, что додумался кидаться тарелками, теперь это умоляющий, словно ребёнок, парнишка. — Не уходи… он придёт… он придёт ко мне… не оставляй меня… не оставляй меня с ним… — Аой был бы рад довести Боа до клиники уже в этот момент, заставив действительно поверить, что без него и мир не крутится, и Гиллтен заходит чаще, но… Вальту не нужен был лишний балласт, который будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Это не то, что нужно для него, да и для Боа тоже. Не в этом направлении должны раскрыться его зелёные глаза. — Здесь только мы, Боа. Кроме меня, к тебе некому приходить. И у меня нет времени нянчиться с тобой. Я тебе не мамочка, — карие глаза вновь наполняются синим, когда он видит дрожь Боа, видит его тихий ужас и мольбу до последней секунды, хотя Алькасер прекрасно понимает. Всё кончено. Его точно оставят на съедение собственному мозгу. Аой выходит из комнаты и выключает свет. Для Боа начинается самый страшный кошмар, а Вальт смело направляется спать. Завтра его ждёт новый учебный день. А вечером что-то, что даже важней его жертвы. И не дай Бог ему хоть кто-то помешает.