Пальмы лишь на берегу

Юнги не особо тщательно подходит к выбору одежды, хоть его и просили — причем два раза. Они с этим Чонгуком так и не говорят больше толком, ибо тот пропадает из онлайна до глубокого вечера, а вот Юнги успевает настрочить целую пачку сообщений, на которые так и не получает внятного ответа, кроме напоминания про одежду и удобную обувь. В час ночи у него немного сдают нервы. Заснуть не получается по многим причинам: из-за мандража, пяти чашек эспрессо, незаконченного трека, так и открытого на ноутбуке. Хосок надоедливо мельтешит онлайн, и Юнги не выдерживает: «Ты был когда-нибудь в этой школе?» Они уже успели немного обсудить днем предстоящий ему тридцатидневный «заплыв» (Хосок очень смеялся и швырялся тупыми стикерами с белкой), но он так и не успел спросить самого главного. «М-да, видимо, ты меня вообще никогда не слушаешь». «В смысле?» «Я раз пять рассказывал, что был в этой школе приглашенным хореографом пару лет назад». «Ой», — тушуется Юнги, но быстро берет себя в руки: «Так ты знаешь ребят оттуда?» «Не всех, только старичков. Знаю Чимина, он там вообще чуть ли не с основания, и Чонгука, на которого ты запал». Юнги корчит откровенно скукоженное лицо, ибо этот Чонгук, может, и симпатичный, но характер пиздец какой. И плевать, что они едва ли успели поговорить — ему уже не понравилось. Может, есть смысл попросить кого-то другого? «А Чимин как? Нормальный?» «Смотря, что для тебя значит нормальный. Он вообще больше по контемпорари, а тебе такое точно не подходит. Разве что если ты не хочешь научиться элегантно двигать ножками :)» «Иди на хуй». Утро наступает слишком быстро — Юнги не готов морально, но ему приходится. До школы добираться больше часа на общественном транспорте — она на другом конца ЛА, — поэтому он берет такси. В машине разглядывает свое убитое отражение в зеркале заднего вида, а затем поглубже натягивает кепку. Стоило, наверное, надеть маску, но на улице стоит такая жара, что он задохнется раньше, чем дойдет до танцевального зала. Симпатичная блондинка на ресепшене радостно подмигивает ему и вручает магнитный ключ от шкафчика в раздевалке — а он ведь только имя свое назвал. Здесь работают кондиционеры, но все равно жутко душно — пот уже начинает собираться испариной на шее и сбегать за ворот бомбера. Первое, что повергает в шок — здесь нет раздельных раздевалок. Юнги стоит на пороге, успевает взглядом выцепить чьи-то крупные сиськи в спортивном лифчике, а затем стремительно выскакивает в коридор в таком глубоком шоке, что уже готов давать деру и больше никогда в это место не возвращаться. Нет, это как вообще? В таком элитном заведении нет разделения на женщин и мужчин?! У них, может, и душевые все в одном помещении? В коридоре он наталкивается на кого-то. Парнишка чуть ниже него заглядывает ему в лицо, а затем весело смеется, хлопая по плечу. — Надо же, сам Мин Юнги к нам пожаловал! Пошли со мной, — его тянут за рукав, — отведу в раздевалку для преподавателей, там не так шумно. Вижу, что ты не был готов к такому. Он позволяет отвести себя в помещение в самом конце коридора — маленькое, но уютное. Здесь шкафчиков двадцать, не больше, у дальней стены — дверь в душевые, у входа аккуратно составлена обувь. Юнги зашугано глядит по сторонам, но когда понимает, что здесь никого нет больше, заметно расслабляется и оглядывается на незнакомца, что подобрал его в коридоре: — Почему у вас нет раздельных раздевалок? Паренек пожимает плечами: — Потому что для танцоров гендер не имеет значения. Мы все здесь равны. Юнги задумчиво кивает, решив, что поразмыслит над этим позже. — Меня Чимин зовут. Что ж, переодевайся спокойно, я пойду. Тебе на третий этаж потом, первая дверь. Лучше не задерживайся! — и уходит, оставляя после себя звенящую тишину, разбавляемую только шумом машин с улицы. Чимин, значит. Слишком молодой, чтобы преподавать здесь, как сказал Хосок, «чуть ли не с основания». Он медленно садится на скамью и прячет лицо во вспотевших от нервов ладонях. В голове стоит жуткий вихрь из обрывочных мыслей и сомнений — страшно хочется подхватить свой рюкзак и просто сбежать, забив на эту глупую затею, коей она и была с самого начала. Слишком быстро, он еще не успел сориентироваться. Ему надо иметь четкое представление о том, что его ждет за этой дверью, ему нужно камеру установить, потому что одно из условий челленджа — снимать каждый день своих мучений, чтобы было видно прогресс. Но о каком прогрессе речь? Юнги уверен, что не сможет нормально двигаться даже через год ежедневных занятий. По-хорошему ему бы с Чонгуком поговорить первым делом, но того днем с огнем не сыщешь — наверняка уже в зале. Даст ли он Юнги какие-то инструкции? Введет в курс дела? Хоть что-нибудь, блять? Не-а, наверняка швырнет как котенка в бассейн и скажет: «Плыви». Он медленно переодевается и снова надевает кепку — неприятно от одной мысли, что его кто-то может узнать. Засмеют же — особенно после того, как увидят, насколько убого он двигается. Точнее — как он не двигается. Юнги всю жизнь был бревном. Он выходит в коридор с предельно четкой картинкой в голове, как в конце месяца поставит Хосока лицом к стене и выебет в жопу за то дурацкое голосование. Юнги открывает дверь в нужный танцевальный зал чуть ли не под звуки фанфар — как обычно пришел одним из последних. На него, однако, никто не оглядывается даже — с чего он в принципе решил, что кому-то будет дело? Здесь и правда какая-то другая атмосфера царит: расслабленная, легкая. Парни и девушки рассредоточились по большому залу, стоят, болтают, смеются. И хули они все радостные такие? — Ребята, сегодня пойдем по лайту, — громко говорит кто-то, и разговоры разом стихают, — Чимин решил составить нам компанию, так что похлопайте, — от последующих хлопков и улюлюканий у Юнги чуть ли не уши закладывает. А потом он видит у дальней стены рядом с зеркалом и говорившего. Это точно Чонгук, но он его даже как-то не сразу узнал: волосы намного короче, чем были на тех видео, что Юнги успел посмотреть, повязки на голове больше нет, зато есть несколько прядей темно-фиолетового цвета. Ебать какой модный. Чимин машет всем рукой, а затем подходит к Чонгуку ближе и что-то шепчет ему на ухо — чужой взгляд мгновенно устремляется в сторону Юнги, который неловко застывает в самом конце толпы. И вроде бы хочет знак какой подать, тоже помахать, еще чего, но не успевает и этого сделать — Чонгук криво усмехается и отворачивается, чем повергает едва ли не в ужас. То есть… в смысле? А где инструкции? Что Юнги делать? Стоять и смотреть, как другие пляшут? Его разве не собирались чему-то научить? А потом начинает происходить какая-то дичь. Наверное, она не дичь совсем, но таковой видится Юнги, который совсем не привык к подобной движухе: Чонгук включает музыку, несколько раз показывает хореографию длиной секунд в сорок, а затем толпа танцоров начинает пошагово разучивать ее вместе с ним и Чимином. Сначала Юнги неловко топчется возле дальней стены, но когда замечает нескольких девчонок, что явно сами начали танцевать совсем недавно, набирается решимости и храбро теряется в этой их компании новичков, что зеленые совсем, но очень стараются. К середине занятия, когда продвинутые танцоры уже выучивают хореографию и дают фору даже Чонгуку, Юнги готов сдохнуть. У него, надо сказать, довольно много причин для этого: во-первых, в зале становится душно настолько, что его несчастный свитшот можно выжимать, во-вторых, девчонки, к которым он подстроился, узнали его и начали истошно хихикать, в-третьих, Чимин уж больно часто бросает на него пространственные взгляды, видимо, проверяя, не сдох ли он там, а в-четвертых… вау, этот хренов Чонгук и правда хорош. Ему даже потная футболка идет. Занятие длится час — всего ничего, — но под конец Юнги не хочется жить. Он сидит на паркете, вытянув вперед ноги, и наблюдает за парнями, что в тройке откатывали выученную хорягу. За ними выходят девчонки, затем опять парни — совсем мелкие, лет по четырнадцать. И все так классно двигаются, так здоровски повторяют движения, показанные Чонгуком и Чимином, что Юнги даже начинает завидовать. Как так, а? Почему он так не может? Почему он так не мог? Ответ лишь один: ему никогда и не надо было. Если бы не челлендж, любезно подсунутый Хосоком, Юнги бы никогда не очутился в этом зале. — Ладно, ребята, увидимся завтра в это же время! У кого еще остались силы, тех Чимин заберет на свое занятие, — Чонгук выключает тихо играющую музыку. Юнги его даже не слушает — лежит звездочкой на полу и таращится в потолок, ловя не то созвездия, не то, блять, другие галактики. Отдаленно слышит, как все покидают зал, подхватывая брошенные у стены сумки. А потом свет над головой загораживает чья-то фигура; он щурится. — Никогда в жизни не танцевал, да? Юнги садится и, отчаянно морща нос, глядит на Чонгука, что непринужденно подпер руками бока. Как же хочется на него плюнуть сейчас. Чимин у колонок сдавленно смеется. — Неужели так заметно было? — язвит Юнги и кое-как поднимается с пола. — А я-то думал, что с толпой сольюсь. — О, ты слился, — кивает Чонгук, — с девчонками, что были в этом зале в третий раз. — Скажи честно, почему ты согласился? — он игнорирует чужую издевку. — Посмеяться решил? — Разве похоже, что я смеюсь? — Даже не знаю, что тебе сказать. Чимин опять ржет, нарочито показушно копаясь с колонками, которые уже давно бы ему пальцы отгрызли, ибо сколько можно эти кнопки тыкать. — Тэхен, слышь, стой! — А? — парень, уходящий из зала последним, застывает на пороге. — Помогать будешь, — многозначительно смотрит на него Чонгук. — Но почему? — обиженно тянет тот. — Потому что ты на халяву занимаешься в этой школе уже год, а я слишком сильно люблю тебя, чтобы отвесить подзатыльник и выгнать. — Окей, понято, принято. Юнги понемногу приходит в себя, когда выпивает бутылку воды. С подозрением косится на Чимина, что желает ему удачи и бодрой птицей вылетает из зала, а затем на Чонгука, который снимает камеру со штатива (в углу стояла, и как только он не заметил?). Пересматривает на маленьком экране что-то и громко хмыкает. Это невольно заставляет напрячься. — А ну стой, — не просит, а скорее предупреждает Чонгук, когда Юнги начинает медленно ползти в сторону выхода, — что, уже сдался? — Да мы даже не начинали ничего! — возмущается он. Чонгук бросает на него усталый взгляд, в котором так и брызжет соком: «Я с тобой еще не знаком толком, но ты уже заебал», и выключает камеру. — Первые занятия всегда такие. Мне надо было на тебя посмотреть. «Да ты куда угодно смотрел, но не на меня!», — брюзжит про себя Юнги, но внешне остается невозмутимым, ибо черт его разберет, как у этих танцоров мозг работает. Ястребом наблюдает за чужими спокойными движениями. Так же зорко таращится на Тэхена, которого Чонгук попросил остаться, — тот сидит на стуле у выхода и со скучающим видом набирает кому-то сообщение на смартфоне. — Спрашиваешь, почему я согласился тебе помочь, — Чонгук садится на паркет напротив него и улыбается, — просто мне интересно стало, как далеко сможет зайти блогер, который понятия не имеет, что такое танцы. — Я имею, — слабо отбрыкивается Юнги, — на словах. — И что ты знаешь? — Что это… сложно? — Как тебя вообще угораздило? — Скажем так… проспорил. — Не повезло тебе, — поднимается с пола Чонгук, — имей в виду: если я пойму, что ты филонишь, сразу отсюда на хуй пойдешь. Юнги подскакивает на ноги тоже — его одно возмущение сейчас и держит на плаву. Он хочет начать ругаться и тыкать глупыми фактами, словами, цифрами, но это так бесполезно, совершенно бессмысленно — он вдруг как никогда четко понимает, что у человека перед ним совсем другие ценности. — Тебе что с этого? — Ты сам сказал: люди узнают о школе. — Я от безысходности это сказал. Популярность этой школы и так идет впереди нее. — И то верно, — Чонгук оглядывает его с ног до головы. — А ты даже не сделал то, о чем я попросил первым делом. Одежда, — поясняет он прежде, чем Юнги успевает взбелениться, — совсем не подходит. И обувь… конверсы, серьезно? Купи себе найки хотя бы. Думаю, ты можешь себе позволить эти траты. Сверху никаких свитшотов — промокнешь насквозь раньше, чем я первое движение покажу. Юнги стискивает зубы, но в ответ кивает молча. — У меня было время подумать, — Чонгук листает плейлист на айподе, — тебе ведь нужна зрелищность, верно? — Хотелось бы, но не обязательно, — неловко уточняет Юнги. — На камере есть немного от этого занятия, где тебя видно, этого хватит для первого дня. — Да, но… — Поставим хорягу для тебя. Предлагаю тебе устроить маленькое мероприятие человек на триста. Придут твои подписчики и посмотрят, чему ты смог научиться за месяц, — Чонгук добродушно улыбается. — Хореография для одного? — Юнги слишком в шоке, чтобы задавать другие вопросы. — Почему для одного? Вон, Тэхен с тобой будет. Вышеупомянутый обреченно стонет и откладывает телефон; подходит поближе и вздыхает, глядя на Юнги. — Бро, без обид. Я смотрю твои видео, но возиться с тобой вот вообще желания нет. — Очень воодушевляет. А ты, собственно, кто? — почти обижается Юнги. — Мой ученик, Ким Тэхен, — представляет его Чонгук. — За ним должок, так что он составит тебе компанию в нашем долгом путешествии. — Ты просто мог сказать, что я твой лучший ученик, и ты никому так больше не доверяешь, — тянет Тэхен, но его оскорбленный настрой слишком уж быстро меняется на веселый. Нормальный человек вообще, не? — Ладненько, научим это бревно двигаться. Отлично, дальше ехать некуда, конечная станция уже пролетела мимо. Юнги в ужасе перебирает в голове сценарии дальнейшего развития событий. Он либо позорится на все сто, либо позорится на все двести. Что хуже? — Будем считать этот день нулевым, — Чонгук отворачивается, — а ты пока сходи купи себе найки. Завтра приходишь сюда в семь. В десять у меня начинаются занятия, поэтому я могу заниматься с тобой только с утра. — Пиздец, — выносит вердикт Юнги, когда выходит в коридор, — какой пиздец. — Да нормально все, не ссы, — Тэхен закидывает ему руку на плечо. — Какое нормально? Ни плана, не стратегии, ничего! — Чонгук знает, что делает, — заверяют его, — а пока лучше пойдем и купим тебе нормальные кроссовки. — Ты вроде не особо был рад мне помогать, — косится на него Юнги. — Что не сделаешь ради бесплатного обучения в лучшей школе ЛА! — хохочет Тэхен. — Нет, какая хоряга, какое выступление для подписчиков, какое… — Чшш, тиха, — затыкают его рот ладонью, — ничего не слушай и никого, кроме себя. Итак, слышишь что-нибудь? — Юнги мотает головой в знак протеста. — Ничего, еще услышишь. Юнги не особо понимает, как оказывается в фирменном магазине Nike и со злости покупает самые дорогие кроссовки. А потом — точно такие же и Тэхену, ибо он хотя бы согласился объяснить ему весь тот пиздец, что предстоит, в отличие от человека, что попросту слился, хотя изначально второй по значимости фигурой в эксперименте значился. Это что за крутой хореограф такой? — Самый крутой, — заверяет его Тэхен, поглощая картошку фри с таким лицом, будто не жрал неделю, — вот увидишь. — Я надеюсь. — То, что он согласился тебе помочь, — уже чудо. — Чудес не бывает, — Юнги уныло потягивает колу через трубочку. — Бывают, — Тэхен наклоняется к нему чересчур близко; от него пахнет кетчупом, — ты просто подожди немного. Ладно. Так и быть.