Пальмы лишь на берегу

Наверное, идея объедаться бургерами была так себе. Юнги стоит перед зеркалом, высоко задрав футболку, и разглядывает себя со всех сторон. Он от природы был худым, но проблема в том, что такой тип телосложения, как у него, обычно называют «тощий жирдяй»: ты вроде и худой, но мышц — три бугорочка и один пупырышек, зато на животе мягонькая такая подушка безопасности. Юнги никогда это особо не волновало, но теперь, когда ему предстояло целый месяц много и усердно двигаться, он не может не вспомнить слова Хосока о том, что чем больше мышц — тем выше выносливость. Логично. Может, Юнги и мечтает поскорее закончить с этим челленджем, едва его начав. Может, он и не имеет для него такого уж огромного значения. Но если он берется за что-то, то делает это с полной самоотдачей (периодически психуя и желая все бросить, но этого не происходит, конечно же). И именно поэтому Юнги с воинственным видом заваривает себе вторую кружку кофе и ставит на завтра еще один будильник — на четыре утра. Никогда в жизни не бегал, но готов попробовать, ибо не хватало еще, чтобы Чонгук смеялся над его общей дохлостью и подушкой безопасностью на пузе — и пусть та детская скорее. Отказаться от бургеров на месяц — окей, потянем. Пить побольше водички — нормально. Бегать по утрам перед занятиями — с зубным скрипом, но переживем. Отказаться от сигарет и алкоголя… Юнги крючит лицо в непонятное нечто, перестав на мгновение запихивать в рюкзак сменную одежду. А вот это будет сложнее всего. Стрелка часов почти доходит до шести утра, когда он выскакивает из дому, сверкая пятками. Нет, Юнги не привык вставать в такую рань. Много в такую рань двигаться — тем более. Но внутри бурлит до того хлестко и во все стороны всплесками, что Юнги вдруг кажется, будто его энергии на весь месяц хватит. Пожалуй, все-таки не стоит уточнять, что энергия эта вырабатывается исключительно на его упрямом желании что-то и кому-то доказать. И даже изжога после вчерашних бургеров его не остановит. Тэхен, с которым они накануне успели обменяться контактами, присылает ему в дискорде стикер с поднятым вверх большим пальцем. Юнги, может, и задался бы вопросом, с чего вдруг тот не спит в такое время, но слишком торопится, заплетаясь в ногах в попытке угнаться за проезжающим мимо одиноким такси. Чонгук с какого-то перепугу встречает его прямо у входа в танцевальную школу — до Юнги даже не сразу доходит, что сейчас вообще-то слишком рано, и школа закрыта. Судя по всему, у его новоиспеченного учителя какие-то максимально крутые привилегии, раз он имеет ключи и может попасть внутрь в любое время суток, выключив на входе сигнализацию, не глядя набрав код. Юнги ждет, что Чонгук скажет что-нибудь, помимо стандартного приветствия, но тот молчаливо поднимается на второй этаж, привычным жестом открывает дверь в раздевалку для преподавателей. Сначала, признаться, Юнги хочет попроситься куда-нибудь в другое место (уж лучше туда, где он вчера увидел чужие сиськи), но слова засасывает в невидимый шланг пылесоса, когда он видит, как Чонгук начинает раздеваться, даже не обернувшись на него. Юнги прижимается спиной к шкафчикам, застигнутый врасплох, и бочком начинает продвигаться вбок, медленно просачиваясь вдоль них по другую сторону, где не может видеть Чонгука. Как и Чонгук его. Готово: вы восхитительны. Или нет. Желание выглянуть и все-таки посмотреть, пожалуй, едва ли уместно. Юнги переодевается со скоростью звездолета, путешествующего сквозь галактики, всеми силами стараясь абстрагироваться. От всего абстрагироваться: от того, что уже вымотан морально, от челленджа дурацкого, того, что в танцевальной школе находится сейчас, от Хосока и его тупых шуток. А еще от Чонгука, который открывает перед ним дверь, когда Юнги неловко выглядывает из-за шкафчиков. — Неплохо, — улыбаются ему после того, как окидывают оценивающим взглядом с ног до головы, — я рад, что мы с тобой все-таки перешагнули через первый пункт. — Что за пункт? — нехотя уточняет Юнги. — Слушать, что говорит тебе преподаватель, — легко отзывается Чонгук. «С этим я бы повременил», — хочется весомо отвесить ему, ибо то, что Юнги купил себе найки и сменил бомбер на просторную футболку, вовсе не означает, что он будет радостно садиться на шпагат, если ему вдруг прикажут это сделать. Да и какой там шпагат, господи. У него такая потрясающая растяжка, что, наклонившись, дай бог руками до коленей дотянется. Эх. Наблюдая за Чонгуком, который подключает свой айпод к колонкам, Юнги по какой-то причине начинает испытывать странное и доселе незнакомое ему чувство. Кажется, люди зовут это угрызениями совести. Чонгук ведь согласился. Пришел в школу в семь утра, почему-то решив тратить на Юнги свое свободное время, которое мог потратить на… да хоть на сон. Чонгук здесь, и он совершенно ничего не получит взамен. Только головную боль, может. — Слушай, пока мы не начали, — Юнги неловко мнется за чужой спиной, — мне бы хотелось сказать тебе спасибо. Ну, за то, что согласился помочь. Наше знакомство не очень началось, и это по большей части моя вина. Просто, ну, типа… — слова путаются как в голове, так и на языке, — я вроде как нервничаю. Чонгук оглядывается на него через плечо, сидя на корточках. Моргает пару раз, не сводя глаз с его лица. Уголок его губ съезжает вбок, но ухмылка эта не выглядит противной. — Не парься, все с чего-то начинают. А спасибо будешь говорить потом. Они вместе устанавливают в углу зала на штатив камеру. Включая запись, Юнги вроде бы начинает снова нервничать, но вскоре расслабляется, ибо вспоминает это брошенное ему пару минут назад «не парься». И правда. В конце концов, если он провалится с сокрушительным треском, то может попросту не выкладывать видео. Даже не монтировать его. Он бросает взгляд на Чонгука. Но это, наверное, будет крайне паршивым поступком. Пусть уж лучше все увидят его провал и скажут «что ж, ты хотя бы пытался», чем он обратит в пыль чужие старания. На Чонгуке — белая футболка с глупой надписью «party all night long» и свободные штаны. Юнги одет похоже (но без тупых надписей), но все равно видит в зеркале, что выглядит даже близко не так. Просто так бывает, что кому-то и пакет из круглосуточного мини-маркета будет идти так, словно он в царских одеждах, а кто-то… а кто-то — Юнги. — Правило номер один: не стесняйся себя. Он сдавленно икает, разом теряя все мысли про круглосуточные магазинчики — те сыпятся в разные стороны, как дурацкий разноцветный бисер. — Это будет сложно. — По первости что угодно будет сложным, — Чонгук встает точно напротив него. — Правило номер два: не стесняйся себя. — Кажется, это было первым правилом, — сконфуженно опускает взгляд Юнги. — На самом деле для тебя оно всегда будет одним, — его ободряюще хлопают по плечу. — Новички все стремаются себя и своего тела, и многих это здорово тормозит. Можно понять. Каждый из нас переживает за то, как будет выглядеть в чужих глазах. Так вот, — Чонгук наклоняется к нему, — можешь не переживать из-за этого, потому что, поверь мне, я определенно точно видел нечто куда хуже, чем то, как ты танцуешь. — И что же это? — Это я, — Чонгук жестом зачесывает длинную челку назад и пожимает плечами, — много лет назад. Точно. «Все с чего-то начинают». Юнги вмазывается мутным взглядом в паркет. Немного самокритично прозвучало — особенно от преподавателя, — но это заставляет чувствовать себя чуточку увереннее. Он смотрит в сторону зеркала, невольно подмечая, насколько жалко он выглядит рядом с Чонгуком: зажатый, сгорбленный, с толикой страха и недоверия в глазах. «Все с чего-то начинают». — Я, конечно, многих людей успел научить танцевать за это время, но… — Чонгук коротко смеется, — если честно, это первый раз, когда я занимаюсь с кем-то индивидуально. Так что мы оба сейчас через что-то проходим впервые. — Серьезно? Первый раз? — Юнги аж забывает про свое убогое отражение. — Но ты же вроде как крутой препод и все такое, я думал, что многие захотят- — В том и проблема, что многие. Все, что я успеваю сейчас — это групповые занятия, рассчитанные на большое количество людей, как вчера, и групповые занятия человек на десять. Придумывание хореографии не в счет — на это я трачу уже свое личное время. Юнги невольно вспоминает свои душевные терзания и начинает проникаться к Чонгуку глубоким уважением. И дело вовсе не в том, что он классно танцует. — Сегодня мы с тобой танцевать не будем, — чужие слова вводят в недоумение — прямо как вчера. — Не переживай раньше времени, — Чонгук разом обрезает все его хаотичные мысли, так и не успевшие вырваться наружу. — Мне сначала надо объяснить тебе самые основы. Никто не выходит в центр зала и не начинает с ходу плясать. Это как… — его взгляд устремляется в сторону камеры, — это как читать инструкцию перед тем, как начать пользоваться новым гаджетом. — А кто-то инструкции не читает, — отзывается Юнги, — берет, включает и как с тарзанки сигает. — Тебе в лепешку о воду разбиваться не надо, так что забудь про свою тарзанку. Надпись «party all night long» на чужой футболке продолжает бросаться в глаза. Юнги не может перестать цепляться за нее взглядом, потому что, блять, какой party, какой all night long? Обладатель футболки наверняка даже больше бутылки пива в месяц не выпивает, а все его party — это придумывание хореографии перед зеркалом в пустом танцевальном зале. — В каждом треке есть различные звуки, их основами являются сильная доля и слабая доля. И не смотри на меня так, словно дурачком считаешь, я в курсе, что ты работаешь с музыкой, — Чонгук складывает руки на груди, смотрит упрямо и твердо. — Это важно, не будь предвзятым. Юнги со всей тщательностью стирает со своего лица «че, серьезно». — Сильная доля — «клэп» и «кик». Слабая доля — всяческие добавочные звуки, располагающиеся будто вдалеке, они не так отчетливо слышны. В музыке существуют восьмерки, после которых отрезок повторяется. Четыре восьмерки подряд составляют «квадрат». «Квадрат» — это полностью законченная «фраза», — продолжает Чонгук, игнорируя выражение лица Юнги, которое снова возвращается к «че, серьезно». — Даже не думал, что мои знания об изнанке музыкальных композиций пригодятся мне в танцах. — Язви дальше, — ему неожиданно отвешивают щелбан. — А ты знал, что под «фразу» можно заранее сделать заготовку в танце, которая потом подойдет под любую песню? Главное поймать ритм. — Фраза, да, клип, кук, я запомнил, — Юнги старательно кивает. Чонгук закатывает глаза. — Сильная доля — это счет 2, 4, 6 и 8. В любой музыке, что могут врубить на джеме или баттле для новичков, их слышно сразу, чтобы не вводить танцоров в заблуждение. — Джеме? — Юнги переминается с ноги на ногу. — Это форма контактной импровизации, когда вы выстраиваетесь в круг, и тот, что танцует в центре, выбирает следующего, кто займет его место. Это весело, если ты уже знаешь основы нескольких танцевальных стилей — можешь замиксовать их и выдать что-то свое. — Понятно только то, что нихуя не понятно. Чонгук хохочет и отходит на несколько шагов назад. Юнги от его внимательного взгляда становится максимально неуютно. — Счет 2, 4, 6 и 8 — это основа ритмического рисунка в танце. На первых порах нужно делать так, чтобы сильная доля обязательно присутствовала и была зрительно читаемой. Я знаю, что ты слышишь этот счет, но твоя задача — научиться попадать в него. Все ясно? Нихуя не ясно. Юнги топчется на месте, слишком стремительно теряя всю ту уверенность, что буквально со дна души выскребал последние полчаса. Какие доли, какие счета, какое попадать. — На самом деле можешь не запоминать все, что я сказал, — смягчается Чонгук, — просто слушай музыку, как ты умеешь это делать. Выдели квадрат, который становится фразой. Определи счет. И попадай в него. Юнги испытывает смешанные чувства: с одной стороны, он готов поразиться тому, насколько терпеливо ему объясняют основы, которые вообще-то отчасти ему знакомы — повезло, не иначе, — а с другой… так и охватывает с головой желание сесть на паркет и взвыть. Поразиться или взвыть от бессилия. Что же выбрать. Юнги выбирает третье: «Пидоры не сдаются». И нет, он не пидор — просто ругательство это любит. — А теперь мы будем шагать, — оповещает Чонгук. — Шагать? Куда? — пугается он. — Представь, что за бухлом, — ржут ему в ответ. — В общем, сейчас ты просто должен поймать ритм и шагать в такт. Сегодня мы должны научить тебя слышать музыку не только ушами, но и телом. Без этого мы просто не сможем с тобой разучить даже основы хип-хопа. — Ладно, хорошо, — Юнги встряхивает руками, — давай, врубай, щас как зашагаю. Чонгук опять смеется — не то настроение у него сегодня хорошее, не то Юнги настолько тупо выглядит в этом своем рвении показаться крутым даже в тех вещах, в которых совершенно не шарит. И опять перед глазами мельтешит это «party all night long». Ох, Юнги бы тебе показал, как оно надо пати и насколько лонг. — Смотри, — Чонгук включает какой-то ненавязчивый хип-хоп трэк и встает рядом. Качается пару раз вперед-назад — весьма специфично, — а зачем начинает идти вперед. То есть. Он реально просто идет, но Юнги видит, что чужая нога опускается на паркет одновременно с отчетливо слышимым хлопком в треке, а колени мягко сгибаются на слабом свисте на фоне. Он невольно начинает раскачиваться сам, наблюдая за чужими действиями. Чонгук слышит музыку сходу, едва ли прислушиваясь. — Теперь ты понял, о чем я? — он шагает обратно навстречу Юнги, даже не концентрируясь на шагах и том, попадает ли вообще в такт (попадает, конечно же). — Кажется, — он нервно жует щеку изнутри. — Помни про первое правило. — Ты хотел сказать второе? — Юнги ухмыляется. «Не стесняйся себя». Проще сказать, разумеется. Скажи ты это кому-то, разве он начнет кивать судорожно, вопя «о боже, ты мне глаза открыл, ебать ты мудрец»? Конечно же, нет. Кто-то даже наоборот — зажмется еще сильнее. Никто не учит тебя не стесняться себя — ты делаешь это только сам, а чужие слова — это так, легкое напутствие, тычок в спину. Самое сложное лишь на твоих плечах. Спустя две минуты Юнги понимает, что его тело — предатель, капитулировавший с поля боя еще до того, как этот самый бой начался. Он слышит. Юнги, блять, слышит этот сраный счет, но ноги отказываются наступать на паркет в нужный момент. Уши, привыкшие к хваленым восьмеркам, почти насмехаются над ним, ибо тело совершенно не слушается. Такое вообще возможно? — Так, я понял, — Чонгук оказывается рядом раньше, чем Юнги, от иррационального желания полностью отдаться делу закрывший глаза, успевает понять, а что происходит. — Ты слышишь, я вижу. Наверное, глупо было думать, что ты не сможешь сразу же. — Да я даже пержение сверчков в камышах у Китайской стены слышу, — шипит Юнги, открывая глаза. — Не уверен, что там есть камыши. — Да какая разница! — Ну-ка, стой, — Чонгук останавливает его. Они стоят друг напротив друга, и Юнги первые несколько секунд не понимает, с какого черта чужая ладонь перед его лицом опускается вверх-вниз. Он наблюдает за ней какое-то время; думает почему-то о сверчках и том, есть ли в Китае камыш. — Дай руки, — Чонгук вроде и просит, но разрешения все равно не ждет и хватает Юнги за руки, крепко сжимая пальцы. Крепко, но все равно как-то… мягко что ли. — Давай. Он не особо понимает, чего от него хотят, но Чонгук делает шаг назад, увлекая его за собой. Еще один. И еще. Юнги, неожиданно для себя навостривший уши, подстраивается под чужие шаги, только спустя секунд тридцать понимая, что они вроде как двигаются, вписываясь в звук хлопков в музыке. Ох уж эти чертовы счета. Или восьмерки. Бля, что там было…? Чонгук отпускает его руки, а Юнги округляет глаза. Музыка продолжает играть, поставленная на повтор, а они — синхронно двигаются по кругу зала. Может, и не совсем по кругу — Юнги не следит особо. Он тупо таращится Чонгуку в глаза и шагает на него на одних инстинктах, а тот — двигается назад, едва заметно улыбаясь и не переставая мелко двигать рукой. Оу. Так вот, как это — слышать музыку и ушами, и телом. Юнги, только однажды начавший делать эти тупые — да, он только так их назвать их может, — шаги под музыку, уже не может остановиться. Даже когда Чонгук отходит к зеркалу, Юнги продолжает делать то, что делал. Ему нравится — попадать движениями точно туда, куда надо. И пусть это просто глупые шаги. — А попробуй влево, — вдруг просит Чонгук, и Юнги от неожиданности действительно заносит влево. — Чего? — Ну, шагать не только вперед, но и влево, вправо, назад. Получается хуже, чем до этого, но почему-то Юнги быстро ориентируется и в какой-то момент даже начинает улыбаться. Ему нравится песня, которая играет — он даже знает ее, слушал частенько пару лет назад, когда не мог словить вдохновение для нового трэка. В какой-то момент он останавливается точно перед Чонгуком, на что тот вздергивает брови. Момент, пожалуй, удачный, потому что дверь в зал распахивается, и внутрь заходит Тэхен. Взгляд Чонгука устремляется к его кроссовкам. — Доброе утро! — Злое, максимально злое, — бурчит Юнги. Минус целый день челленджа, а они что? А они… ходили. — Оставайся, — Чонгук улыбается ему, — можешь просто посмотреть. Это не будет лишним. Ну, если у тебя дел других нет. Тэхен чешет свое бедро — ткань его штанов максимально громко скрипит — и садится на единственный стул в зале. Вытягивает вперед ноги, словно специально светя новыми кроссами, которые, если честно, ну уж очень похожи на найки Юнги — только полоски не лиловые, а синие. Чонгук это никак не комментирует, конечно же. — Останусь, — кивает он. — Тэхен! — зовет Чонгук. — А ну слезай со стула и отнеси его к дальней стене! Юнги почему-то не может отодрать взгляд от пола все то время, пока в зал заходят ученики. Время еще далеко не десять — многие просто привыкли приходить заранее, чтобы размяться и прогнать разученные ранее связки. Как бы то ни было, Юнги не может избавиться от чувства, что у него украли лишний час. Фиолетовые пряди в волосах Чонгука яркие, но все равно незаметные словно — прячутся в густой копне. Юнги задается вопросом, а почему фиолетовый. Улыбается каким-то толкающим друг друга в голове воспоминаниям, а затем позволяет себе натянуть на глаза кепку, которая все это время валялась у стены. Чонгук, может, и противный немного, но все-таки слишком хорошо чувствует других людей.