Пальмы лишь на берегу

— Ого, — Чонгук сдавленно улыбается, когда Юнги выходит из такси и начинает задорно шагать в его сторону под музыку, которой даже нет. — У кого-то боевой настрой? — Ага, готов дошагать до соседнего штата, — со смешком сообщает Юнги, снимая капюшон толстовки. На самом деле он до полуночи несколько часов подряд раз за разом прогонял одно и то же движение, стоя перед зеркалом в коридоре — единственное большое и во весь рост в его квартире. Сначала взгляд блуждал где угодно, но не на нем самом, но через полчаса Юнги сдался и, бросив на свое отражение возмущенный взгляд, грозно подтянул штаны и больше не сводил с него глаз. И, черт, кто бы знал, что от такой легкой нагрузки у него настолько будут болеть ноги утром. Но пускай. Потому что под конец Юнги начал получать искреннее удовольствие от этого банального танцевального движения, которое, если честно, могут даже дети с ходу повторить без проблем. Живот тихо урчит, пока он переодевается, спрятавшись по привычке в самый угол раздевалки. Путается в футболке, что оказывается вывернутой наизнанку, и пытается игнорировать тот факт, что не позавтракал утром — только кофе выпил. А еще он не ужинал. И Юнги ни за что не признается — по крайней мере вслух, — почему так вышло. — Ты закончил? — Чонгук выглядывает из-за шкафчиков, и он испуганно прижимает к себе футболку, лупя глаза. Нет, Юнги никогда не был стеснительным — как-то на спор в мусор пьяным даже прыгнул нагишом в воду с яхты. Слава богу, что не утонул. Но у Намджуна все равно остались фотки его летящей в воду голой задницы, черт бы его побрал. Юнги не был стеснительным, ему плевать, видит его кто-то без футболки или нет, но, если быть до конца откровенным, для него самого стало открытием, что ему стремно от мысли, что Чонгук может увидеть все его несовершенства. Которые он вполне вероятно придумал себе сам. Но как тут не придумать, а? Чонгук на его недо-девчачье поведение — только без визгов и швыряний полотенцами — сам удивленно хлопает глазами, а затем исчезает обратно за шкафчиками. Юнги шустро надевает футболку и вылетает из раздевалки первым, надеясь, что за минуту его щеки остынут. Нет, он не стесняется других — тем более парней, — но, блять, а вдруг его пузяку заметили?! И подумали, мол, что за кошмар? — Слушай, если тебе некомфортно переодеваться в чужом присутствии, сказал бы сразу, — вполне миролюбиво предлагает Чонгук, заходя в танцевальный зал следом. — Не-не-не, — начинает тараторить Юнги, даже не пытаясь продумать про себя ответ, — не в этом дело, мне все равно, поверь. Просто удивился. — Охотно верю, — чужой взгляд останавливается на его плече, скрытом за футболкой. На этом месте у него татуировка. — В живую твое тату выглядит прикольнее, чем на фото в инсте. Юнги замирает на месте; кроссовки надрывно скрипят по паркету. Нет, вот на это он даже отвечать не будет — сделает вид, будто так и надо. Словно тот факт, что Чонгук смотрел его инсту — это так, хуйня, все так делают. Подумаешь. Писклявый голос в голове мгновенно просыпается и уже готовится отвесить порцию сарказма, но Юнги затыкает его раньше, чем он успевает начать. — Сегодня разучим два простых движения, они тебе пригодятся, — Чонгук смотрит в айпод и почему-то лыбится. Не то его так собственный плейлист веселит, не то реакция Юнги на его слова. Юнги хочется думать, что первое, а иначе он сгорит со стыда и испарится. Взлетит к облакам, станет дождем, будет падать прохожим на голову, а потом… Он мотает головой. Что началось-то. — Давай я сначала покажу, а потом мы- — Стой, погоди, — спохватывается Юнги, и Чонгук вопросительно смотрит на него. — На самом деле, — начинает сразу же объяснять он, нервно теребя кожу большого пальца на левой руке, — на самом деле я хотел попросить тебя кое о чем. — О чем же? — любопытствует Чонгук, выглядя действительно заинтересованным. Его ведь не посчитают странным? Не посмеются, сразу же отказывая? Просить страшно, но еще страшнее — так и не сделать этого, потому что Юнги понимает, что ему это очень нужно. — Вот ты все говоришь и говоришь об этих импровизациях, — он складывает руки на груди, стараясь казаться спокойным, — а я видел только то, как ты танцуешь на тех видео. Ну, где вы хореографию разучивали. — И? — чужие брови слегка приподнимаются. — Можешь показать? Свою импровизацию? Хочу посмотреть, — Юнги держит голову прямо, надеясь, чтобы его слова не расценили так, словно он сомневается в чужих способностях. Ведь нет же — просто он правда хочет увидеть. Чонгук глядит на него буквально пару секунд, а затем едва заметно тянет левый уголок губ в понимающей усмешке. Тыкает на первую попавшуюся песню в плейлисте и кидает айпод, что подключен к музыкальному центру удаленно, Юнги, который тот ловит в последний момент — не был готов к этому. Сжимает в руке и с оторопевшим видом таращится на Чонгука, который отходит чуть назад — все еще спиной к зеркалу, но лицом к Юнги. — Сделай погромче. На максимум выкрути, — просит Чонгук, и тот мгновенно исполняет просьбу, оставляя на экране айпода следы от влажных пальцев. Он понятия не имеет, чего ждать. Понятия не имеет, что ему покажут. Но Юнги по неведомой причине хочется подойти ближе, чтобы ничего не пропустить, и он даже делает вперед неосознанный шаг, но сразу же отходит обратно, едва Чонгук, прикрыв глаза на мгновение, вслушиваясь в музыку, не начинает танцевать. Юнги понятия не имел, чего ждать, да. Но то, что он видит, — выходит за всякие рамки. Может, виновата песня, может, что-то, о чем ему знать не дано, но Чонгуку словно больно. Это видно по лицу, движениям, взгляду, что он один раз бросает поверх Юнги. Чонгука будто выжигает изнутри нечто ужасное и прекрасное одновременно, и оно толкает его вперед и назад, поднимает руки и указывает направление. Кажется, слова о том, что через импровизацию можно увидеть чужую душу, — чистая правда. Юнги видит, но никак не может прочитать до последний строчки — слова незнакомые. Буквы знает, но не слова. Для кого-то танцы — это просто глупый челлендж и попытка угодить подписчикам, а для кого-то — смысл жизни. Юнги как никогда четко понимает это — что Чонгук ради танцев живет. Потому что его душа — нараспашку, и весь этот танец — одна сплошная экспрессия чего-то невысказанного. Наверное, Юнги должен чувствовать себя разбитым — от осознания, что никогда в жизни не сможет так же, что ему можно даже не пытаться. Наверное, Юнги должен захотеть бросить все и покинуть зал. Наверное, но вместо этого внутри него зарождается доселе незнакомое чувство, которое он прочитать не может тоже — прямо как последние строчки в распахнутой книге чужого танца. Когда песня заканчивается, он так и стоит столбом, все еще сжимая в руке айпод и даже не думая поставить плейлист на паузу. Начинает играть следующая песня, а он все еще смотрит на Чонгука во все глаза. — Ты будто привидение увидел, — Чонгук забирает у него плеер; его щеки красные, волосы — взлохмаченные. Пальцы касаются ладони Юнги на мгновение, и они такие, черт побери, горячие. — Надеюсь, ты не думаешь сейчас о том, чтобы выскочить за дверь, решив, что никогда не сможешь танцевать, — чужой взгляд цепляется за эмоции на его лице, которые, наверное, слишком яркие, чтобы их не рассмотреть с первого раза. — Нет, — Юнги дергано пожимает плечами, — хотя сначала хотелось. Но нет. По легенде Икар лишился своих восковых крыльев, подлетев слишком близко к солнцу. У Юнги — крыльев нет даже, но он все равно упрямо вжимается задницей в песок, отказываясь даже глядеть на солнце дольше, чем на несколько секунд. Он улыбается, смотря в сторону зеркала. Его отражение по-прежнему кажется ему неправильным и второсортным, но что-то все же меняется. Наверное, взгляд смотрящего. — Всегда думал, что самые красивые люди — те, что полностью отдаются своему делу, — говорит он, не думая. Просто озвучивает то, что крутится в его голове. — Это ты типа так намекнул, что я красивый? — Чонгук беззвучно ржет. — Ну, спасибо, что ли. — Не за что, — усмехается Юнги и идет в сторону зеркала, чтобы лучше видеть себя. — Давай, показывай там свои движения. Они заканчивают на удивление позже обычного, потому что даже Тэхен, который всегда заявлялся ровно в девять утра, распахивает дверь только в половину десятого — откровенно взбудораженный, глазами сияющий такой. Юнги сразу же застывает на месте, а потом ковыляет в сторону стены — он уже сжился с мыслью, что Чонгук привык видеть его конвульсивные дерганья, но вот еще и перед Тэхеном позориться не хотелось совсем. Сегодня Чонгук почему-то не спрашивает, не хочет ли Юнги остаться посмотреть на занятие — словно заранее знает, что тот и так решил это сделать. Он сидит у дальней стены, подтянув ноги поближе к подбородку, и наблюдает за учениками, группами втекающими в зал. Юнги знает, что многие из них уже давно профессиональные танцоры. Почему же они продолжают приходить на эти занятия? Он устремляет взгляд на Чонгука. Отчего-то приходит к выводу, что дело вовсе не в учителе — или учителях — дело в самой атмосфере. Потому что когда ты танцуешь, тебе нужен кто-то, для кого ты будешь делать это. Тебе нужны чужие улыбки, хлопки, нужна реакция. Тебе надо чувствовать себя живым. Живым можно быть и в одиночестве, но в тебе никогда не будет жизни столько, как в тот момент, когда на тебя устремлен чужой взгляд. — Сегодня у нас не совсем обычное занятие, — громко говорит Чонгук, — мы будем разучивать парную хореографию: для девушки и парня. Кто-то заходит в зал последним, но Юнги слишком увлечен разглядыванием чужих волос, небрежно разбросанным по лбу, чтобы обратить внимание на опоздавшего ученика. — А ты с кем показывать будешь? С Тэхеном? — спрашивает какая-то девчонка, и компания других смеется, на что получает мрачный взгляд вышеупомянутого Тэхена. — Нет, — Чонгук тепло улыбается спросившей, — у нас сегодня специальный гость. Она и будет отвечать за часть хоряги для девушек. — Всем приветики! — последним вошедшим в зал учеником оказывается Хэйли, которая радостно вышагивает вперед, обходя танцоров и после вставая рядом с Чонгуком, машет рукой. Следом раздается шквал воплей, визгов и оваций. Юнги, конечно, всегда знал, что Хэйли — очень уважаемый человек в среде танцоров, но чтобы настолько? Он подрывается на ноги, пуча глаза. И вот почему она ему даже не сказала, что придет?! Ах, да. Юнги же так и не известил ее, что его выбор таки пал на Чонгука и школу, где она периодически появляется. Но все равно: рыжая засранка! Хэйли замечает его в какой-то момент: тоже лупит глаза, а затем поджимает губы — так, словно давит в себе приступ смеха. Чонгук что-то объясняет, но она, кажется, перестает его слушать в какой-то момент — смотрит мельком, а затем отворачивается. Юнги видит, что ее плечи трясутся — и явно от смеха. Так и хочется проехать по паркету в ее сторону и пнуть под задницу. А потом Хэйли и Чонгук показывают хореографию сегодняшнего занятия, и из головы Юнги моментально вылетают все мысли о том, что он кого-то и куда-то хотел пнуть. Он всегда знал, что Хэйли — классный танцор. Он знает, что Чонгук ни в чем ей не уступает. Но когда они танцуют вместе, парой, Юнги все-таки хочется выйти за дверь, потому что его глаза этого не выдерживают. Зачем такие люди существуют? Как они существуют? Почему они такие? Знает Хэйли без малого три года, а только теперь в полной мере может оценить ее способность самовыражаться. Может оценить то, чем она живет — как и все в этом зале. Кроме него. Все ученики сначала делятся на парочки, выбирая себе партнера, а потом расходятся по разные части зала, чтобы разучить движения. Кто-то остается один, но его это не расстраивает — зовет к себе кого-то такого же, кто остался без пары, и они вместе со смехом решают, кто будет учить женскую партию, а кто — мужскую. Так вот, как оно в мире танцоров — всегда есть компромиссы. И никто не против. Просто им главное — танцевать. — Слушай, чувак, — подлетает к нему какая-то девчонка и чуть ли не за руки хватает, — всех совершенно разобрали, не составишь компанию? Юнги теряется до того сильно, что эти самые руки чуть не трястись начинают. — Нет, извини, я вообще не умею танцевать, просто посмотреть пришел, так что- — Не переживай, я сама первый раз! — с жаром заверяют его. — Мне просто нужен кто-то, под кого я смогу подстроиться. Я слышала, что если танец парный, обязательно нужен партнер! Он дергается — наверняка стремно смотрится со стороны, — но никак не может выдавить из себя повторный отказ, потому что, во-первых, его действительно просят чуть ли не с отчаянием в голосе, во-вторых, с чего-то все начинают, а, в-третьих, девчонка очень симпатичная. Тут вообще законно отказывать? — Ладно, — соглашается он, — но предупреждаю, что я — абсолютное бревно. Юнги видит, как Хэйли внимательно смотрит на него, когда он неловко подстраивается в самый зад компании парней, которые пошагово разучивают движения, показываемые Чонгуком. Хочет показать ей средний палец, но у него все же сейчас есть более важные занятия. Он, конечно же, не запоминает ровным счетом ничего. А что запоминает — едва ли может нормально повторить. И ему так точно не кажется — оно так и есть. И когда к нему подбегает девчонка, поднявшая его ранее с пола и которую, как он выяснил почти сразу, зовут Эшли, он готовится к непроглядному и самому ужасному провалу в своей жизни. Провала не случается. Когда все начинают прогонять хорягу парочками, они с Эшли встают позади всех и первый прогон тупо смеются сами с себя, потому что ни черта не получается. Это глупо и могло бы быть унизительным, но Юнги по неизвестной причине удивительно плевать. Он не сдерживает смеха, когда Эшли делает движение в совершенно противоположную сторону, хотя почти весь зал делает в другую, и путается в своих ногах, на что смеется уже сама девушка. Это длится почти полчаса. Наверное, они — самые зеленые в этом зале, и Юнги не может этому не радоваться, потому что всегда приятно быть дураками вместе с кем-то. — А сейчас я так… хоба! — Эшли взмахивает рукой и чуть не заезжает ему локтем по лицу. — Отвратительное хоба, я чуть без зубов не остался, — сухо сообщает он. Они вместе смеются. Юнги, судя по ощущениям, уже давно забыл, что находится посреди зала, полного крутых танцоров, которые сюда не учиться приходят, а отвести душу и получить свою порцию славы. И он даже не сразу понимает, что в конце — в самый последний раз перед тем, как Чонгук начинает отбирать лучшие парочки, чтобы записать их танец на видео, — они с Эшли действительно, блять, танцуют. Делают все движения приблизительно верно, не отдавливая при этом друг другу ноги и не ударяя руками. Они правда повторяют движения из хореографии — пусть слабо, нечетко, без экспрессии и всего, чем может похвастаться почти каждый здесь. Но они повторяют. Как — Юнги не понимает сам. А потом Эшли радостно смеется, залепляет ему ладонью по плечу с размаху, предлагая как-нибудь выпить пива вместе. Юнги думает, что она, наверное, вообще не смотрит ютуб, раз не узнала его даже под конец. Но так даже лучше. Он соглашается, а потом сам лепит ей легким ударом по спине, ибо какого черта, он тоже так хочет — чтобы весело, по-дружески и чувствовать себя частью чего-то большего. Эшли покидает зал одной из первых, помахав ему на прощание рукой. Юнги думает, что ему так светло сейчас, что он бы запросто еще двое суток без сна повторял движения из сегодняшней хоряги, все так же понятия не имея, как это правильно и красиво делать. А потом он ловит внимательный взгляд Чонгука, и широкая улыбка разом сползает с лица — не понятно даже, почему. Она просто пропадает, сменяясь на легкую ухмылку, которую Юнги сразу же прячет, отворачиваясь и ища взглядом Хэйли, которая, блять, словно стоит и ждет его. — Ты! — вопит Юнги, подскакивая к девушке. — Ты, рыжая протухшая сардина..! — он хватает ее одной рукой, нагибая вниз, и начинает гонять по залу, вкручивая кулак в макушку. — Перестань, придурок! — возмущается девушка, пытаясь вырваться. — Откуда мне было знать, что ты здесь, ты же не сказал ничего! — Вы что, знакомы? — Чонгук, стоявший поблизости, изумленно круглит глаза. — Типа того, — подтверждает Юнги, но не собирается ничего объяснять, лишь ухмыльнувшись после этого. Чонгук — молча проглатывает его усмешку и отворачивается, явно не собираясь задавать вопросы. А лучше бы задал. Юнги глядит в чужую спину, разжимая руки (чем Хэйли успешно пользуется и вырывается), не в силах перестать думать об утре, когда впервые раскрыл книгу, которую ему никогда не прочитать целиком. Спустя полчаса они с Хэйли идут вдоль одной из улиц у берега, и девушка щебечет о своей недавней поездке в Амстердам. Юнги, к слову, даже не знал, что она уже вернулась — ни слова не сказала ведь. Но он и сам о школе не обмолвился — так что они квиты. Они заходят в Баскин Роббинс, где Хэйли покупает себе целое ведро мороженого со вкусом зеленого чая, и идут в сторону одного из пляжей, который рядом с пристанью, где богатые папкины сынки паркуют свои распиздатые яхты. Хэйли уплетает мороженое, а Юнги — все никак не может перестать думать о том и о другом, но больше всего — о взгляде, которым Чонгук наградил его в конце занятия. — Ты меня вообще не слушаешь, да? — едва не обижается девушка. — Не, слушаю, просто задумался немного, — он с размаху впечатывается жопой в песок. — Знаешь, — Хэйли садится рядом, перехватывая зубами ложку, которую затем втыкает обратно в мороженое, — если быть предельно откровенным, я никогда так в жизни не хуела, как сегодня, когда увидела тебя в толпе танцоров. — Это потому, что я и танцы — вещи несовместимые, или потому, что моей жертвой, принесенной на алтарь челленджа, стал Чонгук? — Юнги скалится, даже не пытаясь сделать свою ухмылку добродушной. Хэйли пристально изучает его лицо, отправляя в рот ложку мороженого. — Ну не знаю, — тянет она, — наверное, первое. Второе меня вот вообще не удивляет. — Да ладно? — Ессесна. Кто мне там писал про лохматых азиатов, доебываясь посреди ночи? Сразу понятно было, что втащило. — Я сейчас тебе втащу, — угрожают Юнги. — Ой как страшно, — картинно пугается девушка. — Брось, я знаю, что ты даже комара стремаешься задавить. Который, между прочим, присел тебе на ляжку крови попить. Юнги очень хочется надеть ей ведро мороженого на голову, и ему даже не стыдно от этого желания. На самом деле, такое даже было однажды — правда, то было не ведро мороженого, а железное ведерко, куда насыпают лед, чтобы поставить туда бутылку шампанского. Слава богу, что было это не на той яхте, с которой Юнги с голой жопой сигал в океан — такого позора он бы не пережил, потому Хэйли бы точно выложила фотки в инсту. — Ну и как оно? — девушка елозит ложкой по мороженому. — Как оно… что? — Не что, а кто, — решается поправить Хэйли, протягивая ему ложечку. Знает без слов, что он тоже хочет попробовать. Юнги молча берет ложку и пробует — мороженое уже слегка подтаявшее, но все равно вкусное. Господи, он не ел почти сутки, это как нектар богов. Он закатывает глаза от удовольствия. — Не понимаю, о чем ты, — мямлит он, смакуя вторую ложку мороженого. — Я про Чонгука, — Хэйли как обычно не в бровь, а в глаз — причем не пальцем, а иглой. — Я знаю, что он не занимается ни с кем индивидуально, и мне интересно, как он- — Здорово, — прерывает ее Юнги, возвращая ложку, — он хороший учитель. — М, — соглашается девушка, кивая, а затем черпает из ведерка мороженое. — Как думаешь, почему он согласился тебе помочь? Юнги не видит ее лица, так как смотрит на океан, но слышит прекрасно, что интонация ее голоса вовсе не вопросительная, а какая-то… стремная. Так спрашивают только тогда, когда уже знают ответ, но решают поиздеваться над тем, кто сидит в непонятках. — Он сказал, что хочет пользы для школы, — безразлично отвечает Юнги, не сводя взгляда с горизонта, а затем вздыхает и откидывается назад, растягиваясь на песке. Разбрасывает руки в разные стороны и таращится на верхушки пальм, кучкующихся у берега. — М, — снова мычит Хэйли, громко чавкая, — а ты сам что думаешь обо всем этом? — Что я словно попал на необитаемый остров, — Юнги наблюдает за тем, как крупные листья пальм дергаются, потревоженные ветром, — и начал продираться к его центру. А кругом — только лес из чертовых пальм. Они вроде все одинаковые такие со своими ровными стволами, поэтому ты не сразу понимаешь, что так только проще заблудиться — потому что кругом все одинаковое. Ебучий лес из пальм, — Юнги отводит взгляд от деревьев. Он слышит, как Хэйли громко ставит ведерко мороженого рядом с собой на песок, а затем упирается рукой рядом с ним, после перевешиваясь вперед, чтобы заглянуть ему в лицо. — А ты в курсе, что пальмы растут только на берегу? Юнги таращится в ее лицо, игнорируя раздражающее щекотание на шее от чужих длинных волос, а затем резко садится, чуть не ударяя девушку лбом по лбу. — В смысле? — В прямом, — Хэйли зарывается руками в песок, а потом тоже смотрит на пальмы, на которые Юнги сам глазел минутой ранее. — Пальмы только у берега растут. Не знаю, насколько это проверенная информация, но я слышала, что оно именно так. — Но почему? — Юнги обескуражен. — Кажется, для того, чтобы кокосы падали в воду и плыли на другие земли, дабы устроить там новый рассадник пальм. — Нет, я не об этом, — все так же растерянно уточняет Юнги. — Я о том, к чему ты это говоришь. — А, — Хэйли снова берет ведерко и ставит его себе на колени. — Да ни к чему, в принципе. Но… — она зачерпывает мороженое, — может, истина куда ближе, чем кажется? Нахуй тебе сдался этот необитаемый остров, если все ответы на берегу. На берегу, значит. Юнги снова падает на песок и смотрит на небо, разрезаемое острыми листьями пальм. Вспоминает танец Чонгука утром, будто подсмотренный без разрешения. Вспоминает его пристальный взгляд после занятия и удивленный вопрос, а не знакомы ли они с Хэйли. Юнги закрывает глаза. Да какие там к черту пальмы, какой к черту берег — он никогда не сможет ничего понять, пусть и хочется. Под веками оживает совместный танец Чонгука и Хэйли. Однажды кто-то сказал, что если ты хочешь быть со звездой, то сам должен стать звездой. Юнги — чувствует себя лишь остаточной вспышкой от взрыва крошечной пылинки на самой окраине Вселенной. На каких-то островах пальмы растут лишь на берегу, а на каких-то отсутствуют вовсе. Юнги не уверен, на каком именно из островов находится сейчас.