Пальмы лишь на берегу

— Ну здравствуйте, — мямлит Намджун, открывая ему дверь, — а вы, собсна, зачем пожаловали? — Да боже, — Юнги толкает эту самую дверь и протискивается внутрь, — хватит уже обижаться, я же объяснил, что у меня сейчас энергии хватает только на пожрать и на потыкать на мышку, чтобы включить видосы на ютубе. — На пожрать? — Намджун вскидывает брови. — Чувак, если честно, такое чувство, что у тебя время было на все, кроме пожрать. Юнги знает, что за неделю похудел на пару кило, потому что ничего не ел почти. Он знает это прекрасно, но не хочет орать об этом на каждом углу, потому что у него все в порядке и мозги на месте — ему просто нужно избавиться от спасательного круга на животе и желательно навсегда. Оно весьма сомнительно и более того — сложно, ибо Юнги изначально, как он знает, довольно худой, отчего вес сбрасывать сложнее, но ему немножечко так плевать. Бег с утра мало помогает, поэтому приходится отказываться от ужина. А еще от привычных двух стаканов виски со льдом на сон грядущий, которыми он так любил завершать день. — Давай курочки закажем, — предлагает Намджун, плюхаясь в компьютерное кресло. — Нет, — отрезает Юнги, — не сегодня. — Ты там вообще что ли крышей поехал со своими танцами? — Нет, — снова говорит он, хотя на самом деле понимает, что очень даже да, если недавно купленная бутылка виски все еще стоит почти полной — лишь слегка початая Хосоком пару дней назад, которому приспичило догнаться. — Фу на тебя, — Намджун подкатывает кресло поближе к компьютерному столу и клацает мышкой. — Ладно, давай, у нас много работы, — он откидывает голову назад, чтобы посмотреть на Юнги. — А курицу я все же закажу и сожру ее всю один, раз ты не хочешь. Прямо сяду и обмажусь соусом так, чтобы капало. Около двух часов они копаются в музыкальной программе, а затем несколько раз записывают партии Юнги, которыми тот остается недоволен — как обычно. Он уже собирается обхватить записывающий микрофон всеми конечностями снова, но Намджун его прогоняет, жуя курицу и капая соусом, как и грозился. Юнги упирается, но его все равно выталкивают за пределы студии, прося выспаться и наконец-то нормально пожрать. Юнги, конечно же, не делает ни того, ни другого. Он до глубокой ночи повторяет перед зеркалом те танцевальные движения, что успел запомнить, а утром просыпается совершенно разбитый. Кофе сменяет банка Ред булла, которая по размеру больше напоминает канистру, но даже она не помогает проснуться. Впрочем, упрямства Юнги не занимать — он с настырно-сонным видом обувает кроссовки и целых полчаса наматывает круги в парке недалеко от дома. Наспех принимает душ, нехотя завтракает и едет в школу. Он помнит, что сегодня первый день, когда они с Чонгуком должны встретиться еще и вечером, но мысли шустро перетекают в другое русло, когда Юнги от нечего делать пролистывает комменатарии к последнему своему видео. И понимает, что обновлений не делал неприлично долго. Видео с челленджем можно не ждать еще месяц, их коллаба с Намджуном чуть меньше — недели две, — и в итоге… В итоге создается впечатление, что он забил на свой канал, хотя все с точностью и наоборот. Но подписчики ведь не знают об этом? Знатно загрузившись, Юнги решает обновить инсту: добавляет на профиль одно из тех селфи, что они с Хэйли недавно сделали на пристани. Отмечает девушку, делает подпись «с возвращением из Амстердама, ma chéri» и с чувством выполненного долга покидает такси. Наверное, стоило обойтись без всяких ma chéri, но Юнги откровенно плевать, да и его подписота давно в курсе, что они с Хэйли хорошие друзья — вряд ли кому-то стрельнет в голову, что они встречаются, как это было год назад, когда Юнги проспорил Хосоку (опять!) и выложил в инсту селфи с поклонницей. Фотку пришлось потом удалить, к слову, ибо такого удара его подписчики не выдержали. Впрочем, обновление инстаграма не отменяет того факта, что видео он по-прежнему давно не выкладывал. И что с этим делать? «Снимать штаны и прыгать с голой жопой с яхты в океан», — как сказал бы Намджун, не побрезговав очередной возможностью припомнить Юнги старое. Чонгук первую половину их занятия выглядит по непонятной причине смурным и чем-то раздраженным. Юнги решает, что тот не выспался, или, может, проблемы какие в личной жизни, поэтому предпочитает не заострять на этом внимания, однако когда Чонгук открыто хмурится, глядя на него, он не выдерживает. — Что-то случилось? — В смысле? — Ты выглядишь так, словно затаил на меня обиду, — вкрадчиво произносит Юнги, разглядывая чужое лицо. Чонгук кажется искренне озадаченным — даже хмуриться перестает. Открывает рот, чтобы ответить, но передумывает, мотая головой, от чего крошечный хвостик на его затылке забавно трясется. Юнги хлопает глазами, ныряя в озадаченность следом. — Боже, конечно, нет, — Чонгук, секунду помедлив, ставит музыку на паузу и глубоко вздыхает, — ладно, может, ты и прав. — Ай бег ё пардон? — нервно смеется Юнги. Начинает чувствовать себя максимально неловко — спросил же чисто из вежливости. Даже не думал, что, ткнув пальцем в небо, попадет им прямо в луну. — Мне не нравится, как ты выглядишь. Сказанная фраза буквально опрокидывает его на спину. Юнги даже отшатывается на пару шагов, складывая руки на груди, — будто пытаясь еще сильнее отгородиться. Взгляд находит собственное отражение в зеркале: бледное, с перекошенным лицом. Господи, он словно открытая книга. Нельзя таким быть. — Я не имел в виду… — спохватывается Чонгук, осознав, что у его слов есть двойное дно, причем большое такое и толстое, — я вовсе не имел в виду… Я не о твоей внешности, мне нравится твоя внешность, она классная, здоровская просто, — начинает сыпать он с перепугу. Юнги разом забывает про свою не успевшую до конца расцвести обиду и приподнимает брови. Даже руки разжимает, после подпирая ими бока. Мол, ну давай, чего еще интересного спизданешь. — Ты плохо выглядишь, — Чонгук немного отворачивается — явно в попытке скрыть свое смущение из-за того, насколько неумело подобрал слова изначально, — типа… вымотанным. Я уже целый час не могу отделаться от мысли, что тебе нужен перерыв, потому что подобная нагрузка для тебя непривычна. Но так как я знаю, что ты наотрез откажешься, решил промолчать. — А, — Юнги неловко чешет нос, — ну. Не переживай, я просто не выспался. Знал он, значит. Невольно вспоминаются слова Хосока о том, что Чонгук хорошо чувствует людей. А может, проблема просто в том, что Юнги действительно — открытая книга. Если не для всех, то хотя бы для Чонгука. — Поверь мне, ты только хуже сделаешь, если будешь перенапрягаться, — говорят Юнги, — один шаг вперед и два — назад. Если чувствуешь, что тебе нужен перерыв — пусть всего лишь день, — то лучше так и сделать. — Мы не можем потерять целый день, — нервно отрезает он, чем вызывает у Чонгука улыбку. — Знаешь, когда ты мне написал… ну, тогда, в первый день… я действительно решил, что ты все это затеял тупо ради лайков и прочей мишуры. А теперь вижу, что тебе это по-настоящему важно. Юнги хочется с глупым лицом сказать: «Потому что это важно тебе», но он даже не знает, разделяет ли Чонгук его чувства. Как-то так получается в итоге, что тот, кому челлендж был нужен меньше всего, в итоге желает довести его до совершенства больше всех. Странное чувство. Странное, но прекрасное. Ему приходится взять всю волю в кулак, чтобы последний час не выглядеть так, будто его накануне переехал поезд. Получается не так уж и плохо, если верить лицу Чонгука, с которого пропадает беспокойство. Или же волнение просто скрывают. Прямо как сам Юнги, который, если честно, правда вымотан, но признаваться в этом даже самому себе тяжело. Он только в начале пути, но уже готов плакать и звать мамочку, что за мерзость. Тэхен как обычно приходит в зал первым, а Юнги по классике садится к стене и утыкается в свой телефон. Сначала не хочет оставаться на занятие, но ему все равно некуда податься до вечера, поэтому он решает заняться самым полезным — решить, что же такого вбросить на ютуб, чтобы подписчики не оголодали и не стали ему изменять с другими блогерами. Намджун в оффлайне — наверняка занят проработкой лирики к их совместному треку. Хосок забегает в дискорд всего на пару минут; пишет, что «пиздецки занят» и ничем не может помочь. Юнги мысленно воет, от безысходности пишет Хэйли, но и та молчит, хоть сообщения и значатся прочитанными. Когда начинается занятие, Юнги откладывает смартфон и со вздохом устремляет взгляд в толпу танцоров, но долго скучать ему не дают. Где-то через пять минут, когда все принимаются разучивать хореографию, его с пола поднимает Эшли — та самая, с которой они так весело позорились на днях, — и со смешком заводит за толпу. Кажется, повторяет свои недавние слова о том, что «одной не так стремно», а Юнги, честно, уже и крыть нечем — сам чувствует необходимость присоединиться к занятию. Но он все еще чувствует себя на этом празднике жизни лишним. И всегда будет, наверное. — Тэхен! — зовет Юнги, когда все начинают по-тихоньку расходиться. Тот разворачивается на сто восемьдесят, скрипя подошвами кроссовок, и лыбится. Юнги подходит к нему и глубоко вздыхает, пытаясь успокоить неуместное волнение — знает же, что Тэхен не откажется. Знает, но перестать переживать не может. — Слушай, ты занят сегодня? — А что такое? Хочешь пригласить меня на свидание? — он пару раз двигает бровями вверх-вниз; Чонгук, уткнувшийся в телефон в нескольких шагах от них, поднимает голову. — Да хоть куда, — отмахивается Юнги, — мне нужна твоя помощь. — Выкладывай. Он в двух словах обрисовывает ситуацию, стараясь звучать убедительно. Его слушают, навострив уши, а в конце уточняют, словно не до конца веря в то, о чем просят: — То есть ты хочешь, чтобы я помог тебе снять влог? И сам участвовал в этом самом влоге? — Да! — всплескивает руками Юнги. — Мне больше некого попросить! — А Чонгук? — Тэхен указывает большим пальцем себе за спину. Он прослеживает за жестом, сталкивается взглядами с Чонгуком и сразу же отводит свой, что-то нечленораздельно булькая. И вот как объяснить? Как сказать, что он попросту не может просить его о подобном? Но… почему? Юнги тужится, как курица, пытающаяся снести яйцо, и наверняка не совсем привлекательно краснеет. Тэхен за его потугами наблюдает с легкой усмешкой. — Типа… ну, — все же находится Юнги, — нельзя, чтобы Чонгук всплыл на видео раньше времени. Весь этот челлендж — это вроде как сюрприз. Чонгук показушно фыркает и, засунув телефон в карман спортивных штанов, закидывает себе полотенце за спину. Юнги невольно сглатывает скопившуюся во рту слюну, разглядывая чужие пальцы, крепко сжавшие махровую ткань. — Развлекайтесь, а у меня скоро другое занятие, — бросает Чонгук перед тем, как покинуть зал, — до вечера! — машет он на прощание, даже не оглянувшись. Тэхен наблюдает за тем, как закрывается за ним дверь, а потом поворачивается обратно к Юнги. В звенящей тишине зала слышно его дыхание. — Это действительно причина? — Одна из, — сдается Юнги. — По правде говоря, мне просто кажется, что это стремно. То есть… мне стремно. Неуютно что ли. Не знаю, как объяснить. — А, я понял, — кивает Тэхен, — Чонгук заставляет тебя нервничать. — Вовсе не-! Внутри просыпается пару дней молчавший писклявый голос; Юнги даже слышит, как его обладательница начинает отплясывать чечетку на его размякших мозгах, напевая в три слога «дол-бо-еб». Тэхен — откровенно ржет, когда видит выражение его лица. — Да не парься, я ему ничего не скажу, — он пару раз легонько шлепает Юнги по раскрасневшимся щекам, — хотя, знаешь, он вообще-то расстроился. Ай-ай Чонгука расстраивать, — растягивает Тэхен гласные. — Но так и быть, я тебе помогу. Внутри расползается максимально паршивое чувство — несмотря на то, что Тэхен вообще-то согласился принять участие в сомнительной авантюре. Юнги молча глядит на то, как тот подбирает свою кепку, рюкзак, как идет на выход. И все никак не может до конца сформировать про себя ту самую причину, по которой он не смог попросить о помощи Чонгука. Он не заставляет Юнги нервничать — ну, может, только самую малость. В те моменты, когда смотрит так внимательно — не то в душу залезть взглядом пытается, не то эту самую душу вытащить. Вырвать к черту с корнем. Одно дело находиться наедине с Чонгуком в танцевальном зале и вроде как иметь чисто профессиональные отношения, но совсем другое дело — быть с ним вне стен танцевальной школы. Отбросить ярлыки, забыть о том, что один учитель, а другой — ученик. Быть просто двумя парнями. Это — другое. И Юнги даже не знает, готов ли к подобному. Он о Чонгуке знает ровным счетом ничего: ни где родился, ни на кого учился и учился ли вообще, что любит помимо танцев и все такое. Юнги даже о возрасте его не в курсе. Иронично, что он ни о чем из этого и не узнает, если не решит избавиться хотя бы от одной из стен, что стоят между ними. Хочет ли Юнги этого? Может быть. Боится ли Юнги этого? Определенно, да. — Что снимать будем? — интересуется Тэхен, когда они выходят на улицу уже переодетые. Времени уже около полудня; духота стоит такая страшная, что Юнги жалеет о своей привычке носить только закрытую одежду. Он натягивает кепку поглубже и осторожно выглядывает из-под ее козырька, разглядывая чистое голубое небо. — Если честно, понятия не имею. Есть идеи? — Ну ты даешь, — улыбается Тэхен с легким укором, осевшим в уголках глаз. — Ладно, думаю, нам и не нужны никакие идеи. Это же просто влог, верно? Надо показать, чем ты живешь и что делаешь? — Боюсь, в таком случае весь влог будет посвящен моей кровати, ноутбуку и бутылке виски, — сухо смеется Юнги. — А теперь еще и танцам. — Точно! — тычат в него пальцем, будто вспомнили что-то. — Поехали, я знаю одно местечко! Он не совсем понимает, куда везет их такси, но когда Тэхен вытряхивает его из машины, разевает рот и глазеет по сторонам. И сразу же тянется к своему айфону, чтобы начать снимать. На этой прибрежной улице кто только ни собрался: художники-любители, рисующие виды раскинувшегося перед ними океана прямо на месте, скейтеры, что катаются на специально отведенных площадках, странно одетые подростки, то и дело трясущие баллончиками с краской и изрисовывающие бетонную стену ближайшего дома, и, конечно, танцоры. Юнги насчитывает как минимум три толпы людей ближе к пляжу, выстроившихся вокруг небольшого пространства, где в центре несколько танцоров… что они делают? Юнги напрягает мозги, пытаясь вспомнить слова Чонгука. Джем. Точно, эти парни джемят. Ох, и не только парни, подмечает он, когда взгляд выцепляет среди нескольких танцоров девчонку в огромном бомбере и спрятанными под синим бини волосами. — Идем! — Тэхен хватает его за руку и утягивает вниз по склону в сторону ближайшей толпы — как раз той, что оккупировала небольшую деревянную площадку на пристани с теми несколькими танцорами, которых Юнги разглядывал издали. Он сам не понимает, как оказывается во внутренней части круга. И даже рука с телефоном трясется, когда он наводит его камерой на парня, на которого по правилам джема выпала следующая очередь танцевать. Тэхен хлопает в ладоши, свистит, трясет его за плечо. Юнги не выдерживает и улыбается, наблюдая за толпой, которая занимается тем же самым — одобряюще гудит и подначивает продолжать. Музыка из переносной колонки долбит так громко, что с трудом верится в то, что они сейчас на улице, а не в закрытом помещении. В какой-то момент девчонка в синем бини, закончившая свой выход, вдруг указывает на Тэхена, и это заставляет Юнги едва не заорать — они же даже не участвуют, они стоят среди зрителей! Но Тэхен, подмигнув прямо в камеру, выходит в центр круга. Толпа взрывается криками, стоит ему начать, а Юнги, помедлив еще пару секунд, присоединяется к воплям и громко смеется, совершенно забывая о своих недавних мыслях, что никогда не сможет стать частью всего этого. Где-то через час они с Тэхеном гоняют по пристани жирных чаек. Точнее, гоняет их Тэхен — Юнги чувствует себя слишком старым для подобного дерьма, но потом у него забирают телефон и дают пинок под зад, а ему ничего не остается, кроме как погнаться за чайкой, которая слишком ленива, чтобы взлетать — семенит по парапету и обиженно гаркает. — У тебя есть девушка? — чересчур прямолинейно спрашивает Тэхен, когда они садятся за столик на улице с полным подносом всякого пищевого мусора. Юнги даже хочет камеру выключить, но потом решает, что так будет даже лучше. Поклонникам всегда нравится думать, что ты одинок, как в море кораблик. Он аккуратно ставит телефон так, чтобы в кадр попадали они оба, и лишь потом смотрит на Тэхена. Безразлично жмет плечами. — Нет. — А парень? — настаивают в ответ. — Тоже нет, — Юнги тянет дольку картофеля из упаковки и откусывает половину, — мне как-то не до всего этого. — Ладно, понимаю, — соглашается Тэхен, — но неужели нет никого, кто тебе нравится? Он перестает жевать на долгие две секунды и отправляет в рот вторую дольку. Молчит. Совсем не пытается уйти от ответа — скорее размышляет, а есть ли кто-то, кто ему симпатичен. — Ага! — Тэхен его молчание расценивает по-своему. — Значит, есть! И кто это? — О боже, конечно же, ты, — лыбится Юнги, — я ведь потому и позвал тебя гулять. — Так не интересно, язвительная ты жопа, — Тэхен обиженно присасывается к трубочке какой-то абрикосовой газировки. И даже забавно становится оттого, что он не воспринял шутку Юнги за чистую монету. Он с усмешкой смотрит в камеру и корчит рожу. Уверен, что его подкол подписчики воспримут правильно. После ланча Юнги прощается с Тэхеном, говоря, что до вечернего занятия ему нужно успеть смонтировать влог — и пускай через жопу, — но Тэхен увязывается за ним, аргументируя это тем, что ему тоже нужно заехать в школу, а до этого времени заняться ему нечем. И вот так в квартире Юнги оказывается кто-то еще, помимо Хосока, Намджуна и Хэйли. Странное чувство. Но волнительное. Пока Юнги пыхтит за ноутбуком, насилуя программу монтирования видео, а затем и ютуб, Тэхен шарится в его пластинках, тех немногих книгах, пылящихся на полках, щелкает каналы на телевизоре, а потом и вовсе совершает набег на хозяйский холодильник. — Слышь! — оборачивается Юнги, наблюдая из гостиной, как Тэхен жирным слоем намазывает арахисовую пасту на тост. — Мы же недавно ели! — Танцоры, знаешь ли, тратят много энергии, — говорит тот с наполовину пережеванной едой во рту; выглядит отвратительно — аж крошки в разные стороны летят, — поэтому мы едим чаще, чем обычные люди. Тебе бы тоже не помешало. Ты едва доел картошку в кафе! — Не хочу, — врет Юнги и возвращается взглядом к экрану. То ли сегодня с интернетом проблемы, то ли он стал слишком нетерпеливым, но гребаное видео загружается на ютуб чуть ли не целый час. Юнги откровенно паникует, когда видит на часах почти семь вечера. У него есть ровно час, чтобы доехать до школы, которая закрывается в восемь. Если не успеет до закрытия — придется звонить Чонгуку и позориться, прося спуститься и открыть дверь. — Что ж, готовься стать знаменитым, — с иронией говорит он Тэхену, захлопывая ноутбук. Тот — светится улыбкой, будто только этого и ждал всю жизнь. Почему-то до Юнги только после загрузки влога на ютуб доходит, что раз они с Тэхеном в конце челленджа танцуют вместе, подписчики придут в двойной восторг, если этого самого Тэхена они уже будут знать, как его знакомого. Или даже друга. В любом случае, пока Юнги не готов разбрасываться такими словами. До школы они добираются едва не бегом и влетают в нее взмыленные и откровенно потные. Но все же влетают — девушка с ресепшена как раз запирает дверь, когда они несутся в ее сторону, размахивая руками. Чертов таксист высадил их посреди проспекта, потому что они встали в пробке. Юнги понимает, что что-то не так, сразу же, едва они с Тэхеном, предварительно посетив раздевалку, поднимаются на третий этаж. Музыка из зала, где Юнги коротал утра последних дней, долбит так громко, что затапливает собою даже коридор. На какой-то миг ему кажется, что он слышит чужой смех, на пару секунд перекрывающий орущую музыку. Они с Тэхеном синхронно переглядываются и так же синхронно подходят к нужной двери. Что ж, сказать, что Юнги удивлен, — это так, синиц на электропередачах посчитать. Он, блять, в ахуе. Иной реакции он из себя выдать и не может, потому что он ожидал увидеть что угодно, но никак не Хосока и Чимина, которые в центре зала отплясывают под Flo Rida «Right Round». На полу поодаль от безумной парочки сидит Чонгук, вытянув вперед ноги, а рядом с ним — на треть пустой… ящик пива? В смысле, блять? Заметив Юнги, Чонгук немного отклоняется назад, опираясь на руки, но, вопреки ожиданиям, не просит выключить музыку — только улыбается криво и кивает головой, призывая подойти ближе. Юнги, будто завороженный, именно это и делает. А затем опускается на паркет рядом — прямо синхронно со строчкой «you spin my head right round, when you go down». Чонгук, кажется, именно над этим совпадением и смеется. Хочется верить, что именно так и есть, а дело вовсе не в выражении лица Юнги. Хосок останавливается напротив них и начинает делать какие-то ну совсем неприличные движения тазом — благо, что не в их сторону, — и Юнги закатывает глаза. Чимин, подлетевший к колонкам, делает музыку потише. — Вы чего тут устроили? — угрюмо интересуется Юнги, оборачиваясь к Чонгуку. — Отлично, вечеринка! — Тэхен, напротив, в восторге. — А ты чего тут забыл? — смотрит Юнги уже на Хосока, а тот только неопределенно жмет плечами. Он в откровенном замешательстве. Даже не потому, что стал свидетелем чужой недо-попойки/недо-вечеринки, а потому, что Чонгук — часть всего этого. Максимально ответственный Чонгук, который грозился выставить его вон, если поймет, что Юнги филонит. А теперь сидит тут с раскрасневшимися щеками и болтает остатки пива в бутылке. В то самое время, когда у них должно быть занятие. Юнги никогда не сможет его раскусить. Понять. Хотя бы догадаться, что происходит в его голове. — Занятие отменяется, — с легкой и озорной улыбкой произносит Чонгук, — и завтрашнее тоже. — Что?.. — Юнги мгновенно поникает, уже готовясь извиняться и ползать на коленях. На него же не обиделись всерьез? Не может же быть такого, что Чонгука настолько задело то, что он решил сделать влог с Тэхеном? Ведь не может, правда?.. Он вздрагивает, когда к его уху приближаются — достаточно близко, чтобы слышал только Юнги, но недостаточно, чтобы чувствовать чужое дыхание. — Я решил, что тебе нужно отдохнуть. И я же решил, что у тебя завтра выходной, — Чонгук наклоняет голову, заглядывая ему в глаза, и вот теперь Юнги чувствует его дыхание. Прямо на своей щеке. — Расслабься. И, пожалуйста, перестань над собой издеваться. Отказы не принимаются. Оправдания — тоже. Его буквально током прошивает. Он понятия не имеет, что стоит за чужими словами, но становится до того неуютно, будто кто-то подглядывал за тем, как он отказывался от еды и наматывал круги в парке каждое утро. Словно Чонгук стоял рядом все это время и наблюдал. Юнги невольно проводит ладонью по левой стороне груди, пытаясь унять взбесившееся сердце. Оно долбит в глотку прямо. Даже не сглотнуть. — Чего это вы там шепчетесь? — тянет Чимин, который, кажется, уже пьян. — А нам рассказать? — Вас, ребята, не уволят потом за такой балаган? — нервно смеется Юнги, наблюдая за тем, как Чонгук отклоняется назад и возвращается на свое место. И он буквально видит все это покадрово. Щелк — рука по паркету переместилась обратно, щелк — взгляд скользит вбок, к говорящему Чимину, щелк — белая футболка на плечах натягивается, когда Чонгук переносит вес назад. — Неа, это уже не в первый раз, — машет перед своим носом ладонью Чимин так, будто пытается прогнать назойливую муху. — Мы после закрытия школы можем делать тут что угодно, если это не включает в себя порчу оборудования и разбрасывание мусора. — Давай, расслабь жопу, — призывает Хосок, протягивая Юнги бутылку. — Не могу, мое очко скоро станет алмазом — вот так сильно я его сжал, — отвечает тот, но бутылку все же берет. — Ты так и не сказал, что делаешь здесь. — Чимин написал, — прилетает в ответ неопределенное, — сказал, что хочет затусить. — Затусить, — повторяет Юнги, отпивая пиво, — ну заебись, че. Могли бы и Намджуна позвать, раз пошла такая пьянка. У Чимина, судя по всему, какая-то ненормальная тяга к старым хитам, потому что он включает Backstreet Boys «Larger than life» и утягивает в пляс Тэхена — прямо так, с бутылкой пива в руках. А Юнги — сидит и нервничает. Даже алкоголь не помогает. Он боялся разрушить стену. Боялся столкнуться с Чонгуком за пределами школы. Боялся вынести их общение за границы чего-то, чему даже сам еще названия не успел дать. Все, что не включает в себя уроки, слишком интимно. Это — страшно. Раздвинуть границы боялся, но в итоге они начали растворяться сами собой — прямо в том же месте, где Юнги Чонгука впервые и встретил. Дело же не в месте. Совсем нет. В чем же тогда? Он украдкой глядит на улыбающегося Чонгука, который наблюдает за тем, как Хосок с Чимином ходят петухами вокруг Тэхена, решившего вспомнить все лучшие движения диско 80-х годов. Наверное, дело в желании. Его и чужом. Он мог уйти, но сидит здесь. Чонгук мог уйти тоже, но оказался тем, кто все это и затеял. И Юнги, честное слово, блять, просто не знает, что думать. И что чувствовать. Хосок прогоняет Чимина от колонок и включает Ариану Гранде (кто бы сомневался) и ее «Side to side». Юнги Ариану, конечно, любит и уважает, но смотреть на чужие горизонтальные танцы не имеет никакого желания. Он присасывается к бутылке пива и выпивает ее почти залпом. А затем берет и вторую, когда Тэхен, ехидно зыркнув в его сторону, поднимает с пола Чонгука. Юнги начинает жалеть, что никто не принес ничего покрепче пива, потому что Чонгук со смехом подстраивается под движения Тэхена, и они вместе становятся живым воплощением тех самых горизонтальных танцев, которые Юнги, если честно, только в мокрых снах и видел. — Пиздец, — выдыхает он, но его не слышно за музыкой; он придвигает к себе еще одну бутылку и показывает средний палец Хосоку, что пританцовывает совсем рядом, сканируя Юнги противным взглядом. Расслабиться, говорите, с усмешкой Юнги думает. Когда он расслабляется и ныряет в отрыв, то напивается в дым и сигает с голой жопой в океан. Или идет в клуб и целуется со всеми подряд. И не только целуется. Такое бывает крайне редко. Но как же метко, кто бы знал. Увы, сейчас Юнги не может провернуть ни то, ни другое, поэтому он сидит и пространственным и уже пьяным взглядом наблюдает за тем, как Чонгук делает волну телом, а Тэхен, скользнув ему за спину, прижимается сзади. И впервые в жизни Юнги действительно жалеет, что природа не наделила его подобной пластикой — сейчас бы точно отправился в пляс. И отогнал Тэхена от Чонгука. Или наоборот, потому что находиться с Чонгуком в подобной близости панически страшно. — Ну чего ты сидишь неприкаянным деревом? — наклоняется к нему Чимин, нависая сверху темной и пьяной тучей. — Потому что я и есть дерево! — отбрыкивается Юнги. — Тут только я танцевать не умею, отстань! — Ой, завались, — закатывает глаза Чимин и рывком поднимает его на ноги; пустая бутылка пива, задетая их ногами, опрокидывается и катится к стене. Хосок с лицом Дьявола включает Кэти Пэрри «Bon appétit» — издевается одним только названием — и отходит подальше, чтобы во всей красе наблюдать за до жути паникующим Юнги. Тот даже не чувствует чужие руки на своей талии, влекущие его поближе к центру зала — до того сильно погрузился в свою панику. — Забей, — смеется Чимин, — просто слушай музыку и делай все, что тебе хочется. — Мне ничего не хочется! — перекрикивает песню Юнги. — Врешь! — к его уху наклоняются и шепчут: — Смотри, им же хочется. Он прекрасно понимает, о ком речь. И почему-то немного злится. Он стискивает пальцы на плече Чимина и кивает с таким воинственным видом, будто собрался все Средиземноморье завоевать. Сложно, но все равно как-то волнительно. Будоражит от того, насколько это ново. Юнги позволяет Чимину вести — потому что понятия не имеет, как правильно нужно делать, — но тот дурачится скорее, веселится и не воспринимает все происходящее всерьез, в отличие от Юнги, который дышит через раз и только к припеву заставляет свой мозг отключиться. Хосок так громко ржет, что его смех перекрывает музыку. А Юнги с неизвестным трепетом внутри осознает, что он все-таки двигается. Не дергается зажато, боясь глупо выглядеть в чужих глазах, а двигается. Все еще не танцует, как это делают все остальные в этом зале, но… Но. Он с улыбкой хватается за протянутую Чимином руку и заныривает под нее; они делают какое-то глупое танцевальное движение, достойное самых всратых романтических комедий, но сейчас это не вызывает раздражения — только все тот же трепет внутри. Чимин смеется и легонько толкает его в спину; Юнги моргнуть не успевает, как его подхватывает Чонгук — явно на автомате, едва ли успев среагировать. Они таращатся друг на друга, как два идиота. Песня затихает. — Камбэ! — орет Хосок, поднимая бутылку пива. — Комбэ! Извините, не знаю, как правильно произносить тост. — Конбэ, — поворачивает к нему голову Чонгук. — Ты знаешь корейский? — ошалело спрашивает Юнги. — Я вырос в Корее, — его взгляд ловят на полпути. — Я тоже, — почти шепотом. Первая стена все же пала. Сколько их еще? Или, может, их изначально не было, и Юнги их придумал? Хотел, чтобы они были.