Пальмы лишь на берегу

— Итак, пароль от моего ютуба: FuckYouGeovishap8275- — Господи, Юнги, — закатывает глаза Хэйли, — если хочешь удалить свой канал, то, будь добр, сделай это сам. И вообще, будь уже мужиком. — Не хочу быть мужиком. Хочу быть первоклассницей с двумя косичками и идти в школу на первый урок, — он прячет лицо в ладонях. — В школу ты и так пойдешь, — девушка со всей дури шлепает ему ладонью по спине, — но на урок не алгебры, а танцев, — Хэйли отпивает из стаканчика с холодным латте и обреченно вздыхает, когда Юнги воет в ответ на ее слова. Они сидят на подъездных ступеньках возле его дома вот уже полчаса; Хэйли прикатила к нему ни свет, ни заря, потому что он до глубокой ночи не давал ей спать своими бессвязными пьяными сообщениями, и притащила с собой два стакана кофе, за что ей большое спасибо. Кофе, в принципе, неплохо помогает справиться с похмельем, но с чем справиться вообще не помогает, так это с пустырем в голове, который образовался после того, как по мозгам Юнги накануне вечером пронесся торнадо, вырвав все нахуй с корнем. Одни пеньки и оставил. Пеньки и Юнги без штанов, который мысленно стоит в одних трусах посреди лысого поля, пытаясь прикрыть всякие непотребства веточками и кустиками. — Я вел себя вчера, как кретин, — бубнит он в свои руки. — То есть то, что иногда ты со мной ведешь себя, как кретин, тебя вообще не волнует? Он поднимает голову, боясь прочитать на чужом лице обиду, но взгляд Хэйли безмятежен и спокоен — сидит себе на ступеньках рядом и латте свой холодный посасывает. — Прости. Я не настаивал на том, чтобы ты приезжала ко мне в такую рань. — На твое счастье мне самой в школу надо. Опять заменяю препода. А ты, — девушка склоняет голову в его сторону, — успокойся уже. Ничего непоправимого не случилось. Я бы даже сказала… — она улыбается, — все вообще заебись. Пойдем, — Хэйли кидает пустой стакан в мусорку и поднимается на ноги, высматривая такси. — В смысле заебись? — Кто бы мог подумать, что нашему деревянному Мин Юнги станет интересно что-то, помимо ютубчика, — Хэйли взмахивает рукой, тормозя машину. — Я не деревянный! — Слушай, я вообще не понимаю, почему ты так паникуешь, — говорит девушка, когда они забираются на заднее сиденье такси. — Вот сам подумай: что такого-то? Ну, понравился тебе кто-то, ну, захотелось с ним поеба- Юнги машет руками, намереваясь заткнуть Хэйли рот, но в итоге лишь сбивает кепку с ее головы и роняет на пол машины свой кофейный стаканчик — слава богу, уже пустой. — Беру все свои слова назад. Ты хотел быть первоклассницей с двумя косичками? Так вот: ты она и есть. Он угрюмо молчит всю дорогу до танцевальной школы, но как только такси подъезжает к уже знакомому зданию, Юнги приходится нацепить на лицо максимально нейтральное выражение, потому что он — бетонная стена, он — непреклонная скала, он, блять, сам Олимп, мать его, его ничем не сломить- — Привет, — машет им Чонгук. — Привет, — нейтральное выражение лица благополучно идет по известному направлению — Юнги широко улыбается, потому что ну вот никак не в силах сдерживать этот чертов позыв улыбаться направо и налево, когда тут такое. — Доброе утро, — Хэйли тычет ему локтем под ребра, — пардоньте, опять я тут лишней затесалась. — Ничего страшного, у меня тут тоже безбилетный, — Чонгук кивает куда-то в сторону, и Юнги только сейчас замечает Тэхена на ступеньках, поедающего огромный сэндвич из соседней круглосуточной кофейни. — Даров, — чавкает Тэхен, — не обижайтесь, мне было лень домой ехать, все равно к десяти утра сюда. Юнги издает тихий смешок и отворачивает голову. А когда смотрит обратно — ловит внимательный взгляд Чонгука. И есть в нем что-то такое, что Юнги немного смущает — он мгновенно начинает ощущать себя той самой первоклассницей, которую мама лишила мороженого за то, что подралась с мальчишками на перемене. Он щурит глаза и надеется, что в его глазах Чонгук прочитает то же самое, что сам адресовал ему пару секунд назад. Ухмыльнувшись, Чонгук достает из кармана связку ключей и подходит к двери. Хэйли с Тэхеном мгновенно убегают вперед, решив сыграть в догонялки, а Юнги противится сам себе из последних сил, но его длинный язык в миллионный раз делает ему падлу: — Веселая ночка? Чонгук, опережающий его на пару ступенек, оглядывается через плечо: — Очень. Скоро узнаешь, почему, — и улыбается. Юнги буквально в последнюю секунду проглатывает злосчастное «я в тройничках не участвую» — его от фееричного провала спасает последняя ступенька, о которую он запинается, почти готовясь нырнуть вперед рыбкой, но Чонгук — чтоб его до седьмого колена — подхватывает за локоть. От первого же касания чужих пальцев Юнги моментально ловит приступ паники. Кто-нибудь, помогите ему, пожалуйста, он во все это не умеет. Никогда не умел. Никто не учил Юнги в чувства. — Вы, как истинные джентльмены, конечно же, все пойдете по другую сторону шкафчиков? — с нажимом спрашивает Хэйли, когда они заходят в раздевалку. — Лучше мы в общую пойдем, а вы тут переодевайтесь, — Чонгук машет рукой и сразу же уходит, утаскивая за собой Тэхена, не давая Юнги даже успеть начать нервничать. — Эх, не прокатило, — жмет плечами девушка. — Однажды я тебя спою и покрашу твои волосы в фиолетовый, пока ты будешь валяться пьяной на коврике в моей ванной комнате, — цедит он, с размаха ставя рюкзак на одну из скамеек. В тот момент, когда они заходят в зал, Чонгук с Тэхеном дебильно топчутся на месте — причем довольно синхронно — и даже не сразу замечают их, о чем-то на ходу споря. Хэйли мельком глядит на наручные часы и ободряюще похлопывает Юнги по плечу. — Нервов нет, но вы крепитесь. А мне надо бы свою хорягу прогнать, пока ученики не начали подваливать, — и уходит, оставляя его в растерянных чувствах. Юнги терпеливо стоит возле стены, не вмешиваясь в чужое «общение», если это вообще можно так назвать: Тэхен делает какое-то движение, получает подзатыльник от Чонгука, делает еще раз, получает опять. И так по кругу раз пять, пока Чонгук не закатывает глаза и не обращает — наконец-то — свой взгляд на Юнги, который, если честно, уже начал думать, что лишний на этом празднике жизни. — Мы половину ночи придумывали хореографию для тебя, — Чонгук достает айпод из кармана, — большая часть была уже готова, но мне нужен был свежий взгляд со стороны. В общем, — на его губах появляется довольная улыбка, — сегодня мы начнем разучивать твой танец. — Стой, что? — Юнги отталкивается от стены, которую подпирал стеной добрые пять минут. — Мой танец? Ты уверен, что он мой? — Мы здесь ради тебя, так что да, твой, — лицо Чонгука становится серьезным. Ради тебя, сказал он, а Юнги снова чувствует себя совершенно раздетым посреди голого поля, что простирается на десятки километров вокруг. — Тебе не кажется, что еще слишком рано? — он отводит взгляд. — Половина времени прошла. У нас всего две недели осталось. Лови, — Чонгук кидает ему айпод, и Юнги ловит его в последний момент, чуть не прокляв себя за шальную мысль, что может поломать чужую вещь, потому что криворукий. — Пока просто посмотри, мы покажем. Включи песню! Он, не глядя, тычет пальцем на выбранную заранее песню, и на автомате отходит подальше, хотя куда там дальше — он и так возле самой стены. Чонгук смеется и дает Тэхену пять в подставленную ладонь. Первые секунд десять они просто кривляются, как дураки, но, как только песня доходит до нужного момента, они — начинаются танцевать, а Юнги — медленно садится на пол. Садится, не отрывая взгляда, и думает, что ему — конец. Он уже давно понял, что Чонгук с Тэхеном могут танцевать в полном синхроне — и дело даже не в том, что один подстраивается под другого, и вместе они — идеальный дуэт. Дело в том, что в какой-то момент кто-то их них двоих уступает другому, потом — меняются ролями. Они играют правом лидерства, как в чертов пинг-понг, совсем не думая выигрывать друг у друга — лишь вбирая из этой игры самое лучшее, а на выходе выдавая то, что Юнги мог бы назвать полным взаимопониманием. Таки правда — не зря Чонгук называл Тэхена своим лучшим учеником. Танец короткий — минуту или около того. Юнги кажется — что он длится чертову вечность. И он уверен, что не сможет все это повторить не только через две недели, но и через все сто две. — Я, по-вашему, кто? Майкл Джексон? — Юнги чуть не кидает себе под ноги чужой айпод, но вовремя спохватывается. — Да ла-а-адно, — тянет Тэхен, — не переживай раньше времени. — Верно он говорит, — Чонгук подходит ближе и, глубоко вздохнув — пытался отдышаться после танца, — забирает у обомлевшего Юнги айпод. — Когда я покажу движения медленнее, ты поймешь, что в танце нет ничего страшного. Для того, чтобы его повторить, нужно иметь представление лишь об основах стилей, которые ты знаешь и так. — Извини, у меня глаза цеплялись только за эти ваши всратые «остановки», а я, уж пардон, вообще не умею своими мышцами управлять. Да и пуппинг ваш этот тот еще пиздец, я ничего не запомнил, не понял, не обработал. — Паппинг, — поправляет Чонгук, — и прекрати, пожалуйста, себя недооценивать. Поверь на слово: если так и не перестанешь сам себя загонять в самоуничижение и сомнения, то никогда не узнаешь, на что на самом деле способен. А способен ты на многое, — Чонгук прочищает горло и трет нос, опуская взгляд, — как и все, кто приходит в этот зал. Юнги полностью игнорирует ироничное хмыканье Тэхена, которое — он почему-то уверен — было адресовано вовсе не словам Чонгука. Чему именно — Юнги плевать. Ему, если честно, вдруг и правда захотелось в себя поверить — прямо здесь и сейчас. Если Чонгук в него верит, то кто Юнги такой, чтобы обращать его веру в пустые чувства? — Тебе хоть понравилось? — неловко уточняет Чонгук. — Спрашиваешь еще, — хмурится он. — Может, это, начнем движения разучивать? — Тэхен призывно пританцовывает на месте: не то атмосферу разрушая, не то, наоборот, сохраняя ее, ибо хуй его знает, что бы начаться могло, не сыграй он в дурачка. Юнги удивительно легко смеется, даже не жалея, что смех свой не прикрыть ничем, ведь всегда думал, что глупый он, дурацкий — смех его. Юнги хохочет просто и кивает, зачем-то показывая средний палец Тэхену, вовсе не беспокоясь по этому поводу — знает, что тот правильно все поймет. Тэхен переадресовывает ему средний палец с процентами — показывает обеими руками, — а затем отбирает у Чонгука айпод и, пританцовывая, двигает в сторону центра зала. Два часа пролетают совершенно незаметно: несмотря на то, что Юнги про себя плюется желчью — на неумеху себя, конечно же, — он терпеливо пытается повторять то, что ему показывают. Показывают, надо сказать, аж двое сразу, и это через полчаса начинает раздражать уже Чонгука, который прогоняет Тэхена к стене, сказав «ты тут в подтанцовке вообще-то», что заставляет поржать теперь Юнги. — Знаешь, как я в самом начале хореографию учил? — Чонгук замирает перед ним. — Сперва делал «заметки» про себя. Запоминал образ танца. Вроде как куда ногу поставить там, куда — вот там. Как только ты выстраиваешь скелет танца про себя, потом становится проще. Не надо пытаться довести каждое движение до совершенства с самого же начала — «одевай» скелет по мере продвижения и не торопись. Юнги с удивлением для себя понимает, о чем говорит Чонгук: он ведь так же музыку создает. Делает наброски лирики, брянькает по клавишам, наводя беспорядок в музыкальной программе. Наутро смотрит на все это месиво, причесывает его, корректирует. Но начинает уже не с начала. Начинает не с первого шага, а со второго, и так — уже намного проще. И так, день за днем, неделя за неделей… Рано или поздно на свет рождается песня. Но Юнги всегда знал и будет знать, что самый важный шаг в ее становлении — это тот самый вечер, когда он сел, напился и брянькал по клавишам. Когда истерил в открытую программу и «строил скелет» своей будущей песни. А одевать — одевать не только один он мог. У него есть Намджун, есть Хосок, который пару раз помогал с лирикой, есть даже Хэйли, которая однажды по приколу спела две строчки в одном из трэков, но об этом никто никогда не узнает — даже Намджун. У Юнги сердце сжимается от мысли, что ему безумно сильно хочется, чтобы в этот раз ему помог Чонгук. И пусть это не лирика, пусть не музыка. Танец — он ведь сопутствует музыке, верно? Значит, все в порядке? Значит, Юнги может позволить себе надеяться на это? Бывает, хочется показать людям куда больше, чем ты можешь — на данный момент. Желания это, однако, не убавляет — будто только сильнее хотеться начинает. И ты стараешься изо всех сил, хоть и знаешь заранее, что тебя ждет провал. Но провал этот — тот самый фундамент, без которого новый ты и первого вздоха сделать не сможет. Хэйли бы сказала, что так гении на свет и рождаются, но ее здесь нет, да и кто ее спросит вообще. — Нихуя не получается, — говорит Юнги, но в голове его нет злости или раздражения. — Я просто не умею делать такие четкие остановки, как вы. — Я тоже не умел. Если честно, когда первую в своей жизни хорягу учил, я даже базу хип-хопа не знал, — Чонгук пожимает плечами, — но, как видишь. В зал заглядывает кто-то, сразу же следом заходя внутрь, и Юнги понимает, что время вышло — у Чонгука сейчас будет занятие, а ему — либо садиться у стены, либо домой ластами шлепать. Юнги выбирает первое — внезапно для самого себя, — отбирает у Тэхена кепку, на голову себе натягивает, наблюдает за танцорами, чье количество начинает быстро увеличиваться. В какой-то момент в зал заходит Хэйли; на вопросительный взгляд Юнги показывает ему язык. Он — уже начинает в красках представлять, как будет мстить. Бездумно просидев около получаса в тиктоке, Юнги поднимает голову от телефона и понимает, что если он хочет присоединиться к занятию, то самое время поднять жопу, но ему сегодня так хочется посидеть и просто — посмотреть. Посмотреть на танцующих парней, танцующих девушек. Чонгука еще. Так, снова не туда срулили. Занятие еще не началось, но Юнги сразу понимает, что что-то пошло не так — он многозначительные и веские взгляды в свою сторону замечает сразу всегда. Замечает и сейчас — девчонки у дальней стены стоят группой из пяти человек и яростно перешептываются, жестикулируя руками и указывая в его сторону. Юнги нервно дотрагивается до козырька кепки и думает, что все, пиздец, приехали. Несколько подписчиков, что узнали его рожу, — это нормально, плавали в этом бассейне, знаем, жить можно. Такое было и на предыдущих занятиях, успокаивает себя Юнги, но к первой группе присоединяется и вторая — больше, и она множится, буквально всасывая в себя новых участников посредством нашептывания. — Это чего такое? — интересуется Тэхен, подсевший к нему. — Не знаю, — Юнги смотрит в свои колени, — видимо, подписчики прознали, что я в этой школе занимаюсь. И в это самое время. Вот и… Блять, простите, — он склоняет голову ниже, — мне стоит уйти, — Юнги подрывается на ноги и сразу же пугается, когда видит человек пятнадцать, обступивших их кругом. — Эй! Можно с тобой сфоткаться? Не то чтобы Юнги никогда не сталкивался с подписчиками в реальной жизни — такое случалось весьма регулярно, — но то обычно были подружки в количестве два-три, и им от него не нужно было ничего, кроме скромных объятий, а иногда — фотки на память. Юнги никогда не обращал на это внимания — видать, расслабился, раз решил, что его во всем ЛА могут подловить лишь одинокие девчонки, но никак не толпа, которая нихуя не выглядит дружелюбной — в глазах Юнги. Прямо как сейчас. Он всегда любил свой ютуб-канал, но никогда не хотел становиться известным настолько, чтобы его зажимали в угол посреди танцевального зала огромной толпой. — Господа, — Юнги подпрыгивает на месте, когда слышит громкий голос Чонгука; смотрит сквозь просвет в толпе и видит его с микрофоном в руках, — если вы пришли сюда танцевать, то милости прошу. Но если вы здесь только для того, чтобы не давать Мин Юнги наблюдать за занятием, я попрошу вас пройти на выход. Если же вы решили остаться, то отключите свои телефоны, — Чонгук берет микрофон в другую руку, — увижу, что кто-то фотографирует — вылетите вон. Юнги, нервно сжимавший козырек своей кепки, разжимает пальцы; рука повисает вдоль тела. Он таращится на Чонгука — с другого конца зала — расширившимися глазами, что быстро закрываются, потому что Юнги накрывает пиздец. Накрывает настолько, что на миг он забывает, зачем находится здесь. Что однажды был его канал, что однажды был челлендж, что как-то раз ему понадобилось что-то там сделать. Он открывает глаза, отстраненно замечая, что толпа расступилась, и вновь смотрит на Чонгука. Да, он ему нравится. Возможно, даже больше, чем просто нравится. И от этого как-то больновато — Юнги к этому не готов. — Я потом по поиску в твиттере пройдусь, — говорит Хэйли, которая все еще не ушла из зала, — и если хоть одно упоминание или фотку увижу — в бан вас добавлю. Спасибо за внимание, — девушка возвращает микрофон Чонгуку и гордо покидает зал, на выходе показав Юнги большой палец, на что он только и может, что горько усмехнуться. Ему хочется спрятаться. Уйти. Ему плевать, что народ в зале после заявлений в микрофон начинает делать вид, что не знает его — Юнги срочно необходимо покинуть помещение. Он даже бормочет очередные извинения, намереваясь прошмыгнуть вдоль стены в сторону двери, но Тэхен ловит его за рукав. — Не, красавчик, не уйдешь, сегодня я — твоя партнерша. — Партнерша?! — у Юнги срывается голос. — Ну, или партнер. Кто тебе там больше нравится: девочки или мальчики? — Тэхен дергает его на себя и, положив руку на талию, двигает бровями. — Че, не нравлюсь? — Тэхен! — он собирается двинуть ему куда-нибудь, но не успевает, потому что Тэхен любит казаться простым, но вдруг становится сложным, когда наклоняется к его уху и тихо говорит: — Уйдешь — дашь им повод сплетничать и плодить собственное дерьмо. Оставайся и покажи, кто здесь батька. Юнги, вздрогнув, замирает. Сердце, уставшее исходиться на тахикардию, болезненно екает, и следом он понимает, что да — хоть раз в этой жизни нужно дать другим понять, что он, блять, тоже умеет быть батей. И он не батя даже, он — тот самый Олимп до небес, на который букашка Зевс пытался вскарабкаться, провозгласив себя затем царем всех земель. Нет, Зевс, сори, здесь царь не ты, Юнги решает. Хватит ему уже постоянно уступать другим место. Вставай в очередь, Зевс. Оставшись, Юнги уже не знает, чего ждать: косых взглядов, тыканей пальцами, попыток сфоткать исподтишка. Вполне вероятно, что что-то из этого все же происходит, но Тэхен — говнюк — как сказал, что «я твоя партнерша сегодня», так свои слова и оправдывает: ни на шаг от Юнги не отходит и вертит-крутит им, как душе вздумается. У него даже голова кружиться начинает от того, насколько напрямую Тэхен им вертит. Какая-то одинокая и всеми брошенная смешинка в мозгу Юнги хэдшотом выдает ему «ну, хоть не на хую вертит», и он громко ржет, поскальзываясь на паркете и цепляясь за Тэхена, но от падения это его все равно не спасает — падает на пол. Раскидывает конечности в разные стороны и таращится в потолок, пытаясь убедить себя, что он — морская звезда и чувствовать не обязан. — Ты живой? — свет люминесцентных ламп перекрывает что-то темное; Юнги щурится. — Давай, поднимайся, — от резкой смены обстановки — с горизонтальной на вертикальную — его начинает тошнить. — И чего дальше? — Тэхен многозначительно играет бровями. Вот бы оторвать ему каждую из них, Юнги думает. Он глубоко вздыхает и шумно выдыхает; глядит в сторону выхода из зала в тот самый момент, когда дверь хлопает в последний раз и закрывается. Занятие закончилось. Занятие закончилось, а он — понимает, что больше ему здесь появляться нельзя — по крайней мере, в ближайшие пару недель. Как раз те самые, когда он должен доснимать сраный челлендж. — Твою мать, — тихо произносит Чонгук, но Юнги слышит все равно и — слегка пугается, уже готовясь просить «забудь об этом, пожалуйста, только не ненавидь меня». — Ладно, — отходит к стене и поднимает со стула свой телефон, тыкает там что-то. — Надо же, я и не сомневался, что так будет даже ближе. — Ну и все тогда, — Тэхен наглаживает ладонью по волосам Юнги, на что получает тычок локтем под ребра и пинок — под жопу. — Ты не против приезжать в другое место? — Чонгук поднимает взгляд от своего телефона. — В смысле в другое? — Юнги на мгновение прекращает избиение Тэхена. — Ты больше не хочешь со мной заниматься или- — Блять, Юнги, — Чонгук — кажется, впервые на его памяти, — действительно злится, — если бы я не хотел, я бы с самого начала с тобой в цацки не играл. — Цацки? — уточняет Юнги. — Ответь на вопрос. Тебе нормально ездить в другое место или нет? — Мне все равно, — он выпускает из рук чужую футболку и снова чувствует себя маленьким и ничтожным. Чонгук спрашивает: нормально ли ездить в другое место. Чонгук спрашивает: нормально ли по-другому. Но Чонгук не знает, что Юнги, если честно, похуй уже, и он готов теперь как угодно. Последняя клетка мозга так вовремя напоминает: эй, Юнги, челлендж же. И Юнги шлет ее нахуй. Потому что челлендж челенджем, но он не сможет в этой книжке расположить все страницы в правильном порядке. Потому что даже книги нет. Есть обложка, есть наработки идеи, что могут послужить началом книги, но — ничего больше. Основная составляющая книги все еще в процессе — как танец, у которого были только наброски, зачатки. Был хрупкий скелет, которому Чонгук когда-то хотел дать жизнь — прямо как Юнги сейчас. — Тогда будешь приезжать по этому адресу, — Чонгук проводит пальцем по экрану своего смартфона, — тоже в семь утра. Тебе даже ближе будет, а мне — еще лучше. — То есть? — Он в лофте живет. Там может хоть целая балетная труппа тренироваться при желании, так что, — разводит руками Тэхен. — Вы же не хотите повторения сегодняшнего? Юнги сжимает губы и отворачивается. По его вине едва не сорвалось занятие. И да, он знает, что это — так, вершки да корешки, потому что потом — полезут цветочки и ягодки. Если подписчики прознали, где он зависает каждое гребаное утро, они это так просто не оставят. — Ты… не против? — осторожно уточняет Юнги, боясь смотреть на Чонгука. — Я сам же и предложил. — Прости, — и он действительно чувствует себя бесконечно виноватым, — я не хотел, чтобы это все- — Забей, — Чонгук улыбается ему и идет к выходу; проходя мимо, касается рукой плеча, а Юнги — этого вполне достаточно, чтобы втянуть в себя все свои чувства подобно морской раковине. Чувствовать — хорошо, чувствовать сейчас — плохо. Сейчас не нужно. Правда — не стоит. Но так хочется. — Вечером не увидимся, но завтра утром жду по адресу, что отправил тебе… хм, — Чонгук смеется, толкая дверь, — в инсте отправил, потому что больше твоих контактов у меня нет. Юнги ненавидеть себя не хотел, но начинает.