Крестраж-о-Котором-Не-Знали

В дом Блэков Сириус возвращался в самом дурном расположении духа. Мало того, что за его аппарацией следили, а в лицо знали все, кто хоть иногда открывает «Ежедневный Пророк» (считай, в общем-то, вся Магическая Британия. Да и Маггловская тоже), так ещё и пса, в которого он оборачивался, постоянно пытались поймать на протяжении всего пути от Хогвартса до Лондона! Как тут не раздражаться? «Да кого я обманываю?» - поморщился Сириус. Уж перед самим собой он мог признать, что всё дело в Гарри. Он добрался до Хогвартса, чтобы помириться с крестником, загладить вину за то, что сорвался на него в ответ на заботу. А в итоге что? Снова обвинил. Снова сравнил с Джеймсом. «Джеймс не стал бы связываться со слизеринцами», - бросил он Гарри, как плевок. «Тебе лучше знать», - ответил на это мальчик. И ушёл. И нет бы пойти за ним, остановить, обнять, извиниться! Но Сириус снова потонул в пустом упрямстве, в жалости к самому себе. Потому что Джеймс не просто был ему другом. Он был братом. Только ещё роднее, ещё ближе. Джеймс был семьей Сириуса, единственным, в чьём доме Бродягу принимали с неизменным теплом и приятием. Дело ли в этой невыносимой потере или в годах, проведённых в Азкабане, но Сириус и правда частенько… забывал, что Гарри - это Гарри. В мальчике, столь похожем на Джеймса, он снова и снова видел своего лучшего школьного друга. А когда приходило осознание, неизменно накрывало и тошнотворное разочарование. Сириус… тосковал по Джеймсу. Тосковал безмерно. Дыру эту уже не закрыть, не заполнить. Никому. Даже Гарри. Да, возможно, Сириус слишком эгоистичен. Но он знал Джеймса почти всю жизнь, тогда как Гарри отца даже не помнил. Может это было и жестоко, но мужчина искренне считал, что его тоска была… больше, глубже. Гарри не знал, что именно потерял, в отличие от Сириуса. И что своим общением со слизеринцем оскверняет память родителей. Это возмущало. «Но я его крёстный, последний, кого он может назвать семьей», - тут же одергивал себя мужчина, путаясь в своих мыслях и чувствах всё больше и больше. Гарри — это всё, что осталось хорошего и светлого в его жизни. Он это понимал. Он любил мальчика. Не мог не любить. Он должен беречь Гарри, каким бы путём тот ни пошёл. Ох, но если бы он чуть больше походил на отца… Увязнув в своих мыслях, в обличии своей анимагической формы, Сириус слишком поздно среагировал на угрозу. И когда перед ним возникла Беллатриса, всё, что он смог сделать, это, подобно собаке, броситься на неё, метя в бледное, изящное горло. Он не успел. Конечно. Эта женщина, его кузина, всегда была быстрой. Но как она узнала?.. … О том, что Сириус превращается в крупную, чёрную собаку, Белле поведал Кикимер. До фанатизма преданный своей семье, Блэкам, и их идеалам, но не способный без разрешения покинуть дом, он научился использовать взрывной характер Сириуса, чтобы получать от него расплывчатые в своей формулировке приказы: «Пошёл вон!», «Прочь!», «Убирайся!» Кикимер старательно надоедал своему хозяину, чтобы услышать эти грубые, но необходимые слова. Они позволяли ему свободно покинуть дом и направиться к хозяйке Беллатрисе. Он докладывал ей обо всем, что слышал и видел. В последний раз эльф сообщил о намерении Сириуса отправиться в Хогвартс навестить крестника. Гарри Поттера. О мальчишке Белла не думала. Тёмный Лорд объявил его своим, и этого для преданной Пожирательницы было достаточно, чтобы оставить всякие мысли схватить или навредить Мальчику-Который-Выжил. Пожалуй, окажись вдруг Поттер прямо перед ней, Белла прошла бы мимо. Она тонко чувствовала настроения своего хозяина и остро осознавала, что мальчишка ныне неприкосновенен. В отличие от его крёстного. Бросив собаку у своих ног и отменив заклинанием анимагию, Белла прошлась вокруг обездвиженного кузена, скривив губы, чем неожиданно напомнила ему мать. - И это наследник рода Блэк? - сочным, грудным голосом обронила она с откровенным отвращением. - Посмотри на себя. Как низко ты пал, Сириус. А ведь тетя Вальбурга до последнего верила, что ты одумаешься и вернёшься. - Не смеши меня, - процедил мужчина, силясь побороть чары и не находя в том успеха. - Мать ненавидела меня. Забыла? Она даже выжгла мое лицо с семейного древа. - Ну, ты разбил ей сердце, предал традиции своей семьи и смешал наше имя с грязью, - рассудила Белла, округлив глаза. - Думаю, у неё был повод разозлиться. Что? - осклабилась она. - Не согласен? Ты забыл, дорогой кузен, мы не твои ненаглядные Поттеры. Мы — благороднейшее и древнейшее семейство Блэк! Мы храним свои традиции, свою магию и свою кровь. Мы не ложимся под грязнокровок и не прощаем чужую глупость. - Избавь меня от нотаций, - огрызнулся Сириус. - Я вдоволь наслушался этого бреда от матери. - Бред — это предать всё, во что ты верил и что тебя учили чтить, ради школьного приятеля. Думаешь, я не знаю, из-за кого ты пошёл на Гриффиндор? От кого нахватался плебейских замашек? Вся эта разгульная жизнь, маггловские штучки — всё это, чтобы… что? Сириус не ответил. - Ты бросил свою семью, - констатировала Белла бесцветно, - сбежал от ответственности. Всегда сбегаешь, не правда ли? - К чему эти разговоры, Беллатриса? - неприятно улыбнулся в ответ Сириус. - Я твой враг. Вот он я, на коленях перед тобой. Чего ты медлишь? - Медлю? - вспыхнули глаза ведьмы. - Медлю?! Ты, жалкий червяк, последняя надежда Блэков на будущее! Регулус мёртв, и только ты можешь продолжить род! Отступись, Сириус. Я не предлагаю встать на правильную сторону, но хотя бы уйди, не мешай! Или умрёшь. Я сама тебя убью. - Убивай, - с раздражающим равнодушием отозвался мужчина. - Твой хозяин забрал всё, что было мне дорого в жизни. Всё, что он оставил мне, это месть. - А как же Гарри Поттер? - с тенью удивления хмыкнула ныне Лестрейндж. - Сын твоих друзей, твой крестник… Ах, понимаю, - глумливо скривила она алые губы, - слабая замена, да? - Только тронь Гарри! - рявкнул Сириус, едва ощутимо дёрнув головой — всё, что позволили оковы Петрификуса Тоталуса. Беллатриса рассмеялась, но смешно ей не было. Она прибыла туда, на площадь Гриммо, чтобы убить Сириуса Блэка, одного из немногих по-настоящему сильных магов Ордена Феникса. Она должна была это сделать для повелителя, но... Среди тех счастливых воспоминаний, что поднял милорд со дна её разума, одно или два были посвящены мальчишке, который всегда слишком широко улыбался, всегда имел силу высказать и отстаивать своё мнение… который, несмотря на все разногласия, всегда защищал честь своих кузин — Андромеды, Нарциссы и Беллатрисы. «Она со Слизерина! Почему ты её защищаешь?!» - помнила Белла короткую сцену между гриффиндорцами. Толпа против одного. «Дураки, да? - открыто смеялся этот один. - Она моя кузина! Конечно, я буду её защищать!» «Пустые сантименты», - снова и снова одёргивала себя ведьма, нервно сжимая волшебную палочку. Сириус смотрел ей в глаза без страха, с той же смешинкой, знакомой ей с детства. «Предатель крови!» - хотела бы она сказать, но он был виноват лишь в своей глупой дружбе с Джеймсом Поттером. С чистокровным дураком. Белле... будет больно его потерять. Будет тяжело обречь род Блэков на угасание. Не сводя глаз с лица Сириуса, она подняла руку и наставила на него палочку. Она помнила его ещё мальчишкой… Но, будь Белла проклята, если не принесёт эту жертву ради милорда. - Авада... Будь она проклята... Где-то над головой ухнул филин. Между обречёнными на злой рок кузенами с тихим шорохом опустился простой, белый конверт без подписи. Имя фальшивого адресата обычно исчезало на полдороге из Хогвартса. Белла застыла, не опуская руку. Колеблясь. Сириус напряжённо ждал своей смерти. Письмо от Тёмного Лорда равнодушно ожидало своего часа. Надо только разобраться с врагом и... Поджав губы, Беллатриса убрала палочку и вскрыла конверт. В коротком послании от милорда перечислялись несколько имён, которых следовало либо привлечь на их сторону, либо устранить. И одно имя, кого трогать не следовало. … Проклятие парализации тела спало с Сириуса лишь через два часа. За это время мужчина успел передумать массу вариантов, заставивших беспощадную Беллатрису отступиться от его смерти и просто молча уйти. Но был ли это тщательно спланированный план или вовремя доставленный приказ, на самом деле неважно. Куда больше Сириуса задела тень облегчения в чёрных глазах кузины перед тем, как она аппарировала. … В последнее время Том вёл себя странно. То есть он, конечно, и так был неординарной личностью, но с недавних пор (после знакомства с Сириусом?) Гарри стал замечать… некое особое внимание к себе. То есть ещё большее, чем уже было. Всё чаще и больше Том прикасался к нему. Собственнически, излишне откровенно и… интимно. Порой, успокаивая, запускал руку в волосы, взъерошивая их ещё больше, или в задумчивости проводил кончиками пальцев по шраму или линии шеи, не скрытой воротником рубашки. Незаметно подходя сзади, переплетал их пальцы или проводил палочкой от верхнего позвонка вниз по позвоночнику, отчитывая Гарри, что позволил к себе подобраться. - А что, если только тебе я это и позволяю? - нервно выдыхал мальчик в ответ и смеялся, потому что Том неизменно закатывал глаза. Но не его действия беспокоили Гарри, а собственное к этому отношение. Точнее… Гарри вообще об этом не думал. Он воспринимал их как нечто естественное, нормальное, правильное. Пока Гермиона вдруг не спросила, что между ними происходит, почему Мракс трогает Гарри «вот так». Гарри задумался. Будь на месте Тома кто угодно другой, даже Рон, и он взвился бы, отстранился сам и отстранил друга. Это же странно, в конце концов! А с Томом почему-то нет. Когда случался очередной «инцидент», Гарри забывал обо всём. Тем более, что они обычно обсуждали их занятия в Ордене Вальпургиевых Рыцарей или правомерность политики Министерства, или учёбу, или стерву Амбридж, или историю магии, или новые заклинания… или просто молчали, но так уютно, что придираться к нарушению личного — хах — пространства казалось кощунством. Иногда в тёмных глазах Тома Гарри замечал что-то горячее, мрачное и душное. Нетерпеливое. В такие моменты слизеринец сжимал его волосы почти со злостью, тянул к себе и ловил встречный взгляд. Гарри понятия не имел, что он там видел, но это его успокаивало, и разговор возобновлялся, как ни в чём не бывало. Гарри соврал бы, но и в нём самом что-то откликалось на чужое нетерпение, на эту, казалось бы, беспричинную злость. Будь у него чуть меньше забот и чуть больше времени, он непременно разобрался бы во всём. Но была учёба, Сириус, Орден, Реддл… и Чжоу. Гарри постоянно ловил на себе её смущённые улыбки — в Большом Зале, на тренировках по квиддичу, где он отныне был лишь сторонним наблюдателем, на занятиях Ордена. Её милый румянец заставлял его сердце подскакивать к горлу и терять нить повествования. Внутренний голос смеялся над ним, когда рядом была Чжоу, и загадочно молчал при Мраксе. Так, в хлопотах и смутных догадках, пролетел ноябрь. Наступил декабрь — снежный, тёплый, предвещающий перемены. С приближением Рождества на пятикурсников обрушилась целая лавина домашних заданий, стали обременительнее обязанности старост, и Гарри обнаружил, что практически не видится с друзьями. Нагрузка была настолько подавляющей, что даже обычно невозмутимый в подобных случаях Том начал ворчать на преподавателей. Гарри посмеялся бы над ним, если бы сам не захлёбывался в разнообразных эссе, набросках, схемах, практике. В таких условиях настоящим подвигом было продолжать вести встречи Ордена Вальпургиевых Рыцарей (ОВР — как предложил Рон). Но если от Гарри, как главного, того требовали приличия, то прочие члены Ордена… Потрясающе, но никто не пропускал занятия. Даже Малфой, любивший поныть и поспорить, ни разу даже не опоздал. Со слизеринцами вообще была странная история. Если поначалу Гарри согласился с Томом по поводу их полезности, как прикрытия от Амбридж (прочие слизеринцы ни за что не выдадут общество, в которое входят лидеры их факультета), то вскоре задумался, а для чего это нужно Малфою, Блейзу и другим. Очевидно, что их вынудил присоединиться Том (Гарри боялся даже представить, чем именно взял новичок-слизеринец такого гордеца, как Малфой). Но почему они не пропускали ни одного занятия? Ведь если дело было только в этом, им достаточно было появляться время от времени. Шпионаж? И Рон, и Гермиона не раз выдвигали эту гипотезу. Она объясняла всё, кроме… Тома. Том не подверг бы их опасности. Он не знал, что Малфой — сын Пожирателя Смерти? Смешно, это знали все. Наконец, Гарри задал прямой вопрос, но не Тому, перед которым не хотелось краснеть, а Блейзу. Забини при более частом общении показал себя интересным собеседником, ироничным и неконфликтным. Приятным. - Почему не пропускаю? - поднял брови Блейз и тут же изменил уклон палочки в руке — так, как подсказал Гарри, и заклинание левитации выровнялось. - Ты серьёзно? - Серьёзно. Зачем вам это? - тихо спросил Гарри, одобрительно кивая младшему Криви, чьё лицо немедленно засияло от радости. У паренька был настоящий талант в заклинаниях группы Локомотор, способных поднимать и перемещать предметы в воздухе. - Поттер, - выдохнул Блейз и чертыхнулся, когда, утратив концентрацию, позволил деревянному манекену упасть. - Поттер, - повторил слизеринец уже более спокойно, - не стану утверждать, почему приходят Драко или Тео, но лично я просто учусь. - Просто… учишься? - Ты отличный учитель, - пожал плечами Забини. - Не хуже Люпина. А в чём-то и лучше. Ну, знаешь, объясняешь ты доходчивее. Своим языком. - Вот так просто? - не поверил Гарри, и на лице слизеринца расплылась снисходительная улыбка. - Какая скромность, - обронил он и сменил тему, попросив снова показать движения палочкой. Занятие близилось к завершению. Гарри ещё немного побродил между рядами - своих учеников? - и перехватил взгляд Тома, с которым они старательно не пересекались на встречах Ордена (в такие моменты Гарри забывал обо всём, и Гермионе приходилось тыкать его локтем или больно щипать). Наконец, даже у Невилла получилось поднять в воздух манекен и удержать его там почти семь минут. - На этом закончим, - объявил Гарри, улыбаясь всем и каждому тёплой, гордой улыбкой. - Вы молодцы. Честно. В этот раз обошлось даже без травм, да? - ребята засмеялись, а Пьюси, кто в прошлый раз, напутав заклинания, самого себя подбросил в воздух и вывихнул ногу, скорчил угрюмую физиономию. - Не забывайте, что то, что получилось у вас единожды, следует отрабатывать как можно чаще, чтобы в нужный момент не пришлось сожалеть, - улыбки многих растаяли. Догадались, о каких именно моментах говорил Гарри. - Расходимся. О следующей встрече вы, как всегда, узнаете заранее. Студенты стали послушно расходиться, по двое-трое. Большинство, прощаясь, благодарили Гарри и желали счастливого Рождества, и даже Малфой кивнул как-то… почти по-дружески. Сегодня он и вовсе не трепал Гарри нервы. В отличие от вечно ворчащего Захарии Смита. Пожалуй, ещё несколько таких занятий, и Гарри пересмотрит, кто именно раздражает его больше всего. Драко будет в трауре. - До вечера, - скользнул Том горячей рукой Гарри по пояснице. Получив в ответ короткую, чуть нервную улыбку, он скрылся вслед за братьями Криви. Гарри тихо выдохнул, глядя ему в спину. Они познакомились каких-то три месяца назад, а он уже не может представить себе и дня без Тома. - Пока, Гарри! Спасибо! - С Рождеством, Гарри. Увидимся! - Спасибо, было классно. - До скорого, Гарри. - Пока, - сказал он Полумне, когда взгляд зацепился за Чжоу. Та отчего-то не спешила уходить и, более того, спроваживала подругу. - Ты иди, я скоро, Мариэтта. Догадавшись, что Чжоу медлила из-за него, Гарри почувствовал, как сердце радостно подпрыгнуло к горлу. Вскоре они остались вдвоём. Он сделал вид, что поправляет манекены, сваленные в одну кучу, потом зачем-то переместил подушки из одного угла в другой. Он ждал, когда Чжоу заговорит с ним. Вместо этого услышал сдавленный всхлип. Обернувшись, Гарри увидел, что Чжоу стоит у большого зеркала, к которому была приклеена колдография Седрика. Это была идея Гермионы, как немое напоминание всем, что их Орден собран не ради потехи, но из страха и нужды защитить себя. - Что случилось? - тихо спросил Гарри, подойдя к девушке. По щекам её текли слезы. Не сразу, но она покачала головой и утёрла лицо рукавом. - Ничего… просто… я всё думаю, все эти заклинания, которым ты нас учишь… если бы их знал он, то, возможно, остался бы жив. Гарри перевёл взгляд на колдографию, откуда Седрик ободряюще ему улыбался. Смотреть на него было… нелегко. - Он их знал, - сказал Гарри убеждённо. - Знал очень хорошо, иначе просто не добрался бы до центра лабиринта. Просто… если Волдеморт решил тебя убить, у тебя нет никаких шансов. «Какая вера в меня, Гарри», - прошелестело по подсознанию. Гарри мысленно послал его к чёрту. - Но ты не умер, - прошептала Чжоу. - Ну… да, - устало подтвердил он и направился к двери. Хватит с него. Если даже Чжоу... - Но я не знаю, как. Никто не знает. Здесь нечем гордиться. - Нет, не уходи! - вдруг встрепенулась она со слезами в голосе. - Прости, что я тут вся расклеилась… Я… просто… Даже с красными, опухшими глазами Чжоу была красива. А вот Гарри чувствовал себя почти больным. Или просто несчастным. Насколько бы все было лучше, если бы она просто пожелала ему счастливого Рождества. - Я знаю, насколько тебе сейчас нелегко, - продолжила она, икнув, и снова утёрла слёзы рукавом. - Я заговорила о Седрике, а он умер у тебя на глазах. Наверно, хочешь всё это забыть, да? Гарри не ответил. Чжоу поняла его правильно, но кем бы он был, если бы подтвердил её слова? - Ты и правда очень хороший учитель. Левитация мне никогда хорошо не давалась. А сегодня я продержала манекен целых пятнадцать минут. - Спасибо, - отозвался он смущённо. Они смотрели друг другу в глаза. Гарри разрывало от противоречивых чувств сбежать и подойти поближе. Поближе подошла Чжоу. - Омела, - прошептала она и показала на потолок прямо над его головой. Гарри смотрел на её губы. Он словно был оглушён. - Да. Только наверняка кишит нарглами. - Кто такие нарглы? Ему нравился её голос. Во рту пересохло. - Понятия не имею, - едва слышно выдохнул Гарри и наклонился навстречу потянувшейся к нему Чжоу. Мокрое от слёз прикосновение губ было воздушным, лёгким, трепетным. Чжоу издала в поцелуй странный, тонкий звук — не то хихикнула, не то не сдержала очередной всхлип. Гарри было всё равно. В голове стояла вязкая пустота, в ушах шумело, а в груди ворочалось странное чувство. … Полчаса спустя он нашёл Тома в библиотеке. Ранее они договорились сделать вместе Предсказания и Астрономию. Слизеринец поднял глаза от книги, смерил застывшего перед ним Гарри оценивающим взглядом и коротко спросил: - Понравилось? - Что? - Та когтевранка, Чанг, сегодня глаз с тебя не сводила. Судя по тому, как она мялась и отмахивалась от своей подружки в конце занятия… - Том прервался и хмыкнул: - Поцеловался? Гарри слегка оторопело кивнул. - Впервые? - странно снисходительно уточнил Том, полностью повернувшись на стуле к поджавшему губы гриффиндорцу. Реддла Гарри старательно не вспоминал. Не. Вспоминал. В конце концов, мальчик просто пожал плечами. - Понравилось? - снова спросил Том, странно алчно и слегка зло улыбнувшись. Скорее даже оскалившись. Гарри сел за стол рядом, раздумывая над вопросом. На Тома он намеренно не смотрел. - Было… сыро, - и поспешно добавил, уже предугадывая насмешливую реакцию друга: - Она плакала. - Только не говори, что ты её заставил. - Конечно, нет! - Гарри возмущённо повернулся к Тому, но тот уже во всю смеялся негромким таким, мягким, завораживающим смехом. - Да, это был мой первый поцелуй, и он был… нормальным! Доволен? Он смотрит, как последние искры веселья оседают в карих глазах слизеринца, как Том склоняет голову на бок, как кривит и поджимает нижнюю губу, словно сдерживая ухмылку. - Плохая реакция. - Да? - Гарри теряется, но всё равно усмехается в ответ. - И какая, по-твоему, хорошая? И прежде чем он успевает осознать провокацию в собственных словах, Том обхватывает его затылок, запускает пальцы в непослушные волосы и дёргает на себя — в поцелуй. В нём всё нетерпение, злость и жажда — Том вдавливает рот Гарри в свой до боли, заставляя губы разомкнуться и ощутить вкус. И это словно вспышка. Дрожь прошивает Гарри насквозь, желание бушующей лавой разливается по венам, выкручивает и стягивает нервы, и он сам не понимает, в какой момент подаётся вперёд, в этот жадный, алчущий рот, в эти острые ощущения схватки. «Сыро», - сказал он про поцелуй с Чжоу. С Томом — это влажно, жарко, больно. И восхитительно. С Томом — это вызов, азарт, потрясение. И восторг. Гарри хочется рычать и смеяться, но выходят только невнятные, нетерпеливые звуки, зарождающиеся где-то глубоко в горле. Том их проглатывает и ласкает в ответ языком. У Гарри от этого мурашки по коже и сладкий жар внизу живота. - Ого… - наконец, выдыхает он хрипло, когда Том отстраняется и проводит по его горящим губам подушечкой большого пальца. От переизбытка ощущений Гарри не в силах открыть глаза. - Да, - слышит он шёпот, полный удовлетворения, - эта реакция правильная.