Marauders. Сборник

      — Сириус, это ты? — прохрипел Джеймс.       Сглотнув ком в горле, он ответил:       — Я.       Он прошел в такую знакомую, уже ставшую родной, больничную палату и сел на стул возле кровати. Ему так хотелось отвести взгляд и не смотреть на Джеймса. На то, что от него осталось.       — Слава Мерлину, — лицо Джеймса озарилось глупой улыбкой, и он откинулся обратно на подушки. — А я все думал, когда вы придете ко мне. Лежать тут просто тоска, — он махнул рукой на палату, освещенную слабым светом.       Каждый раз одно и то же. Каждый раз. Каждый приход Сириуса начинается с одного и того же. Одни и те же разговоры, одни и те же жалобы. Для Джеймса это всегда, как впервые.       Проклятье, поразившее его, заставляло проживать его один и тот же день. Снова и снова. Из года в год.       — А у меня новая целительница, ты знаешь? Мадам Норрис!       — Возлюбленная Филча? — произнес Сириус то, что от него ждали. Он даже попытался изобразить улыбку, правда, вышло неправдоподобно.       — Да! — ответил Джеймс и расхохотался. От смеха он наклонился, и его лицо попало под свет лампы, показав его пустые, безжизненные глаза. Улыбка на его лице казалось восковой маской, которую слепил неумелый мастер. Лицо, испещренное морщинами, и отросшие седые волосы превращали его в старика.       Сириус отвернулся, не в силах на это смотреть. Он ругался каждый раз сам на себя. Приходить сюда не было никакого смысла. Джеймс, настоящий Джеймс, умер много лет назад, а сейчас вместо него была лишь его тень. Отголосок прошлого. Но Сириус не мог и этого себя лишить. И приходил. Мучаясь каждый раз.       — Только хвоста нет, — пустым голосом добавил Джеймс.       — Может, она его прячет под лимонным халатом? — предположил Сириус. — Не заглядывал?       Джеймс опять залился хохотом.       — И как я потом это Лили объясню? — воскликнул он с улыбкой на лице. Но улыбка тут же дрогнула и погасла. — Она сегодня ко мне не заходила, — печально произнес Джеймс, а у Сириуса очередная рана раскрылась на сердце, зная, что за этим последует, — удивительно… я ее всего сутки не видел, а как будто лет сто прошло.       Не в силах ничего ответить, Сириус отвел взгляд, уставившись в стену бессмысленным взором, стараясь не подпускать воспоминания, которые уже понемногу стали просачиваться в его мысли.       — Говорит, занята, — Джеймс взял в руки клочок пергамента, который уже начинал рассыпаться от старости. Записка Лили. — А я боюсь, что ей стало плохо. Скажи, с ней все хорошо?       — Да, она и правда занята, — ответил Сириус, вновь видя перед глазами вспышку зеленого света.       — Все дела в Ордене? — напирал Джеймс, и добавил с недовольством в голосе: — Дамблдор совсем не дает ей отдыхать. А ей рожать через месяц! Надеюсь, меня к тому времени выпишут.       — Обязательно выпишут, — бесцветным голосом произнес Сириус, не в силах избавиться от картин, как тело Лили несут на носилках. Как из-под простыни выпала тонкая рука, безжизненно свисая. Как поблекли рыжие, как пламя, волосы, и навсегда потухли изумрудные глаза.       Он сжал пальцы на переносице, чувствуя, как начинает щипать глаза, и два раза глубоко вдохнул. Он никогда не привыкнет к этим разговорам.       — Мы с Лили думали на днях, — вдруг весело сказал Джеймс, — если будет мальчик, то имя Лили придумает, а если девочка, то я.       — Придумал уже? — спросил Сириус, зная эти имена, как свое собственное.       — Да, — очередная глупая улыбка осветила лицо Джеймса. — Маргарет.       — Хорошее имя.       — Да, как маргаритки, — Джеймс задумался на мгновение. — Мне нравятся эти цветы. Особенно те, что белые…       Сириус облизал пересохшие губы, глядя на мертвое лицо друга.       -… как и белые лилии.       Охапки белоснежных лилий, что осыпали гроб Лили, лежащий в черной земле. Почти тридцать лет прошло, а Сириуса все еще преследует этот день в кошмарах.       Он тряхнул головой, стараясь избавиться от воспоминаний.       — Маргарет Поттер, — отстраненно произнес Сириус, — звучит.       Джеймс стал рассказывать, что Лили, в отличие от него, имя еще не придумала. Он надеется этим воспользоваться, и, если родится мальчик, назовет его в честь отца. Лили категорически против — Флимонт — имя устаревшее, и ребенку с ним будет не просто.       Сириус знал эту историю наизусть, и слушал ее вполуха, прикрыв глаза. Просто слышать голос Джеймса — иллюзия, будто все хорошо. Может, это не Джеймс застрял в одном дне? Может быть, это он — Сириус, попал в собственный кошмар?       — А София? — голос Джеймса в очередной раз полоснул по сердцу, приводя его в чувства. — От нее есть какие-нибудь известия? Как думаешь, она вернется?       Он смог лишь помотать головой, не в силах произнести и слова. Сколько сил у него уходило, чтобы держать себя в руках при упоминании ее имени, а все было напрасно.       Джеймс спрашивал так, словно она уехала неделю назад, обещала писать, обещала вернуться.       Она не сделала ничего из этого. Сириус ведь прекрасно знал, что так и будет. Он не хотел ее отпускать, да гордость как всегда перевесила.       Сириус все еще не знает, что с ней и где она.       Он никогда не переставал искать ее. И никогда не перестанет. Его душа не успокоится, пока он не найдет ее живой или мертвой.       — Ты… не думал, что она могла оказаться… такой же, как и Сев?       Это было что-то новое. Раньше Джеймс никогда не упоминал имя этого предателя. Сириус мгновенно ощутил поднявшуюся злость. Он ненавидел, всей душой ненавидел Снейпа, который разрушил их жизни. Именно с его предательства чередой пошли их неудачи.       Его он тоже долгое время искал. Хотел отомстить, порвать на кусочки, заставить страдать. Чтобы мучился также, как Лили, как Ремус, как Джеймс. Как и он сам. Хотелось устроить ему настоящий ад.       Но Дамблдор нашел его первым. Сириус не знал, что он с ним сделал, но бывший директор заверил его, что Снейп получил по заслугам.       — Софи никогда бы не предала, — глухо ответил Сириус, нахмурившись, глядя в стену.       — Да-да, — поспешно согласился Джеймс, запуская пальцы в свои волосы, — просто… она же все еще общается с Регулусом. А они недавно на Лонгботтомов напали…       Все еще. Все еще общается с Регулусом.       Не было и дня, когда бы Сириус смирился с этим общением. После ее ухода он длительное время подозревал, что София с его братом. Это был бы серьезный удар. Он метался между мыслями, что лучше бы она умерла, чем выбрала Регулуса, и тяжелой мыслью, что она, все-таки, заслуживает счастья, пусть не с ним, но заслуживает.       Сириус испытал колоссальное облегчение, видя смерть Регулуса. Все-таки, София была не с ним.       — Они, кстати, со мной на одном этаже лежат, — сказал вдруг Джеймс, — Фрэнк с Алисой. Только меня к ним не пускают, говорят, может быть, позднее.       Сириус ему лишь кивнул на это. Эмоциональных сил, чтобы убиваться еще и за Лонгботтомов, у него уже не было.       Он видел их. Фрэнка и Алису. Еще две разрушенные жизни. Еще две тени, совершенно лишние в этом мире живых.       Он никогда к ним не заходил, лишь мельком видел их, проходя мимо.       Это ведь его брат постарался. И его кузина.       Блэки много жизней разрушили, прежде чем умереть. И даже Сириус не смог никого спасти. Ни Джеймса и Лили, ни Ремуса. Ни Бланк. Ни себя.              Уходя, он случайно поймал свое отражение в зеркале. Он походил на безжизненную тень не меньше, чем Джеймс. Усталое, несчастное лицо с впалыми щеками и ввалившимися глазами. Серая кожа. Грязные и спутанные волосы, которые не видели расчески уже пару месяцев. Он словно в Азкабане не один десяток лет провел. «Когда Рег в клетке подыхал, и то лучше выглядел», — мрачно заметил он.       Он достал из-под ворота рубашки длинную цепочку. В свете тусклой лампы на него сверкнули два крошечных изумруда в глазах уробороса. Единственная вещь, которая осталась от Софии. Все остальное он уничтожил в порыве гнева, и только уроборос не брал ни огонь, ни какие-либо чары.       Он ненавидел ее. Всей душой ненавидел за то, что оставила его одного. И вместе с тем, ничего не желал сильнее, чем увидеть ее снова.