Бэмби и его мама

Плачь и смотри со стороны, Счастье босиком по ковру перед сном. Плачь и смотри, у него глаза твои, Если бы не ты, мы бы были втроем. Хорошая песня. Прямо в тему. Гарри словно в каком-то полусне добрался до своей кровати в Гриффиндорской башне. В темноте слышалось только похрапывание Невилла и сопение Рона — Гарри знал, что друг тоже не спит. На душе камнем повисло мерзкое чувство, какое возникает, когда узнаешь о чьей-то лжи. В данном случае было еще противнее, поскольку обманывал его родной отец. А Марлин и Сириус? Знали ли они правду? Гарри чертыхнулся про себя, конечно, они обо всем знали. Вот только почему-то все наверняка решили, что будет лучше скрыть все от него. Кому они сделали лучше, черт бы их всех побрал?! И как теперь быть? Как относиться ко всей этой гадкой ситуации? Гарри представил себе Лили Снейп, свою мать. Нет, не так. Это была женщина, которая его родила, не больше. Мальчику становилось душно от одной только мысли, что эта лицемерная женщина была его матерью. Никаких чувств к ней он не питал, как ни старался. Кроме, конечно, неприязни. А уж Снейп и вовсе вызывал отвращение. Почему-то Гарри не хотелось думать о том, что во всем мог быть виноват его отец. Но разве он хуже Снейпа?! Нет, у него самый лучший отец в мире, если на минуту забыть о том, что он всю жизнь врал своему сыну. А мать? Гарри горько усмехнулся и закрыл лицо руками. Слез не было, глаза горели, но реветь как девчонка он больше не собирался. Было бы из-за чего, подумаешь! Всю жизнь он был уверен в том, что его маму убил Волдеморт в ту страшную ночь на тридцать первое октября. Естественно, отец в подробности произошедшего не вдавался и всегда старался уйти от опасной темы. Гарри знал, что ему больно. Ведь он очень любил свою жену, которая погибла, пытаясь защитить сына... Якобы. Сейчас Гарри не знал, что ему и думать. Он не мог найти достойного ответа на свои вопросы. Ему нестерпимо хотелось поговорить с отцом, Марлин, Сириусом или Ремусом, заставить их рассказать правду, которая так упорно от него ускользала. Но еще больше хотелось всех их ненавидеть. Заснуть ему удалось лишь под утро, а просыпаться к урокам он явно не собирался. Дин оставил попытки растормошить спящего Гарри сразу после того, как Рон замогильным голосом прошептал: — Не надо, пусть спит. Дин пожал плечами и ушел на завтрак. Гарри даже сквозь опущенные веки ощущал на себе тяжелый взгляд Рона. В конце концов друг тоже ушел, тихонько прикрыв за собой дверь. Гарри перевернулся на другой бок и снова погрузился в тревожный сон, наполненный криками и вспышками зеленого света. В гостиной их уже поджидала Гермиона, от нетерпения постукивающая ногой по полу. Наверняка горела желанием узнать, как же прошла первая вылазка под мантией-невидимкой, несмотря на то, что вчера сильно на них разозлилась. Убитый вид Рона, очевидно, напугал девочку. — Что вчера произошло? — требовательно спросила она. — Вас все-таки поймали и исключают из школы?! И где вообще Гарри? Рон промолчал, даже не взглянув на нее. Гермиона слегка растерялась и уменьшила свой пыл. — Рон... — начала она тихонько, положив руку на плечо друга. — Скажи мне, что случилось? Пожалуйста. Рон мялся, сомневаясь, стоит ли говорить. В конце концов, это личное дело Гарри, рассказывать о котором лишь он один имеет право. Но Гермиона была таким же его другом, как и Рон. К тому же она умная, она обязательно придумает, как помочь Гарри справиться с обрушившейся на него истиной. Приняв решение, Рон направился к дивану, стоявшему у самой дальней стены гостиной. Шумно болтающие школьники, спешащие на завтрак, не обращали на двух угрюмых первокурсников внимания, и Рон начал пересказывать события, произошедшие вчера ночью, не забыв помянуть и Снейпа, который явно запугивал Квиррела. Гермиона слушала рассказ Рона внимательно и не перебивая. Ее брови хмурились, а глаза блестели, но в остальном она оставалась спокойной. Когда Рон закончил, она шмыгнула носом. — Как он? — прошептала она, указав глазами на лестницу, ведущую в спальню мальчиков. Рон закатил глаза. — Паршиво, а ты как думаешь? — сварливо прошептал он в ответ. Гермиона поднялась с дивана и принялась мерить гостиную шагами. — Самое смешное, что я все знаю, — призналась она после пятиминутного молчания. У Рона отвисла челюсть. — Как... во имя штанов Мерлина?! — выдавил он, силясь осознать новую неожиданность. Гермиона как-то зло на него посмотрела. — Догадалась, — однако в ее голосе сквозили извиняющие нотки. — Я много общаюсь с мисс Эванс, если ты не заметил. Рон прищурился. Он явно не поверил подруге. — Она много рассказывает о своей молодости, когда они еще сами в Хогвартсе учились. Имен она не называла, но я сделала вывод, что большинство ее рассказов посвящены папе Гарри. — Рон хмыкнул, выражая свое сомнение, и Гермиона резко плюхнулась на диван и зашипела, как гусыня. — Она рассказывала мне, что Снейп и один мальчик, который ей нравился, всегда терпеть не могли друг друга. Рассказы Гарри и его ма... мисс Эванс временами были удивительно схожими. И еще их глаза... Ты замечал, что они одинаковые? У папы Гарри глаза карие, а у него... — Ну и что? — возразил Рон. — У моих родителей глаза карие и серые, а у меня голубые. Глаза — это не показатель. — Да? — Гермиона окончательно рассердилась. — Если раньше я еще сомневалась, думая, что у меня крыша поехала, то если ты заглянешь как-нибудь в кабинет Лили в ее отсутствие, то убедишься сам! — Гермиона, успокойся, я знаю, что она мама Гарри, — прошептал Рон и оглянулся по сторонам, опасаясь, что их могут услышать. Гермиона, однако, пропустила его слова мимо ушей. — Всякий раз как я к ней приходила, она убирала в стол некую фотографию, которая стоит у нее на столе. А однажды я зашла вернуть книгу, но Лили там не было, а фото стояло на столе, и знаешь кто там изображен? Она сама, маленький Гарри и его папа! К слову, ничто не указывает на то, что Снейп ее муж, она даже обручальное кольцо не носит, а его фотографии нет на ее столе! Высказавшись, Гермиона перевела дух и отбросила с лица растрепавшиеся волосы. Рон ошарашенно моргал, глядя на нее. В последнее время он неоднократно замечал, что Гермиона стала какой-то слишком задумчивой, словно знала что-то такое, чем страстно хотела с ними поделиться, но никак не могла решиться. Теперь-то, конечно, все встало на свои места. — Поначалу меня удивляло, почему она так расспрашивала меня о нем, — продолжила Гермиона. — Я, конечно, ни о чем не спрашивала. А эти подарки, которые анонимно посылают Гарри? Я уверена, что это все она. — И как ты теперь к ней относишься? — спросил Рон, подавшись вперед. Гермиона не сомневалась в ответе ни на секунду. — Она несчастна, Рон. И мне жалко ее. — Жалко? — выпучил глаза Рон. — Хочешь сказать, тебе жалко эту женщину, которая бросила сына ради этого Снейпа?! — Наверняка у нее были свои причины, Рон, — сверкнула глазами Гермиона. — В любом случае, нас это не касается. — Это касается Гарри, а он наш друг... — Это их семейное дело. Но мы должны поддержать Гарри. Показать ему, что это ничего не изменило в нашей дружбе... — Думаю, что сейчас ему не до нас, Гермиона, — заметил Рон, понурившись. — Да, но мы все равно должны быть рядом с ним. Ему как никогда нужна поддержка. Рон и Гермиона обменялись мрачными взглядами, после чего поспешили на завтрак. Гарри не желал выходить из спальни. Ему даже есть не хотелось. Все физиологические потребности отошли на второй план. Сердце словно заковали в стальные обручи, которые принимались больно сдавливать его, стоило вспомнить об отце и этой... мисс Эванс. Несмотря на свою боль, обиду и злость Гарри упорно не хотел называть ее "миссис Снейп". Ему становилось тошно от одной мысли, что она с ним жила. Хотелось сделать что-то такое, что помогло бы ему разбить это уныние, хотелось драйва, адреналина, да чего угодно, лишь бы лишиться всех негативных эмоций, пусть на время, но все же должно хоть что-то облегчить его страдания! Всю жизнь он хотел хоть краем глаза увидеть маму, которую он заочно любил, так хотел, что готов был пожертвовать рукой или ногой, но... Сейчас, когда это желание сбылось, Гарри понял, что к такой правде он не был готов. Он мог ожидать какой угодно подставы, но чтобы вот так... А она вот уже полгода была рядом с ним, постоянно улыбалась ему своей теплой улыбкой, когда они встречались в коридорах. Конечно, она улыбалась всем, но так — только ему. Зачем он ей стал нужен? Боль и бессилие давили мертвым грузом, не желая отступать, а у Гарри даже не было сил, чтобы с этим бороться. Когда на третий день его пребывания в спальне стало очевидно, что с Гарри что-то не так, профессор Макгонагалл лично пришла узнать причину. Гарри отвечал на ее вопросы невпопад, мысленно моля небо, чтобы декан ушла. Макгонагалл велела Рону и Гермионе отвести его в больничное крыло, на что Гарри только скривился, уверяя друзей, что с ним все в порядке. Он видел, что Гермиона тоже в курсе, но был благодарен ей за то, что она не пыталась поддержать его словами, а просто была рядом вместе с Роном. Друзья приносили ему поесть прямо в спальню, Рон даже взял на себя сложное дело и писал конспекты по истории магии, чтобы друг не отстал по программе. На все это Гарри было чихать. Ему просто хотелось чувствовать друзей рядом. В одиночку он бы просто свихнулся от дурацких мыслей, что перебрались на постоянное место жительства в его голову. Он не отвечал на вызовы Венеры по зеркалу, чему девочка смертельно обиделась и написала ему гневное письмо. Ей ответил Рон, сообщив, что Гарри просто приболел и много спит. Венера в ответ заявила, что всегда носит зеркало с собой, поэтому Гарри мог бы вызвать ее и сам. Меньше всего Гарри сейчас хотелось слышать, а тем более видеть Венеру Блэк. Когда через неделю стало понятно, что депрессия сковала мальчика надолго, Гермиона не выдержала. Размазывая слезы по щекам, она шептала: — Гарри, ну пожалуйста, хватит хандрить! Я понимаю твое состояние, но так дальше продолжаться не может! Я уже просто в отчаянии, и если ты меня не послушаешь, то я напишу твоему отцу, и пусть он разбирается с тобой сам! Слова Гермионы возымели эффект: Гарри вернулся к учебе, быстро нагнав то, что пропустил. Он снова стал смеяться, пусть и натянуто, однако Рон и Гермиона старались не оставлять его в одиночестве, чтобы избежать повторения этих "приступов мрачности". Мадам Помфри написала в медкарте "подростковая депрессия", объяснив ребятам, что такое иногда бывает. У кого-то раньше, у кого-то позже, но так или иначе каждый подросток сталкивается с подобным явлением. Сам Гарри свою депрессию не комментировал, и от него постепенно отстали. На письма отца он отвечал сухо, отделываясь односложными репликами. С Венерой помирился, хотя девочка все еще держала на него обиду. Лили же старался вообще на глаза не попадаться. На уроках Снейпа с легкостью отвечал на его самые каверзные вопросы, поскольку твердо решил не давать ему повода насмехаться и злорадствовать и зазубривал рецепты самых сложных зелий, а когда профессор отнимал у Гриффиндора очки, втайне желал причинить ему как можно больше боли. В конце января Джеймс Поттер получил письмо от сына, в конце которого стоял постскриптум: "Нам надо поговорить. Приезжай в школу". *** Людей, которые могли бы прийти на день рождения Лили, в Хогвартсе не было. Северус с самого утра поздравил ее и вручил подарок с таким видом, будто сделал самое величайшее одолжение в своей жизни. Лили сдержанно поблагодарила его за золотую цепочку с кулоном в виде звезды, после чего забросила ее в дальний ящик комода, поклявшись себе, что наденет ее только на похороны мужа. Вздохнув, Лили принялась за работу. Какие-то третьекурсники после уроков развлекались тем, что пускали в коридоре шестого этажа чудо-хлопушки, наполненные какой-то розовой гадостью, отмыть которую было не так уж просто. При попытке очистить пол и стены заклинанием жижа превратилась в хлопья и минут десять парила в воздухе, так что Лили пришлось дожидаться, пока она осядет. Только после этого она смела все в кучку и собрала на совок. Осталось только почистить рыцарские доспехи, стоявшие в том же коридоре. Гарри снова пребывал в мрачном настроении. Отправив отцу письмо с просьбой о встрече, он тут же пожалел об этом. Какой-то порыв злости заставил его наконец поговорить с отцом и расставить все точки над i, но сейчас мальчик заметно трусил. Ругаться с отцом очень не хотелось, а в том, что они обязательно поругаются, сомнений у него не было. Пять минут назад сова принесла ему записку, в которой сообщалось, что его отец приехал в школу и сейчас ждет его в кабинете Макгонагалл. Зазевавшись, Гарри не заметил уборщицу, которая в отдалении драила латы, а еще влез в совок с собранными хлопьями, что остались от хлопушки. — Ой, — равнодушно протянул Гарри, — не заметил. Извините. Даже не удостоив Лили взглядом, мальчик пошел дальше, оставляя после себя розовые следы. Лили удивленно посмотрела ему вслед, затем перевела взгляд на мусор и обреченно вздохнула. Макгонагалл в кабинете не было. Джеймс стоял у камина и смотрел в огонь, сцепив руки за спиной. Гарри прокашлялся, обращая на себя внимание. — Привет, — Джеймс повернулся к сыну и как-то натянуто улыбнулся. — Как дела? — Нормально, — соврал Гарри и тут же решил, что зря. В конце концов, он позвал отца для того, чтобы поговорить откровенно. — То есть плохо. — Ну я что-то такое предполагал, — Джеймс почесал небритую щеку. — Выкладывай. И тут Гарри как прорвало. Ему хотелось кричать, топать ногами, вести себя как маленький истеричный ребенок, лишь бы только выплеснуть свою злость, чтобы плохо было не только ему одному. Это все так несправедливо! — Угадай, пап, кого я только что встретил в коридоре? — иронично вопросил Гарри. Не дождавшись ответа, выпалил: — Свою маму! К его удивлению, отец остался спокоен. Только нервно дернувшийся кадык выдал его волнение. — Давно ты знаешь? — ровным голосом спросил он. Гарри слегка растерялся. Он ожидал смущения, каких-то оправданий, но уж никак не равнодушного спокойствия в глазах отца. — Нет, — нехотя ответил он. — Скажи, а что ты сам чувствовал, когда врал мне о ней? Джеймс подошел к сыну и положил руки ему на плечи, но Гарри раздраженно вывернулся и отступил к двери. — Гарри, ты должен понять, это все ради твоего же... — НЕ НАДО МНЕ СНОВА ВРАТЬ, ЧТО ВСЕ ЭТО БЫЛО РАДИ МОЕГО БЛАГА, ПАПА! Гарри было плохо, его лихорадило, по лицу и спине градом бежал пот. Все указывало на то, что вот-вот мог произойти выброс стихийной магии, причем немалый. Десять лет назад Дамблдор уклончиво сообщил, что от заклятия Волдеморта Гарри спасла реакция еще не развившейся детской магии. Ребенок был в том возрасте, когда безобиднейшее заклинание от насморка могло обернуться трагедией. Джеймс не очень поверил этой теории, поскольку его самого чуть ли не с младенчества лечили заклятиями, и ничего сверхъестественного с ним не происходило. Но, быть может, у Гарри особый случай? Фарфоровый заварник на столе Макгонагалл задрожал и взорвался, рассыпавшись по столу и полу сотней мелких осколков. Гарри отвернулся, закусив губу и пытаясь успокоиться. Вещи профессора Макгонагалл уж точно ни при чем. Жаль, что он не в состоянии испепелить мантию отца одним лишь взглядом, сейчас это было бы очень кстати. Джеймс молчал. Ему хотелось проклинать небеса за то, что сын все узнал вот так, из ниоткуда. Проклинать свое решение молчать обо всем, проклинать Снейпа, который только и умел что вмешиваться в чужую жизнь, ломая ее ради собственного удовольствия. Черт с ним, он сломал жизнь Поттеру, который в школе портил ему существование, пусть оно все в аду горит, с этим он смирился и претензий не имел. Но безвинный ребенок почему должен страдать?! — Скажи мне, откуда ты все узнал? Гарри захотелось наорать на отца за его вежливый тон. Он не понимал, что с ним происходит: такое было с ним впервые. Немного успокоившись, он поведал отцу о зеркале, которое они с Роном обнаружили в заброшенном классе, и о том, что он в нем увидел. — Почему вы все от меня скрывали? — упрямо спросил Гарри, глядя в глаза отцу. Тот не отвел взгляд. — Марлин и Сириус... и Ремус... они же все знают, правда? Почему, пап? Он очень не хотел, чтобы в его голосе отец уловил разочарование и горечь. Но желание не сбылось. Джеймс чувствовал себя последней сволочью. — Гарри, неужели ты думаешь, что тебе легче было бы жить, зная, что твоя мать оставила тебя ради другого мужчины? Гарри открыл было рот, собираясь что-то сказать, но тут же его захлопнул. Затем все-таки заговорил. — Это неважно, — сердито заявил он, — так я знал бы, что она жива... Знаешь каково это — жить с мыслью, что твою маму убили из-за тебя? Джеймс не ожидал от сына таких взрослых размышлений. — Не говори так. Просто... все это сложно, Гарри... — Что между вами произошло? — требовательно спросил мальчик. — Почему она ушла? Откровенничать с сыном на эту тему ой как не хотелось. Но снова врать... Нет, спасибо. И так сын смотрит на него волком. Они разговаривали долго. Чем больше Джеймс рассказывал, погружаясь в воспоминания, тем неуютнее становилось обоим. Гарри, выросший рядом с вечно ссорящимися Марлин и Сириусом, тогда недоумевал, почему они не разведутся. У Венеры чуть не случилась истерика, стоило ему об этом заикнуться. Его семьей был только отец, который ни с кем никогда не скандалил, поэтому Гарри было сложно понять дочь крестного. Но сейчас он даже не знал, что предпочел бы сам. Каждая ссора родителей Венеры заканчивалась бурным примирением (тогда Сириус просто привозил девочку к Поттерам, хмыкал в ответ на дружелюбные подколы Джеймса и забирал дочь спустя несколько дней). Осознавать, что его мама никогда не любила папу, было еще больнее. — Наверное, разговор получился не из легких, — тихо сказал Джеймс, взлохматив волосы сына. — Ты прости своего дурака отца, ладно? Гарри смущенно улыбнулся. Они жили с папой вдвоем и будут жить. Никакая мама им не нужна. Справлялись же с помощью Марлин, справятся и впредь. Как хорошо, что все хорошо кончается. — Кстати, сегодня у нее день рождения, — хмуро сказал Джеймс. — На ее семнадцатилетие я подарил ей серебряное зеркало твоей прабабушки. Она всегда злилась, когда я тратил на нее кучу денег... Сказал и пожалел об этом. Гарри кивнул и снова погрузился в свои, несомненно, невеселые мысли. Как будто вообще мимо ушей пропустил. Ну и ладно, тем даже лучше. *** Проводив сына до Гриффиндорской башни, Джеймс остановился, чтобы поболтать с Полной Дамой. Дама хихикала и кокетливо поправляла пышные локоны. Сколько Джеймс ее помнил, она всегда к нему какую-то симпатию питала. Не злилась даже тогда, когда он будил ее посреди ночи, возвращаясь в башню после очередного рейда по школе. Это было странным, учитывая, что обычно любая особа женского пола дарила свое сердце Сириусу. Видимо, вкусы Полной Дамы были особенными. Сейчас, похоже, мало что изменилось в ее отношении к нему. В любой ее фразе так и сквозило: "Вот бы я не была портретом..." — Я же уже не мальчик, — хмыкнул Поттер в ответ на особо пикантную реплику. Дама хихикнула. — А краснеешь все так же, — поддела она своего любимчика. Наконец отвязавшись от нее, Джеймс развернулся и пошел к главной лестнице. Школу закроют через пятнадцать минут, так что за это время ему нужно было уйти. Но, видимо, сегодня Мерлин решил испытать его по всем параметрам. Лили Снейп совершала вечерний обход своих владений. Шла она, низко опустив голову, прямо ему навстречу. "Что ж, — подумал Джеймс, — рано или поздно это должно было произойти. Почему бы не сейчас?" Он не испытывал никакого волнения при виде нее. Так... всего лишь любопытство. — Здравствуй, Лили.