Бэмби и его мама

Приемное отделение больницы святого Мунго встретило Сириуса и согласившегося заменить Марлин Джеймса небольшой очередью, собравшейся у стола привет-ведьмы. В основном многие пришли навестить больных родственников, очередь продвигалась очень медленно, что жутко выводило и без того нервного Сириуса из себя. Когда стало понятно, что честными путями они попадут к миссис Блэк нескоро, Джеймс решился на крайние меры. Растолкав начавших было возмущаться волшебников, Поттер протиснулся к столу и, улыбнувшись во все тридцать два зуба, изложил суть проблемы. Темнокожая волшебница недружелюбно покосилась на наглого посетителя, но вздохнула и провела кончиком пера по длинному списку, который Джеймс, вытянув шею, попытался прочитать вверх ногами. — Блэк... Блэк, Вальбурга, — бормотала ведьма, хмуря широкие черные брови. — Пятый этаж, палата номер восемь. Вряд ли, конечно, вас туда пустят, но... Поттер уже не слушал. Подхватив Сириуса под руку, Джеймс потащил его к лестнице, ведущей на верхние этажи. Напряженный как струна Сириус покорно тащился следом. Ему казалось, что произошла какая-то чудовищная ошибка, мать не могла вот так просто взять и угодить в больницу святого Мунго, ведь еще позавчера, когда они у нее были в гостях, она так и сияла здоровьем, насколько это вообще возможно для шестидесятилетней женщины. «Она не может умереть, не может», — тупо стучало в голове у Блэка. Только не сейчас, когда Марлин снова беременна и, кажется, мальчиком, чего так давно хотела Вальбурга. На этой почве она неоднократно бранилась с сыном и невесткой, ведь семье нужен наследник. А что будет с Венерой, которая бабушку просто обожала? Меньше всего на свете Сириусу хотелось, чтобы любимая дочь столкнулась со смертью близкого человека в таком юном возрасте. Джеймс, кажется, понимал друга без слов, лишь сильнее сжимал его плечо. Карие глаза смотрели серьезно и уверенно. — Держись, Бродяга. С ней все будет хорошо, вот увидишь. Целитель со странной фамилией Ковкин нехотя, но все же впустил Сириуса в палату, Джеймс остался ждать снаружи. Вальбурга лежала на узкой больничной кровати, одетая в простую ситцевую рубашку, что составляло почти дикий контраст с ее привычными нарядами из бархата и шелка. Темные, едва тронутые сединой и всегда собранные в строгий пучок на затылке волосы сейчас разметались по белоснежной подушке, бледная кожа лица туго натянулась, словно женщина вмиг постарела не на один десяток лет. Руки с тонкими узловатыми пальцами покоились поверх одеяла, к указательному пальцу правой руки был присоединен какой-то противно пикающий прибор, отсчитывающий, как понял Сириус, удары сердца. Глаза миссис Блэк были закрыты, дышала она глубоко и ровно, будто просто спала. Сглотнув внезапно подступивший к горлу ком, Сириус осторожно присел рядом с матерью и взял ее ледяную руку в свою. Перед глазами мелькали картинки из детства и юности: красивая и совсем непохожая на нынешнюю Вальбурга вполголоса читает маленькому сыну на ночь сказку; рука почти невесомо гладит пятилетнего Сириуса по спутанным волосам, а в глазах горит боль, когда мальчик заходится хриплым кашлем и трясется в лихорадке; взлетает волшебная палочка, с губ почти срывается «круцио», в глазах восьмилетнего ребенка мелькает страх и немая просьба: «Мама, не надо!», палочка опускается, и вместо непростительного заклятия Сириус получает жгучую пощечину; презрение и лютую ненависть излучают колючие глаза, голос хрипит и срывается: «Проклятый предатель крови, позор моей плоти!», а шестнадцатилетний и до крайности взбешенный Сириус от души хлопает дверью, наслаждаясь долгожданной свободой; малышка Венера лопочет что-то бессвязное и радостно агукает на руках неверящей в такое счастье бабушки... Сириус и представить себе не мог, что однажды его мать может умереть. Он слишком любил жизнь и ценил каждое ее мгновение, чтобы тратить время на мысли о смерти. — Мама... — прошептал он, касаясь трясущимися губами сухой ладони Вальбурги, — я здесь. Все хорошо... Ничего более красноречивого на ум не приходило, да это и не требовалось. Только бы она знала, что он рядом с ней и сделает все возможное для того, чтобы вернуть мать к жизни! Путанные мысли были прерваны с приходом другого целителя, постарше. Видимо, мистер Ковкин предупредил его о приходе сына пациентки, поскольку мужчина ничуть не удивился. Сириус поднялся и уже намеревался было задать целителю вопросы, но тот опередил его. — Не могу гарантировать, что миссис Блэк справится, — сразу же заявил он. — Видимо, она испытала серьезный шок. Сердце может не выдержать, и так чуть было не произошел разрыв... Вам лучше поговорить с ее эльфом, это он доставил мадам Блэк в больницу. Сейчас, извините, я вынужден просить вас уйти. Процедуры... — целитель развел руками, как бы извиняясь. Сириус кивнул и сжал руки в кулаки, пытаясь унять противную дрожь. Жалкий вид матери словно кричал: «Не оставляй меня здесь!» Отвернувшись, Блэк на удивление ровным голосом спросил: — Держите меня в курсе любых изменений ее состояния, ладно? Целитель коротко кивнул и отвернулся к приборам, настырно пикающим у изголовья кровати. Поколебавшись, Сириус уже открыл было рот, собираясь спросить что-то еще, но передумал и торопливо покинул палату, тихонько прикрыв за собой дверь. — Бродяга? — тут же оказался рядом Джеймс. Сириус кивнул и вдруг совершенно по-детски шмыгнул носом. — Я в порядке, Джим. Пошли отсюда, разговор с Кикимером будет не из приятных. Дома Сириус кратко поведал жене и Люпину о том, что удалось узнать, после чего налил себе огневиски и вызвал домовика матери. Появившийся Кикимер зрелище представлял довольно жалкое: уши, похожие на крылья летучей мыши, нос-рыльце и тонкие пальцы были перевязаны грязным бинтом, словно эльф наказал себя, прищемив части своего тела дверью или, хуже того, опалив утюгом. Светлые глаза в красных прожилках были полны невыплаканных слез. Марлин прижала ладони к губам, но Сириусу было не до сочувствия. — Выкладывай, — отрывисто приказал он, делая глоток из стакана. — Что случилось с матерью? Всхлипнув, Кикимер положил на стол невесть откуда извлеченный овальный медальон, который украшала змеевидная буква S из зеленых камушков. Сириус сдвинул брови, рассматривая изящное украшение. — Это ме-медальон хозя-зяина Регулу-луса, — заикаясь, прошептал Кикимер. На собравшихся его слова если и произвели реакцию, то небольшую. — И что? — хмыкнул Сириус, рассматривая медальон. Ну, был вроде у брата похожий... Глубоко вздохнув, Кикимер начал рассказ. — Мадам нашла его в сейфе хозяина Ориона, где хранятся родовые артефакты. Кикимер сам поместил его туда после того как хозяин Регулус... хозяин Регулус умер. Перед самой смертью хозяин велел Кикимеру во что бы то ни стало уничтожить медальон, но как бы Кикимер ни старался, он не сумел выполнить приказ! Медальон защищен множеством могучих чар, которые даже царапин от заклятий не оставляют... Кикимер решил, что будет хранить медальон до тех пор, пока не узнает, как можно его уничтожить... Прошло уже двенадцать лет, но Кикимер так ничего и не придумал и спрятал медальон в сейфе, а сегодня хозяйка нашла его и... и... Последние слова эльфа потонули в возобновившихся рыданиях. Марлин и Джеймс недоуменно переглянулись, Ремус, нахмурившись, рассматривал медальон вместе с Сириусом, но так и не понял, зачем Регулусу понадобилось его уничтожать. Вопрос Сириус озвучил вслух. Кикимер протер глаза кулаками и снова стал рассказывать. — Хозяин Регулус, состоя на службе у Темного Лорда, велел Кикимеру отправиться с ним в пещеру, где Кикимер должен был выполнить волю Темного Лорда. Кикимеру пришлось выпить ужасное зелье, лишающее рассудка, а Темный Лорд положил в чашу с зельем медальон, после чего бросил Кикимера одного у озера, полного инферналов. Кикимера чуть было не утащили под воду, но хозяин Регулус позвал его, и Кикимер вернулся и рассказал хозяину обо всем произошедшем. Хозяин Регулус велел Кикимеру оставаться дома и никому ни о чем не рассказывать, а потом... Кикимер снова принялся рыдать, но на сей раз требовать продолжения рассказа никто не стал. На лице Сириуса было написано отвращение, смешанное с потрясением, Марлин выглядела и того хуже. Джеймс и Ремус угрюмо смотрели на бьющегося в истерике эльфа, после чего Сириус, наконец, сжалился и велел ему успокоиться. Домовик икнул и продолжил: — Потом хозяин Регулус велел Кикимеру отвести его в ту пещеру. И он дал ему свой медальон, велев поменять их местами, а медальон Темного Лорда уничтожить. И еще велел никому в семье не говорить о том, что сделал хозяин Регулус... и он выпил все зелье, и инферналы утащили его под воду и... и... Тишина была настолько осязаемой, что, казалось, можно было нащупать ее рукой. Лишь приглушенные завывания эльфа били по барабанным перепонкам. Сириус осторожно опустил медальон на стол и склонился над ним, делая вид, будто изучает его, но на самом деле пытаясь скрыть эмоции, захлестнувшие его. Двенадцать лет, минувших со смерти брата, он считал, что Регулуса убили сторонники Волдеморта, сама Беллатрикс это подтвердила, выкрикнув ему все это в лицо во время очередной схватки Ордена Феникса и Пожирателей смерти. Впрочем, с нее станется, эта ведьма умела жалить не хуже докси. Но теперь выходит, что Регулус добровольно пошел на смерть... но почему? Что такое представляет из себя этот злосчастный медальон, убивший Регулуса и погрузивший в кому Вальбургу? Сириус никогда не питал особой привязанности к брату, а после того, как тот встал под знамена Волдеморта, вообще возненавидел. Но сейчас... Развивать мысли и дальше ему не дал Ремус. — Я думаю, — осторожно сказал он, двумя пальцами взявшись за цепочку самопроизвольно раскачивающегося медальона, — что это крестраж. Рыдания Кикимера стихли. Эльф во все глаза смотрел на медальон, словно больше всего на свете хотел немедленно выбросить его куда подальше, испепелить, утопить, да что угодно, лишь бы убрать с глаз долой. Те же чувства испытал и Сириус. Джеймс смотрел на медальон с нескрываемым отвращением, лишь одна Марлин ничего не поняла. — С чего ты решил, Луни? — поинтересовался Джеймс. Люпин протянул другу крестраж, который Поттер взял осторожно, словно боялся, что тот его укусит. — Сам убедись. Чувствуешь его? Поттер кивнул, сжав медальон в кулаке. Тот был холодным, словно его только что занесли с мороза, не перенимал тепло руки Джеймса и как-то странно пульсировал, точно крохотное сердце. — Ребята, я правильно поняла, что это нечто ужасное? — прошептала Марлин, судорожно кутаясь в шаль. Сириус обнял ее и зарылся носом в дивно пахнущие волосы жены. — Ты даже не представляешь себе, насколько, — мрачно сказал он. — В этой штуковине живет частица души Волдеморта. Марлин вздрогнула всем телом и прижалась к мужу еще крепче. Джеймс положил крестраж на стол. Медальон выглядел мирно, никому бы и в голову не пришло, что внутри золотого украшения скрывается самый настоящий кошмар. — Сейчас он безобиден, — поспешил сообщить Ремус, — не бойся, Марлин. — Да, это сейчас, — Джеймс решил раскрыть все карты сразу. — Но как только почует угрозу, то всем нам мало не покажется. Даже частица души способна на многое, когда находится на волосок от гибели. — Так чего мы ждем? — нервно спросила Марлин. — Уничтожим его, и дело с концом... — Ты слышала Кикимера, — Сириус кивком указал на все еще корчившегося на полу эльфа. — Эту дрянь ничто не берет. — Но ведь должен же быть способ разрушить его! — Марлин была в отчаянии. — Я не смогу спокойно спать, зная, что это находится в нашем доме рядом с нашей дочерью! — Тссс, не переживай, тебе противопоказано любое волнение... Мы что-нибудь придумаем. Не знаю... Дамблдору его отнесем, но дома точно не оставим. Кикимер, — позвал Сириус эльфа, — как эта гадость на мать повлияла? Она пыталась его открыть? — Хозяйка увидела медальон и велела Кикимеру рассказать о том, как он попал в сейф. Кикимеру ничего не оставалось, кроме как поведать о хозяине Регулусе, — понурившись, пробормотал эльф. — Хозяйке стало плохо, когда она узнала, что хозяин Регулус фактически покончил с собой, отказавшись служить Темному Лорду. Перед тем как потерять сознание, она сказала: «Я никогда себе этого не прощу». Эльф снова принялся всхлипывать. Марлин вызвала Лисси и велела ей позаботиться о Кикимере, после чего эльфы аппарировали прочь. Кабинет снова погрузился в тишину. Каждый думал о своем, но все мысли постепенно возвращались к главной проблеме — к крестражу. Что с ним делать наверняка знал только Дамблдор. Вызвался отнести медальон в Хогвартс Джеймс. Сириус подозрительно на него уставился и констатировал: — Что-то ты зачастил в Хогвартс, Сохатый. И, кажется, я знаю причину. — Да иди ты, — беззлобно отмахнулся от друга Джеймс, мгновенно понявший, к чему тот клонит. Но отрицать ничего не стал. Пускай думают, что хотят, их право. *** Сохранности ради (временно, конечно) Джеймс поместил медальон, как они выяснили, Слизерина в железную шкатулку, в которой он и хранился у Блэков, и отправился в Хогвартс уже на следующий день. Пришлось дожидаться начала уроков, чтобы не попасться школьникам на глаза, и Джеймс, чертыхаясь про себя, впервые пожалел, что отдал мантию-невидимку сыну. Дамблдор, слава Мерлину, оказался на месте, а то была у него такая особенность — в самый ответственный момент уезжать из школы. — Доброе утро, сэр, — Поттер, не дожидаясь приглашения, уселся в кресло, предназначенное для гостей. Дамблдор наколдовал чайник и чашки, но Джеймс вежливо отказался от угощения. — Простите, Альбус, не до того. У вас найдется немного свободного времени? Как раз на сегодняшнее утро у директора был запланирован урок с Лили, но Джеймсу он об этом говорить не стал, лишь кивнул, заинтересованно рассматривая шкатулку, которую поставил на стол гость. — Я так понимаю, это и есть причина твоего визита, Джеймс, — Дамблдор открыл шкатулку и, если Джеймс намеревался его удивить, то ему это определенно удалось. — Мерлин мой! — потрясенно выдохнул директор, осторожно вытаскивая из недр шкатулки медальон. — Откуда у тебя это, Джеймс?! — Вижу, вы знакомы с этим артефактом. Ни за что не поверите, где он отыскался и что на самом деле из себя представляет… Кратко пересказав Дамблдору все то, что поведал им эльф миссис Блэк, Джеймс поднялся со своего места и принялся ходить по кабинету. Дамблдор тем временем попытался открыть медальон, но, как и следовало ожидать, потерпел неудачу. — Видишь ли, мой мальчик, так вышло, что мне известно о крестражах Волдеморта, — вздохнул он. — Я уже много лет трачу на то, чтобы найти какие-то улики… — Погодите, — внезапно перебил его Джеймс, чуть подавшись вперед. — Вы говорите крестражах? Этот не единственный?! — Дождавшись утвердительного кивка, Поттер присвистнул. — Черте что, Дамблдор! Это ж кем надо быть, чтобы не единожды разорвать свою душу? — Тем же самым, кто покусился на убийство ребенка, — мрачно сказал директор. Джеймс внимательно посмотрел на него и к своему неудовольствию отметил, что Дамблдор намерен поговорить с ним очень и очень серьезно. — Что ж… У меня больше нет сомнений в том, что Гарри… — Что — Гарри? — Джеймс не на шутку разволновался и, сняв очки, принялся лихорадочно протирать их мантией. — Послушайте, я не Волдеморт и во всякие там пророчества никогда не верил и не поверю. Эта мошенница Трелони всего лишь пыталась произвести на вас впечатление и прибрать к рукам тепленькое местечко в школе, вот и устроила этот спектакль, на который Волдеморт и купился… Дамблдор поднял руку, прерывая словесный поток своего гостя. Джеймс открыл было рот, собираясь высказать все, что он по этому поводу думает, но тут в дверь тихонько постучали, и в кабинет вошла Лили собственной персоной. Увидев Джеймса, она так и застыла у двери, точно громом пораженная, да и Джеймс выглядел не лучше нее. Встречаться с ней снова не было никакого желания, да и не до того сейчас вообще, черт возьми! — Извините, профессор, я зайду позже, — пролепетала красная как рак Лили и попятилась к двери, но Дамблдор остановил ее. — Нет-нет, Лили, проходите, пожалуйста. Наверное, будет даже лучше, если вы оба узнаете… — Узнаем что? — ледяным голосом осведомился Джеймс. Лили скромно присела на краешек кресла и внимательно посмотрела на медальон, который все еще изучал директор. Ей очень хотелось хоть одним глазом взглянуть на Джеймса, но какая-то краска стыда заливала щеки и шею женщины. Ей было очень страшно прочитать в его глазах презрение и раздражение, которое он наверняка с трудом в себе подавлял в данный момент. — Ваш сын, — начал Дамблдор, и Лили вся съежилась: у нее было такое ощущение, что сейчас Джеймс его поправит словами «мой сын» и будет, черт возьми, прав, — не погиб в ту ночь на тридцать первое октября по той причине, что его спасла — или прокляла, это как посмотреть — ужасная сила искалеченной души Волдеморта. На тот момент злодей уже создал несколько крестражей, тем самым исказив свою душу до предела, что она разбилась вдребезги. Малейшее злодеяние могло обернуться против самого Волдеморта. И Проклятие Смерти сработало неправильно — оно не убило маленького мальчика в ту ночь. Оно превратило душу Волдеморта в паразита, и ее частица поселилась в Гарри. Лили, вскрикнув, прижала ладони к губам и залилась слезами. Дамблдор дал им время переварить эту кошмарную информацию, после чего Джеймс неестественно ломким голосом поинтересовался: — Как… как это отразится на Гарри? Что с ним теперь будет? — Возможно, частица души, паразитирующая в нем, никогда себя не проявит, ведь у Гарри есть самое главное оружие против Волдеморта, сила, которой сам он полностью лишен — Гарри способен любить. Но стоит ему начать хоть немного проявлять свои темные стороны, и это может обернуться настоящей катастрофой. — Что вы подразумеваете под «темными сторонами»? — тихо спросил Джеймс. — Ненависть? Злобу? Агрессию? Что? — О, их гораздо больше, чем мы можем себе представить, мой мальчик, — печально сообщил Дамблдор. — Но самое главное ты, пожалуй, угадал. Это действительно ненависть. — Но… может быть, существует какой-то способ извлечь из Гарри это, — в ужасе пролепетала Лили. — Хоть что-нибудь, профессор! — Полагаю, вы знаете, как именно нужно уничтожить крестраж? Джеймс отрицательно покачал головой. — Эльф Блэков говорит, что он все перепробовал. Видимо, здесь требуется что-то поистине разрушительное, после чего восстановить крестраж будет невозможно. Лично я из таких средств знаю только Адское пламя. Но убить своего сына таким жестоким образом я не позволю, Дамблдор! — Поттер почти сорвался на крик. — Скажите мне, давно вы в курсе, что происходит с Гарри? Почему вы столько лет молчали?! Дамблдор всей своей душой сочувствовал отцу и матери, чей ребенок подвергся таким ужасным испытаниям еще в младенчестве. Все, что он мог сейчас сказать, это: — Гарри ни в коем случае не должен знать о том, что являет из себя на самом деле. Ему будет сложно смириться с этим, он запаникует и возненавидит Волдеморта еще больше, чем когда-либо, что будет ему только на руку. Таким образом, мальчик превратится в подобие бомбы с замедленным механизмом. — Не знаю, что там Гарри являет из себя, как вы выразились, на самом деле, — язвительно заявил Поттер, — но этот мальчик еще совсем ребенок, и он мой сын. Кем бы он ни был, я не брошу его, понятно? И еще не дам вам втянуть его в ваши игры с пророчествами. Значит, так, — Джеймс шумно втянул в себя воздух и постарался успокоиться. — Вы говорите, что крестражей несколько, о некоторых вам известно, так? В таком случае мы должны отыскать их все и уничтожить, что не даст Волдеморту возможность возродиться… — Он… он жив? — бледнея, спросила Лили. Джеймс посмотрел на нее снисходительно. — Можно и так сказать. Пока все частицы его души не будут уничтожены, он вполне может вернуться. — Но… как же Гарри… — С ним все будет в порядке, я и близко не подпущу этого маньяка к своему сыну. — Нашему сыну, — шепотом поправила его Лили. Джеймс снова на нее посмотрел, чуть сузив глаза. Лили, сглотнув, выпрямила спину. — Однажды я уже оставила его на произвол судьбы. И если ты считаешь, что у меня хватит совести поступить так снова… — Да неужели? — Джеймс начал раздражаться снова. Да как у нее вообще язык повернулся упрекнуть его, в чем бы то ни было? Особенно в том, что он в ней сомневается. — А ты пойди для начала и спроси разрешение у своего муженька, Лили! Не думаю, что он будет сильно рад узнать, на что ты собираешься пойти ради… поттеровского отродья, — с отвращением скопировав интонацию Снейпа, выплюнул он. Лили вся снова сжалась. В ушах громом гремел ненавистный голос: «Забудь об этом мальчишке, Лили! Он не принесет нам ничего хорошего, попомни мои слова!» Страшным усилием разума, чему вот уже полгода учил ее Дамблдор, Лили выбросила слова мужа из головы и с удивлением обнаружила, что чувствует себя куда легче. Словно с души упал тяжелый камень, что тяготил ее все эти годы. Она поднялась с кресла и, смело глядя Джеймсу в глаза, заявила: — Меня не интересует, что скажет мне Снейп. И никогда не интересовало. Я собираюсь подать на развод. Дамблдор, явно не ожидавший такого поворота событий, спрятал довольную улыбку в свою длинную белоснежную бороду и деликатно удалился, предоставив Лили и Джеймсу неограниченное пространство для выяснения отношений. Что касается самого Поттера, то он был, мягко говоря, ошарашен, но тут же взял себя в руки. Он смотрел на Лили, а в голове между тем крутилось: «Ну ничего себе отнес крестраж Дамблдору!»