Бэмби и его мама

Мерзким утром мерзкого понедельника Сириус торопливо пил дорогущий кофе, презентованный коллегой из Штатов, и рылся в кипе каких-то бесполезных бумажек, надеясь отыскать среди них необходимые для жутко важных переговоров с итальянцами документы. В зачарованное окно барабанил такой же мерзкий, как и утро понедельника, дождь; по карнизу отбивал дробь град размером с горох — служащие отдела магического хозяйства снова чем-то недовольны. — Задолбали, — пробурчал Сириус, выражая общее мнение всего Министерства. Дверь его кабинета широко распахнулась. Сириус взбешенно выглянул из-за кипы макулатуры, намереваясь сорвать злость на бесцеремонном посетителе, так нагло нарушившем его пространство, но не успел. На него вихрем налетела его же собственная секретарша и повисла на шее, заливая воротник тщательно выглаженной рубашки обильными слезами. Кажется, у Эйприл была настоящая истерика. — Мис-стер Блэк, — рыдала девушка, размазывая тушь по впалым щекам; на губах, несмотря на водопад из глаз, играла донельзя счастливая улыбка. — Я… я… даже не знаю, как сказать, я… Спасибо вам огромное! — вдруг выдала она и шмыгнула носом. Сириус, скривив губы, жался к краю собственного стола, чтобы Эйприл не достала до его лица. Девушку это не остановило — она принялась покрывать лицо начальника мокрыми поцелуями, в перерывах причитая: — Я вовек не забуду вашей доброты, я буду работать, как проклятая, я… я… — Мисс Варм, — Сириус отодрал от своей рубашки цепкие ручки Эйприл, — может быть, вы потрудитесь объяснить, что это вы тут устроили? Эйприл тут же отстала от него, жутко смутилась и пошла красными пятнами от макушки до неглубокого декольте. Она вытащила из кармана какие-то жутко официальные с виду бумажки и положила их на стол перед оторопевшим Сириусом. — Четыре больницы, включая святого Мунго, — всхлипнула Эйприл и громко высморкалась в бумажный носовой платок. — Везде — везде! — она подчеркнула это слово, — результаты анализов отрицательные. Я абсолютно здорова! С минуту Сириус вспоминал, о каких анализах идет речь, и при чем тут непосредственно он сам. Эйприл сияла, как рождественская елка. Блэк выдавил более-менее радостную улыбку. — Ну что ж, мои поздравления, мисс Варм, — хмыкнул он и всучил ей ее анализы обратно. Девушка любовно поцеловала каждую бумажку и смахнула с них несуществующие пылинки. Осталось только в рамку над кроватью повесить. — Теперь заживете, как человек, верно? — Все благодаря вам, — немедленно воскликнула Эйприл, все еще шмыгая носом, но уже не плача. Сириус снисходительно покивал, надеясь, что девчонка отвяжется от него и займется наконец своей работой. Она тем временем рылась в сумочке и вскоре извлекла на свет небольшой мешочек, в котором явственно звенели монеты, и плюхнула его на стол перед Сириусом. — Это не вся сумма, — потупившись, призналась Эйприл, — но пока что это все, что у меня есть. Вы не возражаете, если я буду отдавать вам долг по частям? — Да какой там долг, — попытался выставить себя благодетелем Блэк. В конце концов, Марлин выделяла маглам на благотворительность в сотни раз больше. — Считайте это подарком на все дни рождения и Рождество… — Нет-нет, я так не могу, — решительно заявила Эйприл и буквально силой сунула мешочек с деньгами в руки обалдевшему от такой наглости Сириусу. — Вы же меня чуть ли не с того света вытащили, и кем я буду, если так и останусь вашей должницей?! — Так, ладно, — Сириус решительно отодвинул девушку и принял нормальное положение за столом, — ну вот что. Возьмите-ка эти деньги и отправляйтесь за подарком для моей жены. — Заметив крайне недоуменное выражение лица секретарши, соизволил пояснить: — Через две недели у нее день рождения, а уж вы наверняка должны знать, чего там хочется женщине получить в подарок… Эйприл на миг задумалась, затем ее лицо просветлело, и она согласно кивнула. — Все будет в лучшем виде, мистер Блэк, — уже у выхода пообещала Эйприл, обворожительно улыбаясь. Да уж, женщина воистину прекрасна, когда счастлива, даже несмотря на наличие кривоватых зубов. *** Все еще давясь от смеха, третьекурсники покидали учительскую, где профессор Люпин проводил у них практический урок защиты от темных искусств. Последним комнату покинул Ремус и украдкой подмигнул трясущемуся от беззвучного хохота Гарри. Затем заговорщически приложил палец к губам и закатил глаза к потолку. — Это… было… круто, профессор Лунатик! — задыхаясь, заявил Гарри, когда они все вместе направились в Большой зал на обед. Перед глазами все еще стоял Снейп, облаченный в наряд любимой бабушки Невилла Лонгботтома. После этого номера все остальные обличья боггарта и дурацкие положения, в которые ставили его третьекурсники, казались совершенно пресными. Гарри просто до ужаса хотелось лично сразиться с боггартом, но как выставить дементора на посмешище, он не имел представления. К тому же Ремус почему-то посчитал, что боггарт Гарри обратится Волдемортом, а паника в классе им была совершенно ни к чему. — Нюниус умоется! Рон захихикал, Гермиона осуждающе покосилась на друзей, но от Гарри-то не укрылось то, как уголки ее губ чуть-чуть приподнялись вверх. Ремус явно был польщен. — Когда мы учились на третьем курсе, боггарт Бертрама Обри принял вид профессора МакГонагалл. Тот не придумал ничего лучше, чем вырядить ее в наряд пасхального кролика. Бедняга Обри потом месяц ходил на отработки к Минерве, а впоследствии вообще заикался всякий раз, когда она попадала в поле его зрения. По дороге к ним присоединилась чем-то страшно довольная Лили. Компания тут же перестала хихикать и озадаченно уставилась на смотрительницу замка. Они с Люпином обменялись теплыми приветствиями. Гарри видел, как маму буквально распирало желание поведать им что-то жутко важное. В Большой зал подтянулся и профессор Снейп, который никак не мог понять, почему многие третьекурсники смотрят на него так странно, а некоторые перешептываются и хихикают, прикрывшись ладонями. Гарри видел, как Снейп нервно проверил свою мантию сзади, но та была черной и грязной, как и всегда. Снейп только поджал губы и прошлепал на свое место, старательно делая вид, будто оживленно что-то обсуждающих Ремуса и Лили вообще не существует в природе. — Я бы посмотрел на рожу Снейпа, если бы он увидел, как Невилл расправляется с боггартом, — прыснул в тарелку с супом Рон. — А я бы предпочел вообще эту рожу никогда не видеть, — скривился Гарри. После обеда он пошел к матери с твердым намерением узнать причину ее отличного настроения. Он вообще редко видел ее улыбающейся, но перемены ему однозначно нравились. Гарри не мог и дальше отрицать тот факт, что к Лили его попросту тянуло. Мама обрадовалась ему и открыла коробку шоколадных конфет с грецким орехом. Гарри терпеть его не мог, но, чтобы не обижать маму, покорно взял одну конфетку и отправил ее в рот. Жуя шоколад, он выразительно приподнял брови, затем сделал над собой усилие и проглотил конфету. — Што шлучилось? — невнятно спросил он, облизывая зубы. — У тебя такой вид, словно тебе предложили поселиться на Мальдивах. Лили таинственно улыбнулась. — О нет, Гарри, все куда приземленнее. Я написала твоему папе о проблеме Хагрида, и он пообещал сделать все, чтобы его оправдали. Ты же знаешь его — если он за что-то берется, то обязательно сделает все в лучшем виде. Гарри ощутил, как и без того хорошее настроение подскакивает чуть ли не до небес. — Так нужно рассказать обо всем Хагриду! — воскликнул он. — А то он в последнее время совсем расклеился… — Джеймс приедет завтра, и они сами все обсудят, — все еще светилась от радости Лили. Гарри тут же проницательно прищурился: — Признавайся, ты радуешься, что Хагрида есть кому защитить, или что папа приедет в Хогвартс? Лили засмеялась. — И то, и другое, — ответила она и вдруг удивленно покосилась на коробку с конфетами. — Почему не ешь? Кариеса что ли боишься? При виде конфет, из которых торчали ненавистные грецкие орехи, Гарри едва подавил обреченный вздох. *** Провожая гостя, Хагрид, наверное, в тысячный раз рассыпался в благодарностях. В его ладонях-лопатах рука Джеймса буквально тонула, но хогвартский лесничий продолжал благодарно трясти ее и в ближайшем будущем отпускать, кажется, не собирался. У Джеймса уже занемело плечо, и неизвестно сколько эта пытка еще продолжалась бы, если бы к хижине Хагрида не спустилась Лили. Лесничий напоследок потрепал Поттера по плечу и скрылся в своем доме, при этом как-то подозрительно подрагивая и шмыгая носом. Кажется, впечатлительный великан не смог таки сдержать слез. — Ну что? — первым делом спросила Лили, едва за Хагридом закрылась дверь. Они пошли по опушке леса, наслаждаясь приятным свежим воздухом. День стоял погожий, над Хогвартсом плавали облака-барашки, гигантский кальмар лениво нежился на мелководье. Настроение у обоих было прекрасное. — Можно помочь Хагриду? — Да как два пальца об асфальт, — хмыкнул Джеймс, щурясь на солнце. — Малфой просто возомнил о себе невесть что, все обвинения, предъявленные гиппогрифу, буквально высосаны из пальца. Десяток третьекурсников готовы подтвердить, что сынок Люциуса не проявлял должного внимания на уроке и вел себя намеренно оскорбительно. Я как раз собираюсь в замок, чтобы опросить студентов. — Кажется, ты серьезно настроен, — широко улыбнулась Лили. — Еще бы, — хмыкнул Поттер. — Сколько раз старина Хагрид выручал нас из передряг, перед Минервой выгораживал? — его лицо просветлело от нахлынувших воспоминаний. — Так что помочь ему — дело святое. О, — он остановился у старой березы, — помнишь, как я на четвертом курсе твоего котенка отсюда снимал? Лили приложила ладонь к сероватому стволу. — Ага. А на пятом грозился спрыгнуть с нее и сломать себе шею, если я тебя не поцелую. Джеймс выразительно покосился на Лили и сделал вид, будто серьезно задумался. Потерев ладони друг о дружку, он вдруг ухватился за низкую ветку и подтянулся на руках, словно хотел забраться на дерево. Лили захихикала совсем как школьница и потянула Поттера за мантию. — Ну хватит, Джеймс, — деланно строго сказала она, хотя улыбка так и просилась на губы. А затем она вдруг лукаво подмигнула ему: — Знаешь, теперь тебе вовсе необязательно рисковать своей шеей, чтобы выпросить у меня поцелуй. Джеймс спрыгнул на землю, стряхнул с рук грязь и приподнял одну бровь. В ответ Лили только пожала плечами. — А можно? — с необычайной серьезностью вдруг спросил Джеймс. Карие глаза смотрели сосредоточенно и упрямо. Лили ощутила легкую дрожь вдоль позвоночника. — Ну не здесь же, — хмыкнула она, хотя все нутро отчаянно протестовало. Здесь и сейчас, черт все побери! Решив немного подразнить Поттера, она легко побежала в замок, чувствуя, как на легком сентябрьском ветру развеваются волосы и рабочая мантия. Она не слышала шагов Джеймса за спиной, но буквально кожей чувствовала, что он следует за ней по пятам. В коридорах старинного замка было пусто, занятия были в самом разгаре. Мимо с невозмутимым видом проплыли два беседующих призрака, как всегда не обращающие внимания на живых людей рядом. Лили ступила на самодвижущуюся лестницу, и та, не дожидаясь ругнувшегося позади Джеймса, плавно поехала вверх. Лили залихватски показала ему язык и засмеялась, когда тот картинно схватился за волосы. «Просто детский сад какой-то», — вертелось в голове Лили, но ей же нравилось это, Мордред раздери ее! На четвертом этаже она замерла, прислонившись затылком к прохладной стене и с наслаждением прикрыв глаза. Вскоре раздалось сердитое сопение Джеймса, преодолевшего расстояние в четыре этажа пешком. Впрочем, он добирался до места разве что на пять минут дольше чем Лили. Он выразительно покосился на нее, а она вдруг схватила его за галстук и со смехом втолкнула в жутко тесный чулан, где хранились чистящие средства, оставшиеся здесь еще со времен Филча. В нос ей тут же ударил сильный запах пятновыводителя, но с этой каморкой у обоих были связаны очень яркие воспоминания. — Старый добрый чулан, куда мы слиняли с травологии, — вспомнил Джеймс, обводя взглядом пыльные полки и вонючие банки. У Лили кружилась голова от отвратительного запаха, а может и по другой причине. Воспоминания были свежими, словно принадлежали вчерашнему дню, а Джеймс был так рядом… — Тогда ты еще сказала, что ни за что не станешь писать за меня эссе, а я… Она изловчилась и заткнула его поцелуем, вцепившись пальцами в воротник рубашки. Не растерявшись, Джеймс ответил, запуская пальцы в ее растрепанную шевелюру. Тогда тоже было темно, было ужасно неудобно среди всей этой бытовой химии, ужасно стыдно и одновременно с тем невыносимо приятно. Кажется, на седьмом курсе от Лили Эванс осталось лишь имя, репутация же пай-девочки полетела драклу под хвост. Она лишилась девственности далеко не так романтично, как себе представляла это важное событие, но это был Джеймс, а больше ей ничего и не требовалось. — Это было шестнадцатое октября, — прохрипела она, обхватывая напряженную шею Поттера руками. Тот исследовал губами ее лицо и шею, щекотал чувствительную кожу горячим языком. — Что? — его голос тоже звучал хрипло. — Мы впервые переспали шестнадцатого октября семьдесят седьмого года. Здесь, в этой дурацкой каморке, во время скучного урока травологии… — Ахмф, — раздалось в ответ. Губы Джеймса продолжили свою исследовательскую деятельность. — Черт, что мы творим, — простонала Лили, но остановиться уже не могла. Руки сами потянулись к ремню на брюках Джеймса. — Кажется, собираемся трахнуться, — пояснил очевидное Джеймс, и Лили почувствовала, как он улыбается. — Время идет, а мы не меняемся, — хмыкнула она, обхватывая его ногами. Лопатки больно врезались в стену, по лицу и спине градом катился пот, а внизу живота стремительно завязывался теплый узел. Джеймс осторожно удерживал ее на весу, а его руки тем временем умело расправлялись с блузкой Лили и очерчивали полукружья грудей, спрятанных за голубым кружевным лифчиком. Лили тихо протяжно застонала, когда Джеймс припал губами к одному из сосков. — Ох-х, Поттер, хочу тебя, хочу… — Что-что? — хитро прищурился этот наглец. Внутреннюю часть бедер опалило прикосновением его возбужденной плоти. — Не слышу. — Хочу тебя, — с наслаждением повторила Лили, запрокинув голову к затянутому паутиной потолку. — Хочу, Джеймс, хочу-у-у… — Повтори еще раз, — попросил он, опуская голову. Черные волосы щекотали кожу и доводили до экстаза одним своим запахом. — Твою мать, Поттер, ты издеваешься?! Я хочу, чтобы ты меня трахнул! — вскрикнула Лили, пытаясь сорвать с него мантию. Губы нежно прошлись по щеке и замерли где-то в районе уха, обжигая бархатным дыханием. — Из-под Нюниуса давно? Сказка разбилась, как хрустальная ваза, оставленная на краю полки. Лили вынырнула из объятий наслаждения, словно ей на голову вылили ведро ледяной воды. В темноте глаза Джеймса казались почти черными, в них невозможно было прочесть абсолютно ничего. Он осторожно опустил ее на пол и почти равнодушно застегнул ширинку и ремень, после пригладил волосы и прислонился плечом к полке с какими-то химикатами Филча. Лили, потная, красная, растрепанная, сидела на полу с вековыми наслоениями пыли и грязи и пыталась стыдливо прикрыть оголенную грудь своей мантией. В глазах скопились жгучие слезы ненависти и боли. Она подняла на невозмутимого Джеймса взгляд и крепко сжала губы. О нет, дорогой, она не позволит тебе себя унизить, особенно после того, что только что чуть было не произошло! — И что теперь? — спросил Джеймс, глядя на нее сверху вниз. — Ничего, — буркнула она, торопливо застегивая одежду и поправляя волосы. Из коридора раздался громкий звонок с урока, из классов высыпали громко переговаривающиеся студенты. — Лучше просто проваливай, ладно? — Лили устало прикрыла глаза и поднялась на ноги. — А что так? Ты больше не горишь желанием, чтобы я тебя отымел? Не выдержав, она схватила первую попавшуюся банку и что было сил запустила ее в Поттера. Уворачиваться ему было некуда, но банка все равно оказалась пустой. Лили била дрожь, от ярости тряслись руки, а от унижения горели щеки. В голове вместе с кровью шумело издевательское «Из-под Нюниуса давно?». Но самое страшное — она не хотела, чтобы Джеймс уходил. — Убирайся, — простонала она, отворачиваясь к стене и закрывая лицо руками. Сейчас ей и без того хреново, и будет еще хуже, когда он исчезнет, но Лили испытывала какое-то мрачное удовлетворение от причиняемой самой себе боли. Она чувствовала, как Джеймс склонил голову, как-то по-братски коснулся губами ее макушки и вышел, плотно закрыв за собой дверь. Чулан, на миг наполнившийся ослепительным светом, вновь погрузился в кромешную тьму. «Из-под Нюниуса давно?» Наверное, еще никогда в жизни ей настолько не хотелось жить. *** Гарри и Рон, прячась от Гермионы, учились курить в туалете Плаксы Миртл. Магловские сигареты, выменянные у Дина Томаса на порножурнал из коллекции братьев Уизли, оказались редкостным дерьмом, но зато дарили ощущение того, что ты, мать его, жутко взрослый. Справившись с первым приступом кашля, Гарри затянулся снова, и в этот момент дверь кабинки, где они прятались, широко распахнулась. Чуть не подавившись пеплом, Гарри снова закашлялся, на глаза навернулись слезы, а Рон истошно заорал: — Вы что, мать Мерлинову, тут делаете?! Сфокусировав взгляд, Гарри обнаружил в дверном проеме две абсолютно одинаковые ухмыляющиеся физиономии, принадлежащие Фреду и Джорджу Уизли. Позади них кружила Плакса Миртл собственной персоной и напевала какую-то оду своей безрадостной кончине. — Шалите, малыши? — Фред шутливо погрозил младшему брату и его другу пальцем. — Идите нахрен, — буркнул Рон, туша недокуренную сигарету и швыряя ее в унитаз. — Только вместе с тобой, Ронни, — Джордж обхватил брата за шею и потер костяшками пальцев его макушку. Рон вырвался, но вид у него был какой-то помятый. — Ладно, расслабьтесь, сосунки. Мы вас не видели, вернее, то, чем вы тут занимались… — Звучит так, будто они дрочили на Плаксу Миртл, — хмыкнул Фред. Рон попытался пнуть брата локтем, но промазал и врезался в дверной косяк. — Вообще-то мы хотели отдать Гарри его имущество, — признался Джордж и протянул недоуменно заморгавшему Гарри какой-то ветхий кусок пергамента. — Торжественно клянусь, что замышляю только шалость. Глаза Гарри расширились и стали напоминать галеоны, когда на пергаменте проступили слова «Господа Лунатик, Бродяга, Сохатый и Хвост представляют вам Карту Мародеров». Рон выглядывал из-за его плеча и пока что явно не врубался. — Вы нашли ее! — возопил Гарри, отчего Рон испуганно шарахнулся назад и стукнулся затылком о кафель. — С ума сойти, ребят… — Вижу, ты в курсе, что это за вещица такая, — близнецы обменялись немного разочарованными взглядами. Наверняка они надеялись произвести на Гарри впечатление, но им и без демонстрации возможностей карты это удалось. — В общем, мы решили отдать ее законному владельцу, — с крохотным сожалением в голосе закончил Фред. Не веря своим глазам, Гарри жадно любовался диковинной картой, о которой столько слышал от отца, Ремуса и Сириуса. Он знал, что на седьмом курсе Филч изъял ее у них, и оставалось только догадываться, каким образом Фреду и Джорджу удалось наложить на нее лапы. — Откуда вы взяли, что карта принадлежит Гарри? — Рон переводил взгляд с одного брата на другого. — Видишь ли, Рональд, — Фред провел рукой по волосам, — мы случайно услышали, как Гарри называл нашего многоуважаемого профессора Люпина Лунатиком. Сложить два и два даже нам по силам. Гарри, ты только на один вопрос ответь: кто из них, — он кивнул на прозвища Мародеров, — твой отец? — Сохатый, — ответил Гарри, наблюдая за точкой, помеченной его же именем и находящейся в компании Фреда, Джорджа и Рональда Уизли, а также Миртл Пэванси. Невероятно, карта даже привидения показывала, не говоря уже об их настоящих именах! Близнецы выглядели невероятно довольными собой. Прихватив по сигарете, они удалились, предварительно поинтересовавшись, в курсе ли Гарри, как нужно деактивировать карту. Гарри посмотрел на них так, словно они смертельно его обидели. — Потрясающе, — выдохнул Рон, любуясь творением рук Мародеров. Он тщательно спрятал сигареты в школьную сумку, и мальчики направились к выходу из туалета. Вслед им неслись недовольные завывания Миртл. — Гарри, ну-ка понюхай, от меня табачным дымом не несет? А то Гермиона с нас точно три шкуры спустит, ты же ее знаешь… Гарри повел носом и уловил лишь легкий сигаретный запах. Впрочем, пока они дошли до башни Гриффиндора, он уже выветрился. — Смотри, твоя мама куда-то несется, как на пожар, — вдруг ткнул пальцем в точку, подписанную «Лили Эванс», Рон. — Может, что-то случилось? Лили явно направлялась в свой кабинет, причем Рон был прав — она в буквальном смысле бежала, расталкивая попадавшихся ей по пути школьников. К границе карты двигалась тем временем точка, помеченная именем Джеймса Поттера. Вскоре она пропала, значит, отец был в школе, но уже покинул ее. Гарри ощутил, как в животе что-то нехорошо екнуло. — Рон, отнеси, пожалуйста, карту в спальню. Ни к чему, чтобы ее кто-то видел, — сам он поднялся с дивана и направился к портрету Полной Дамы. — Я к маме. Рон не стал задавать ненужных вопросов. А Гарри спешил к кабинету Лили. Что-то подсказывало ему, что все просто ужасно.