Бэмби и его мама

Гарри подошел к кабинету Лили с гулко бьющимся сердцем. Дверь почему-то была приоткрыта, видимо, Лили в спешке совершенно про нее забыла. Гарри, робея, вошел внутрь и прикрыл дверь. Из спальни раздавались приглушенные всхлипывания. — Мам? — позвал он, но ему никто не ответил. Мальчик прошел в комнату и обнаружил Лили на кровати. Она сидела, обхватив ноги руками и низко опустив голову. Рыжие волосы растрепались и рассыпались по вздрагивающим плечам огненным водопадом. Гарри присел рядом и неловко погладил мать по руке. Лили вздрогнула и подняла на него взгляд. Выглядела она ужасно — по щекам размазалась тушь, глаза были красными и опухшими, но, заметив сына, Лили улыбнулась. — Привет, — тихо сказала она и провела рукой по щеке зардевшегося Гарри. — Как ты? — Да я-то в порядке, — Гарри критически оглядывал мать, — а с тобой что? Лили снова улыбнулась и помотала головой. — Ничего. — И поэтому ты изображаешь из себя Ниагарский водопад? — скептически приподнял бровь Гарри. — Мне-то можешь рассказать, что у тебя случилось. Лили не отвечала. Гарри закатил глаза и улегся на ее кровать прямо в обуви, сложив руки на животе. Он глазел в потолок, всем своим видом давая понять, что уходить просто так не намерен. Лили легла рядом и положила голову ему на плечо. — Я знаю, что папа был в замке. Она вздохнула. — Ну, мы… немножко повздорили, не бери в голову. — Немножко? — хохотнул мальчик. — Что-то ты темнишь, мам. Выкладывай, что он тебе наговорил? Или он тебя ударил?! Гарри ляпнул это специально. Его добрый отец никогда бы не смог ударить женщину, но, кажется, фраза подействовала. Лили гневно сверкнула глазами. — Нет! Мы… ох, мы попали в идиотскую ситуацию, — она вдруг жутко покраснела, — да я сама виновата! Понадеялась невесть на что, а он… Ну он мне Снейпа и припомнил… Лили вдруг истерически хихикнула. Гарри с трудом подавил желание зарычать. Опять этот Снейп! Кажется, у него скоро выработается отвратный рефлекс на эту фамилию. — Но я уверена, что он не со зла, — Лили, кажется, вовсю наслаждалась тем, что сын рядом. Она перестала рыдать и поудобнее устроилась на плече у Гарри. Ему в свою очередь было не слишком удобно, но он не делал никаких попыток отодвинуться. — Я же знаю, что здорово его обидела. — Я одного не пойму, хоть ты меня убей, — нахмурившись, Гарри снова принялся изучать потолок. — Почему ты не хочешь рассказать ему про легимиленцию? — Легилименцию, — машинально поправила его Лили. Гарри равнодушно кивнул, соглашаясь. Ему было все равно, как эта ерунда называлась, он хотел, чтобы все уже наконец наладилось. — Я думаю, он мне не поверит. — Что-о? — рассмеялся Гарри. — Мам, это самая нелепая гипотеза, какую я только слышал в своей жизни. А наслушался я их предостаточно, я ведь рос с Венерой Блэк. Я же тебе поверил! — Знаешь, как бы ты ни был похож на папу внешне, характер у тебя все же скорее мой. А своего отца ты знаешь — он ужасно вспыльчивый, сначала делает, а потом уже думает… — Ну да, но так же быстро отходит. Думаю, он уже сто раз пожалел о том, что наговорил тебе сегодня. Хочешь, я сам ему расскажу, как дело было? — Не надо, — грустно вздохнула Лили, — он еще чего доброго решит, что я и тебе мозги запудрила. — А если тебе поговорить с Ремусом? — воодушевленно спросил Гарри. — Уж его папа точно послушает! Я вообще удивляюсь, почему ты до сих пор этого не сделала! Лили посмотрела в глаза сына, которые так и светились надеждой и жаждой справедливости. Как объяснить ему, что слишком много воды утекло? Но разочаровывать Гарри она не могла, не имела права. Она и так слишком долго была ему плохой матерью. — Ладно, может, ты и прав, — она чмокнула его в лохматую макушку. — Пойдем на ужин? Только подожди, я себя в порядок приведу. Она метнулась к зеркалу и в ужасе прикрыла глаза, когда увидела свое отражение. Потом нервно хихикнула и достала палочку, чтобы уничтожить следы слез. Гарри терпеливо дожидался ее у двери. Лили вдруг с улыбкой подумала о том, что будущей девушке сына невероятно с ним повезет. После ужина она вернулась к себе еще более задумчивая и грустная. Лили села за стол, вытащила из ящика новенькую тетрадь, окунула перо в чернильницу и, подумав немного, начала писать: «Это довольно странное чувство, но оно есть. Мне кажется, оно похоже на какое-то проклятие. Рано или поздно меня предают все, кто мне так или иначе дорог… Началось все еще в детстве, когда моя сестра позавидовала тому, что я оказалась волшебницей, а она нет. Впоследствии я не раз мечтала о том, чтобы все было наоборот — мне ужасно не хватало Петуньи и наших некогда теплых чувств. Второй удар произошел у школьного озера, где Северус обозвал меня грязнокровкой. На правду, как известно, не обижаются, и все же было очень больно. С его стороны это было страшное предательство. Сейчас я понимаю, какой глупой была тогда, глупой-глупой максималисткой… Но сделанного не вернешь, а мне не очень-то и хочется. Третий удар пришелся с той стороны, с которой я меньше всего ожидала. Мэри МакДональд, которая отчасти заменила мне сестру, предала меня, когда начала встречаться с Джеймсом. Я никогда не забуду ее слова, брошенные мне тогда: «Я ненавижу тебя, великолепная Лили Эванс, за то, что тебя он любит, а меня — нет». Возможно, мне не стоило тогда мешать им быть вместе? Ведь сейчас, спустя столько лет, я, кажется, поняла одну вещь — Джеймс вовсе не моя судьба. Слишком много препятствий было на пути к нашему счастью: моя гордость и самомнение, его подростковые фокусы, которые выводили меня из себя; далее, Северус сыграл в моей неприязни к Поттеру далеко не последнюю роль… Я ни минуты не сомневалась, когда произносила слова клятвы на нашей с Джеймсом свадьбе. Но даже после того, когда я, казалось, стала принадлежать ему до конца своих дней, грянуло четвертое предательство. Северус… Что тобою двигало в тот момент, когда ты пудрил мне мозги на нашей старой детской площадке? Что заставило тебя поступить так низко, так мелочно? Неужели ты был счастлив все эти годы, зная, что рядом с тобой меня удерживает лишь тоненькая нить твоей магии? Ты не хотел детей, не хотел делить меня ни с кем, особенно с моим сыном, за которого я бы жизнь отдала. Сейчас ты ненавидишь его больше, чем Джеймса. Откуда в тебе столько злости и ненависти? Мне жаль видеть то, во что ты превратил себя. Если первое предательство я худо-бедно простила тебе, то второе — никогда. Я думала, что на этом удары по мне закончатся. О, как же я ошибалась! Сегодняшнее предательство и назвать таковым сложно, но почему мне тогда так плохо и больно?.. Я смутно помню день, когда ушла от Джеймса. Знаю только то, что мои слова били его, как камни. Я повторяла ему все то, что сказал мне Северус, а говорил он тогда много… Сегодня Джеймс отомстил мне весьма и весьма красиво, очень в стиле Сириуса, я бы сказала. Сейчас, когда я пытаюсь взглянуть на ситуацию в чулане его глазами, то вижу себя… нет, лучше бы мне этого не видеть. Кем я выставила себя перед ним? Очевидно, он считает, что история повторяется с филигранной точностью. И его слова еще долго будут преследовать меня повсюду: «Из-под Нюниуса давно?» Так сказал мне Джеймс, и имею ли я право винить его? Я заметила еще одну особенность всех этих предательств. Люди ненавидят и бьют меня за то, в чем я не виновата. Не виновата, что родилась волшебницей; не виновата, что родилась грязнокровкой; не виновата, что Джеймс когда-то полюбил меня, а не Мэри; не виновата, что Северус не умеет бороться честно. И еще я не виновата в том, что поддалась чарам легилименции, которые увели меня от мужа и сына. Но виновата я, пожалуй, только в одном — что не умею справляться с трудностями и предпочитаю просто свернуться в клубочек и плакать, как первокурсница, которую дернули за косичку и спрятали сумку в мужском туалете. Возможно, будет лучше, если я уеду? Туда, где меня никто не знает. В конце концов, начать новую жизнь никогда не поздно. А я… просто устала». Поставив точку, Лили закрыла тетрадь и сунула ее обратно в стол. Еще в детстве мама говорила ей, что наболевшее лучше всего выплескивать на бумагу. Она все стерпит, внимательно выслушает и не осудит. Лили так и сделала и ощутила, как ей действительно стало чуточку легче. Возможно, ей и вправду стоит уехать? Лили медленно поднялась со стула и направилась в спальню, где вытащила из шкафа небольшой чемодан. Ее одежда была аккуратно развешена в гардеробе, сейчас она неопрятным комом отправилась в дорожную сумку. Лили работала почти на автомате, руки, казалось, жили своей жизнью. Она скопила достаточно средств, которых должно хватить на первое время. Да. Решено, она уедет и оставит всех в покое. Им не придется предавать, а ей — переживать очередное предательство. — Мам, я тут спросить хотел… О, — голос Гарри заставил ее вздрогнуть и вынырнуть из объятий апатии. Сын стоял в дверях ее спальни и, сдвинув брови, наблюдал за сборами. — Ты куда-то собираешься? Комкая в руках синюю выходную мантию, Лили села на кровать и уставилась в окно. Гарри подошел к чемодану и покосился на кашу, что там царила. — Всем будет лучше, если я уеду, — глухо отозвалась она. Гарри сел рядом. — Да? Даже мне? Она посмотрела на него ясным взглядом, будто впервые увидела. Гарри буравил злым обиженным взглядом одну точку перед собой, судорожно сжимая кулаки. — Снова хочешь бросить меня? Лили будто пощечину влепили. Она прижала сына к себе, вдыхая запах его волос. Если в этой чертовой стране еще и оставалась причина, по которой она должна была остаться, то эту причину звали Гарри. Он вдруг неожиданно зло вырвался из ее объятий. — Я только привык к тому, что у меня есть мама! Зачем ты так поступаешь?! Ты… ты… — Гарри не кричал, совсем наоборот, он говорил тихо, но его слова били по барабанным перепонкам больнее, чем самый громкий ор. — Ты можешь обижаться на отца, сколько влезет, но почему я должен снова все это переживать? — Гарри, подожди, остынь, — Лили схватила его за руку, — я не уеду, обещаю! Я больше никогда не брошу тебя, сынок! — Я тебе не верю, — жестко отрезал мальчик, вырываясь. — Ты — ужасная эгоистка, ты думаешь только о том, что будет лучше тебе!.. — Так, — Лили набрала в легкие побольше воздуха и прикрикнула: — А ну успокойся! Как ты разговариваешь с матерью?! Удивительно, но подействовало: Гарри заткнулся и беспомощно открывал и закрывал рот. Видимо, от неожиданности не мог подобрать нужных слов. Лили поздравила себя с этой мрачной победой. Хватит быть мямлей и стелиться перед избалованным ребенком, пора, наконец, стать настоящей матерью! — Я сказала, что никуда не уеду, значит, я не уеду, — спокойно заявила она и взмахом волшебной палочки отправила свою одежду обратно в шкаф. — А вам, молодой человек, следовало бы выбирать выражения в присутствии матери. — Извини, — буркнул Гарри, успокаиваясь. Было видно, что слово далось ему нелегко. — Я просто не хочу тебя снова потерять. Я хочу, чтобы мы все уже наконец-то помирились и зажили, как одна большая и нормальная семья! — Так и будет, — твердо ответила Лили, убирая злосчастный чемодан. — Я тоже этого хочу. Она потрепала сына по волосам. Тот выдавил из себя подобие улыбки. — Точно не уедешь? — с подозрением спросил он, уже собираясь уходить. — Ну я же пообещала, — улыбнулась Лили. — Кстати, — вдруг вспомнила она, — ты что-то хотел спросить у меня? — Хотел, — нахмурился Гарри, — но уже забыл… А, — вспомнил таки он, — так как там дело Хагрида? — Все будет хорошо, спасем мы нашего друга. А Малфои, — она хитро подмигнула сыну, — пусть сидят и локти свои аристократические кусают. — Они еще не знают, с кем связались, — подытожил донельзя довольный Гарри. *** В день Хэллоуина состоялся долгожданный поход в Хогсмид. Правда, кое-кого он не обрадовал, а наоборот вогнал в тоску. Венера с кислым видом кивала друзьям, обещавшим принести ей сладостей и каких-нибудь забавных штучек из деревни. Рон предложил воспользоваться мантией-невидимкой, но Гермиона была возмущена таким вопиющим нарушением правил до глубины души. Рон в ответ на ее контраргументы надулся, а Гарри только возвел глаза к небу. От нечего делать Венера решила проведать Ремуса. Приближалось полнолуние, так что Лунатик в последнее время выглядел не слишком-то привлекательно. Венера очень любила своего крестного и хотела поддержать его в это непростое для него время. Хотя с ликантропией ему стало куда легче бороться благодаря заграничному лечению, в глубине души Ремус все еще считал себя опасным для общества. Бабушка пришла в ужас, когда узнала, кого ее сын намеревается сделать крестным своей дочери, но папа за двенадцать лет ни разу не пожалел о своем выборе. — А, Эни, — улыбнулся Ремус: он был единственным, кто понимал, как сильно Венера ненавидела сокращение «Ви-Ви», поэтому звал ее Эни, — привет. Ты чего такая кислая? Венера плюхнулась на стул, стоявший у стола Ремуса, и подтянула к себе какой-то пергамент. Это оказалось эссе шестикурсников о дементорах. — Все в Хогсмиде, — буркнула она. Ремус понимающе улыбнулся и налил им чаю. — На будущий год и ты пойдешь… — Знаешь, Лунатик, ты семнадцатый человек, кто сказал мне это за один только сегодняшний день, — фыркнула девочка. — Кстати, первое, что я сделаю, когда окажусь в Хогсмиде — это залезу в Визжащую хижину. — На самом деле ничего особенного там нет, — Ремус раскусил печенье. — Мебель я всю переломал, а обои подрал. — Ну и что? — пожала плечиками Венера. Добавить она ничего не успела — в дверь кабинета постучали. — Войдите, — пригласил Ремус. Визитером оказался Снейп собственной персоной. В его руках был кубок с дымящимся варевом. При виде Венеры, восседающей за учительским столом, Снейп презрительно скривил губы, а когда отвернулся, девочка очень выразительно сделала вид, будто ее стошнило. — Спасибо, Северус, — улыбнулся Люпин; Венера же искренне недоумевала, как у Рема только выдержки хватает не схватить злосчастный кубок и опрокинуть его на немытую башку. — На здоровье, — скривился Снейп. — Выпейте сразу, Люпин. — Конечно, — кивнул Ремус, все так же дружелюбно улыбаясь. Снейп посмотрел на Венеру, которая с невинным видом рассматривала принесенное им зелье и наконец спросила: — Аконитово? Снейпа явно передернуло, когда Люпин кивнул в ответ. Ну конечно, этому сальноволосому, наверное, до зубной боли противно, что ребенок способен терпеть рядом с собой оборотня, да еще и дружить с ним. — Мисс Блэк, — заговорил Снейп, — позвольте поинтересоваться: вас дома не научили здороваться? — Я уверена, что мои домашние дела вас не касаются, профессор Снейп, — ласково ответила Венера, сверкая улыбкой. Люпин едва заметно усмехнулся: ну до чего же маленькая нахалка похожа на Сириуса! Снейп, видимо, подумал о том же, но явно не с нежностью, как Люпин. — Минус пять очков Гриффиндору за хамство учителю, — рявкнул он и убрался прочь. — Ха-ха, — презрительно фыркнула ему вслед Венера. Ремус тем временем поднес бокал к губам и отхлебнул немного зелья. Судя по тому, как он поморщился, питье было преотвратным. — Рем, не хочу показаться паникершей, но Нюниусу ничего не стоит тебя отравить. — Что за глупости? — строго взглянул на крестницу Ремус. — Ничего не глупости! Серьезно, тебе что, зелье больше сварить некому? Давай лучше Лили попросим, она вроде как неплохо во всем этом разбирается… Ремус, ну пожалуйста, — Венера чуть не плакала, — я не доверяю Снейпу! Если Джеймс с папой узнают, что ты пил его зелье… — О Господи, ладно! — сдался под умоляющим взглядом девочки Люпин. Поттер и Блэк и в самом деле шкуру с него спустят, когда узнают. Не то чтобы его это пугало, просто не хотелось, чтобы близкие еще и из-за него переживали. — Сегодня же попрошу Лили заняться зельем для меня, довольна? Венера с хитрющей улыбкой радостно закивала. Они еще поболтали о всякой ерунде, подразнили скребшего длинным палкообразным пальцем аквариум гриндилоу, пока часы не возвестили о том, что банкет по случаю Дня всех святых начнется через полчаса. Значит, Гарри и компания уже вернулись из Хогсмида, а Венере не терпелось взглянуть на все то, что они ей принесли. Погрозив Ремусу напоследок пальцем, Венера покинула его кабинет и направилась к башне Гриффиндора. Настроение после вечера с крестным было просто прекрасным. Вдруг прямо перед ней выросла невысокая фигура, скрытая черным рваным балахоном. В приступе малодушия Венера приняла незнакомца за дементора, но тот вдруг высунул палочку и пальнул в нее каким-то проклятием. Перед глазами все почернело, и в следующий миг девочка лишилась чувств. *** Гарри, несмотря на печальный опыт, все же любил Хэллоуин, особенно тот, что праздновался в Хогвартсе. Для Гермионы праздник носил какое-то историческое значение, Рон же просто радовался возможности вкусно поесть. А после многочасовой прогулки по украшенному к Хэллоуину Хогсмиду аппетит у всех разыгрался просто нешуточный. Венеры в башне не было, значит, она уже в Большом зале. Но за столом Гриффиндора Гарри ее не нашел. Это слегка обескуражило. — Привет от дементоров, Поттер, — не удержался от колкости Малфой, восседающий за столом Слизерина. «Ничего, — мстительно усмехнулся Гарри, — недолго тебе пировать осталось, индюк белобрысый!» Гарри покосился на стол преподавателей. Лили и Ремус о чем-то весело разговаривали, а по другую сторону Снейп явно соревновался в мрачности с тучами, бороздившими заколдованный потолок зала. Поймав взгляд Гарри, мама и Лунатик улыбнулись и махнули ему, и мальчик махнул в ответ. Но отсутствие Венеры стало напрягать его, и он обратился к сестренке Рона, сидевшей рядом с близнецами: — Джинни, ты не видела Венеру? Она здорова? Джинни залилась краской и отрицательно покачала головой. Гарри нахмурился и посмотрел на свой ростбиф, который мгновенно перестал казаться ему аппетитным. — Куда ты? — недоуменно крикнула ему вслед Гермиона, когда он выбрался из-за стола и направился к выходу. Вслед ему смотрела добрая половина школы. Гарри торопливо взлетел на седьмой этаж, ворвался в пустую гостиную и помчался в свою спальню за картой Мародеров. Густое скопление точек в Большом зале не давало увидеть имена полностью, но он знал, что Венеры там все равно нет. Пробежавшись взглядом по карте, Гарри наконец заметил ее и облегченно вздохнул. Правда, облегчение тут же уступило место недоумению. Что Венера забыла в кладовке на третьем этаже?.. Он помчался вниз, на ходу сворачивая карту и убирая ее в карман мантии. У нужной двери затормозил, не в силах поверить своим глазам. Ярко-красной краской, пугающе похожей на кровь, на двери были коряво написаны слова «Шалость удалась». Гарри рывком распахнул дверь. Венера лежала на пыльном полу, раскинув руки. Она была без сознания.