Как Колин был поэтом героев и героем поэтов

Как сказал ученый муж: «Гомер — поэт царей и царь поэтов!» Вот бюст Гомера. Так на всех на нас незрячими очами смотрит вечность. Кто ощущает это, может встать и выразить себя в рукоплесканьях. В. Коркия, «Козлиная песнь, или Гекуба»

      Эта странная история началась, когда Колин сломал ногу в начале летних каникул. Хотя, пожалуй, нет, началось всё гораздо раньше…       Придя в себя после атаки василиска, Колин быстро выяснил, что чудовище победил Гарри Поттер. Его герой! Победил напавшего на него монстра! Естественно, Колин должен был узнать всё. До самого конца учебного года он носился по замку, выспрашивая у каждого встречного подробности поизошедшего. Ходившие по школе слухи были разнообразны и противоречивы. Однако фортуна была благосклонна к юному искателю истины (и приключений на свою голову, хотя на этот титул в школе было ещё много претендентов). Ему удалось несколько раз подслушать беседы учителей, а главное — разговор Гермионы с Роном и Гарри, рассказывавшими ей обо всём, что она пропустила, когда окаменела.       Постепенно перед Колином вырисовывалась полная картина подвига. Нет, Подвига! Он был глубоко убеждён, что подвиги полагается увековечивать. Вот только как? Естественно, первым, что пришло в голову, были фотографии. Но во-первых, фотографии не соответствовали масштабу свершения, а во-вторых, к его великому сожалению, во время Битвы с Василиском (Колин даже в мыслях называл её вот так, с заглавной буквы) его не было рядом, чтобы запечатлеть историческое событие на плёнке. И хотя все детали он разузнал в мельчайших подробностях, момент для съёмки был упущен безвозвратно.       В задумчивости, граничащей с унынием, Колин брёл по коридорам Хогвартса, совсем не разбирая дороги. Когда он пришёл в себя, то понял, что заблудился. Пытаясь разобраться, где же он всё-таки находится, Колин медленно пошёл вперёд, внимательно разглядывая картины на стенах. Вот оно! Картины! То, что не удалось сфотографировать, можно изобразить на картине! Он прикрыл глаза, представляя себе огромное живописное полотно на стене Большого Зала: «Гарри, разрывающий пасть василиска». Проблема была одна, но значительная: рисовать Колин не умел. С другой стороны, он и колдовать раньше не умел, а теперь — смотри ты! — уже закончил первый курс школы магии. Может, и с рисованием так будет?       За такими размышлениями он добрёл до знакомой двери кабинета трансфигурации, понял наконец, где находится, и вприпрыжку побежал в гостиную, по дороге прикидывая, где бы достать подходящего размера холст. Потом подумал, что всё равно не мешало бы сначала потренироваться на чём-то поменьше. (В голове смутно всплыло слово «эскиз», но Колин не был уверен до конца. С другой стороны, слово это почему-то прозвучало голосом Гермионы Грейнджер со второго курса, а её знаниям на факультете привыкли доверять. Может, эта штука и впрямь так называется?)       Придя в гостиную, Колин откопал в своей сумке небольшой кусок пергамента и с увлечением приступил к работе. Он творил вдохновенно, страстно, не замечая ничего вокруг, и кто знает, какими могли бы быть последствия, но всё решил случай. Проходивший мимо Перси Уизли — староста факультета, — глянув через плечо Колина на пергамент, погладил его по голове и пробормотал: «Рисуешь? Молодец, молодец. Очень симпатичные тараканчики». — Поскольку тараканчиков на картине быть не должно было, а должны были вовсе даже Рон и Гарри, Колин, поогорчавшись немного, что Перси не узнал родного брата, от своей идеи вынужден был всё-таки отказался.       Мелькнула мысль о скульптуре, но он честно признался сам себе, что лепит ничуть не лучше, чем рисует, и не стал даже пробовать.       Тем временем начались летние каникулы. Так ничего и не придумав, Колин вернулся домой. Он успел соскучиться по Деннису — младшему брату, которого не видел с прошлого лета, — поэтому старался как можно скорее наверстать упущенное и почти забыл о том, что собирался воспеть Подвиг. Однако судьбе было угодно, чтобы эти планы всё-таки воплотились в жизнь.       Братья решили построить домик на дереве, чтобы было укромное место, где можно поговорить, не опасаясь нежелательного внимания родителей или мальчишек с улицы. В конце концов, о некоторых особенностях обучения в Хогвартсе (вроде наличия полтергейста, иногда взрывающихся зелий или того же василиска) родителям знать совершенно не обязательно.       Затаскивать доски на дерево оказалось неожиданно сложно. Они цеплялись за ветки и норовили столкнуть вниз. До поры до времени оба брата выходили победителями в борьбе со строительными материалами, но на третий день после начала работ одной особенно вредной доске удалось довести своё чёрное дело до конца: Колин упал с ветки и сломал ногу. Сломал он её довольно неудачно, со смещением, поэтому пришлось лечь в больницу.       Там было скучно, и мама предложила принести что-нибудь почитать. С наибольшим удовольствием Колин почитал бы учебники на следующий год (они уже побывали в Косом переулке и всё нужное купили), но от этой идеи он вынужден был отказаться сразу. Мешали опасения, что другие мальчишки из его палаты или кто-то из медсестёр могут заинтересоваться, что такое зельеварение или трансфигурация, а это привлекло бы нежелательное внимание. Пришлось доверить литературный вопрос маме.       В итоге на следующий день на тумбочке Колина появилась стопка из нескольких книг. Как сказала мама — на выбор. Он поудобнее уселся на кровати и разложил их перед собой. «Алиса в Стране Чудес», «Забытый день рождения», «Двенадцать подвигов Геракла»… О! Подвиги! Конечно, о подвигах можно написать книгу! И как он сразу не догадался?       Всё остальное было забыто. Двенадцать подвигов удалось осилить за три для. Однако смутное чувство, что одной книги в качестве примера может быть маловато, не давало покоя. Пользуясь случаем, Колин обратился за советом к пришедшему навестить его отцу:       — Пап, а ещё такие книги у нас есть?       — Какие именно? — переспросил отец, глянув на обложку.       — Ну… про подвиги.       — Про подвиги? Я подумаю. А мама завтра тебе передаст, хорошо?       Утром мама принесла Колину ещё две книги. Одна из них называлась «Илиада», а другая — «Одиссея»…