Танцуют тенями призраки прошлого.

      Долго задерживаться нельзя было, угроза нападения слишком большая. Удивительно, что пока девушка-столп была максимально уязвима, никто из приспешников Первородного не наведалась за беглецами. Это была идеальная возможность, потому как Ренгоку явно был на порядок слабее своей возлюбленной, когда та дерется на пределе. Ее уязвимость и ранение парня сыграли бы противнику на руку. Но стоит заметить, что даже в таком состоянии девушка рвалась на защиту столпа.       В ту ночь Кеджуро не покидал комнату, постоянно держа раненую за руку, слушая ее тяжелое дыхание, сменяя холодный компресс на горящем жаром лбу. На каждый скрип за дверью или на улице, созданный ветром или зверем, ее холодные пальцы крепче сжимали чужую ладонь. Охотник четко видел ее беспокойство, то, как она силилась открыть глаза и, будь все проклято, хотел выть. Выть диким зверем... Ведь все должно быть наоборот... Сейчас, когда она в таком состоянии, после всего, что произошло на его глазах и что было в прошлом... Его задачей было защищать, но он ничего не может. Без клинка он не может ровным счетом ничего, кулаками много не сделаешь, а Мидоро за него голыми руками дралась, собственным телом закрывала, терпела. И сейчас продолжает следить за окружением, вместо того, чтобы отдыхать. В какой-то момент раздался стук и в комнату заглянул доктор, чтобы справиться о состоянии больной, но та резко распахнула глаза, вскочив и ощетинившись, будто кошка, с совершенно диким взглядом закрывая собой Ренгоку. В отличие от него, доктор не особо испугался данной ситуации, тем более что вскоре девушка с кашлем схватилась за рану, падая навзничь. Крепкие руки успели ее поддержать и вскоре ее снова уложили в постель, осматривая.       За ночь подобного больше не происходило, только короткие пробуждения и просьбы доказать, что столп Пламени рядом, живой и здоровый. Было достаточно утешительно прошептать и ласково провести по горячей щеке теплой ладонью. К утру рана немного затянулась, едва солнце коснулось бледного лица, нагло развевая тревожный сон, бледно-голубые глаза медленно раскрылись.       Рядом спал мужчина, не отпуская ее руки. Свет мягко игрался с его огненными волосами, а лицо было спокойным. Если бы не обстоятельства, то Катиоки бы ни за что не упустила этот момент, наслаждаясь моментом сладостной неги утреннего пробуждения рядом с дорогим человеком. Но нужно было скорее уходить, чтобы не подвергать опасности людей, которые их приютили.       Сесть получилось с трудом, боль пульсацией разносилась по всему телу, голова болела от температуры и очень хотелось пить. Дыхание приносило немалый дискомфорт и она позволила себе застыть в одном положении на минуту, чтобы хоть немного привыкнуть к боли и переждать приступ головокружения. Думать было тяжело, мысли не хотели собираться в кучу. Мама бы хорошенько отругала ее сейчас.       « Мама... как бы она сейчас смотрела на меня, если бы все знала? Презирала бы? Жалела? Злилась? Прости меня... Мне пришлось убить вашего с папой внука... Надеюсь, что смогу загладить свою вину... И перед Кеджуро тоже...»       Она вновь посмотрела на избранника, не желая будить. Если судить по обрывистым воспоминаниям, то он не спал почти всю ночь, ухаживая за ней. Его рана наверняка болит, он очень устал, а она собирается тащить его в путь. Стоит ли уйти одной? В конце концов, она является основной целью демонов. Кеджуро им теперь не нужен, ведь дитя убито. Уйдет сейчас - уведет врагов за собой.       Именно поэтому она не стала ждать пробуждения столпа. Пусть походка была нетвердой и приходилось держаться за стены, чтобы не упасть, но позже должно стать легче. Возможно...       В доме было тихо, в коридоре никто не встретился, поэтому ей не пришлось притворяться, что все хорошо. Никто не выпустил бы ее из дома, если бы заметили ее боль и головокружение. У Ренгоку есть достойная замена клинку ничирин, он сможет защитить и себя и других. А сейчас он может спокойно залечить раны и уже здоровым и отдохнувшим отправиться в путь. Он похудел и ослабел, ему нужен отдых. А рядом с ней он просто может погибнуть. Но почему-то, оглядываясь на оставшееся позади поместье, она ощущает в глубине души вину предательства. Как будто уходя, она предает Ренгоку.       Сейчас, судя по ощущениям и отсутствию на улицах людей, было около пяти утра, а может и меньше, солнце только поднималось и веяло утренним холодом. Как только столп проснется, обнаружив пустую постель, он явно поднимет панику, может даже побежит на поиски. Его вряд-ли остановит лежащая на подушке заветная заколка, которую он ей подарил, просто тогда он поймет, что ее не похитили. Поэтому нужно уйти как можно дальше и как можно быстрее.       Но куда идти? Пока светло и на небе нет туч, которые играют демонам на руку, можно не опасаться появляться в людных местах, но едва начнет темнеть... Нужно как можно дальше держаться от таких мест, чтобы не подвергать людей опасности. В штаб она не сунется, как и в свое поместье. Не потому, что ее могут убить, а потому что велик риск привести за собой демона. Надежда на то, что Мудзан блефовал, все еще слабо жила в груди и она надеялась, что дорога к Убуяшики ему не известна. А что тогда делать дальше? Ожидать, пока снова поймают и запрут в темноте, ставя опыты? Не может же она просто залечь на дно, пока людей убивают. Бродить в местах наименьшего скопления людей и лесах?       После непродолжительного бега она остановилась, не в силах терпеть боль. Тело слишком быстро устало, дышать больно и тяжело, а еще очень хотелось есть. На восстановление нужно много энергии, поэтому вся ее сущность требовала плоти. Но нужно терпеть.       "Кого я смогу завалить в таком состоянии? Животные на вкус не так мерзки, как демоны, но даже их нужно загонять. Да и голод они едва ли утолят..." - размышляла Мидоро, сев в тени старого дерева на окраине небольшой аллеи. Неосознанно ее рука легла на живот, поглаживая, пока ее не осенило... что он теперь пуст. Он не просто пуст, а растерзан, в нем больше нет жизни. Она собственными руками убила свое же дитя. Руки задрожали против воли, на секунду даже показалось, что они в крови, из-за чего она испуганно рванулась в сторону, спустя мгновение поняв, что убегать не от кого. От себя не убежишь, как ни старайся. На глаза попалась идущая вдали мать, с ребенком за спиной. Тот явно крепко спал, прижавшись к родительнице, веря в свою безопасность. Такой маленький. Такой хрупкий. Он чист душой. На его маленьких пухлых ручках нет крови. Ручки... Ножки... В какой момент они появляются у ребенка? И как ему больно, когда его рвут на части... руки собственной матери. Перед глазами проносились кровавые картины, вспомнилась беременная женщина в подвале, вспомнился и пульсирующий комочек на каменном полу...       Желудок скрутило и девушку вырвало на траву желчью. В глазах стоял дикий ужас, всю ее била дрожь, конечности были слабыми. На мгновение она представила себя со стороны, как падает в лужу собственной рвоты и пришла к выводу, что выглядело бы довольно мерзко. Она вся мерзкая... Тихий смех, полный отчаяния, против ее воли сорвался с губ, а голову заполоняли все новые мысли и образы. Раз за разом тело содрогалось, пытаясь исторгнуть что-либо, но вырывался только воздух. Слезы бежали по щекам, руки все же предательски согнулись, но падения почему-то не было. Ее кто-то держал... Чья-то рука мягко собрала ее волосы в хвост и, кажется, что-то говорил, но свист в ушах не давал разобрать голоса. Но не надолго...       — Все хорошо, дыши глубоко. Успокойся. — мягкие поглаживания по спине не помогали, а только усиливали дрожь девушки лишь тем, что рядом был именно этот человек. Ее будто молнией ударило от осознания. Вырвавшись, Катиоки отскочила в сторону, но ноги подвели ее и она повалилась на землю. К ней тут же подбежал встревоженный Кеджуро, разворачивая ее к себе, но она снова вырвалась, отползая с видом испуганного зверя.       — Ты...       — Катиоки? Это я. Все в порядке. — он протянул к ней руку, намереваясь коснуться мокрой от слез щеки, но девушка лишь отстранилась, еще больше пугая парня.       — Уходи...       — Что?       — Уходи... Уходи!       От внезапного крика, полного отчаяния, Ренгоку опешил, замерев на месте. На лице его отразилось непонимание. Этого момента хватило, чтобы виновница шока кинулась убегать. Она действительно пыталась бежать как можно быстрее, но раны,заживающие так медленно, и голод неизбежно отнимали силы. Поэтому очень скоро ее догнали прижав к дереву и сжав запястья на головой.        — Да что с тобой? Я не иллюзия! Почему ты меня боишься?! — голос Ренгоку изменился, в нем был испуг, неверие и капля злости.        « Злись... Злись, Кеджуро. Злись! Ты имеешь право на это...»— искренне веря в свою правоту, девушка умоляла отпустить ее, билась в руках мужчины раненой птицей, чем лишь больше распаляла его. Ее внезапно повалили на мох, все также сжимая ее руки. Шокированным взглядом она смотрела, как одной рукой Ренгоку расстёгивает пуговицы на ее груди, выглядя при этом злым.        — Кеджуро? Что ты... Прекрати... Стой! Не надо! — паника слышалась в ее голосе, она снова начала вырываться, когда горячая рука коснулась бинтов. От ее порывов резкая, острая как лезвие, боль разнеслась от головы до пят, что заставило ее глухо простонать, крепко зажмурившись и замерев.        — Раны снова кровят, бинты насквозь пропитались! Куда ты убегаешь, глупая? В твоём состоянии нужно лежать и восстанавливаться, а не по лесам убегать! — застёгивая рубашку корил ее парень, отпустив тонкие запястья. Пытаясь переждать боль, пульсирующую и нестихающую, Катиоки лишь безвольно лежала на мягком мху, отвернувшись и смотря куда-то в пустоту. Лёгкий поцелуй в шею заставил вздрогнуть.       — Как ты могла подумать, что я причиню тебе зло? Глупенькая! — он притянул ее к себе на колени, прижимая к широкой груди. — Я понял, почему ты убежала. Понял, что сделала это из-за страха подвергнуть меня и других опасности. Тебя сломали и теперь ты не можешь думать больше ни о чем, кроме произошедшего...       — Отпусти меня... — совершенно безжизненным голосом вновь просила девушка, не обращая внимания на собственные слезы.       — Мне и тебе будет куда больнее, если мы расстанемся. Не дай врагу добиться своего. Он только и ждёт, когда ты останешься одна, уязвимая и разбитая. — тихий голос успокаивал, хотелось заснуть в крепких объятиях, под мерными поглаживаниями.       — Уходи... Пожалуйста...       — Что я скажу главе? А остальным? Ты не только мне дорога!       — Прости меня. — внезапная твердость в тихом голосе заставила мужчину насторожиться.        — Что? Ты что-то задумала...       — Будь счастлив. Пожалуйста, не вспоминай меня.        Эти слова стали последними, что он помнил, кроме сладкого запаха.       Осознал себя он уже в доме глицинии, ощущая пустоту в груди, будто что-то вырвали оттуда. В руке он сжимал заколку, а рядом лежал тот самый клинок. Уже вечерело. Сорок рассеялся окончательно только к позднему закату. Только теперь он понял, что случилось в лесу. Она все убежала... Так подло сбежала, околдовав его. Слеза сама скатилась по лицу.       Он не помнил, как на прощание его лба коснулись холодные губы, как с горечью смотрела ему в спину Мидоро, роняя жгучие слезы. Не помнил, как девушка прошептала о том, что это, возможно, последний раз, когда они видятся. Не помнил и слова любви, сказанные ему вслед.        И лишь в глухом лесу, далеко отсюда, рыдала и раздирала когтями себе шею Мидоро.        « Так действительно больнее... Но так будет лучше...»

***

      Спустя несколько дней Пламенный Столп внезапно появился на пороге дома главы. Убуяшики был настолько этим ошеломлен и рад, что даже смог встать на ноги, несмотря на прогрессирующую болезнь. Однако от него не укрылась печаль в голосе подчиненного, а отсутствие рядом с ним Мидоро заставляло думать о самом ужасном исходе. Охранявшие поместье истребители и какаши, в отличие от главы, могли видеть лишь мрачное лицо некогда светлого человека, а также редкие седые волоски в золотистых прядях. Происхождение клинка в его руках им было неизвестно, но крепкая хватка на рукояти давала понять, что оружие дорого для столпа.       Ренгоку поведал историю их с девушкой похищения, скрывая подробности о сущности любимой, но изменил финал. Объявив о смерти Столпа Луны, тем самым повергнув всех в шок, он хотел ее обезопасить, предполагая, что больше они не встретятся. От этого сердце обливалось кровью, ведь он так не сказал ей многого. Разумеется, ослушавшись ее, он вновь пытался найти хотя бы следы беглянки, но их не было. Никто не помнил ее, будто Катиоки была лишь хрупким сном, который развеялся, вернув его в серую реальность.       Убуяшики растерял все силы на словах о смерти девушки и Кеджуро совершенно искренне извинился перед ним. Больной мужчина не подозревал, что охотник все знал о девушке, а потому поверил, решив, что она до самого конца не раскрывала избраннику своей тайны. Любя ее как дочь, мужчина был глубоко ошеломлен и подавлен, злясь на всех демонов мира, которые, по всей видимости, нашли способ уничтожить несчастное дитя. А от рассказов о пытках, пусть и измененных, давили еще сильнее. Слепец даже не подозревал, что смерть и жизнь седовласой девушки находится в руках вернувшегося истребителя. Себе Ренгоку поклялся ценой своей жизнью сохранить клинок, чтобы хоть как-то обезопасить находящуюся так далеко охотницу. Ту, которая поманила к себе слегка, дала едва коснуться своей тьмы, а после жестоко вырвала кусок души, унеся с собой, но при этом оставила ему почти всю себя.       Ночами, на охоте или рядом с семьей, он размышлял об этом. Вспоминал, как она спасала его, дарила ему частичку себя, вливая свою кровь. Теперь, она частью себя находится все время рядом с ним, поддерживает биение рыдающего сердца, помогает дышать. Ковать новый клинок он запретил, повсюду орудуя тем, что ему доверила девушка. Он служил Ренкоку верой и правдой, не подводя. Хоть оружие оставалось всегда холодным, охотник чувствовал какое-то необъяснимое тепло, когда брал его в руки. Вопросы ему задавал каждый, кто осмеливался подойти, а в особенности столпы. Всякий раз он говорил мало, но клинок называл подарком, что дорог сердцу.       Несмотря на возвращение сильного охотника из плена, настроение не особо улучшилось в строю. Даже те, кто не знал Мидоро в лицо, были подавлены, ведь это означало потерю сильного бойца. Столпы всякий раз, стоило Ренгоку появиться в поле зрения, лишь горько вздыхали, видя его удрученное состояние. Убуяшики же снова слег, все больше угасая, в лихорадке извиняясь перед мертвой Катиоки.       Кеджуро искренне хотел развеять печаль каждого, сказав, что истребительница жива, просто скрылась, но риск открытия на нее охоты был слишком высок. Кроме того, она дала понять, что на глаза больше никому не покажется. Ненависть Санеми к ней не утихла, порой на его лице появлялась мерзкая усмешка, хоть он и не говорил ни слова в ее адрес. Одного только Шинандзугавы хватало, чтобы уверить Ренгоку в правильности решения. Кто знает, как скоро весть о живой полукровке разнесется в рядах и сколько еще найдется внезапных ненавистников.       Шли дни. За это время постепенно утихали разговоры о смерти настолько сильного столпа, снижались до шепота, пока не затихли окончательно. Каждый день гибнут десятки бойцов и это уже не было сенсацией. Лишь те, кто знал ее очень близко, все еще в душе горевали о ней, но при этом старались лишний раз не говорить о ней, дабы не ухудшать ситуацию. Только Ренгоку оставался верен, неосознанно искал в толпе снежные волосы, небесно-голубой взгляд, который будто потух в день их последней встречи. Заколка, как память и надежда на встречу, все время была с ним. С некоторой радостью он видел, как повышался энтузиазм младших истребителей, стоило ему появиться рядом. Еще бы, ведь он вернулся из логова демонов живым и теперь рубил демонов с особым рвением.       За это время пали еще две Высшие Луны, что принесло невероятный подъем бойцам. Победа Незуко над солнцем и открытие неких меток стали прорывом, надежда на победу стремительно росла. Теперь каждый столп тренировал в определенное время охотников рангами ниже, дабы улучшить их навыки, а также помочь пробудиться заветной метке.       К слову, Танджиро, помня о разговоре с Пламенным Столпом о записях его семьи, все же побывал в доме Ренгоку. Умный и способный паренек теперь был куда сильнее, благодаря внезапной благосклонности старшего Ренгоку. Они разговаривали об этом еще тогда, когда Мидоро выхаживала мужчину после ранения, почти не отпуская от себя.       Глядя однажды на ночное небо, он внезапно вспомнил о том моменте, когда на прогулке им встретился Камадо. Вспомнил, как бережно его под руку держала девушка, опасаясь, что столпу вдруг станет дурно. Видел странный блеск в глазах паренька при лицезрении подобной заботы, словно он увидел что-то необъяснимо прекрасное. С этим Кеджуро был полностью согласен. Каждое воспоминание отдает болью в груди, ему очень не хватает этих рук. Луна светила ярко, напоминая одну из волшебных ночей рядом с Катиоки. Ему даже показалось, что он ощутил знакомый аромат, до боли реалистичный. Он даже обошел местность, но иллюзия осталась лишь иллюзией, украшенная сияющими мотыльками.       В ту ночь он ушел в патруль, оставив за спиной родной дом, где мирно спала его семья. Мужчина носил в памяти этот внезапный аромат, размышляя о том, что он возможно сходит с ума. Однако, вскоре он вновь уловил этот аромат. Позже выяснилось, что это не более, чем небольшая кучка цветов недалеко от дома, запах которых приносил ветер. Его брат и отец видели, как охотник места себе не находит и всячески пытались поддержать. Глава семейства знаком с болью сына, поэтому им было о чем поговорить в свободное время. Братец всякий раз расспрашивал о возлюбленной брата, понимая, что они обязаны девушке за неоднократное спасение Кеджуро. Когда их похитили, заточив на долгое время, юноша не находил себе места, часто не имея сил контролировать слезы. Отец был не лучше, украдкой пряча скупую слезу. Камадо очень помогал своей поддержкой, без него семья бы вряд ли справилась и погрязла бы в беспокойствах. Появление на пороге старшего наследника привело домочадцев сначала в шок, покрытый неверием, а затем в неописуемую радость, приправленную слезами. Все омрачало лишь одно. Из-за этого сердце молодого человека не на месте вот уже которую неделю.       Ни через месяц, ни через два девушка не дала о себе знать. Ничем она не намекала на свое присутствие где бы то ни было, тщательно скрываясь. Не было и угрозы нападения на штаб охотников, словно Первородный действительно не знал о его местонахождении. Что примечательно, на протяжении всего парня в штаб и домой, как ни странно, не попался ни один демон, были лишь разговоры о мстительном духе, который не трогает простых людей, карая местных убийц. Его никто не видел, кроме маленького мальчика, который все время твердил о кровавой пасти преступника и серебряных волосах этого духа. Не трудно было догадаться, чья эта работа. Но с тех пор слухи не изменились, больше ничего не было известно о личности мстителя, который продолжал свое дело.       Это было все, чем Мидоро себя проявила. Но в этом так мало было подробностей, что Ренгоку со временем начал сомневаться в своих предположениях. Он мог лишь изредка заглядывать в поместье Луны и Сакуры, тихо скорбя. Хоть он и понимал, что Столп Луны явно жива, но разлука была сродни ее гибели, а неуверенность в ее свободе заставляла сердце сжиматься. Что, если ее снова поймают? Или уже поймали и сейчас снова пытают в мрачных подвалах? Мучается ли она сейчас? Где она и что с ней?       Вскоре люди стали говорить, что дух исчез и больше убийств во имя беззащитных жителей не было. Последняя ниточка, за которую цеплялся Столп Пламени, теша себя хрупкой надеждой, оборвалась, позволив беспокойствам сильнее завладеть сердцем.       ― Ты долго будешь киснуть? Просто помни ее, а не тревожь таким своим состоянием. Куда делся весь твой дух? Где твоя сталь? Куда делся прежний Ренгоку? ― спросил на одной из тренировок с охотниками Узуй, искренне переживая за друга. Сам он уже смирился с потерей подруги, лелея память о ней.       ― Ушел вместе с ней... ― лишь мрачно ответил ему Кеджуро, так и продолжая смотреть вдаль пустым взглядом.

***

      Тишину темной ночи разрушил оглушительный взрыв. Крик воронов уз нагнетал и без того напуганных истребителей. Многие не понимали ровным счетом ничего, в то время как поместье Убуяшики стремительно захватывал огонь. Столпы со всех ног стремились к пылающему дому, боясь отнюдь не за себя. Все, о чем они сейчас беспокоились, так это о том, чтобы семья главы и он сам были хотя бы живы.        ― Не смейте умирать... Она не для этого страдала! Я ведь так вам и не сказал! ― ошалело шептал Ренгоку, пробираясь сквозь кусты и деревья. В его сердце давно поселилась надежда на то, что он все же расскажет главе правду. Он не мог терпеть муки совести, пока Кагая в бреду винил себя в смерти охотницы. Но сейчас небо окрасилось в алый от полыхающего пламени, там заживо горели люди, если они не были разорваны разрушительной силой взрывчатки.       Вдалеке уже были слышны звуки битвы, запах горящего дерева и плоти был все ближе. Вскоре лесная зелень расступилась и взору медовых глаз предстало обезображенное шипами тело Первородного, что стоял неподалеку от пылающих развалин. Битва уже шла полным ходом, но отсечение головы не убивало демона. Он лишь защищался и все время порывался в сторону горящих обломков, словно там было что-то, что было для него важно. Но важно не в плане теплых чувств, нет. Взгляд его пылал ненавистью. В огне действительно словно кто-то был, иногда проскальзывало едва заметное свечение.       Но Ренгоку, как и остальные столпы, так и не узнали, кого же так рвался убить Мудзан, потому что при попытке атаковать демона земля разверзлась под ногами и под его гневный вопль охотники оказались в Крепости Бесконечности.       ― Сдохни вместе с ними, исчадие ада! ― донеслось до них среди общего шума с поверхности, а затем раздался грохот.       Оказавшиеся в логове демона и атакованные его приспешниками, разя каждого из них, охотники не могли видеть, как из-под обломков показалось горящее тело человека, который будто укрывал кого-то своим телом. Нечто, похожее на крылья, но полностью состоящее из кости, помогало скрывать едва дышащих людей от адского пламени вокруг. Поднявшись на дрожащих руках и несколько секунд оправляясь от взрыва, человек посмотрел с беспокойством на лежащих в укрытии из... ребер. Крылья являлись именно ребрами, которые увеличились настолько, что смогли укрыть четверых людей. Во взгляде спасителя плескались грусть и решительность, словно это не его плоть сейчас горела, а ребра вывернуты, открывая внутренние органы. Какаши, до этого не находившие в себе сил подойти, осторожно и медленно, с испугом глядя на обгоревшее существо, приближались к нему.       ― Только вместе с тобой, мерзкий выблядок. ― наполненная ненавистью фраза помогла людям понять, кто перед ними.