Нас ждёт лишь тьма внизу...

Далёкие крики чаек и шум волн, что мерно покачивались из-за ветра. Громкие переговоры команды и всплески воды. Солнце стояло высоко над головой, а облака, медленно плывущие по голубому небу, лишь изредка закрывали яркое светило, согревающее все вокруг. Холодный ветер, появившийся недавно, колыхал волосы парня, безэмоционально смотрящего вдаль. Наиприятнейшее из сочетаний природных явлений, поддерживающее состояние тела где-то на уровне «прохладно». Волны укачивали, хотелось заснуть, но Торфинн пытался о чем-то задуматься, чтобы не потерять лишний раз бдительность. Он точно не даст повода для глупых насмешек, задевающих подростка не столько тем, что кто-то держал сумбурные и бессмысленные мысли на счёт другого человека в голове, сколько тем, что это было чистейшей воды правдой, хотя многие и сами решались хорошо поспать в любом, пригодном для того, месте. Парень наблюдал за людьми, снующими, словно трудящиеся муравьи, на корабле, смущая сонных викингов своим пристальным, прожигающим до дыр, взглядом. Пока они не доберутся до берега, делать парню нечего, ведь он не тот работящий член команды, что выполняет любые приказы капитана. Это больше даже смешно, ведь такое может произойти лишь в страшных, но почему-то более приятных снах, чем во всех остальных. Торфинн привстал на одной руке, уперевшись спиной на устойчивую грот-мачту. Здесь ветер был сильнее и настойчивее, забираясь под теплую куртку, гуляя под волосами и оглаживая шею приятной прохладой. Будь у парня шляпа, она бы улетела высоко в небо и навряд ли он увидел бы ее снова. По телу пошли мелкие мурашки от смущающей щекотки, будто бы сама природа сейчас довольна до умопомрачения и хочет поделиться таким же настроением с Торфинном. Он не помнил, когда в последний раз засматривался на завораживающие пейзажи. Все казалось безинтересно серым, словно парень лишился светочувствительных клеток и видел лишь белый снег, да вечно блеклое, будто затянутое тучами небо, хотя и знал, что такая картина лишь в его голове. Даже яркое солнце, после ужаснейшей бури казалось чем-то скучным и не требующим внимания и уж более того, восхищения. Красота природы не вызывала ровным счётом никаких чувств. Помнится, когда Торфинн был маленьким, считаясь беззаботным и не знающим о своем счастье, то безумно радовался каждый раз, когда погода была менее холодной и пальцы не краснели, когда уже задумываешься о приходе весны, но, пытаясь вспомнить то чувство сейчас, он натыкался на невидимую стену непонимания и нежелания понять. Будто бы его прошлое и настоящее были разделены огромной пропастью, раздроблены на две части, которые потеряли некоторые детали и больше никак не могли собраться. Торфинн отчётливо помнил слова отца из детства, момент того резонанса, когда тот отбросил свое оружие, дабы уберечь всех, кого продумано взял с собой в путешествие. Вспоминая ту важную, имеющую непомерную ценность фразу, его пробирала ярость. Лучше бы сражался, лучше бы погибли все, но не он. «Настоящему воину не нужен меч» Глупость. Парень стиснул до боли зубы и низко, так, что волосы скрывали его лицо, опустил голову. Глупость! Эта фраза задевала, грызла изнутри, заставляя чувствать непонятную вину и злость. Злость на себя или своего отца? Он не мог дать ответ. Знал лишь, что слова были полны скрытого смысла, но, видимо, и Торс мог ошибаться. Если ты викинг, то обязан храбро сражаться и безымянно умереть на поле боя. Если ты погибнешь, как обыкновенный крестьянин, среди своих друзей и близких людей, наполненный счастьем, а глупой решимостью и яростью, то ты не можешь считать себя тем, кто участвует в войне, попадая в жуткий, пугающий многих ад. Или же там нет ничего? Пустота, неведомая никому, кроме мертвых. В погоне за хорошей смертью, не задумываешься, что же случиться если умереть плохой и так ли она ужасна. Кто тогда воин на самом деле, Торс? Как это понять? Никак Тот, кто мог дать ответ мертв, а его убийца все ещё горделиво стоит у носа корабля, как обычно, переговариваясь с Бьерном. Парень невольно кинул прожигающе-убийственный взгляд на до одури довольного Аскеладда. Тот напрягся, явно почувствовав раздражающий фактор и даже поняв, что это за выводящий из зоны комфорта взгляд, но все же не обернулся. Торфинн не мог ненавидеть, ведь и сам стал таким же жестоким убийцей. Он осознал это ещё лет в десять, когда, будучи лишь ребенком, клепающим знания из чужого опыта, он убивал множество людей, и чем старше он становился, тем число убитых становилось больше, пугая скоростью, будто человеческие жизни считались как треклятый хороший урожай, после относительно теплого лета. Расфасовывая их по тканевым мешкам сознания, Торфинн с ужасом осознавал, что «пшеницы» было чуть больше, чем пять или шесть мешков. Постоянное ощущение вины уже въелость в мозг, будто бы так и должно быть. Невиновные люди погибли от его руки. Наверняка, у них тоже были семья, дети, но теперь от них остались только погрызанные лесными животными кости. Возможно, что все родственники так же были убиты, им или союзниками Аскеладда. Мужчина не любил оставлять после себя «следы», опасаясь разоблачения их местонахождения. Хотя, пока что им ничего не грозило за такое раздражающее зарабатывание себе на жизнь. Торфинн забыл, что такое семейные ценности и обыкновенная забота. Зато он знал, что такое смерть, жизнь и что, несмотря на все молитвы, ее может забрать такой же как ты, человек, оказавшийся чуть сильнее тебя. Парень давно понял, что Бог никого не спасет. Это говорил даже Аскеладд, и ему Торфинн верил больше, чем своему верующему отцу, который в детских воспоминаниях просил помолиться за очередного погибшего раба, за которого было отдано восемь ценных овец. Ему было противно соглашаться, но он принимал в этом вопросе сторону врага. Возможно, если пересмотреть все свои принципы, парень не был похож на Торса. Ни внешне, ни характером. Злило, но было правдой. И в этом был виноват ни кто иной, как Аскеладд. Почему? Это не было важно. Наверняка парню просто нужно было скинуть вину на любого человека, ведь он уже морально устал тащить это бремя на своих плечах. Иногда, единственное что хотелось — кричать в небо, да так громко, чтобы сорвать голос. Чтобы звенело в ушах, а горло нещадно жгло, дабы избавиться от всего этого мусора сознания. Торфинн оскалился и достав из ножен оружие, кинул его в затылок мужчине, надеясь, что тот, хоть раз в своей чертовой жизни, не увернется от такого глупого побуждения, что даже атакой назвать можно было с натяжкой. Как сын Торса Торфинн не должен нападать со спины, но разве это нападение? Кинжал со свистом пролетел нужное расстояние, слишком быстро, чтобы заметить взглядом что-то более четкое, чем размытое белое пятно. Надежда не оправдалась, и капитан корабля уже насмешливо взирал на мальчишку, находясь чуть в стороне, в нескольких шагах от оружия. -Торфинн, ты хоть чему-то учишься? , — Аскеладд прошел вперёд, и, вытащив из деревянных досок крепко застрявший кинжал, бросил его обратно лезвием вперёд. Парень лишь слегка отклонил голову, видя четкое направление. Оружие вошло в грот-мачту, близко к лицу Торфинна, которое несколько секунд назад прислонялось к щегле. Его выражение лица не изменилось, так и осталось обозленным. — нужно нападать незаметно, если ты хочешь убить. — Аскеладд недовольно покачал головой, как обычно делали старики, поучающие своих провинившихся внуков, только тот таковым не являлся. Да и с трудом тянул мужчина на иссохшего старца. Представить было трудно. -Эй, — позвал Бьёрн, находящийся все на том же месте, где обычно и стоял. Ему не о чем было волноваться, ведь не его пытаются убить на протяжении долгого времени. Навряд ли кто-то сможет сказать, как долго Торфинн находился среди команды, хотя многие помнят того, ещё когда парень был мелким и неуклюже-воинственно стоял, держа перед собой тяжёлый меч и крича что-то о мести. Бьерн заметил кинжал, направленный в их с Аскеладдом сторону, считая это опрометчивым. Черноволосый мужчина посмотрел на верх мачты, дабы понять причину глупого поступка, но увидел лишь крепко сжатую челюсть и жутковатые пустые глаза, смотрящие прямиком на капитана. Бьерн удивленно глянул на Аскеладда, но тот уже обратил внимание на то, что его позвали. Мужчина сморгнул, дабы вернуться из своих размышлений. — берег. — он указал на бескрайний горизонт, на котором виднелся остров. Команда ликовала, спустя несколько минут, такому быстрому нахождению места, где можно было бы остановиться. Капитан слегка нахмурился, осматривая открывшийся перед ним вид, а после, мысленно приняв решение, закрыл уставшие глаза. -Соберитесь, сворачиваем на запад. — мужчина глядел куда-то перед собой, а, только начавшие радоваться люди, изумленно смотрели на Аскеладда. -В каком смысле? , — Торгрим встал посреди корабля, растерянно смотря на мысленно быстро отдаляющийся отдых. — наших припасов еле хватит для того, чтобы плыть дальше! -Так ешь меньше, — капитан пожал плечами, поворачиваясь к собеседнику лицом. — чего встали? Я сказал сворачиваем. — неловко обменявшись взглядами, некоторые из команды дружно принялась за дело. Трое двинулись назад, дабы натянуть тугой шкот, Аскеладд встал у крепкого руля, резко свернув в левую сторону. Тяжелое судно, набитое мешками, сундуками и вооруженными людьми медленно сменило свой курс, холодный ветер все так же нес вперёд, в неизвестность, а мужчине стало заметно спокойнее. Он привык доверять своему предчувствию, зная, что просто так ему не становится не по себе. Аскеладд многое предугадывал, всегда глядя точно цели в глаза, в самую глубину, и оказываясь едино правым, хотя, вместе с этим необычным, внутренним, сидящим не то в голове, не то глубоко внутри, умением был и недостаток — госпожа-удача его не любила или же считала, что может легко издеваться над мужчиной, отворачиваясь в самый последний и несоизмеримо важный момент. Заметив вопросительные, но нисколько, даже капельки, не удивленные глаза Бьерна, Аскеладд ответил таким же молчаливым взглядом, дающим понять, что все идёт донельзя лучше и решение, принятое достаточно неожиданно, является четко продуманным, хотя опиралось лишь на внутреннее чутье. -Черт, сколько ещё мы будем так плыть? — Атли недовольно нахмурился, потягивая бокал вина, что так же открыто стояло на судне, допуская к свободному пользованию. -Мы плывём даже не день, — ответил Ухо с таким раздражающим слух спокойствием, что скрежетали зубы. Суховатый мужчина был верным и редко на что-то жалующимся человеком, что нравилось Аскеладду. Трудно было определить о чем тот думает, ведь взгляд Уха был всегда расфокусирован из-за плохого зрения и часто закрадывалась мысль, не замышлял ли тот что-то, чему даже капитан был бы удивлен. — так что тебя не устраивает? -То, что в прошлой деревне мы не пробыли даже двух дней. — насупившись, собеседник Уха продолжил уже молча сидеть на низенькой табуретке, жутко неудобной, но Атли было все равно на чем сидеть. Никто ему не ответил, решив оставить реплику без внимания, хотя и оставили свое недовольство при себе. Аскеладд знал, сколько на корабле недовольных. Знал, кто не согласен с решением, знал, кто злится, бесится, кому все равно, а кто просто удивлен. Подавляющее количество было раздраженных, слова, что хотели вырваться, они старательно держали при себе. Иной раз Люциус удивлялся тому, что все эти люди продолжают его внимательно слушать и быть послушными животинами, как те же овцы. Вроде, их ничего не обязывало, но они продолжали идти дальше, скрипя зубами. Хотя были такие как Бьёрн и Ухо. То ли им было все равно, то ли что-то неведомое ими двигало, недостижимое одинокому в своих глазах Аскеладду. Он не мог записать в группу таких людей Торфинна, что сидел на мачте, снова затачивая от скуки ножи, но, почувствовав неприятный, скользкий взгляд, посмотрел прямо в глаза мужчине. Глубоко в темных зрачках мальчишки бушевала буря эмоций, как бывает у многих вспыльчивых подростков, что, перед своей смертью, всегда кидались на Аскеладда с кулаками, считая, что вполне смогут защитить от гибели свою семью. Только считали. Вскоре они так же были брошены в огромную, наполненную загнивающим трупным смрадом и пасущую за несколько метров вонью человеческих испражнений яму, после закопанную и затоптанную, дабы скрыть небольшой казус. В другую секунду горящие яростным огнем глаза становились пустыми, чуть ли не стеклянными. Будто закрывшись в своих мыслях, пацан мысленно расчленял, а после, разочарованный в, только ему ведомой причине, затухал, терялся и не осознавал, что мог бы делать дальше. Смирялся. Такие перепады настроения несколько вводили в смятение мужчину, что никогда не общался особо с детьми, хотя парень и был более осознанным, чем остальные подростки, которых Аскеладд видел. Благодаря тому, что пацан был просто одержим местью за своего отца, которого, скорее всего, зная человеческую память, помнил лишь обрывками и легендами, им можно было с лёгкостью управлять. Меньше всего мальчишка заботился о собственной жизни, даже не осознавая в некоторые моменты, как ей рискует, а со временем, он перестал ценить и чужую, безэмоционально убивая людей направо и налево. Аскеладда не волновало ни физическое, ни психологическое состояние несостоявшегося жизненного противника, лишь иногда, когда на мальца, получившему множество тяжёлых, губительных и кровоточащих ран, превращая подростка в жуткого, ходячего, побитого мертвеца, невозможно было взглянуть даже ему, привыкшему к такому нелицеприятному зрелищу, в Аскеладдовом сердце что-то сжималось, обрывалось, делало кульбит и вновь вставало на место, притворяясь непричастным, повседневным, нормальным. два месяца спустя Торфинн слушал. Он всегда был начеку, опасаясь удара в спину, хотя, даже не знал от кого его ожидать. Сумерки сгущались, становясь лишь одним огромным, сине-черным сгустком, куполом темного стального цвета, заполнявшего небо с полной, отличающей серебром луной и блеклыми звёздами, сплошь усеянные на полуночно-синем полотне. Судно не сходило с курса на протяжении долгих, медленно и мерзко тянущихся дней. Парень сбился с счету, не зная, сколько же они здесь. Запасов осталось критически мало, а воду и вовсе приходилось фильтровать. Многие прокляли день, когда согласились отправиться с Аскеладдом в долгий путь. Единственное, что Торфинн знал, так это то, что снег сошел, а земля, ранее заледенелая и безжизненная, обрастала, яркие зелёные листья покрывали все вокруг, но холодному ветру и морозу имело место быть. Спокойствие, слишком долгое и мучительное, съедало, давно переставая давать живительное умиротворение. Тишина, довольно затянувшаяся на борту корабля, давила на слух, уже проникая в мозг, заставляющая задуматься, все ли в порядке со здоровьем. Казалось, ничего не может разрушить, нагло сломать осторченевшую идилию, от которой хотелось избавиться. Мерзкий капитан, едино мозоливший глаза и оставаясь тем же раздражающим мужчиной, сухо и неохотно объявил что, наконец, за долгое скучное время объявился берег. Никто не ликовал, лишь медленно повернули тяжелую голову по направлению и лениво опустили. -Ингимар, ты отправишься на разведку, — Аскеладд, уже отошедший от корабельной дрёмы, бодро развернулся, отыскивая взглядом цель. Мужчина с мечом в ножнах и густыми бакенбардами лишь нахмурился, но молча кивнул. — подашь знак, как только разузнаешь обстановку, убедись что никто за тобой не следует. Три стрелы, в лесу, неподалеку от деревни. Запусти по направлению к морю. Это в случае если все будет в порядке, если возникнут проблемы, запускай лишь две, — скучающе, капитан обвел взглядом, казавшийся далёким, берег. — плыви в обход, зайди со спины. Аскеладду не казалось это сложным или непонятным, часто захваты деревень повторялись один за другим. Лишь иногда, когда защита деревушки была особенно сильна, а у каждого дома бродили люди из королевской армии, полностью защищённые и скрывающие лицо за темными шлемами, мужчине приходилось быть более изворотливым или вовсе, обходить такой небезопасный участок стороной. Но в данном случае, защита была подозрительно слаба и простовата. Значит, на быстро пустующем запасами и водой корабле, осталось сидеть не больше долгих и скучных нескольких часов. Разведчика отправили одного вперед, точно расписав и указав его действия. Торфинна Аскеладд решил пока не трогать, ощущая, что особых проблем в этой богом забытой, но богато выглядящей и густо населенной деревушке, возникнуть не должно, а силы парнишки ещё можно использовать в ином русле. Бьерн, как и многие на судне, уже начинал скучать. Ближе к ночи похолодало, ветер, подгоняющий корабль вперёд, стих, скорее поняв свою ненадобность, ведь теперь осталось лишь догрести до берега. Окружающее проявило жутковатые, грубые, темные очертания или же вовсе скрылось в голодной тени. Мужчина сидел под мачтой, спиной ощущая тяжёлый, изредка падающий на него взгляд, мальчишки, что упорно всматривался вдаль. -Что слышишь? — где-то в стороне, за ящиками стоял Аскеладд, тяжко и выжидающе смотря на Ухо, упорно сидевшем на трухлявой бочке и напрягая отдохнувший слух, ведь не так давно суховатый мужчина соизволил подняться на ноги. Собеседник пожал плечами — излюбленная привычка — и, слегка отвернувшись, проговорил: -Тихо. Все спят уже, — Ухо нахмурился, посмотрев на капитана размытым взглядом, пытаясь уловить чужое выражение лица, будто бы опасаясь разочарования. Вместо этого, Аскеладд задумчиво кивнул и развернулся, направившись под грот-мачту и к, сидящему под ней, Бьерну. Черноволосый мужчина выжидающе взглянул на капитана, желая услышать что-нибудь отвлеченное, ведь ожидание затягивалось, нервозность, начинающая проявлятся, затягивалась. Он знал, чего сейчас опасался Аскеладд. Подставы, ловушки, чертового чужого плана, заставившего думать, что все в порядке. Как бы все не отнекивались, это имело место быть, потому именно сейчас Ухо пользовался спросом светлого мужчины. -Думаешь, что-то могло случиться? — глухо, своим приятным голосом с лёгкой хрипотцой, спросил напряженный, готовый в любой момент достать оружие, Бьёрн. Аскеладд, с минуту задумчиво постояв, лишь покачал головой. -Он мог оказаться предателем, просто сбежавшим, но ничего более я не ожидаю, — уверенно ответил собеседник, почувствовав взгляд глубоких темно-ореховых глаз на затылке. Бьерн молча продолжил прожигать глазами деревню, а затем послышался голос Уха, чуть дрогнувший от облегчения: -Три стрелы на двенадцать часов, — лишь тогда весь состав заметил яркие последовательные вспышки, после затонувшие в морских поглощающих глубинах. Оставалось лишь захватить. -Давайте к берегу. — Аскеладд неоднозначно махнул рукой и встал у носа корабля. На его лице красовалась довольная улыбка, обозначающая, что он вполне доволен таким исходом. Торфинн, медленно размявшись, спрыгнул с излюбленного места, оказавшись рядом с сидящим Бьерном, что уже проверял, на месте ли оружие. Парень не любил часть, где они захватывали невиновных людей, убивали, насиловали, а после, наигравшись, выкидывали в грязную канаву, будто сломанные игрушки, мусор. Часть, доказывающая их низость, животность, дикость, унижающая их самих, нисколько не раздетых до гола, нагих, смятенных юношей и женщин, коих накрывала безумная паника и безопасное, если можно назвать так преждевременную, жуткую смерть, спокойствие. Судно ударилось о темный, затягивающий на глубину и уходящий из-под ног, берег. Не смотри на ночную водную гладь, утянет… Голову пронизила ужасная, болезненная искра, ударившая в мозг, сдавившая, заставившая схватиться руками за больную голову и согнуться, хрипеть, пытаясь что-то сказать. Будто он проснулся после очередного пугающего, сжимающего лёгкие и отдающим лёгкой паникой кошмара. Все начали сходить с потертого корабля с громким боевым кличем, принуждая остальных двинуться с места. Мимо пробегали мужчины, крепко держащие свое, поблескивающее в свете огня, оружие. Ужасающая, мерзкая паника захватила тело и мозг, парализовала, без возможности издать хоть звук, разрешая лишь сперто, резко, порывисто дышать, задыхаясь. Белый шум с жуткими картинами мертвецов мелькали перед расформированным взглядом. Торфинн, словно сломаная кукла, с запутанными светлыми волосами, раскрывшимися от ужаса, слезящимися глазами, вымученно упал на потёртые колени. -…Торфинн… Эй… Слышишь…- будто бы из глубины морского дна спокойный голос Аскеладда прорывался сквозь белый шум, въевшийся в мозг. Понятие времени затерялось в лабиринте жутких галлюцинаций. С каждым словом осознание возвращалось, проявляя четкость, возвращая в реальность. — Пацан, очнись уже. Ты здесь спать собрался? — Торфинн, осознавая, испуганно воззрился на хмурого мужчину, смаргивая накопившуюся влагу с широко раскрытых глаз. -Мне не интересно, что произошло, но, думаю, ты должен что-то с этим сделать. Если такое возникнет посреди боя, то тебя быстро отправят на другую сторону. — Аскеладд, что сидел на корточках, встал, размявшись и поворачиваясь спиной. Он осмотрел горящий огнем, один единственный дом, что уже начинали тушить, дабы тот не превратился в жалкие, бесполезные щепки. Кровавый снег и викингов, что тащили на могучих плечах крепкие мертвые тела мужчин и ещё живых, красивых девушек, чьи талии были подобны изящной осине, а кожа, смугловатая от работы на знойном солнце, легко отливала бронзой. Торфинн не знал что на это ответить. Более того, он не знал что вообще говорить, ведь сам не имел понятия, что с ним происходит. Он думал, уместно ли будет послать, далеко и надолго, мужчину, таким образом закончив диалог, но решив, что тот, наверное, неумело помог, промолчал. Молчание разрывали мучительные крики и треск огня, перебивающаяся речь, всеобщий гул. Неприятный шум давил, растаптывал собственные мысли, что из-за моральной усталости, терялись, ускользали. -Ненавижу викингов, — Аскеладд смурно покачал головой, сощурив недовольно глаза, впиваясь взглядом в тех, кто с жутким фанатизмом выталкивал плачущих, граничащих с истерикой детей из теплых, уютных домов, а после, пытаясь выглядеть серьезно, разрезал тонкую, хрупкую, бледную шею, оставляя хладеющий труп, думая, что кто-то, да уберет. — животные, бешеные собаки, которых стоит только спустить с поводка. — Торфинн тихо встал, отважно подходя к мужчине сбоку, дабы увидеть вальс безумия, театр смерти, ад на земле. Он осознавал, как сильно похож на мерзких убийц, зверя, монстра, глупо считая, что имеет право забирать чужую жизнь ради собственной мести. Осознавал, насколько сильно он мерзок не только себе, но и стоящему рядом мужчине. Парень не мог ничего сказать. Понимал, что сейчас будет не к месту. Аскеладд, чуть постояв рядом спрыгнул с судна, слегка оборачиваясь к Торфинну. -Пойду выпью вина, — светловолосый мужчина, чья радужка глаз блеснула на свете луны, ухмыльнулся и ушел вперёд, оставляя молчаливого Торфинна в немом одиночестве, привычном, но, кажется, чего-то потерявшим. -Мы не друзья, плешивый. — произнес парень, нахмурившись и осознавая, что тот уже скрылся среди темнеющих домов и бродящих, снующих туда-сюда воинов.