Нас ждёт лишь тьма внизу...

      Если бы Бьёрна спросили, ради чего он живёт, то он бы, конечно, чуть подумав, посидев, перебирая, раскладывая по полочкам собственные мысли, приводя в порядок и без того ясную голову, ответил, что жив ради спокойных, умиротворяющих моментов, что приносят удовольствие. Красивый, отливающий тёплым, согревающим светом, ярко-алый закат, прохладная, источающая уединение и защищённость, ассоциирующаяся с блеклой, полной луной ночь. Щебетание птиц, вечерние посиделки у костра и глухое шептание леса.       Но несмотря на все это, ещё одной важной, обязывающей частью его жизни были битвы. Насколько бы они ни были жестоки, ужасны, мерзки, Бьёрн рвался раньше всех в бой, ведь он был, нет, чувствовал себя обязанным. На самом деле никто и в помине его не держал, не заставлял, насильно вытаскивая, как мешок картошки, на поле боя, даже не заикался о такой вещи, как обязанность. Аскеладд часто говорил Бьёрну, что тот может уйти в любой подходящий для того момент, но мужчина упорно держался рядом, следовал по пятам, прикрывая спину, деля тяжёлую ношу, но капитан в ответ лишь смотрел безэмоциональным, скучающим взглядом, осматривая гору трупов, что лежала за плечами Бьёрна, смердила, гнила, вытягивая костлявые руки, царапая спину.       Иногда у темноволосого мужчины возникал свербящий порыв спросить, а не игра ли для Аскеладда окружающие его вещи. Бьёрн бесился, старался, но бесился. Проведя множество лет рядом, внимательно относясь к каждой детали, он не мог понять этого необычного человека до конца. Какие мысли вертятся в голове капитана? Какой тип людей для него особенно приятный в общении? Что он, черт возьми, ещё должен сделать, чтобы его заметили, оценили все старания и почему предательски-обыкновенная дружба достается мужчине так тяжело, словно он просил не лучше узнать человека, а вызывался добровольцем тащить его груз, измеряемый в тоннах, и на которого не хватало сил даже Бьёрну, дабы его поднять? Считая себя сильным как морально, так и физически, темноволосый никак не мог справиться с задачей, которая, по его мнению, не должна была вызывать трудностей. Так он думал до тех пор, пока достижение доверия Аскеладда не стало целью всей жизни. Эта маниакальная мысль явилась ему только спустя долгое, внушительное и унылое время, давно в прошлом. — Я увернулся! Он отрезал лишь маленький, вот такой, клочок моих волос! А после я нанес ему удар в грудь, прямо в сердце! — Атли, весело улыбаясь, активно жестикулируя и явно, что было заметно по одному лишь его самодовольному виду, преувеличивал. Рядом сидел плохо знакомый Бьёрну новобранец, очень молодой, лишь немногим старше Торфинна. Новенький, ещё ничего особо не осознающий, которого недавно взяли из родной деревни, слушал со всей своей преданностью и восторгом, смотря в веселые светло-карие, отливающие медовым цветом глаза. Он ещё не осознавал, что значит «убить человека», не знал о жестокости окружающих его викингов, закрывая глаза на давным-давно не чищенные, борта корабля, измазанные кровавыми следами. — Вау, ты настоящий викинг, Атли! — парень улыбнулся, доверчиво кивая и подтянул под себя ноги, подставляя лицо ветру. На корабле стояло удивительное спокойствие. Аскеладд стоял на пустующей палубе бака, опираясь на фок-мачту, задумчиво, как обычно всегда и делал, смотрел вперёд уставшими небесными глазами, скрестив крепкие, сильные руки на груди, защищённой бронёй. Бьёрн, развернувшись, на долю секунды замерев, и, ступая тяжёлыми сапогами, направился к капитану, хмуро глядя перед собой.       Тишина прервалась лишь в тот кратковременный момент, как пришел темноволосый мужчина, в своем обыкновении хмурый, задумчиво-серьёзный. Аскеладд ожидал, что тот присоединится к нему, разрушая выстроенный за малый срок, хрупкий барьер одиночества. Он был построен из мыслей, хаотично петляющих в ограничивающих стенах сознания, мышления. Они, словно паутина, опутывали каждую клеточку мозга, пряча в прозрачный мерзкий кокон сомнения. — Торфинн ещё не знает, да? — Бьёрн встал совсем рядом, смотря на открывшийся ему вид, глаза были скрыты за тенью отросшей челки. Аскеладд ухмыльнулся, качнув головой и переставив ногу на ногу. — Мальчишку никогда не интересовало, куда его отправят. Но не в этом случае. Когда он осознает, куда мы держали путь, то станет очень… агрессивным, — мужчина перевел взгляд на собеседника. Бьёрн смотрел так, как обычно: внимательно, доверчиво вглядываясь, понимающе, будто любое решение Аскеладда всегда было едино правильно. — Что ты собираешься с ним делать? — темноволосый мужчина произнес очень тихо, убирая мешающую челку под воинственный шлем, ища взглядом Торфинна, но бросил бесполезные попытки — его не было на просторной палубе и мачтах.       Аскеладд не посчитал нужным отвечать на данный вопрос, просто не знал, что ответить, отводя глаза, снова погружаясь в съедающие его мысли, теряясь в их бешеном потоке. Фактически, он в который раз подставляет паренька, но сейчас предательство будет слишком болезненным. Мужчина точно помнил, мог достать из закромов, что даже если отец Торфинна был убит Аскеладдом, то мать, или другие ближайшие родственники, или старые знакомые точно остались. Он помнил свою мать размытым силуэтом, блуждающим между деревьев сознания. Она оставила лишь горький отпечаток на душе с привкусом страданий и сумасшествия, с начинкой мерзкой чужой жалости, которую мужчина хотел кинуть со злости в стену или растоптать кожаными потрепанными сапогами. Тошнотворный запах сырого сена, грязная конюшня, в которой могут жить лишь сами лошади, ведь в их стойлах постоянно убирался противный зубастый конюх, считающий, что он явно лучше тех, кому приходится есть лишь сухой, но с огромным, тяжким трудом заработанный маленьким мальчишкой, которому уже пришлось познать что значит выживать, хлеб. Узнать, что же такое голод, ощущать собственную беспомощность, познать ужасно холодные зимы от которых спасала лишь жалкая рубаха и оборванная, старая куртка и снова чертов запах сырого сена, на котором приходилось проводить свои ночи, слыша сопение матери, что с каждым днём выглядела только хуже. Бледная кожа, ее впалые глаза и страшная худоба, будто сама серая смерть сидит на яркой зелёной траве. Аскеладд часто думал, что, скорее всего, Лидия в своем прошлом была очень красива, но тогда уже превратилась в нечто, чем пугают маленьких детей, чтобы те не совались, куда не следует. Дни ребенка, потерявшего собственное детство были похожи между собой: работа до изнеможения, так, что по возвращению валишься с ног, а зарабатываешь копейки, чертово воняющее меркой сыростью ложе и просто выживание. Он постоянно будто бы боролся с судьбой, пытаясь выкроить время на жизнь не только себе, но и матери, грезя об убийстве Олафа, что не имел права зваться отцом. В итоге, он все равно поплатился за свою главную ошибку - Аскеладда. Был убит рукой нежеланного сына и отправлен в ад. Месть свершилась, но лучше не стало, будто бы не это было нужно вовсе. Ударом под дых оказалась гибель матери, хоть и было ожидаемо. Он пытался, соревновался и обманывал смерть так долго, как смог, но и этого было мало. Все старания шли прахом с тяжёлым дыханием, сумасшествием родного человека,с жуткими стеклянными глазами, которые не стоит видеть подростку с ещё хрупкой, неустойчивой психикой, но подпорченными взглядами на несправедливую жизнь. Худые бледные руки, словно уже рука скелета на поле боя, и ломкие, посеревшие волосы. Сухие губы, что шептали всякий неосознанный бред про рыцарей и фей. Ему хотелось громко рыдать, сойти с ума и не переживать этот ужас с полным осознанием. Он хотел умереть вместо Лидии, но лишь драл на себе волосы и кричал где-то внутри себя, сгорая, погибая сердцем, но не телом. Сгребал руками грязную, черствую землю в темную, глубокую ночь. А за его спиной шептался лес, чернее, чем все вокруг, пугающе зазывая, качая вершины елей. Далёкий вой холодил, пугал неизвестностью, но и плевать мальчику хотелось, когда внутри этот вой множился, перекликался, сводил с ума. Именно тогда Аскеладд понял, что все потерял, ничего и не имея. Тогда пронзило осознание, что он полностью пуст: без целей, без мечты, без денег. Ничего. Он проклинал судьбу, свою жизнь за несправедливость и безэмоционально смотрел вперёд, на алый рассвет, понимая, что даже четких мыслей у него нет. Где-то в горле засел, навечно застрял густой ком, мешающий нормально говорить и что-то делать, а глаза, как глаза матери, мертвы и стеклянны. Аскеладд не имел права на жизнь, но выжил. Только один. Хочешь жить - умей вертеться. Ходи по головам и может быть достигнешь желанной цели, а цель мужчины - выжить в этом прогнившем насквозь мире. Даже если это окажется светловолосая голова паренька, что вернее сотни ему подобных. -Плешивый, - подал голос предмет раздумий, что засорял голову ненужными воспоминаниями и мыслями, будто нарочно, даже не зная сути будущего набега, скребся, словно кошка, раздирал изнутри острыми, как заточенные ножи Торфинна, поблескивающие при свете огня, когтями - куда мы направляемся? Аскеладд ехидно растянул улыбку, которая так раздражала собеседника и сузил поблескивающие глаза. -Чего это тебя на нормальный разговор пробило? - мужчина вновь кинул уставший взгляд на горизонт - Неужто захотел развеселить старика? Подросток ожидаемо оскалился, злобно собрав брови в кучу и прокручивая в голове возможные варианты ответов, что точно заденут Аскеладда в ответ. -Иди к черту! - парень отвернулся, не придумав ничего остроумного, зная, что свои слабости мужчина скрывает слишком тщательно, чтобы вывести его из себя. Но на душе было неспокойно, будто бушевало море, а в горле стоял ком незаданных вопросов. Почему то впервые за долгое время Торфинну стала интересна цель их будущих махинаций. Обычно у Аскеладда причиной являлось золото и чем больше - тем лучше. Скорее всего, это путешествие ничем не отличалось от остальных, а подозревать что-то было глупо - вокруг лишь темное глубокое море. Парень развязал ворот льняной рубахи, старой, потрепанной временем, порванной в тяжёлых боях и заштопанной собственными руками сотню раз. Он не любил просить рабов, коих команда Аскеладда встречала в любой деревне, измываясь, мучая, используя ради удовлетворения своих нужд и убивая. Смотреть на этих бешеных зверей было мерзко, но Торфинн ничего не мог сказать, ведь был точно таким же монстром. Он также убивал, ища в этом выгоду лишь для себя. Но где то глубоко в душе, где уже давным давно был лишь сухой и темный пустырь только сейчас появилось осознание, что парень боялся потерять. Он боялся потерять все то , что в принципе имел, даже если это не приносило счастья. Торфинн помнил о матери, помнил о семье, но не хотел возвращаться пока не пересилит себя и не убьет человека, что заставил его страдать. И пусть единственное, что сделал Аскеладд - убил его отца, а всю остальную жизнь пустил под откос лишь сам парень, это решило все. Торс был примером для подражания, как и большинство отцов для маленьких мальчиков, был учителем, да что уж, всем миром. И в один миг все рухнуло, пропало, разорвавшись на маленькие кусочки, словно сожженный до тла карточный домик. Аскеладд отобрал все и привязал крепкими веревками, завязанные узлами мести, насмехаясь своей скалящейся улыбкой. Было обидно признавать, что Торфинн заперт в своей глупой коробочке, состоящей из маленького и жестоко, ненавистного мира. Можно было бы сказать, что он не ценил живых мать и сестру, поминая лишь погибшего отца. Казалось, парень неосознанно желал быть окружён смертью, вдыхать ее резкий, отвратительный запах гнили и плоти, задыхаясь, получая мазохистское удовольствие и смотря на гору трупов, давясь собственной тошнотой, понимая как это мерзко. Он устал убивать, но и не мог перестать. Впервые увидев смерть ты будешь наивно следовать за ней, слепо переступая через убитых твоей рукой. Вдали показался остров, подозрительно знакомый и переворачивающий все нутро. Торфинн знал, куда они плыли, подсознательно, неведомым образом, он чувствовал знакомые воды и путь, погоду и воздух, но игнорировал, вверяя судьбу в руки какого-то старикашки. Его глаза широко распахнулись лишь на миг, выдавая напряжение, осознание мелькнуло в ореховых радужках глаз, перемешанное с подозрением и подымающимся из глубин, забытым временем страхом. Аскеладд никогда просто так не приходил на остров. Всегда он нес в деревни лишь разрушения, боль и вездесущую, засевшую в мозг смерть. Торфинн нахмурился, закипая, готовясь к чему-то пугающему и тяжёлому, режущему по сердцу. Он встал на ноги, подходя ближе к мужчине, сжимая кулаки. -Зачем нам сюда? - парень смотрел жутким, холодящим изнутри взглядом, голос звучал грубо, угрожающе, давая понять, что настроен агрессивно. Аскеладд молчал. Он смотрел на приближающуюся сушу, а после дал знак остановиться, дабы их не заметили раньше времени. - отвечай, плешивый!! -Королевская армия попросила уничтожить деревню Торса за огромные деньги, - начал мужчина, смотря только перед собой, держась прямо и гордо, отрешённо, будто сообщал обыденные вещи. А по лицу Торфинна было ясно, что парень пришел в ярость. - глупо было отказываться, учитывая, что уничтожать деревни - обычное дело для кого-то, вроде нас. -Ты мне ничего не сказал!! - взбесился мальчишка, толкая руку Аскеладда. Тот в ответ лишь дёрнул конечностью, дабы скинуть чужие пальцы, будто это было самое мерзкое, что могло его коснуться. - ты отправился убить всех моих близких и знакомых, ради собственных денег, тварь! -Ты вспомнил о своих близких и знакомых только сейчас!!- вспылил в ответ мужчина, гневно хмуря брови и скалясь, высказывая все, что взбредёт в уставшую от вечных проблем голову. - где ты был эти десять лет?! Ты таскался за тем, кого даже не можешь убить, бесполезных мальчишка! Здесь ты никому не нужен, можешь смело проваливать помирать к своей семье, которую ты бросил!! Торфинн застыл. Он раскрыл глаза, ужасаясь, внутренне ломаясь. Он знал, что мужчина прав. Он знал, что оставил своих родных на съедение неизвестности в погоне за местью, которую даже не мог совершить и даже не по причине того, что ему не хватает сил, а потому, что считал это целью, которую боялся потерять. Слова задели до глубины души , оседая тяжёлым комом, подкармливая ярость и гнев, путая мысли. Мозг совершенно отказывался принимать вину, особенно о которой говорил заклятый враг. -Это ты во всем виноват!- парень достал ножи из ножен, вставая в привычную для атаки стойку и резко, быстро, словно тень, обходя со спины и нападая, подгоняемый ненавистью. Аскеладд вовремя уклонился, удивляясь такой скорости, хватая его за кисть, заворачивая за спину, ударяя в живот и обездвижив. Сумасшедшие и непродуманные атаки только в книгах приводят к победе. Мужчина бросил Торфинна на деревянный пол, наступив ему на спину, прижимая, сдавливая. Он наклонился, низко, как только мог, и прошептал у самого уха: -Виноват здесь только ты, - он ухмыльнулся, отходя в сторону. На потасовку собрался глазеющий народ, Ухо шокировано смотрел на произошедшее, да что уж, даже Бьёрн был удивлен. Торфинн давно не выкидывал ничего сумасбродного, лишь колкости, да всегда предупреждающие вызовы на бой. - мы нападем на рассвете, как раз завтра суббота. Ещё такая выходка и уж поверь - ты отправишься к своей семье на тот свет. Злой, растоптанный, побитый и погрязший в собственных сожалениях и усталости, парень мог лишь продолжать лежать, слепо смотря в пол.