Гарри Поттер
Есть старый и редкий цветок. У него бархатный стебель, колючие листья и тонкие лепестки, похожие на крылья бабочек. У него много цветов, самый частый — алый, самый редкий — чёрный. Если его надломить, из него вытекает белое молочко. Внешне он похож на мак. В самом деле, есть много разновидностей мака, но есть и ещё одна, о которой знают немногие волшебники — ризерия. Если отобразить это название на арабском, то можно получить истинное название — «ядовитая красота». Когда мы соединились, когда Том соединил все осколки души во мне, только ризерия стала моим спасителем. Луна заводила меня в Тайную комнату, пристёгивала к кровати ремнями и опаивала отваром из неё. Нам повезло, что мало учеников решилось вернуться в Хогвартс, а мы, седьмой и шестой курсы, учились по более свободному графику. Иногда я лежал там по трое-четверо суток. Иногда меньше двух часов — ремни разрывались, а выброс стихийной магии ломал всю мебель в комнате. Я проводил всё это время наедине с ним то в полусне, то в припадке, то в галлюцинациях, вызванных большой дозой отвара. Я пил его добровольно, только так я мог ослабить и себя, и Тома. Луна договорилась с кем-то из Визенгамота, и на один вечер через тайный ход ко мне привели Долохова. Он узнал во мне своего то ли хозяина, то ли друга. На его лице, посеревшем от ужаса, читалось всё. Его мысли были как патока. В них я погрузился с головой. Это неприятно, но я не мог себя контролировать. Тогда мы и заключили тот самый непреложный обет — если он меня назовёт этим именем, сразу же умрёт. Я не доверял ему. Я не был Томом. Я не мог ему верить. К тому времени пойманных Пожирателей казнили одного за другим, под гул и нетерпение толпы. Малфои, избежавшие этой участи, не покидали свой особняк больше полугода, опасаясь самосуда. Мне было не до них. Я еле держался на публике, говоря дежурные речи, которые от меня ожидали, когда день заканчивался — я падал без сил. Моё тело выкручивало, ломало изнутри. Луна и Невилл не отходили от меня. Кстати говоря, именно Невилл выращивал ризерию. Том не хотел меня слушать. Он не шёл на контакт ни при каких условиях. — У тебя только одно тело — моё. Если ты убьёшь его, ты умрёшь вместе с ним. Этот путь был не таким, каким я себе его представлял. Под ризерией я видел всё его глазами — убийства, насилие, пытки. Я раскалывал свою душу. Именно я был змеёй, поедающей свежие трупы. Я так сильно желал власти и силы, что шёл на всё ради них. Мне было важно признание. Мне нужна была армия. В конце концов, именно я был маленьким брошенным мальчиком в холодном приюте. И я проклинал родителей. В моей жизни не было радости и счастья, я не знал, что это такое. Мой смех был всегда жутким. И люди, окружавшие меня, боялись даже моего имени. И сошедшая с ума Беллатрикс была на моей совести, как и прервавшийся род Блэков. Как и смерти, окружавшие меня. — Тебе не надоело, — звучал его голос в моей голове, — примерять мою жизнь на себя? — Хочу понять, почему ты такой, почему ты делал всё это, почему мы оказались в таком положении. — Не удивлю, наверное, но всё из-за тебя. Если бы не ты, Гарри, я был бы мёртв. Или всё ещё жил, но не в этом ненавистном теле. Ты — не я. Я — не ты. Я не соглашался. — Это не так, и ты знаешь. Если бы не ты и твоя одержимость бессмертием, — Гарри запнулся, Том расхохотался, выкручивая его плечо. — Бессмертием? Бессмертием?! — он оскалился, намереваясь разорвать его в клочья изнутри. — Бессмертие всего лишь инструмент для достижения цели. Разве ты думаешь, что я достиг бессмертия? — его руки стянули шею Гарри. — Нет, нет, нет, это лишь тень, лишь отзвук. Крестражи лишь предохранение, спасение части сознания, воли и личности. Крестражи не могут сделать мага бессмертным. И ты это доказал. — Перестань, — Гарри дёрнулся всем телом, его скрутило и снова растянуло, как струну. — Это тело не железное и не резиновое. — Я желал только одного, — он говорил громко и чётко. — Я хотел изменить этот прогнивший мир. Я хотел сделать его чище, правильнее. Слышишь? Держать его в руке, управлять им. Я хотел им владеть. Но ты, мелкий гадёныш, мне помешал, я выжгу тебя. Выжгу тебя изнутри. Сдохни. — Я хочу того же. — Что? — Я хочу того же, что и ты, но другими методами. Помоги мне, — Гарри открыл глаза, Том внутри него замолк снова. — Луна, пожалуйста, дай мне ещё отвара. Том слишком сильный и упрямый. Он меня уби…***
— Ты меня убиваешь, — Гермиона медленно, но верно изменяла всё вокруг себя, даже переворачивала его слова с ног на голову. Она плюхнулась в кресло и озадаченно смотрела в одну точку перед собой. — Ну и как так можно было вляпаться?! — не выдержав, она подскочила на ноги и перешла на крик. — Я, конечно, всё понимаю, но, Гарри, да, пусть он и ублюдок, каких поискать, но Круцио? — Я использовал его без палочки, — он пожал плечами. — В Отделе Контроля не узнают. — Конечно, не узнают, — Гермиона сложила руки за спиной и прошлась туда-сюда, — потому что ты стёр его воспоминания, а я тебя, скорее всего, не выдам. Но, чёрт бы тебя побрал, Поттер! — Он хотел тебя убить. Левый уголок губы Гермионы задёргался, она сжала свою палочку, направляя её на Гарри. — Ты уверен, что меня можно так легко убить? — её голос был воплощением льда. Гарри поднял руки над головой: — Ладно-ладно, сдаюсь. Я был слишком предусмотрителен и зря полез первым, защищая твою спину. — Инкарцеро! — появившиеся из пустоты верёвки крепко-накрепко связали Гарри и сбили его с ног. — Левикорпус! — зелёный столб энергии, вырвавшийся из палочки Гермионы, подхватил Гарри за лодыжки и подвесил его в воздухе так, что он смотрел прямо на грудь девушки. — Может быть, мне тебя ещё и парализовать? Отбросить? Поколотить? Ослепить? Разговорить? Или, хм… — она прищурилась, наклоняясь к его лицу, — сделать немым на пару-тройку часов? — Вы с Малфоем такое устраиваете? — Что? — Гермиона сильно удивилась. — Ну ты его так подвешивала когда-нибудь или связывала? Ну или он тебя? Ему нравилось наблюдать за тем, как её щёки горели. — Остолбеней! — Гермиона улеглась на ковёр своего кабинета и вздохнула. — И как тебе такое только в голову пришло? Не понимаю. Всему есть предел, в конце концов. Я знаю, что ты считаешь, будто я тебе нравлюсь. Но, Гарри, это чувство не то, просто мы проводим много времени вместе, мы были лучшими друзьями, я забываюсь рядом с тобой и перестаю вести себя холодно, но это не значит, что наши чувства — это нечто большее, чем дружба. И твои шуточки неуместны. Мне неловко. Когда ты так ведёшь себя, мне часто кажется, что это не ты, а… Рон. Рон бы поступал именно так. Сколько ещё раз мне повторить: «Гарри, что ты делаешь? Это неправильно. Перестань»? Ты мой друг. Ты мой единственный друг. Я не хочу тебя потерять. Поэтому прошу тебя в последний раз — прекрати.***
2 сентября 2004 года, Лондон, площадь Гриммо, 12
Гарри пьёт чай, сидя за обеденным столом в своём доме, и читает свежую газету. — Я всё не пойму, — говорит Том, отвлекая его от чтения заголовков, — почему ты этой ночью вспоминал, как она тебя отшила? — Ну, допустим, не меня, а нас. — Как тебе угодно, — он веселится, — если твоё эго будет менее задето, то давай нас. Впрочем, ты меня никогда не слушаешь, когда дело касается соблазнения… Лучшее, что ты сделал, так это отошёл в сторону и перестал порываться к ней подкатывать, иначе, я тебя уверяю, она бы нашла другого напарника. Гарри отпивает чай и постукивает тапочками по начищенному до блеска Кикимером паркету. — И что мы будем делать с Розье? Его надо отправить куда-нибудь подальше. — Это не сработает, — Том берёт контроль над левой рукой Гарри и стукает его по лбу, — ты же прекрасно знаешь. Не уходи от темы, меня это бесит. — Я просто хотел это вспомнить. Том беззлобно смеётся. — И всё-таки ты мазохист, — не без издёвки подмечает он. — Мы идеальная пара. Как же хорошо тебя дополняет твоя же противоположность, — не без удовлетворения подмечает Том. — Почему мы всё ещё пьём отвар ризерии? Разве мы не пришли к согласию? Почему мы всё ещё пристёгиваемся к кровати держателями? Ты мне всё ещё не доверяешь? Глубоко внутри ты всё ещё боишься меня? — Конечно же, я боюсь тебя, — Гарри произносит это не без улыбки, глядя на своё отражение в зеркале, которое оправлено большой позолоченной рамой. — Как я могу не боятся себя? Как я могу забыть о собственной силе, такой мощной, что может уничтожить целый город? Это ради нашей же безопасности, Том. Мы должны заботится о ней больше, чем другие, ведь философский камень ещё не готов. И, говоря откровенно, сны от ризерии… — он вздыхает, вспоминая раскрасневшееся лицо Гермионы, — они позволяют прокручивать воспоминания снова и снова, одно за другим. Тебе же это тоже нравится, верно? Отражение улыбается Гарри, наклоняет чуть голову, и цвет глаз меняется с бирюзового на почти чёрный. — Верно, — Том снова контролирует их тело. Гарри ему уступает. Он проводит по их губам пальцами, надевает очки, завязывает галстук. — Мы давно не видели Нарциссу. Интересно, она всё ещё прекрасна или всё же время берёт своё? Думаю, ты не возражаешь, если я вспомню былые времена и поцелую её муженька? — он ощущает приятное тепло, исходящее от Бузинной палочки, когда берёт её в руку. — Воспользуемся каминной сетью.***
2 сентября 2004 года, Графство Уилтшир, Малфой-Мэнор
Нарцисса всё ещё красива. Она обнимает его крепче, чем должна. И как только её сын может говорить, что она холодна и сдержанна? Нарцисса была в саду, когда они прибыли в поместье. Гарри проводили к ней домовые эльфы сразу же. Голубое шёлковое платье обтягивало её фигуру, а кашемировый плед, в который она бросила на плетённом кресле, был под цвет её серых глаз. — Милый мой мальчик, — Нарцисса опускает на щёки Гарри ладони и слегка щиплет его, — ты хорошо питаешься? Ты весь какой-то серый. Вид у тебя болезненный. — Со мной всё хорошо, а как вы себя чувствуете? — Гарри опускается в плетёное кресло напротив, всё ещё держа руки Нарциссы в ладонях. — Хорошо, — она садится на кресло, а Гарри подаётся вперёд и перецеловывает все пальчики женщины, прежде чем выпустить их. — О, Гарри, — Нарцисса краснеет, кутаясь в плед, — не за мной ты должен ухаживать, а за девушками более подходящего возраста. — Я никого не обделяю своим вниманием, — он понижает голос до доверительного шёпота, — Цисси. — Маленький негодник! — Нарцисса смеётся, откидываясь на спинку кресла и запрокидывает голову. — Я пришёл поговорить о моих друзьях, — Гарри выпрямляется, опускает на подлокотники руки и перебрасывает ногу на ногу. — Вы знаете, что Гермиона для меня не просто подруга. Она мне как сестра. Нарцисса, не могли бы вы… Миссис Малфой поднимает ладонь вверх, заставляя Гарри замолкнуть. С её лица исчезает улыбка. Она вся напрягается — её выдаёт неестественная поза. — Я знаю, о чём ты меня будешь просить. Нет, Гарри. — Прошло больше пяти лет, — он подпирает голову рукой, — со дня их свадьбы. Они могут хотеть детей. Вы же понимаете, что они не будут спрашивать разрешения об этом? И Драко обязательно признает ребёнка — будь то сын или дочь, — он станет наследником. Вам не кажется, что пора уже смириться с их выбором и признать их союз? — Гарри, я понимаю твои чувства, но тебе не понять наши. Дело не в чистокровности, а в том, что Гермиона… — она качает головой. — Впрочем, тебе стоит самому всё увидеть, — Нарцисса встаёт с кресла. — Пойдём за мной. Она провела его по Мэнору к кабинету мужа, где хранились реликвии семьи. Они зашли внутрь, Нарцисса открыла потайную дверцу и завела в небольшую комнату Гарри, которая расширялась с каждым шагом, сделанным хозяйкой. Гарри это вдруг напомнило зеркальный лабиринт из одной версии Алисы в Стране Чудес. И, действительно, это было причудливое древнее охранное заклинание, которое сводило воров с ума. Дойдя до нужной арки, Нарцисса взяла Гарри за руку и потащила за собой. Они вошли в небольшую комнату, которая вся была уставлена шкафами с выдвижными ящиками, на которых были написаны названия на латыни. Том знал об этом месте. Он был здесь раньше. Нарцисса нашла нужный ящик, вытащила его и отдала в руки Гарри. — Видишь ли, в древних чистокровных семьях много скелетов в шкафу, и далеко не все браки заключались добровольно. Часто, невест, особенно королевских кровей, похищали, силой или уловками добивались их согласия. В этом ящике были фамильная пара колец. Да, на первый взгляд ничего такого, обычные платиновые обручальные кольца, но, Гарри, они зачарованы. Они не простые. Они созданы для того, чтобы привязать к себе человека против его воли. Люди, надевшие эти кольца, не снимут их до своей смерти. — Мерзавец, — Гарри побледнел и отступил назад. — Это ещё страшнее амортенции и империуса. Я… Он резко развернулся. — Стой, — Нарцисса крепко обняла его сзади. — Стой, иначе никогда не выйдешь отсюда. — Ты же понимаешь, — он проговорил очень медленно, — что я хочу убить твоего сына, верно, Нарцисса? — Если ты убьёшь его, это ничем не поможет ей, — она крупно дрожала. — Ничем не поможет, так до смерти она будет любить его. Эти узы крепче… — Отпусти. — Мой господин, — её голос перешёл на крик, — нет, одумайтесь, это ничего не изменит! — Я отрублю им пальцы, а если не пальцы, то руки. Я… Ублюдок! — Вы поклялись отцу моего мужа, что никогда не убьёте его потомков. Вы поклялись. Нельзя ничего изменить, — её голос стал тише. — Вы дали ему непреложный обет. Гарри рухнул на пол и сжал руками голову. Стены зашатались, земля стала уходить из-под ног Нарциссы, и та накрыла собой Гарри. — Это не поможет, — повторяла Нарцисса. — Уже отрубали руки, отрезали пальцы. Это не помогало. Пока хотя бы один из них жив, их ничто не может разлучить. Том, Том, пожалуйста, придите в себя. — Нарцисса, — прохрипел он, касаясь кончиком палочки её подбородка, — делай, что хочешь, но чтобы твой сыночек был так далеко от Гермионы, насколько это вообще возможно, иначе я превращу ваши жизни в ад. Ты меня поняла?