***
С годами секс не становился хуже, просто приобретал пресный вкус обыденности, иногда пересоленного неудовлетворения. Как бы я ни любил Гермиону, но её заниженная самооценка, плохое настроение, одурманенный зельями взгляд… Всё это делало мне больно, я всё больше переживал за неё, а когда переживаешь — заниматься сексом как-то не получается. Сначала у нас всё было несколько раз в день, просто потому что мы не могли отлипнуть друг от друга и воздух казался, словно, наэлектризованным между нами. Мы притягивались к друг другу и забывались в сексе. Это было слишком хорошо. Спустя время всё свелось к ежедневному хорошему сексу либо по утрам, либо по вечерам, мне, в принципе, этого хватало, но спустя несколько лет я осознал, что мы всё реже занимаемся сексом: то она не хочет, то я не могу ничего с собой поделать. В какой-то момент у меня возникло стойкое ощущение, что я насильник. Мне казалось, что я её принуждаю заниматься со мной сексом, и не то чтобы ей не нравилось, не то чтобы она говорила мне, что это так. Это было просто моим субъективным ощущением, которое не было основано на объективной реальности. Просто я смотрел на измученное тело Гермионы, и эта мысль, при моём естественном желании заняться сексом, так или иначе возникала в мозгу. Возбуждение пропадало, и я долго думал о том, что со мной было не так. Но было ли со мной что-то не так? На самом деле, когда инициативу брала Гермиона, когда она соблазняла меня, ведя себя распущенно и сексуально, этого чувства не возникало. Я долго думал об этом и не нашёл ничего, кроме своей подростковой травмы, которая, вероятно, была причиной моих неудачных попыток. Больше всего я боялся в своей жизни снова стать насильником. Больше всего я боялся стать похожем на мою безумную тётю Беллатрикс. На мою Беллу. Боялась ли она того же когда-то? Мне казалось, когда я занимался сексом с Гермионой, я был готов разорвать её на части и поглотить целиком, до последней капли крови. Меня страшило то животное, безжалостное, жестокое начало, живущее во мне. Кольцо, причиняющее боль, давало надежду, что внутренняя злая сущность никогда не выберется, никогда не поглотит меня целиком. Я задумывался о том, как долго смогу продержаться? Смогу ли я всё окончательно забыть и быть лучшей версией себя до конца? Но ответ последовал незамедлительно — внутренний зверь требовал крови, и если я не утолю эту жажду, она убьёт нас.***
Вонючая слизь была запаха серной породы. Она жглась и медленно разъедала всё, к чему прикасалась. Это был желудочный сок огромного магического насекомого, похожего на гигантскую сколопендру, которая была в толщину больше дерева и такая большая, что размещалась на нескольких одновременно. Её морда была обращена на них, внимательные тёмно-красные глаза следили за двумя ссорящимися жертвами. Драко сбросил с себя шмат желудочного сока и сделал медленный шаг назад. — Это ещё что? — спросил он тихо. Русская ведьма усмехнулась: — Не что, а кто. Я плохо разбираюсь в местной фауне, поэтому предлагаю бежать. — Может быть, — Драко указал палочкой на морду огромной сколопендры, перебирающей лапами, готовящейся прямо сейчас напасть, — воспользоваться магией? — Нет! — она схватила Драко за руку и потянула за собой. — Её не ранит заклинание! Оно отскочит от неё прямо на нас! Надо убегать, сладкий. — Но ты же сказала, что… — Беги, идиот! Молчи и беги! Или будь съеденным! Но я не собираюсь быть съеденной вместе с тобой! Она разжала руку и побежала сквозь рощу, заросшую папоротником, который доставал ей до груди. Драко побежал за ней, в ту же секунду услышав, как это чудовище пришло в движение и направилось за ними. — Не за мной, сладкий! Беги в другую сторону, — она махнула рукой на запад. — Беги туда! Пробежка была не из приятных: земля скользила, сухие ветки цеплялись за одежду и разрывали её, Драко несколько раз чуть не упал, густые заросли папоротника не давали возможности разглядеть землю под ногами, и он едва не подвернул ногу, угодив ею в небольшую нору. Ему вообще не нравилось это, и Драко даже сожалел, что не особо хорошо слушал рассказы Хагрида, посмеиваясь над полувеликаном большую часть своей учёбы, но, Мерлиновы яйца, кто же знал, что однажды его знания могли спасти ему жизнь! Обернувшись, Драко понял, что огромная сколопендра гналась исключительно за ним. Хитрая ведьма убежала довольно далеко, теперь Драко видел только её небольшой силуэт в противоположной от себя стороне, а вот морда сколопендры была всего в пяти метрах от него. Терять было не то чтобы нечего, но он сглотнул, упав на землю. Гермиона была бы горда им, когда в последний момент ему в голову пришла гениальная и опрометчивая мысль воспользоваться чарами хамелеона. Небольшая белая вспышка мгновенно погасла, и Драко ощутил, как его обволакивает нечто плотное. Он посмотрел на свою руку, и та, как ему тогда казалось, слишком медленно сливалась с окружающим его пейзажем. Драко оказался под огромным туловищем насекомого, которое теперь выискивало его. Он пытался задержать дыхание, но из-за быстрого бега по пересечённой местности его лёгкие горели и тело требовало кислорода. Тварь медленно зашевелилась, вертя своей головой из стороны в сторону. Драко попытался тихо выдохнуть, и так же тихо вдохнуть. Сколопендра замерла. Потом что-то упало сверху на сколопендру, и та дёрнулась, забилась в конвульсиях, пока её голова с горящими глазами падала на землю. Драко откатился из-под сколопендры, и медленно, оборачиваясь на то, как туша животного обрушилась на землю с грохотом, он аж подпрыгнул, когда его плеча коснулась нежная рука ведьмы. — Я же просила, — сказала она, — бежать в сторону. И предупреждала, что магию нельзя использовать. Она сжимала в руке большой нож, с ручки которого стекала кровь. — Мы можем трансгрессировать! — воскликнул Драко. — Нам не надо пробираться через чёртов лес! — Ты думаешь, я не пробовала трансгрессировать? — ведьма злобно сощурилась. — Тогда ты идиот! При любой попытки трансгрессии из этого леса ты вернёшься назад в деревню, а местные животные приходят на всплески магической энергии. И не все они, как ты можешь заметить, безобидные. — Так это ты убила это… это… — Да, я, сладкий. А ещё тебе надо быстрее умыться, — она налила последнюю воду на свою ладонь и смочила кожу на лице Драко. — Хочешь жить — умей вертеться. — Почему ты просто не сидела в этой деревне? — Видишь ли, — она вздохнула, смывая с волос и лица Драко остатки слизи, — они обманом заманили меня сюда, решили вернуть свой долг злобному богу, отдав меня ему в жёны, и теперь я должна либо бежать отсюда, либо выйти за него замуж, что не самая лучшая участь на свете, сладкий. Ну, а ты? — Я… — кольцо больно жгло палец — так себе причина. — Мне было там как-то не по себе, — что было правдой. Зеленоглазая заливисто рассмеялась. — Хорошая интуиция, сладкий. Они бы тебя сожрали и не подавились, останься ты там на неделю, — ведьма вздохнула. — Нам нельзя останавливаться. От этого места несёт чарами на всю округу. — Кстати, насчёт злобного бога, это же аллегория такая?