Защитишь меня?

— Изу, подойди сю… — а дальше ужасающий вопль. А затем еще и еще. Кричит огромное количество людей. Изуку не понимает, сколько там человек, кто это: мужчины или женщины. Все смешалось в отвратительной симфонии боли и отчаяния. Ему самому не на шутку страшно. Такое чувство, будто что-то родное и близкое вмиг исчезло, растворилось, и он теперь совершенно один. Отовсюду пахнет гарью, везде лежат люди, похожие на спящих. Что же с ними случилось? Мальчик не понимает. Изуку страшно до холодного пота, он хочет позвать на помощь, но ничего не выходит. Кажется, будто губы сомкнулись так плотно, что начали срастаться, и изо рта вырывается лишь мычание. Легкие словно рвут на части, воздуха не хватает, всюду дым, слезы ручьями льются из глаз, образуя пелену, сквозь которую совсем ничего не видно. Мидория слышит чей-то вопль, очевидно, женский. Кто же это?! Почему голос столь знакомый? Почему эта особа зовет его по имени и откуда она вообще его знает? Мальчику невыносимо страшно, хочется быть где угодно, только бы не в этом Аду. Наконец-то получается открыть рот и заорать так громко, насколько это вообще возможно. Мальчишка просыпается от звука собственного голоса. Бешено озирается по сторонам, ощущая, как по спине стекает холодный пот, а воздуха не хватает. Ему до сих пор кажется, будто он не в своей комнате, а в том горящем и рушащемся месте. Изуку старается вдохнуть побольше воздуха, чтобы облегчить свое состояние, но это никак не способствует улучшению. Воздух в помещении слишком теплый. Мидория еще раз, уже немного придя в себя, осматривает место, в котором находится, и убеждается, что все нормально. Тяжело вздохнув, ребенок, подхватив любимую мягкую игрушку, направляется в комнату к отцу. Обычно тот не разрешает ночевать у себя, но в этот раз Изуку был уверен — Айзава согласится. В конце концов, он же тоже человек, должен понимать, что детям часто снятся кошмары. Приоткрыв дверь, Мидория заглянул в комнату. Отец спал, накрывшись одеялом так, что из-под него виднелись только волнистые черные волосы. Дышал он еле заметно, на секунду Изуку даже показалось, что Шота и не живой вовсе, однако мальчик быстро отогнал от себя эти страшные мысли и, открыв дверь шире, на носочках подошел к родительской кровати. Он постарался залезть в постель так, чтобы не потревожить сон Шоты, однако профи, из-за рефлексов, выработанных за годы геройства, тут же открыл глаза и схватил сына за руку, сжав ее так, что Изуку зашипел от боли. — Прости, — тихо произнес Сотриголова, заметив, что слишком крепко держит тонкую детскую руку, — Тебе плохо? — Мне кошмар приснился, — чувствуя некую неловкость, проговорил мальчик, — можно я у тебя сегодня переночую, пап? — Можно, — устало вздохнув, сонно проговорил мужчина, а затем продолжил, — что за кошмар? Ребенок, устроившись поудобнее и взяв отца за руку, начал рассказывать о своем не самом приятном сне: — Мне снились люди. Они кричали и падали на землю, — Изуку поежился, вспоминая об этом, — а потом было много огня, и стены рушились. Я пытался кричать и звать тебя, но ты не ответил! И.! — Тшш… — Шота прервал сына, приложив палец к его губам, как только заметил, что Мидория вот-вот расплачется, — Сейчас же все хорошо? — Д-да. — Не бойся, это просто сон, — сказал мужчина, обняв ребенка и накрыв одеялом, — Ложись. — Ночки. — Спокойной ночи, Изуку.