Мимо-Ранил-Убил

      — Сука! Дрянь! Иди сюда! Не смей запираться! Я тебя убью! Чертова сука!       Удар за ударом сотрясает мою дверь, каждый раз я словно слышу, как трещит по швам ветхое дерево, вот-вот оно разлетится на щепки, и меня точно достанут отсюда, как улитку из раковины, чтобы раздавить.       Сердце заходится в таком бешеном ритме, что комната плывет перед глазами. Я должна встать, напомнить себе, что я взрослая, что мне нельзя бояться, нельзя пасовать.       — А ну иди сюда, сука! — хрипит голос за стенкой, я зажимаю голову ладонями.       Сквозь пелену бьют по ушам — словно прямо меня в поддых — удары ноги в дверь, и тогда наперерез врываются звонкие крики, приказывающие остановиться.       — Ты еще куда полезла, мразь! — задыхается голос.       Ноги сами подбрасывают меня наверх, я бегом лечу к двери.       — Дея! — сипло верещу я, рву на себя дверь.       Горло саднит от криков и слез, тело сводит нестерпимым спазмом от ужаса — машинально в ожидании боли, но я не могу оставить ее там одну…       Встрепенувшись, я подскочила на постели. Каждый раз несколько секунд после пробуждения я ощущала этот чертов спазм, сковывающий все тело перед первым ударом. Воздух сперло в глотке, темнота задавила до головокружения, холодный пот заставил мигом продрогнуть. Я выползла из постели, скинула одеяло, села на пол, бегая невидящим взглядом по стенам.       Постепенно тьма отступала, я вспомнила, что я не дома. Что сегодня ночная смена, и я сплю в небольшой комнатке по соседству со спальней Рэндалла, сплю явно слишком крепко для того, чтобы прийти ему на помощь в случае чего.       Стоило мне вспомнить о том, что Рэндалл тоже здесь, что я не одна — я подскочила и, схватив с тумбочки халат, бесшумно бегом помчалась из комнаты.       Мой подопечный спал в кромешной тьме, я присела на край его постели и оглядела: Рэндалл нахмурился во сне, сунул руки под подушку, и в таком положении казался совсем обычным. В темноте у него была такая бархатная кожа, я едва удержалась от того, чтобы не потрогать. Во сне Рэндалл в кои-то веки выглядел на свой возраст: без напряженно-усталого выражения лица, вечно опущенного взгляда, просто лежал, закрыв глаза, и мерно дышал. Он не помнил о том, что с ним случилось, что жизнь поделилась на «до» и «после» и теперь каждый день он должен был преодолевать какие-то свои непреодолимые выпавшие на его долю горести. Иронично, только во сне он переставал быть несчастным, в то время как я во сне обычно возвращалась в худшие дни.       Не постеснявшись даже своего положения сиделки, я взялась за плечо своего подопечного и легонько его потрясла. Это было сродни пантомиме, то, что я увидела: Рэндалл поморщился, открыл глаза и в секунду состарился на десять лет.       — Что ты делаешь? — сонно спросил он.       — У тебя есть сигареты, — сказала я шепотом. — Мне нужна одна, где взять?       — Ты что, совсем охренела? — наконец проморгался и зарычал хриплым голосом вслух.       — Давай ты завтра меня отругаешь, сейчас мне надо покурить, — выдохнула я.       Голос сорвался, и это остановило Рэндалла от дальнейшего возмущения. Он сел в постели, наклонился к своей тумбочке, где заряжались протезы, и надел их, после сонно открыл ящик, вытащил оттуда какие-то блокноты в твердой обложке, бросил наверх, вынул коробку из-под сотового, вскрыл ее и достал наконец пачку сигарет.       — Да ты сам охренел, Рэндалл! — изумленно по привычке прошептала я. — Ты, мать твою, идеально управляешься этими штуками!       — Не идеально, а нормально, — бросил он. — И это… непроизвольно у меня.       Он замер, после взял блокноты, чтобы засунуть обратно, и неуклюже потерял из ладони.       — Вот сука, — проронил он просто, а после обессиленно откинулся на подушки. — Бери сигареты и проваливай.       — Да ладно, ты стебешься! — Я села на его кровати удобнее, но пачку все-таки взяла. — Какого дьявола ты из себя беспомощного строишь?       — Я же сказал, это не… эй, а ты это в чем?       Рэндалл поднялся на локтях и наконец соизволил меня оглядеть. Я забыла, что бросила халат на подходе к его кровати, и восседала у него на одеяле одетой в тоненькую маечку и шорты, пижаму из какой-то синтетики с дешевым кружевом.       — Я сплю вообще-то, — напомнила я. — Ты тоже не одет.       Я не собиралась его разглядывать, честно. Просто обратила внимание на то, что он и сам довольно обнажен и, кстати, далеко не так худ, как я предполагала. Я подобрала наконец для своего подопечное подходящее описательное слово: ладный. Бывают такие мужики, которые со всех сторон как вытесанные по меркам, и лицо у них как по линейке отмеряли, и фигура по всем пропорциям — вот и Рэндалл был такой. Я впервые на своей памяти видела тело, которое могла назвать красивым, пусть даже видела только до пояса.       — Где твоя форма? — процедил он, глядя на меня в упор. — Тебе сказано было носить форму.       — Но не во сне же! — изумилась я.       — Всегда, когда ты здесь! — встрепенулся он. — Какого… я с тобой вообще разговаривать не должен! Какого хрена я тебе объясняю это, да еще и посреди ночи?       Рэндалл так затараторил, что речь опять стала похожа на булькание, я едва разобрала и поморщилась.       — Не знаю, чего тебе вперлась моя одежда в такое-то время, — фыркнула я, соскочив с его постели и зажав в ладони пачку сигарет. — Если захочешь составить компанию — я буду на твоем любимом месте в саду.       Он промолчал, и я в который раз поразилась тому, как по всем прогнозам и страшилкам замкнутый, озлобленный, агрессивный Роузмонд умел сдерживаться словесно — у меня вот обычно не получалось. Я остановилась около выхода и почесала нос.       — Кстати, почему это ты со мной не должен разговаривать? Как раз таки должен, это моя работа вообще-то!       — Ты с ней завтра попрощаешься, — с готовностью ответил он.       — А чего не сегодня? — флегматично заметила я. — Брось, я же вижу, ты добряк. Приходи.       На улице оказалось холоднее, чем я думала, так что я завернулась в халат поплотнее. Остатки сна сошли, и я неуверенно позволила себе признать, что по большей части именно после разговора с моим пациентом. Сигаретный дым поплыл над неподвижной водной гладью, меня пробрало до мурашек, но сердце потихоньку успокоило ритм. Я почувствовала себя вдруг очень драматично: сижу, значит, курю в одном халате посреди шикарного буйнорастущего сада, на горизонте занимается рассвет, а передо мной бежит по пруду маленькая водомерка. Цвела осень, а осенью я всегда была меланхоличнее — если бы руки росли из нужного места, может, стала бы писателем. Осень тогда была бы моим любимым временем для вдохновения.       По дороге обратно я зашла в комнату Рэндалла вернуть его сигареты. Он не спал, лежал на спине и пялился в потолок, сверкая глазами в полутьме. Я закрыла покрепче двери, обошла кровать, чтобы подойти к ящику. Рэндалл проводил меня взглядом молча, я выпрямилась и потянулась к нему, качнув головой на розетку.       — Давай свои руки-базуки, поставлю заряжаться.       — Никогда меня больше не буди, — приказал он, но ладони протянул.       Протезы зажужжали, я взялась за его запястья, будто беря за руки в знак какой-то клятвы.       — Хорошо, — ответила я.       — И ты обязана носить форму, — продолжил Рэндалл. — И не смей больше лезть ко мне в кровать.       Я сняла с него протезы и поставила на платформу для зарядки. Сон брал свое, мне было лень отвечать Рэндаллу. За ту неделю с лишним, что я была рядом с ним, образ мрачного недотроги он исчерпал, и больше его попытки в агрессию меня не впечатляли. Лежа в своей кровати, надутый и угрюмый, он снова показался мне пацаном, о котором я должна была заботиться в силу того, что он капризничал и нихрена не хотел делать сам. Судя по требованиям Каи при найме, я должна была найти с Рэндаллом общий язык и вернуть его к нормальной жизни, но этот паршивец и сам вполне способен был к ней вернуться, только по какой-то причине не хотел. Верри тряслась над каждым его капризом, а я в глубине души считала, что этим она лишь поощряет его нежелание шевелиться.       — Что-то еще? — спросила я, прежде чем уйти.       — Да, — кивнул Рэндалл. — Не дерзи.       — Этого не обещаю, — цокнула я, подоткнув одеяло, сползшее краешком на пол. — И всего остального тоже не обещаю, вдруг тебя во сне удар хватит? Как же я тебе жизнь спасу, если в кровать нельзя?       — Это не смешно, — сказал он. — Здесь тебе не цирк, мать твою. Какого ты все время шутишь?       — А что мне с тобой еще делать, сопли размазывать? — вскинула бровь я. — Брось, Рэнди, ты с этим и один справляешься.       На это Рэндалл вдруг подскочил в кровати, лицо даже в темноте запылало от гнева.       — Никогда меня так не зови! — гаркнул он громче прежнего. — Поняла? Меня зовут Рэндалл.       — А меня как зовут? — устало спросила я от дверей.       Он замер, непонимающе поморщился, а после помотал головой, словно сбрасывая наваждение.       — Да какая мне, нахрен, разница? Я тебя по имени звать не должен.       — Я тебя тоже не должна, но цивилизованные люди иногда так делают, — бросила я и, предупреждая последующие выпады, закрыла за собой дверь.

***

      Через два дня больничного, как и обещала, вернулась Верри. Общие смены теперь у нас были редкостью, но в конце следующей недели Кая попросила нас обеих остаться в ночную. Она, Дрю и мистер Роузмонд должны были уехать за город по какому-то неотложному делу и не успевали вернуться, а оставлять Рэндалла одного в доме все еще боялись.       — У нас на связи паренек из санитарной службы, экстренные номера вы знаете, — перечисляла Кая, пока мы с Верри провожали отбывающее семейство в холле особняка. — Ну это все на случай форс-мажора. Думаю, все будет хорошо.       Около нее натягивал серое, дорогое на вид пальто Дрю, он безрадостно оглядел нас и важно вскинул указательный палец.       — Вы в ответе за Рэндалла, — изрек он. — Если что случится — шкуру спущу. Ясно?       — Ясно, — с готовностью кивнула Верри. — Вы на нас можете положиться, все будет отлично!       — Руку на отсечение даю, — добавила я.       Дрю вытаращился на меня, как будто еще не привык, что с языком у меня проблемы, его отец только удивленно обернулся, а Кая тактично кашлянула. Я потерла лоб.       — Ну, давайте я вам помогу с багажом! — напряженно заулыбалась Верри, подняв ладони.       — Не надо, — быстро проговорил мистер Роузмонд, и я только сейчас увидела, что он изо всех сил сдерживает улыбку.       Он махнул нам в знак прощания и пошел прочь, следом вышла с румяными щеками Кая. Дрю так и стоял, глядя на меня, как на врага народа.       — Надеюсь, не нужно объяснять, чтобы таких шуток и близко не было слышно в присутствии Рэндалла? — процедил он.       — Да брось, самоирония — первый шаг на выход из депрессии, — отмахнулась я. — Хорошей вам поездки!       Дрю взял свою сумку, похожую на дипломат, вытянулся передо мной, словно пытаясь задавить авторитетом (или ростом?) и важно, нахмуренно выдал:       — По возвращении я поговорю с Рэндаллом о том, место ли в нашем доме работницам с такими манерами.       Я промолчала, чтобы не злить его еще больше, а еще чтобы Дрю наконец провалил к чертовой матери из дома, и, когда двери затворились, вздохнула с облегчением.       — Зачем нарываешься? — рассмеялась наконец, прикрыв ладонями румянец, Верри. — Дрю парень жесткий, возьмет и правда уволит!       — Я по-другому не умею, — пожала плечами я. — Терпеть не могу духотяр, как этот Дрю! Строит из себя невесть кого… Пойдем во флигель, раз уж за нашим узником нужен глаз да глаз!       Мы двинулись по пустому особняку, а мне от отсутствия семейства и особенно Дрю стало вдруг так хорошо на душе, что я вприпрыжку достигла выхода. Во флигеле было как обычно, с Рэндаллом мы уже здоровались — скучный и апатичный, как всегда. Перед тем, как пойти к нему, Верри бросила свой саквояжик в холле и стала тащить оттуда белый халат.       — Зачем тебе это? Ты же не медик, — нахмурилась удивленно я.       — Это же форма, — напомнила Верри, накидывая халат на плечи. — А где твоя?       — Мне она не нравится, — отмахнулась я. — Да и зачем она тут? Ладно бы мы санитарными нуждами занимались…       — Ты не носишь форму?! Боже…       Верри схватила меня за обе руки и вывела в коридор, а дождавшись, пока захлопнется дверь, шепотом затараторила:       — Ты же понимаешь, какие у Рэндалла проблемы в связи с потерей рук?       — Да у него вся жизнь — проблема в связи с потерей рук, — закатила глаза я.       — Нет же… — чертыхнулась Верри. — Я имею в виду… девушек он не видел с аварии, поняла?       Я прищурилась, пытаясь понять, о том ли она говорит, о чем я думаю — а то я вечно все опошлю.       — Ну и? — осторожно продолжила я.       — И мы все носим форму, чтобы не… чтобы не вызывать у него никаких эмоций, — пояснила, округлив глаза, Верри.       — Почему? — удивилась я.       — Потому что он не может… — споткнулась она на полуслове и перешла на еще более тихий шепот. — Не может себе помочь, понимаешь?       Без шуток, Верри выглядела очень смущенной, куда больше, чем полагалось профессиональной патронажной медсестре.       — Так, подожди, — помотала головой я. — Ты хочешь сказать, что бедняга с самой аварии даже не дрочит?       — О боже… — выдохнула Верри. — Ну да.       — А откуда ты знаешь? — прищурилась я.       — Дрю намекал на это, когда настаивал на форме, — удивленно ответила Верри.       Я усмехнулась, напоровшись на изумленный вопросительный взгляд.       — Вот уж думаю, мастурбация — это последнее, о чем бы я стала рассказывать брату, — хохотнула я. — Господи, из моих уст это звучит совсем паршиво… В общем, Верри, мы свечку не держали. Расслабься.       — А как? — беззвучным шепотом вопросила она.       — Ты даже не представляешь, на какие ухищрения способны мужики, чтобы себя удовлетворить, — отмахнулась я.       Она отрешенно опустила руки, в которых держала белую косынку, я завела ее обратно во флигель, где убедила убрать форму подальше с глаз. Все-таки, раз уж приказом от Каи была социализация, с этого стоило по крайней мере начать. Если вокруг Рэндалла будут ходить одни манекены в халатах, он точно не придет в себя еще очень долго.       Верри все же оставила халат, но застегивать его не стала, и это микро-бунтарство уже можно было считать за мою маленькую победу.

***

      День прошел быстро, я читала книгу, Верри драила комнату Рэндалла от пыли, чтобы, вестимо, хоть как-то заглушить чувство вины от того, что подопечный не дает нам делать свою непосредственную работу. Сам он тусовался в своей спальне, подальше от этого сочувствующего электровеника, и время от времени вызывал у меня желание присоединиться. Впрочем, компания срывающегося от напряженного протирания столов голоса Верри явно была поприятнее постоянного молчания и угрюмого взгляда в стену, которыми только и мог развлечь Рэндалл.       Спустя почти полные две недели мне тоже становилось не по себе от мысли, что я не очень-то рьяно отрабатываю хлеб, и даже тот факт, что Рэндалл сам не позволял выполнять работу в полной мере, не утешал. Я успокаивала себя лишь мысленным напоминанием о том, что скоро Верри вроде как уволят и я останусь тут одна — тогда работы будет столько, что не останется времени на угрызения совести.       На самом деле скорая перспектива остаться с Рэндаллом наедине меня совсем не радовала. Верри явно не знала о планах миссис Роузмонд, носилась по комнате, как заведенная, с энтузиазмом, до которого мне было далеко, и как-никак скрашивала мое одиночество — наедине с Рэндаллом я, считай, была одна. Говоря по правде, я не хотела думать о том, что меня ждет после ее ухода.       Перед сном в комнате Рэндалла сновали санитары, Кевина сегодня не было, и я даже на минутку заскучала по нему. По всем плюс-минус похожим на живых людям я тосковала, стоило мне столкнуться с моим подопечным, который на живого мало походил.       — Зачем ему столько помощников? — спросила я Верри, пока мы ждали в гостиной.       Я взяла со стола какую-то простенькую игрушку для моторики и стерла пальцем слой пыли, который остался по внутреннему контуру.       — Проверяют его давление, пульс, всякие показатели, — пожала плечами Верри. — С гигиеной помогают. По базовым вещам Рэндалл наловчился сам, но, например, бриться сам не может.       — Кая сказала, он не подпускает к себе девушек-санитарок, — вспомнила я. — Что такого страшного позволить девушке сбрить тебе щетину?       — Он же все-таки мужчина, Рокси, — улыбнулась снисходительно Верри. — Думаю, ему… неприятно чувствовать себя слабым перед девушкой.       Хоть убей, а как мужчину я Рэндалла не воспринимала. Он был пацаном, притом избалованным и довольно проблемным — то есть самым непривлекательным типом пацанов. Тех, которых даже при внешне зрелых данных язык не поворачивался назвать мужчиной. Рэндалл, кстати, был из таких: высокий, с красивыми плечами и длинными мускулистыми ногами. Но стоило ему заговорить — и он терял и в росте, и в моем к нему уважении.       Перед сном мы зашли его проведать. Он уже устроился в кровати, смотрел какую-то муть по телевизору, один протез скинул на зарядку, а вторым подпер затылок под подушкой.       — Тебе что-нибудь нужно? — спросила Верри, машинально прибирая у него на тумбочке. — Может, хочешь попить или что-нибудь болит?       — Что у него болеть может, пролежни? Он за целый день с этой кровати и не слез, — фыркнула я, стоя в дверях.       Рэндалл смерил меня нахмуренным взглядом и махнул Верри на пульт.       — Выключи телик. Ничего не хочу.       — Не вздумай, Верри! — возмутилась я, делая несколько шагов внутрь комнаты. — Что это еще за барские замашки, мистер Роузмонд? Возьми пульт и выключи свой телик сам!       — Рокси! — ахнула Верри. — Это же наша работа!       — Вообще-то, нет, — заметила я. — Наша работа — развлекать этого негодяя и помогать ему осваивать протезы, а раз уж ничем из этого заниматься не хочет — пускай тогда сам себя веселит. Пойдем.       Она замерла, не зная, как поступить, Рэндалл вперился в нее взглядом, ожидая, я сложила руки на груди. Наконец он перевел взгляд на меня, вздохнул, вытащил руку из-под подушки, взял пульт и ткнул в кнопку выключения. Экран телевизора погас.       — Случилось чудо! — взмахнула руками я. — Глянь, Верри, того и гляди наш подопечный без посторонней помощи соизволит поспать.       Верри подоткнула одеяло, потрогала лоб Рэндалла и наконец покинула его комнату, притворив дверь. По коридору она бежала за мной вприпрыжку.       — Я думала, он тебя на месте убьет! — шептала восторженно она. — С ума сойти, как ты его, Рокси!       — Я ведь говорила, все он сам может, — поморщилась я. — Почаще напоминай себе, что нас нанимали не в сиделки, слюни ему подтирать! Мы его компания! А раз он с нами весело проводить время не хочет, пойдем-ка мы сами с собой весело его проведем.       — В смысле? — удивилась Верри, остановившись.       Вместо гостевой, в которой мы ночевали, я свернула на кухню. Тут от любого звука заботливо автоматом зажигался свет, было оформлено даже уютно, чем-то похожим на прованс, только со стеклом и деревянными панелями. Пошарившись по шкафчикам, я нашла неприкосновенный запас — как я и думала, кто-то обязательно должен был припрятать в этой обители уныния алкоголь.       — Рокси! Нельзя! — округлила глаза Верри. — Мы же на работе!       — А где сказано, что нам нельзя есть и пить? — пожала плечами я. — Смотри, можно намешать Апероль! Не ложиться же спать в десять вечера, раз в кои-то веки мы вдвоем тут в ночь!       Верри присела за барную стойку, пока я доставала бокалы и бутылки, некоторые из которых даже оказались открыты. Я разлила по бокалам ликер, добавила Просекко, бахнула сверху содовой и насыпала льда.       — Но а если что случится? Представь, придется оказывать первую помощь, а мы… выпивши, — запротестовала Верри.       — Верри, — остановила я. — Скажи, сколько ты тут работаешь?       — С самого первого дня, что Рэндалла выписали, — с готовностью вспомнила она. — Почти год!       — Часто с ним что-то случалось? — вскинула бровь я. — Исключая случай с новыми протезами?       — Ну… вообще-то нет, первые месяцы он был совсем беспомощный, но с ним тогда была команда… — задумалась она. — Фантомных болей не было почти полгода, спазмолитики он больше не принимает… Если у него стабильный эмоциональный фон, то… все должно быть хорошо.       — Ну вот и я о чем, — улыбнулась я. — Все и будет хорошо. Налегай, давай поболтаем.       К тому времени, как за окнами окончательно стемнело, мы налегли на Апероль весьма активно. Бутылки, что мы взяли в шкафчике, были полны лишь на треть, а потому быстро опустели, я предположила, что их тут вряд ли кто-то считает, да и Рэндалл мог выпить их и сам — Верри поведала, что алкоголь ему не противопоказан.       — Первое время было жуть что, — рассказывала она, заметно расслабившись и пригубливая из своего стакана, где было уже на донышке. — Когда меня только наняли, я приезжала как раз на ночь, чтобы следить за его сном. Рэндалл был тогда такой… несчастный, совсем беспомощный.       — Что, еще более беспомощный, чем сейчас? — с сомнением спросила я.       — О да! — покивала Верри. — У него были боли по ночам, сводило пальцы. Ты бы слышала, как он выл!.. Не знаю, как я это вытерпела, тяжелая тут была работа…       Я о фантомных болях была наслышана, на мгновение от рассказов Верри меня пробрало холодом промеж лопаток. Глядя на надменное, вечно хмурое лицо Рэндалла, я порой забывала, что он пережил настоящий кошмар, пусть даже и успел от него оправиться. Но должна же быть причина тому, что он так настойчиво не хотел возвращаться к нормальной жизни?