***
По пути домой полил дождь, я как могла, старалась бежать от машины Стюарта под деревьями, но волосы промокли и в ботинки просочилась ледяная вода. Я пересекла улицу и укрылась в «Бергис», взяла горячего кофе, чтобы немного отогреться и отвлечься от рабочего дня, который пошел не по плану. Я вдруг подумала, что будет, если Рэндалл таки откажется меня терпеть, и нас обеих вместе с Верри пнут под зад из поместья уже на самом деле. В конце концов, может быть, и не было большего предела ненависти Рэндалла ко мне, чем сейчас, могла ли я еще быть полезной? И тогда ведь появится, наверное, какая-нибудь другая помощница, будет заправлять его постель, таскать подносы, уговаривать брать разные предметы и спрашивать о всякой ерунде. Какая-нибудь блондинка в перчатках, которая будет бегать по его просьбам и дебильно тушеваться, когда кто-нибудь вспомнит, что у ее пациента нет рук. Странный след у меня внутри оставался от присутствия Рэндалла, словно я его давно уже знала, несколько месяцев или лет. Я каким-то чертом умудрилась привыкнуть к нему за это время. Что-то в нем было… не такое, как в прочих, особая дебильца, которая заставляла мысли возвращаться к нему раз за разом. Когда мне окончательно надоело гонять эти мысли в голове, за окнами «Бергис» уже стемнело. Нехотя я побрела назад к себе, размышляя, что скажет мать, какое оправдание придумает на сей раз. Вообще-то не было ей оправданий за то, что она вчера даже не помянула свою старшую дочь — я могла бы высказать ей за то, что она бросила меня одну в столь непростой день, но, Господи Боже, я даже не помню, когда она делала обратное. Любые слова были бессмысленны, никакие не донесли бы до нее то, что я чувствую, и не смогли бы пробудить хоть какие-то чувства в ней. Поднявшись по лестнице, я открыла дверь своим ключом, как обычно. Как обычно, кинула сумку, слушая шкварчание на кухне, как обычно, пошла к себе, чтобы не пересекаться лишний раз с матерью, но… кое-что не было так, как обычно. Какой-то запах примешался к обычному, какая-то странная тишина прорезалась через обычный фоновый шум. Я свернула на кухню, прошла несколько шагов и остановилась. Все остановилось, когда я замерла в дверях и увидела это лицо. Весь мир замер, пульс остановился, кровь в жилах, наверное, даже часы перестали тикать, клянусь, все буквально застыло от ужаса. — Что он здесь делает? — прошептала я в сторону матери. Она уселась за стол рядом с этим человеком, вскинула на меня недовольный взгляд и пожевала что-то. — Это все еще моя квартира, — пророкотал голос, который я надеялась слышать теперь только в кошмарах. — Что встала? Иди пожри хоть… Лейси, она жрет? Одни кости. — Как ты могла пустить его в дом, — проговорила я, даже не потрудившись придать вопросу интонацию. Не было ответа на этот вопрос, ни один не был бы достаточно убедительным, чтобы меня перестало сковывать колотящей дрожью. — Не гунди, — бросила мать. — Тебя не спрашивали еще… Иди к себе. — Он должен уйти, сейчас же, — пролепетала я, не чувствуя языка. — Или он или… я уйду. Хриплый голос расхохотался, с треском потух в папиной пепельнице бычок, задушенный медвежьими пальцами. — Чего разнылась-то, ну? Где мне жить прикажешь? Или вы отсюда вымететесь, или молча сиди на чужой хате. Лейси, что там горит, мать его? По кухне расползся запах гари, я не глядя схватила с кухонного стола нож и сглотнула. — Вон или я тебя убью. На этот раз меня встретила тишина. Черт знает, о чем я думала, но тело и язык мне не подчинялись. Все мое существо вывернулось навстречу щитом, готовое не позволить этому отродью сделать ни шага по дому, который я называла своим. — Ты рехнулась что ли? — взревел голос, затмив меня тенью. — Ты что залупаешься, дрянь? Сюда иди! Меня схватили за плечо, тряхнули, осыпая бранью. Как бы ни были сильны инстинкты, рука с ножом затряслась мелкой дрожью, я даже не смогла ее поднять. Зажмурилась — как всегда, — колени подкосились сами собой, голос взвыл, а кулаки стиснулись, царапая ногтями монолит, что пытался расколоть меня пополам. Крики смешались в одно густое месиво, я вся превратилась в дергающийся сгусток отчаяния, который, казалось, сотни рук пытаются порвать на части. Нож из моей руки выдернули, я осталась совсем безоружной — снова как всегда. Глаза застлала такая плотная пелена, что я и сама не видела, что вокруг, и мне казалось, я в ночном кошмаре — как всегда, снова. Наконец мне удалось ускользнуть, рука сцапала меня подмышкой, и все существо сотряс удар. Звон в голове стоял такой, что хотелось орать, но я и так орала во весь голос, мельтеша в пустоту. Руки и ноги потеряли силу, я повалилась вниз, ощущая резкую вспышку боли в локте, где-то справа. Это отрезвило, я дернулась, заверещав, и получила еще один удар. К нему, как брат-близнец, пришелся точно такой же, только с другой стороны — гладкой кафельной твердью. Несколько секунд я, наверное, ничего не соображала, вокруг меня ширилось эхо от воплей, чья-то рука схватила за горло, придавила к полу, шипя: — Я тебе покажу, как зубы скалить, сука! Поняла меня? Поняла? Слава богу, что-то наконец полыхнуло огнем на плите, и материн голос заблажил, отвлекая. Силы появились ниоткуда, я рванулась с пола, бегом помчалась прочь, назад по коридору, не разбирая, куда бегу, по наитию, по памяти — глаза не видели. Позади меня послышалось слово, которое сразу подкинуло несколько лошадиных сил: «Стоять!». Каким-то чудом я выскочила из квартиры и, не видя дороги, побежала вниз. Я не знала, что с моей рукой, старалась даже не смотреть в ее сторону, просто бежала, не оглядываясь, пока не уткнулась в дверь. Толкнув ее, я вылетела на улицу, где меня тут же пробрало до костей. Тело трясло крупной дрожью, я почувствовала, что меня вот-вот вывернет наизнанку, но позади на лестничных клетках эхом послышалась знакомая брань, и я набрала воздуха в грудь и побежала дальше. Петляла между домов, чтобы затеряться, а когда поняла, что и сама уже не знаю, где я, наконец остановилась. Пальцы сами схватили телефон, что чудом не выпал из заднего кармана брюк. Периферическим зрением я видела, как расплывается красное пятно на рукаве, но боли не чувствовала — только холодок онемения. Я сосредоточилась и сквозь пелену панических слез вперилась в экран. Единственный номер, который мне пришло в голову набрать, как раз значился в списке исходящих первым. Это был Стюарт, и я справедливо решила, что наперво мне надо убраться отсюда — а как, неважно. Дрожащей рукой я набрала номер и вслушалась в гудки, моля бога, чтобы Стюарт не поставил сотовый на беззвучный или не был в душе или не спал. Вариантов было полно, он вообще не обязан был отвечать на мой вызов, я ведь не была его боссом, а даже если бы и была — время явно было нерабочее. Гудок за гудком меня трясло все сильнее, темнота сгущалась над головой, мне стало чудиться, что кто-то шагает позади, я вжалась в стену, около которой замерла, и притворилась мертвой. Казалось, гудки слышны на всю улицу. — Да? — наконец ответил сонный голос моего водителя. — Стюарт! — сипло крикнула я в трубку. — Это Рокси! Прости! Прости… Боже мой… если ты сейчас за мной не приедешь, меня… меня, наверное, убьют. Я это прокашляла, почти проплакала, потому что не знала, как еще сказать ему просьбу без лишних прикрас и промедлений. Надо отдать ему должное, Стюарт соображал быстро. Он разок экнул, а после прочистил горло и сурово спросил: — Знаешь, где находишься? Я покосилась на номер дома, около которого жалась, и постаралась выровнять голос, чтобы сообщить адрес. — Сколько людей? — спросил коротко Стюарт. — Я здесь одна, — проговорила я, вцепившись в трубку, как током дернутая. — Я сбежала из своего дома… я на улице. Мой телефон издал невинный звук весенней трели и фактически подвел меня под монастырь, отключившись именно в эту секунду. Я хватанула ртом воздух, но вовремя приказала себе собраться. Я успела сказать Стюарту адрес, теперь главное оставаться где-то поблизости. Темнота меня ослепила, я упала на землю, притянув колени к себе, и принялась считать. Один… два… три… четыре… пять… шесть… семь… восемь… девять… десять… одиннадцать… Язык тараторил бесшумно, я почти силой заставляла себя делать паузы — самые невыносимые паузы в моей жизни. От этого бестолкового счета колени ходили ходуном, я чувствовала, как грудь сдавило от ужаса. Наконец заныла отвратительной тяжелой болью рука. Я перевела взгляд и увидела, что вся заляпалась кровью — ладони, сотовый, даже лицо, как я увидела в отражении в непроницаемом погасшем экране телефона. Боль сковывала, заставляла нервничать. Что если я потеряю слишком много крови? Какова вероятность, что я умру, не дождавшись помощи? Насколько глубока моя рана? Смотреть не хотелось. Я просто подскочила на ноги и стала ходить взад-вперед бесшумно, снова начав считать. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать… Я по дурости считала шепотом вслух, и от шепота и гудящих в голове мыслей не услышала, как кто-то ступил на переулок, в котором я пряталась. Уловив шаги, я замерла, вгляделась в конец улицы, откуда слышался звук, но тьма была непроглядной — все фонари на главной дороге были кем-то заботливо перебиты. В чернильной вязкой бездне, куда я смотрела, мне стали чудиться силуэты — двое. Вроде как и шагов было больше, чем от одной пары ног, так что я услышала, как сердце бьется в висках. Нельзя было уходить, иначе Стюарт меня не нашел бы, но оставаться на месте я просто не могла. Звук шагов усиливался в ушах десятикратно, мешался с колотящимся пульсом, я с трудом сдержала порыв заверещать от ужаса и отчаяния. Хотелось кинуться на землю, зажать уши руками, зажмуриться, чтобы весь этот кошмарный сон просто кончился. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Шаги явно приближались, так что я юркнула за угол дома, но судя по голосам, меня заметили. Времени на раздумья не было, против двоих даже с моими навыками муай-тай идти было безнадежно, притом что я еще и довольно очевидно была ранена. Я слышала голоса и шаги так четко, как будто они были прямо у меня за спиной, но глаза ничего не могли вычленить в темноте. Я ощутила, что меня загнали в угол, что я не смогу никуда убежать в таком состоянии, не смогу дать отпор и даже вымолить пощаду вряд ли удастся — хоть у меня и не повернулся бы язык. Я осознала, насколько близка моя участь, шаги загрохотали в голове, я не выдержала и закричала от страха, словно ощущая, как чьи-то пальцы хватают меня за воротник. Дыхание сперло, я открыла глаза, чувствуя, как задыхаюсь, и поняла, что вокруг никого нет. Это словно дало команду «беги», и я рванула за дом, затем за следующий. Вокруг все словно перемешалось, я уже не различала ни домов, ни улиц, просто неслась из переулка в переулок, петляла, поворачивала, чувствуя, как из горла вырываются сдавленные всхлипы. Наконец силы меня оставили. Я почти рухнула около какого-то забора, поняла, что все еще держу мертвой хваткой свой нерабочий телефон, и сунула его в карман. Слезы сами катились по лицу, градом, я беззвучно ревела, глядя слепо в темноту и пытаясь вычленить хоть что-то. Когда-нибудь ведь этот кошмар должен был закончиться? Он же не может длиться вечно? Или может? В этот миг меня снова, будто разрядом тока, поднял с земли чей-то голос. Приглушенный, я слышала его из-за домов, и уже не могла спокойно реагировать. Мне и в голову не пришло, что время еще не совсем позднее, кто-то может разговаривать и на балконе дома или во дворе — у меня была только одна реакция: бежать. Сил не осталось, я заозиралась, чтобы понять, откуда слышится голос, когда поняла, что он зовет меня по имени. Первый ужас, сдавивший грудь, заставил потемнеть в глазах, и тогда я наконец узнала голос Стюарта. Наощупь я попыталась выбраться из лабиринта, куда себя загнала, но поняла, что не понимаю, откуда доносится звук. В отчаянии я набрала воздуха в грудь и позвала Стюарта сама, что было сил. Горло засаднило, я просто шла куда-то, не чувствуя ног, и наконец услышала знакомый голос совсем поблизости. Я отозвалась, едва сумев выдавить крик о помощи. — Рокси! — вскрикнул Стюарт, высунувшись из-за ближайшего угла. — Слава богу! Сюда! Я побежала, что было мочи, кинулась к нему, наконец коснулась холодной ткани его пальто, осознала, что это не сон. Что он правда пришел меня спасти. — Скорее, идем, — приказал он, прижав меня к себе, обняв одной рукой за плечо, и быстро повел по переулку прочь. Казалось, мы прошли всего несколько домов, мне в глаза ударил свет редкого фонаря, я увидела блеснувшую в его лучах знакомую машину Роузмондов. От осознания этого я невольно расплакалась снова, Стюарт стиснул меня поплотнее и почти дотащил до машины. Открыл дверцу, помог забраться внутрь, я вдохнула теплого воздуха и тут же заперла свою дверь. Откинувшись на спинку, я была, казалось, готова провалиться в забытье. Услышала, как Стюарт завел мотор, машина плавно двинулась, и только тогда я поняла, что спаслась. Глаза закрылись сами собой, я слышала только шуршание шин, даже не догадалась спросить Стюарта, куда он меня везет. Впрочем, когда сознание немного прояснилось, я поняла, куда — в единственное место, куда он мог меня привезти, да и время дороги идеально совпадало. Мы въехали сквозь ворота особняка Роузмондов, я привычно испугалась, как буду сейчас объясняться, но на сей раз усталость решила объясниться за меня. Что бы ни произошло, это не страшнее того, что было со мной получасом раньше. Что бы ни произошло.***
— Рокси! — вскрикнула от ужаса Кая, когда Стюарт дотащил меня до кухни. — Боже! Что с тобой?! Я с трудом оценивала обстановку, даже не понимала, кто около меня. Кругом засуетились, меня объял гул из нескольких взволнованных голосов, звона, неосторожных, невнимательных движений, ругательств — этот вихрь из звуков словно подхватил и понес по комнате. Наконец Кая усадила меня за стол, рядом без слов материализовалась Верри. Я даже не поняла, почему они все на ногах, только когда Стюарта бесшумно увели отпоить кофе, догадалась — наверняка он предупредил о приезде, чтобы мы не вломились совсем уж внаглую. — Мой… мой отчим вернулся домой, — пролепетала я, едва осознав, что язык слушается. — Твой отчим? — переспросила Кая, возясь позади с какими-то полотенцами. — Боже мой… Ты никого не убила, надеюсь? — Нет… — Я вскинула голову, слова словно рвались из глотки. — Но если бы могла, я бы его убила! Кая посмотрела на меня долго, с какой-то невыраженной болью во взгляде, я зажала лицо руками. — Если бы могла… — проревела я. Она дала мне паузу, внутри словно все горело огнем, до того было невыносимо осознавать происходящее. Наконец Верри мягко взяла мою левую руку, закатывая рукав, чтобы осмотреть порез. — Глубокий, но не страшно, наложим повязку, и зашивать не придется, — умиротворяющим тоном сообщила она Кае. Та тронула меня за плечо, сев напротив. — Рокси, расскажи, наконец, что случилось? — Это он сделал, — просто выдала я, глядя в стол. Он расплывался от слез, стоящих в глазах, я почувствовала, как они катятся градом, а я ничего не могла поделать, чтобы спасти свой имидж. — Он убил мою сестру, — закончила я. — Что? — ахнула Кая. — Как это… убил? — Типа по неосторожности… — просипела я. — Он ее избил… его посадили на два года, и теперь он вернулся. Я была уверена, он не посмеет сунуться к нам, но… он был там. Мать его пустила. От осознания этого меня буквально затрясло на глазах, я постаралась не издавать звуков, но они рвались из глотки сами собой. — Она после всего его пустила в дом и… она как будто забыла, что он сделал… Он же ее убил! Убил Дею своими руками! Расплакавшись опять, я уткнулась в стол, на сей раз Кая просто ждала, гладя меня по спине. Рядом кто-то взял мои руки, я дернулась, но увидела, что это Дрю. Он отвел мои ладони от лица и вытер их влажным полотенцем. Я подняла только на секунду глаза и застала на его лице выражение полнейшего шока. — Рокси, это он тебя поранил? — спросила Кая, взяв меня за руку. — Да, — кивнула я. — У него был нож и… наверное, я напоролась. Раньше я никогда не… я всегда уползала куда-нибудь переждать, но сегодня… я не смогла, это слишком! Пусть бы он меня лучше убил! Пелена застлала глаза, когда я окончательно бросила всякие попытки быть сильной. Голос срывался, но слова рвались из глотки, будто это был мой последний день перед вечной немотой, когда я уже не смогу сказать ни слова. — Дея единственная была человеком, — прорыдала я. — Она… она заслуживала жить долго. Она училась на стипендии, у нее было все впереди… Она была такой доброй… она никогда не заслуживала наказаний… Я всхлипнула снова, подняв взгляд на Каю. Дрю просто сел около меня за стол и, поставив локти, уткнулся носом в ладони, глядя на меня. — Я никому не говорила об этом, — прошептала я. — Когда она умерла, у матери не было денег на похороны, и Дея неделю лежала в морге. А потом они не могли ее больше держать и выставили нам в таком… деревянном ящике. Это был даже не гроб, просто сколоченный из досок ящик… Ох, одному богу известно, почему я все еще помнила про этот хренов ящик, но это было самое больное воспоминание из всех, что касались смерти Деи. Самое-самое. — Мы потом ее забрали и похоронили прямо в этом ящике, — проревела я, закрывая рот рукой. — Я не знаю, почему, но я все время об этом думаю, каждый раз… как я могла ее похоронить в гребаном ящике? — Рокси, — выдохнула, сморгнув слезы, Кая. — Ну что ты, дорогая… Она обняла меня за плечи, и я позволила себе просто расплакаться на ее плече — отчаянно, горько, изо всех сил. Казалось, чем громче я вою, тем меньше становится боль, но на самом деле она, конечно, ни на секунду не становилась меньше. Ни разу с того самого дня. — Я всегда думала… — невнятно пролепетала я. — Может быть, в этом все же было что-то справедливое… может быть тем, что Дея погибла, она спасла от него кого-то еще… Но теперь он вернулся, и я больше не верю в справедливость. — Я сделала короткий вдох. — Она умерла, и весь мир просто продолжил крутиться. Никто не заплатил за это. Ее смерть ничего не изменила к лучшему… — Рокси, это не так, — стиснула мои ладони Кая. — Он обязательно будет наказан. Обязательно! Просто сейчас ему повезло, но это ненадолго. Мы привлечем свои связи, Дрю, у тебя ведь есть выход на архивы? Мы это так не оставим, Рокси! Я подняла глаза, Дрю смотрел на меня нахмуренно, не отрываясь, а после медленно кивнул. — Да, как адвокат могу сказать, всегда можно что-то сделать. Он потер лоб, очень тяжело вздохнул, и я поняла, что вижу сейчас в эту секунду наглядную картину, как именно этот человек переживает. Кто-то на эмоциях лил слезы, кто-то исходил на злобу, а Дрю словно остолбенел от услышанного и застыл, парализованный отвращением. Бесшумно кто-то, явно заспанный, принес с кухни поднос с парой чашек пахнущего мятой чая. — Дорогая, пей чай, он успокаивает, — подвинула Кая чашку ближе ко мне. — Сейчас главное тебе прийти в себя. Выпьешь успокоительных, умоешься и как следует выспишься. — Чертов ящик… — выдохнула я, ощутив, как застлало от боли глаза. Казалось, я не могу больше ничего вымолвить. Господи, как же я себя ненавидела за этот проклятый ящик. — Простите, что я к вам вломилась, — прошептала я, когда слезы, казалось, иссякли внутри. — Я просто… мне больше некуда идти. — Ерунда, ты здесь можешь себя чувствовать как дома! — вытянулась за столом Кая. — Останешься у нас, пока все не разрешится. Меня от этих слов будто током ударило. Боже мой, какая я навязчивая дура! И это после всего, что я узнала от Каи о ее планах на меня! — О нет, я не могу у вас жить! — испуганно вскинула голову я. — Это… я и так никудышная сиделка, а тут еще это… Я не могу! — Рокси, ты останешься здесь, — не терпящим возражений тоном перебила меня Кая. — У нас полно места, и ты никого не стесняешь, а вернуться домой я тебе не позволю. Если тебе будет от этого легче… урежу тебе жалование на четверть. В счет проживания, договорились? Я сдалась, хотя сумма, которую Кая вычитала из моей зарплаты, вовсе не сделала ее менее баснословной или незаслуженной для моей-то паршивой работенки. Я просто положила голову на руку, пока вторую обрабатывала антисептиком и заклеивала большим пластырем Верри. Страх, который железным кулаком сжимал мои внутренности, помалу стал отступать, когда я поняла, что останусь здесь. Останусь в Уэст Оуке, в этом теплом уютном доме, с этими понимающими людьми. Кая, гладящая меня по спине, Верри, аккуратно латающая мои раны, даже Дрю, молчаливой яростью поддерживающий меня в моей — все они были так добры, так безвозмездно чутки, что я на мгновение пропустила мысль, что все это не по-настоящему. Еще один сон, а может проклятый Гиллис избил меня до комы, или все кончилось еще хуже, и вот так выглядит рай. Если так — то Роузмонды были лучшим, что случалось со мной в жизни, и почему-то сейчас у меня совсем не находилось аргументов против.