Мимо-Ранил-Убил

      На самом деле это было в декабре. Семейство не хотело вешать траур на Рождество, так что все как-то дружно решили, что авария произошла как будто в ноябре, но это был как раз Сочельник.       Хорошее, душевное время, когда уже оттусовался до того, что рвотный рефлекс ощущается привычно, разбил и разодрал все, что мог, и теперь спокойно отсиживаешься дома, чтобы мирно досуществовать до следующего года. В том году определенно что-то пошло не так.       За пару недель до этого я и моя извечная свита собрались, как обычно, в «Апероле», баре, подаренном моей подружке Эйприл ее папашей. Мистер Тендар дочку свою баловал, как сумасшедший, так что даже зная, что в ее любимом «Апероле» каждые выходные творится алкогольная и наркотическая вакханалия, на всё закрывал глаза — только оплачивал долги, да поднимал зарплаты сотрудникам за вредность.       Внутри отделанного красными стеклянными панелями на вид приличного местечка с модной музыкой открывался другой мир. Здесь как будто отменялись все законы штата, вошедшему «своему» дозволено было все — федералы не могли переступить порога, будто черти заколдованный круг.       На самом деле, все знали, почему, и потому весь персонал молчал. Закрывались, заслышав приближающиеся оглушительные биты из машин, ближайшие киоски и магазинчики. Словно вся улица вокруг «Апероля» вымирала нахрен, народ бежал из места, где вверх дном вставало все привычное, где никто не мог их спасти от беды, что непременно настигнет, если не будешь достаточно расторопным. Потому что у Эйприл Тендар был самый лучший на свете талисман от любого вида правоохранительных заклятий.       Я.       Гроза любой красивой девчули в районе, хозяин самой мерзавчески красивой улыбки, идеальных скул и бровей, от которых у любой зрячей девки дымилась нижняя палуба. Обладатель титула Мистер Искусные Пальцы. Тогда еще на самом деле.       Еще до двадцати меня и мою тусовку выучило полгорода, так шумно мы умели и любили отдыхать. Я знал все свои сильные стороны — мама всегда говорила, что я красивый мальчик — и пользовался ими совершенно нещадно.       В тот вечер уже одолевала скука — наша тусовка целиком втиснулась в довольно тесный чилл-аут, где сразу стало ужасно жарко. На часах было, наверное, где-то около пяти, большая часть собравшихся вокруг меня зевак, что пообщительнее, уже была в отключке. Эйприл обожралась эмки и лежала на кресле, свесив голову назад, распахнув рот так, что не будь мои приятели настолько без сил, кто-то из них точно пошел бы отпускать шутки и делать компромат на телефон. Рядом с Эйприл сидела Мэнди — как всегда, сосредоточенная, при полном макияже. Она каким-то чудом оказывалась самой трезвой к концу тусовки, гребаная булимичка, и делала вид, что ей дико скучно, хотя так и побрасывала на меня взгляды один похабнее другого.       Я ее трахал только один раз, а в наших кругах как бы значилось, что один раз не считается, так что мы все еще были друзьями. Эйприл мне на поздний ужин доставалась куда чаще, но с ней не было так весело — она почти всегда к тому моменту, как я ее насаживал, была в дупеля, — а вот Мэнди держалась, как аристократка. От ее паскудных переглядок у меня все зазудело.       Тогда в чилл-аут ввалился — в прямом смысле слова, ввалился — Дрю, куря на ходу какую-то резко пахнущую сигарету. Он, невзирая на статус якобы-руки-закона, регулярно тусовался с нами и к полуночи, как правило, был самым бухим — вот и сегодня тоже, уже успел протрезветь и надраться снова. Не гнушаясь честью, повалился прямо на пол, а вслед за моим братцем забежал парнишка из персонала и попытался что-то донести, но к Дрю вернулась способность двигать ногами.       — Да з-заткнись… ты… — пролепетал он, поднявшись на колени и ткнув пальцем в направлении парня. — Что за наз-зойливый хер! Ты хоть знаешь, с кем ты, мать твою, говоришь? Знаешь, а? Пошел отсюда, пока я тебя…       Едва пролепетав все это, он обессиленно упал в кресло верхней своей половиной и пожевал сломавшуюся от падения сигарету.       — Ну и с кем же таким я говорю? — не выдержав, поджал губы паренек.       Разумеется, он знал и Дрю, и меня, и всех, кто был завсегдатаем в «Апероле» — обязан был знать, если не хотел потерять работу. Но гордость взяла свое, ведь мой братец был самым большим охотником поблажить на персонал, кичась своим якобы высоким положением, которого не имел. Нет, у нас были только деньги — а они стоили больше любого титула.       Дрю от сказанного словно подкинуло током, он засучил каблуками туфель по полу и гневно заматерился.       — С кем?!.. С кем ты … Ах ты ж сука… — пробормотал он, наконец поднявшись на ноги. — Да я… Слышишь, придурок хренов… Я тебя… тебя уничтожу, как мошку! Прих-х-хлопну!       При этом он оглушительно ударил в ладоши и повалился обратно на кресло. Я вскинул голову, привлекая внимание персонала, и усмехнулся, качнув подбородком.       — Чего там у тебя, приятель?       — Счет, сэр, — пожал плечами парнишка. — Карту мистера Роузмонда не приняли.       — Давай, — кивнул я. — У меня есть наличные.       — Почти три тысячи, сэр, — кашлянул осторожно мой собеседник.       Я порылся в поясной сумке, что валялась на нижнем ярусе столика, и извлек кошелек. Глупо отрицать, мне нравилось попонтоваться баблом, но расходиться с кем-то без драки нравилось еще больше. Я вытащил пачку купюр, отсчитал три с половиной и сунул в руки пареньку. Он вытаращился, считая на ходу.       — Тут… лишнее, — наконец, явно с большим трудом отказав дьяволу на левом плече, проронил он.       — Оставь, за будущие переломанные стулья, — отмахнулся я.       Парнишка проблеял что-то типа благодарности и пошел прочь, а музыка снова потопила в себе звуки. Дрю делал вид, что спит, но ладонью полез под юбку Мэнди, а эта стерва сидела с таким невозмутимым видом, что через минуту братец недоуменно вскинул взгляд и обиженно дернул руку обратно. Я знал, что она держит марку перед Дрю, потому что безумно мечтает с ним перепихнуться, а оба достаточно друг друга знали, чтобы она поняла, какой подход точно не сработает.       Я сам не понимал, чего мне хочется — то ли еще выпить, то ли пойти блевануть, то ли кого-нибудь зажать в привате, то ли поехать домой и отрубиться на двое суток. Минусы безбедного и безнаказанного существования — меня и мою тусовку одолевала порой полнейшая пресыщенность происходящим. А в такие моменты, как этот, когда в мозгах становилось слишком пусто, начинали лезть всякие паршивые мысли, и это было верным знаком, что нужно растормошить себя и, желательно, еще кого-нибудь, чтобы встряхнуться. Еще выпить, еще дунуть, еще потанцевать, поорать или побеситься — либо уж поехать домой и упасть в отключку. Но только не тишина. Только не хренова тишина.

***

      Очнувшись наутро после (или через утро, не знаю), я обнаружил себя в постели гостевой. Это означало одно — если я оставался ночевать не у себя, значит, колбасило. Не знаю, как это по-человечески объяснить, но временами тело противилось приказам мозга как можно скорее самоуничтожиться и начинало бунтовать. Такими ночами меня без конца рвало, колотило как от первоклассного гриппа, кожа горела, как и я сам в алконаркотической агонии, словно нутро пыталось в прямом смысле вывернуться наизнанку, чтобы очиститься. Это значило, что нужно немного поумерить пыл и отдохнуть денек-другой на еде и воде.       Умывшись и одевшись во что-то удобоваримое, я спустился вниз, пытаясь определить время. В столовой был один только Дрю, сидел в костюме за ноутбуком — уже обернулся, оборотень.       — Сколько сейчас? — спросил я, протирая глаза, братец поднял взгляд на меня.       — Половина шестого, — сказал он. — Мама просила передать, что тебе звонили из кампуса. Ты все просрал опять.       — Что именно? — не понял я, садясь напротив него.       — Все, — коротко ответил Дрю и снова уткнулся в свой ноутбук.       В столовую на звук наведалась девочка с кухни, увидев меня, вопросительно подняла голову.       — Принеси покушать, Китти, — попросил я.       — Завтрак или обед? — улыбнулась она.       — Давай уже обед, чего там, — пожал плечами я.       Китти с готовностью убралась исполнять, я выдохнул, чувствуя, как перед глазами бегут пятна то ли от голода, то ли хрен его знает, от чего.       — Может, объяснишь, что там по учебе? — спросил я у старательно игнорировавшего мое существование Дрю.       — Сам позвони и узнай, подними задницу хотя бы раз, — бросил он. — Задолбал, у меня работы дохрена и без тебя.       Захлопнув ноутбук, он поднялся и пошел прочь из столовой. Я невольно расслабился за столом, закинул руки за голову и вытянул ноги, прикрыв глаза. Это будут чертовски скучные два дня простоя…       К вечеру я нашел в тумбочке заначку анаши и накурился так, что с трудом смог дойти до ванной комнаты. Там было как-то особенно свежо и приятно глазу, так что я остался. Лег на пол, сложил ноги на бортик ванной и стал пялиться в расположенные по кругу лампочки в розовых ободках. Скука была такой смертной, что в прямом смысле хотелось блевать от тоски. Ну, есть вариант, что еще и от анаши, но мне думалось, больше от скуки.       Я пару раз звонил Тони и Эйприл, предлагая вылезти куда-нибудь прогуляться, без продолжения, но оба, конечно, были очень заняты. Я не помню даже, проводили ли мы когда-то время, не напиваясь в усмерть, если и было, то разве только с Тони, потому что мы с ним знакомы со школы. Впрочем… есть вариант, что и тогда мы сдружились только благодаря бухлу.       В школе я был последним в классе — дурацкие нормы для заучек мне не покорялись. В седьмом классе не имел ни малейшего понятия, что делать с третичными дробями, читал со скоростью девяносто одно слово в минуту, когда все мои ровесники уже перевалили за пять сотен, и даже учителя шепотом приходили к выводу, что я тупой. Мама, как могла, учила меня читать и писать, но по совокупности причин я это дело ненавидел до смерти. Книга была худшим наказанием для меня, и каждый раз, когда мама или кто-то из гувернанток брал ее в руки, я становился самым несчастным ребенком на планете. В конце концов все смирились, мама решила, что «нервы дороже», а я так до сих пор не знаю, говорила она обо мне или о себе. На самом деле, думаю, она просто слишком меня любила, вот и раздумала подвергать всяким пыткам вроде квадратных уравнений. Обучение меня чему бы то ни было в принципе удовольствие так себе, соображал я так же тяжело, примерно, как сейчас под анашой, так что ее можно понять — я бы тоже сдался. Слава богу, я перешел в девятый класс, а после в десятый (спасибо папиным денежкам), а там хреновые оценки перестали быть зазорными. В средней школе зазорно было быть уродом, одетым в дешевое говно, а как вы понимаете — это точно не про меня. Всем резко стало похер на сраные дроби, я мог читать хреновы десять слов в час, и девчонка, которой я воспроизводил с листа какую-нибудь дребедень вроде расписания болельщиц, даже не заметила бы. Общение мне давалось куда лучше алгебры, так что к выпуску я был на гребне волны. На счетчике покоренных девочек уже значилась цифра четырнадцать — я с тех самых пор на все вопросы выдавал именно эту цифру, дабы не прослыть брехлом. Если б кто узнал, скольких девиц я насадил на самом деле, в жизни бы не поверил.       А уж когда в выпускных классах в мою жизнь стремительным вихрем ворвались текила и водка, существование и вовсе окрасилось сплошняком в радужные цвета. Что было в колледже, помню плохо, я почти все время был бухой. Но последний год я там почти не появлялся, и в голову забрела мысль, что раз уж я вынужденно отказал себе в тусовках, стоит наведаться в кампус.       Мысль эта словно подкинула пару лошадок, я открыл глаза и вперился сквозь выступившие от резкого света слезы в потолок. А то ведь, может, и удастся какую-нибудь новенькую выцепить из толпы первокурсниц, что уже освоилась с начала учебного года и расслабилась. А точнее — расслабилась, но верить в чудеса еще не перестала.

***

      На второй день добровольного заточения я поднялся с постели около двух. Голова еще не совсем прояснилась после вчерашней упорки, но я приказал себе собраться и пошел приводить в чувство душем. Если уж задумал доехать до кампуса, стоило делать это в учебное время.       Из зеркала на меня смотрело чудище. Нет, красивое, конечно, но чудище — с синяками под глазами, трехдневной щетиной, серовато-землистым цветом лица и краснющими глазами. Я сразу смекнул, что, если хочу сегодня кого-то подцепить, надо привести себя в порядок. Волосы еще не успели сильно отрасти, так что душ и расческа поправили дело, после в ход пошла бритва, сосудосуживающие капли для глаз, хорошенький чистый прикид и пара глотков водки из фляжки в заначке, так сказать, для поднятия духа.       К четырем часам я уже остановился около главного корпуса своей альма-матер, заглушив мотор. Моя черная матовая крошка AMG сразу привлекла внимание проходящих мимо девчуль и нескольких ребят в том числе, а из салона еще и басили на всю улицу биты какой-то веселенькой песни, так что выходил я из машины ну разве только без софитов. По учебе, как всегда, все было плохо, я старательно избежал разговора со всеми тут власть имущими, и почти уже ускользнул из кампуса, когда в кармане брюк затрезвонил мобильный. Я полез за ним и оступился на лестнице, чуть не прилетев лицом в ступеньки. Вовремя ухватившись за перила, я остановился, но телефон выскользнул из руки и со звоном полетел о бетон.       — Суканах… — проронил я, подбирая сотовый.       Конечно, экран был весь в трещинах, но телефон остался в сознании и все еще трезвонил, я смахнул вместе с осколками и вслушался.       — Рэндалл? Ты едешь? — спросила пискляво Эйприл на том конце провода. — У нас тут уже наполеоновские планы!       — Что за планы? — отозвался я, спускаясь вниз.       — Надеюсь, ты уже развязался? Джессика выбила нам приглашения на тусовку в «Грандс»!       — Я тебе сам куда хочешь выбью приглашения, Эйприл, ты разве не знаешь? — ухмыльнулся я. — Что за «Грандс», кстати?       Эйприл только изумленно заматерилась.       — Ну ты, блин, даешь! — ахнула она. — В «Грандс» ты не выбьешь! Никто не выбьет, это хай-клас!       — Ну, а мы какой класс тогда? — фыркнул я. — Ладно-ладно… Погнали, кидай адрес в смс.       Счастливо распрощавшись, Эйприл отключилась, а через минуту-другую от нее пришло сообщение с локацией. Про «Грандс» я вроде слышал, а может про что-то похожее, название вертелось на языке, но припомнить, что за место, я никак не мог. Впрочем, на самом деле это неважно, что за заведение — в любом месте для добротного отдыха мне достаточно было иметь при себе кошелек и компанию хорошенькой девочки.       С первым все, как обычно, было на мази, а вот со вторым загвоздка. В кампусе я мало кого знал, а те, кого знал, слишком хорошо знали меня, чтобы куда-то со мной поехать. Да и… симпатичных девиц было, скажем прямо, немного. В моем вкусе были девочки-милашки, такие со стрелочками, пушистыми волосами, в шелке-бархате, на каблучках и в побрякушках, а так обычно выглядели девицы побогаче местного контингента.       Однако сегодня, кажется, сами звезды сошлись, чтобы я развязался, потому что прямо передо мной двор кампуса пересекла блондиночка с волосами до поясницы, нарощенными ресницами и в обтягивающих джинсах — кажется, кто-то из студсовета, я ее уже видел. Прошла по фейсконтролю, у меня маленько зашевелилось.       — Эй, прости! — окликнул я, взмахнув рукой и подойдя ближе. — Ты же из совета, так? Не поможешь, я не понимаю с этими пересдачами ничего…       — Рэндалл Роузмонд, — прищурилась она. — Немудрено, что не понимаешь, тебя с сентября не видно было.       — Знаешь меня, — улыбнулся во весь рот я.       — Тебя сложно не узнать, — вскинула брови блондиночка. — В прошлом месяце твое дело ставили в пример «как делать не надо» представленным к отчислению.       Ишь, строптивая какая! Ну, ничего, видали мы и построптивее. Я выдал самую очаровательную из своих улыбок, вскинул бровь и, набрав воздуха, спросил приглушенно:       — Ну я ведь не безнадежен, так? Мне бы только немножко помочь с этими датами разобраться, а там уж я дальше сам! Ты явно шаришь во всем этом…       Она вздохнула, переминаясь с ноги на ногу и поглядывая на выход.       — А мне за это что? — спросила наконец.       — Свожу тебя в «Грандс», — пожал плечами я. — Проходка и все внутри за мой счет.       — Что, серьезно? — вытаращилась на меня блондиночка. — Когда?       — Давай так, — прижал палец к губам я, делая вид, что размышляю. — Плачу, так сказать, вперед! Поедем прямо сейчас, если не занята. А там посмотришь мою ведомость, если все понравится.       Предложение было идеальным, особенно если учесть, что клал я болт побольше своего на эти ведомости и пересдачи. Меня десять раз уже отчисляли, а родня просто платила за семестр еще раз, и я как бы переводился в середине года обратно. Хрен его знает, насколько эта фигня была законна, но, сдается мне, вообще не была.       — Ладно, — выдохнула уже куда приязненнее девица. — Кристи, кстати. Мы не познакомились.       — Ну, вот и познакомились, — улыбнулся я. — Поехали?       Ох, до чего эта Кристи стала приветливее, как услышала про «Грандс»! Наверное, ей еще и жутко польстило то, как я приобнял ее за плечико и прямо через весь двор повел к своей машине. Ну, а я что? Я только того и добивался.