Мимо-Ранил-Убил

      Я полагала, что с увольнением Верри рабочих смен с Рэндаллом станет больше, но нагрузку мне не подняли. Напротив, показалось, что Кая нарочно умолчала об этом как бы невзначай, чтобы я не проводила с ее сыном слишком много времени. Я помнила, чем она недовольна: Рэнди перестал меня ненавидеть, а я — его выводить. Но его прогресс с каждым днем шел в гору, даже несмотря на то, что я на него и голоса не повышала.       Не было ничего сложнее, чем давать Рэндаллу пинка теперь, когда каждое сказанное ему обидное слово отзывалось режущей болью где-то внутри, отдавало, как рикошет.       С того дня, как мне впервые позвонил Гиллис, прошла неделя. Дрю хлопотал насчет судебного запрета, но он и не понадобился бы — отчим элементарно не знал, где меня искать. Ни мать, ни, слава богу, даже Брайс не догадались спросить точный адрес, да и вряд ли я бы его дала.       Дрю объяснил мне, что это частая практика в его деле — как только преступник оказывается под ударом, он спешит решить дело миром и навязывается жертве, обычно лишь усугубляя свое положение. Все эти размышления я обычно прерывала на середине, но, на самом деле, спокойствие Дрю придавало мне сил.       Утром субботы я перевернула на столе у Рэндалла старомодный перекидной календарь на двадцатое ноября. Цифра заставила вспыхнуть в голове сразу две не шибко приятные мысли: «долг Брайсу» и «авария Рэнди».       Его мать, кажется, говорила, что все случилось в конце ноября или вроде того, точную дату не назвала, но я знала, что Роузмонды ее наверняка помнят, и мысленно готовила себя к очередному поводу повесить траур.       Дата означала, что с аварии пройдет ровно год, и Рэндалл будет делать какие-то выводы. Хорошая новость состояла в том, что выводы вселяли оптимизм.       Он осваивал протезы быстрее, чем до моего переезда, раза в два. Во-первых, Рэнди полностью свернул попытки сопротивляться. Все, что я говорила, он исполнял неукоснительно, даже если поручения были идиотские, а такие были — иногда просто из интереса, насколько его хватит. Во-вторых, в кои-то веки Рэндалл внял моему наказу пытаться всегда и везде. Уже не одну неделю я не видела, чтобы он привычно обиженно что-то откинул и сел ждать помощи — знал, что никто на помощь не придет, даже если он просидит над тарелкой или игрушкой целую вечность.       К ноябрю мы освоили дверные защелки, научились открывать дверцу машины и перестали ронять из пальцев скользкие стаканы — конечно, если никто не фигурял перед нами в наряде горничной. Да, теперь я тоже говорила «мы».       В моем случае «мы» значило я и он, потому что все успехи Рэндалла я делила на два и присваивала ровно половину заслуг себе, а точнее, моему волшебному пенделю. И, несмотря на то, что я оставила попытки грубо на Рэнди давить, что-то подсказывало, что расслабляться рано.       Прибрав на столе, я раскинула шторы и увидела, что за окном идет снег. Это был веский повод разбудить моего подопечного, а еще я вспомнила, что кое-что ему припасла.       — Просыпайся! — задорно начала я, забравшись на кровать и встав в полный рост. — Я принесла тебе подарок!       Послышалось недовольное стенание, а после на меня воззрился этот птенец сороки с волосами во все стороны и сверкающими от недовольства черными глазами.       — Можно хотя бы не ногами, Рокси? — жалобно спросил Рэндалл, высвобождаясь из-под одеяла.       — Гляди!       Я зацепила за картину над кроватью красочный ловец снов, расшитый бусинами и перьями.       — Теперь дурные сны тебя не побеспокоят, — заверила я.       — Ты правда в это веришь или прикалываешься? — заметил флегматично Рэндалл. — Я думал, ты типа того… прагматик.       — Я прагматик, но в жизни всегда должно быть место чуду, — нашлась я, садясь на постель, скрестив ноги по-турецки. — Твой отец за обедом вчера обмолвился, что у тебя тут есть шахматы. Давай поиграем!       — Сначала завтрак, — выдал Рэндалл и притворился мертвым.       — А как же пища для ума! Смотри, как бы я не скатилась с шуток про руки до шуток про мозги, они у тебя в одинаковом процентном соотношении… — посетовала я, вставая, но не рассчитала его подлости.       Стоило мне подняться, Рэнди схватил меня за лодыжку и заставил упасть лицом в одеяло. Я заверещала от неожиданности, спустя секунду оказалась прижатой за шею к кровати, и тогда получила совершенно бесстыдный оглушительный хлопок протезом по заднице.       — Ах ты сученыш! — прохохотала я. — Ты что себе… позволяешь…       — Давай, повтори-ка, что там у меня с мозгами, — весело выдохнул Рэнди, наклонившись к моему уху.       Я чувствовала, как он прижимает меня к одеялу, тепло и тяжесть его тела и невольно хрен знает чему радовалась.       — Эй, ты забыл… в какое время мы живем? Как насчет моего… вербального согласия, извращенец? — просипела я, едва дыша от хохота и наугад ударяя его подушкой по голове.       К комнате звучно прицокали шаги, но Рэнди и не подумал меня отпустить, только руку с горла убрал, и в открывшуюся дверь шагнула Верри.       — Вас ждут на завтраке, — бросила она вальяжно, увидев нас и прислонившись к косяку.       Все те дни, что Верри была на новой должности, она к нам относилась как к детям, с которыми возилась по простой своей доброте. А еще постоянно около нас терлась, и я смекнула, что это неспроста.       — Я на тебя тоже в суд подам… за домогательство на рабочем месте, — простонала я, вылезая из-под Рэндалла и потирая зад.       — Скажешь, что я руки распускал? Не докажешь ни хрена, улик нет, — парировал он, поднимаясь вслед за мной.       Верри даже не думала уходить, только наблюдала, как мы весело переругиваемся, и как будто ждала, чтобы не оставлять нас одних. Я стала убирать кровать Рэндалла, пока он пошел плескаться в душ, и когда мы остались наедине, подняла глаза на Верри.       — Ну чего ты такая груженая, Вер? — спросила я. — Как работа с Маркусом?       — Отлично, — коротко сказала она. — Устаю меньше, платят больше.       «Ох, бьюсь об заклад, знаю я, за что тебе платят», — проскользнула мысль, но я промолчала. На главный вопрос она мне так и не ответила.       В тишине, повисшей между нами, слышался шум воды в душевой, я прибиралась, больше не донимая вопросами Верри, и тут она сама подала голос:       — Ты с ним спишь?       Ошарашенно подняв глаза, я невольно рассмеялась.       — Верри, ты что такое говоришь? — кашлянула я.       — А смысл скрывать? — передернула плечами она. — В этом ничего преступного нет.       — Ни с кем я не сплю, — отрезала я, расправив плечи. — И хватит уже вынюхивать, будто я не знаю, для чего тебя сюда гоняют. Если Кая так волнуется за интимную жизнь своего сына — пускай расслабится. У меня с Рэнди ничего нет.       Наверное, что-то такое было в моем тоне, что Верри напряженно выпрямилась, а с лица слетела эта надменная, ужасно не идущая ей маска.       — Это правда? — спросила она слабо.       — Ну, а зачем бы я тебе врать стала? — склонила голову я. — Ты верно сказала, ничего преступного в этом нет.       — Разве только тебя уволят, — заметила Верри.       И в ее голосе я услышала заговорщические нотки. Так вот, зачем ты пришла, дорогуша, донести мне волю Ее Величества. Странно, что Кая не решилась отдать столь прозаичное распоряжение мне лично. Ничего предосудительного в нем не было, миссис Роузмонд имела полное право запретить прислуге спать с жильцами дома.       И все же проехалось по внутренностям чем-то острым. Я как-то скомканно дала Верри понять, что до меня дошло, и она ушла, но я еще несколько минут не могла собраться с мыслями.       Лезли навязчивые мерзкие воспоминания, старые, забытые уже обиды, что я усилием воли отгоняла от себя раньше. Засаднили внутри почти зажившие царапины, отличительные знаки моего несоответствия. Было фактом — принесенная Верри весть меня задела. Казалось бы, было столько времени привыкнуть к статусу недостойной, а он все еще скребет на душе похлеще чьих-то там когтей.       Весь день из-за этого я пребывала в легком ступоре. После завтрака Рэндаллу пришлось-таки вытащить шахматы, чтоб не ударить в грязь лицом и не навлечь на себя шуток про мозги, и всю игру я отчаянно пыталась юморить, чтобы только не выдавать своей меланхолии.       — Ходи.       — Нет, ты первая ходи.       — Что? — поморщилась я. — Не дури, первыми всегда ходят белые. Ты же сказал, что знаешь правила?       — Я и знаю, — насупился Рэндалл.       Он честно взялся за пешку, но игра явно давалась ему с трудом.       — Она не держится… — пожаловался он, уронив фигурку.       — Странно она у тебя не держится — по диагонали, — заметила я. — Пешки так не ходят… и на три клетки нельзя. Хотя мне же лучше, я тебя съела… Скажи честно, не умеешь играть?       — Умею, — упрямо повторил он.       — Да это не страшно, я тебя научу! — невольно рассмеялась я.       Тогда, видимо, ответив молитвам Рэнди, снова зазвонил мой сотовый. Я подавила внутреннюю дрожь, увидев незнакомый номер, но сделала вдох и сняла трубку. Пальцы свело от напряжения, с которым я стиснула в них ладью, но дух мой был тверд.       — Мисс Прессвуд? — спросили на том конце.       В первую секунду мне стало дурно, потому что почудилось, что сейчас сообщат, что мать допилась и ее где-нибудь нашли — с самого детства я до паники боялась таких звонков. Меня бы сейчас обрадовала любая другая новость.       — Надгробие, которое вы заказывали, готово, — оповестила меня девушка из трубки. — Сегодня установили, вы можете на него взглянуть.       Любая новость, кроме этой.

***

      Я уже знала, что день будет безнадежно испорчен. Любое хорошее настроение, оставшееся после приятного сна, вкусного завтрака или перебранок с Рэнди, улетучится, стоит мне ступить за кованую ограду кладбища Сейнтс Рест. Это место словно высасывало все эмоции из меня подчистую, каждый раз, как я приезжала, и так было всегда, еще до смерти Деи. Здесь же лежал отец, бабушка, а мать, приезжая к кому-то из них со мной еще в детстве, всегда говорила, что когда-нибудь и она сама здесь останется.       Теперь я переступала через неубранные дорожки, размышляя о том, что, наверное, когда-то здесь предстоит поселиться насовсем и мне. Сейнтс Рест затягивал. Сначала мы ездили сюда к родным, а потом, когда продали квартиру, сами переселились на Эйзенхауэр Паркуэй, и до кладбища от дома было всего десять минут ходьбы.       В день, когда мы хоронили Дею, я чувствовала: это место притянуло ее, ощущала на кончиках пальцев липкие цепи, которыми Сейнтс Рест нас облепил. Было невыносимо страшно, что и я тут застряну, и, наверное, это было единственной причиной, почему я не ночевала на могиле сестры первые недели. Это и то, что почти сразу мне пришлось очень много работать.       Шел снег, но день выдался невероятно ясным. Я проходила по аллеям мимо белых мраморных плит, похожих одна на другую. Сегодня отчего-то не показалось, что кладбище тянет ко мне свои липкие руки из голых веток. И даже когда я остановилась около светлого, выделявшегося чистотой надгробия сестры, Сейнтс Рест боязливо расступился, молча наблюдая.       Позади меня стоял Рэнди, и тьма как будто сторонилась его. Словно человека, который одолел смерть, она сама теперь боялась.       Я присела на корточки, сбросив жухлые листья, приклеенные к камню ветром. Почти всю дорогу сюда мы молчали, и я даже не спросила, зачем Рэндалл решил поехать со мной. Наверное, постеснялся отправлять одну, но мне не привыкать — почти всегда я навещала Дею в одиночестве. Мать вроде как тоже приезжала, но мы никогда не пересекались здесь, и для меня это стало сродни сказке о Санта Клаусе. Ты слушаешь ее из года в год и давно уже не веришь, но продолжаешь молча кивать в ответ.       — Двадцать три года, — проговорил Рэндалл свою первую реплику за час.       Он посчитал дату на надгробии. Я усмехнулась сама себе — слишком привыкла считать Дею старшей, а ведь это уже не так.       — В этом году я стала ее ровесницей, — просто ответила я.       — Тебе об этом трудно говорить? — спросил он. — Если не хочешь, я помолчу.       — Нет, — поднялась я, обернувшись на него. — Не трудно. Мне нравится вспоминать ее. То есть, это всегда будет больно, но… когда молчат, еще хуже.       Рэндалл промолчал, но я не рассердилась. За все эти годы я уже выучила — людям чертовски сложно что-то говорить об умерших, которых они не знали. Я и сама бы, наверное, не нашла что сказать.       Меня не напрягала тишина. Когда кого-то теряешь, она становится привычной, поэтому я не поняла, сколько времени прошло, пока я сидела около камня и думала о своем.       — Вы с ней дружили, да? — спросил вдруг Рэнди.       Я невольно обернулась снова, уже и не надеясь, что он подаст голос.       — Да, — кивнула я, глядя ему в лицо. — Мы… а как же иначе? Мы же сестры.       Он поджал губы и почему-то, глядя в могильный камень, сказал:       — А мы с Дрю всегда были врагами.       Я аж проморгалась от неожиданности — не только оттого, что сказал, но и оттого, что именно. Я, конечно, слышала от Дрю что-то насчет этого в нашем скомканном разговоре тогда, когда я нашла камеру, но… прямо-таки враги?       — Почему? — потрясенно спросила я, отвернувшись от надгробия всем телом.       — Не знаю, я младший, он, наверное, ревновал, — пожал плечами Рэндалл, не вынимая ладоней из карманов куртки. — В детстве дрались, стали старше — ссорились, жутко, до скандалов. Он злился, что мне все сходило с рук, учеба паршивая и моя тупость. Его родители с детства строили.       Я молчала, Рэнди тихонько булькал, и в этот момент я снова увидела в нем совсем молодого парня, вчерашнего подростка. Эти возрастные скачки стали мне привычны, в нем как будто жили одновременно два Рэндалла — беззаботный паренек из прошлого и другой, уже мужчина, перешагнувший какую-то черту. И первому еще ничего на свете не было понятно, а второй понял так много, что состарился разом на десять лет. Второго я увидела, когда впервые вошла к Роузмондам в дом, первого же видела теперь только, когда Рэндалл засыпал и забывал все, чему научила жизнь.       Казалось, и во мне должна сидеть где-то юная Рокси, которая ничего еще не повидала, но… наверное, она осталась где-то здесь, на Сейнтс Рест. С тех пор, как Дей умерла, я автоматически полностью и безвозвратно стала взрослой.       — У меня не получалось как следует ненавидеть Дрю, я его всегда очень любил, — снова подал голос Рэнди.       — Ты думаешь, у него получалось? — опомнилась я.       — Получалось, — покивал он, глядя куда-то в горизонт.       Теперь я поняла, о чем Дрю говорил, когда выдал тогда сквозь слезы это «мне никогда не воздать ему, он никогда не поверит». Поняла, почему каждый раз, что Дрю навещал брата, он как мантру повторял, что любит его. Он был прав — Рэнди не верил.       — Теперь и ты его ненавидишь? — спросила я.       — Нет конечно, — покачал головой Рэндалл.       — А Бейли? — вдруг почему-то вырвалось вслед. — Ты… ненавидишь ее за то, что она сделала?       Рэндалл словно только что вспомнил, что я еще здесь. Он глянул мне в лицо, поджал губы и опустил глаза в землю.       — Бейли? Ну… что скрывать, было, конечно. Поначалу даже проклинал ее за случившееся. Но потом ненависть ушла куда-то. — Он помолчал с мгновение. — Мне ее очень жаль. Не потому что она умерла, а потому что… ну у нее и жизнь была никудышная. Только мне кажется, я один это понял.       — Уверена, не один, — сказала я, положив руку на его локоть.       Я вспомнила слова Дрю о Бейли. Эти двое приходили к одному и тому же, но разными путями, и слушая Рэндалла, я поняла, что, кажется, они шли разными путями всю жизнь. Конечно, я могла бы сказать сейчас, что Дрю его любит, что страдает и мучается, что ни на минуту не забывает о своей провинности… обо всех сразу. Но промолчала.       Может быть, поняла, что раз уж даже Дрю, повторявший это без конца, не смог убедить, то и у меня не получится. А может, просто не мои это были слова.       — Расскажи что-нибудь про нее, — после паузы произнес Рэндалл. — Про Дей.       Каждый раз, как кто-то говорил это, мне в голову лезла только одна мысль, — «чертов ящик» — но, прогнав ее усилием воли, я поглядела в небо.       — Дей старшая, она меня всегда опекала вместо мамы, — сказала я. — Собирала в школу, водила, когда я была поменьше, забирала. У меня только благодаря ей хотя бы какое-то детство было.       Рэндалл молча слушал, как будто ему правда было интересно, но воспоминаний у меня было не так уж много.       — Она обо мне всегда заботилась. Я знаю, это эгоистично, ее так вспоминать… Но я ничего не знала о ее жизни вне дома. Она много работала и была моей единственной опорой. Не знаю даже, был ли у нее парень или… какие-то отношения. Интересы. Все, что я помню — это то, что она всегда была рядом и заботилась обо мне. Всегда.       Стало даже страшно, как мало я могу о ней сказать. Дея как будто и не человеком была, а просто каким-то моим ангелом-хранителем, за которого я пряталась. Наверное, поэтому я теперь чувствовала себя такой одинокой.       Вообще-то я не хотела этого добавлять, но все равно зачем-то сказала:       — Никто меня не любил, как она.       Отчаянно хотелось побороть мысль «никто меня не любил, кроме нее», но в такие моменты было почти невозможно. Рэндалл молчал долго, с минуту или больше, и только после подал голос.       — Поэтому ты никому не позволяешь о себе заботиться?       Я никогда не думала всерьез, что кто-то еще захочет заботиться обо мне. У меня не было больше на свете родных, а какой прок заботиться обо мне кому-то чужому? Я не ответила ничего, услышала только, как прострекотала какая-то птичка, пролетев в нескольких метрах от нас.       Не знаю, за что Рэнди принял мое молчание, но спустя минуту я почувствовала, как он обнял меня со спины за пояс и притянул легонько к себе, позволив опереться. Я положила голову ему на плечо, на автомате погладив пальцем глянцевое запястье, когда краем глаза уловила движение.       Рэнди рукавом промахнул лицо, я присмотрелась, толкнула его легонько локтем в бок, а когда он поднял голову, увидела, что в глазах у него стоят слезы.       — Рэндалл? — позвала недоверчиво я.       Я вначале думала, он нарочно, но нет: с такой отрешенностью смотрел в землю, что я поняла — его правда задело. Наверное, по большей части оттого, что на этот раз я перед ним не дала слабину. Повернувшись лицом, я утерла тыльной стороной ладони его скулу и слабо улыбнулась.       — Давай, взбодрись. Ну же, Рэнди? Слушай, у тебя тоже жизнь тяжелая. У тебя, вон, рук нет!       Он рассмеялся сквозь слезы.       — Зато у меня есть брат, — пояснил коротко он, и я поняла.       Да, когда есть на кого перенести, все трагедии становятся немного ближе. Я обвила его рукой за плечи, притянула по-свойски, похлопав по спине. Наверное, впервые я подумала о том, что он поперся за мной в эту обитель уныния не потому, что ему что-то было нужно, а просто потому что захотел сделать это для меня.       Рэндалл был прав, эта мысль была новой, совершенно незнакомой на вкус. Слишком сильно я привыкла к принципу «ты мне — я тебе». И тогда меня буквально осенило догадкой, вокруг которой я ходила уже не первый день.       — Послушай, ты… все еще думаешь о том, что у тебя ничего нет? — спросила я, отстранившись на дюйм.       — То есть? — нахмурился он, бегая покрасневшими глазами по моему лицу.       — Я про то, что ты мог бы делать, — пояснила я. — Ты говорил «я пустой»…       — Это говорила ты, — с усмешкой напомнил он.       Но я не слушала, только пыталась ухватить за хвост собственную мысль.       — Тебе же… — поджала губы, не зная, как сказать, я. — Мне кажется, тебе… просто нравится делать что-то для других!       — Чего? — вскинул бровь он.       — Ты купил мне шмотки перед вечеринкой в Апероле, — вспомнила я, схватившись за его воротник. — Ну и почему еще сегодня ты здесь? Ты испытываешь удовольствие, делая что-то для других, да?       — Нет, Ро, — медленно проговорил он, глядя на меня неотрывно. — Нет… не совсем так.       Я отмахнулась, отступив. В голове продолжил собираться паззл: Рэндалл дает деньги Дейви, оплачивает хотелки Эйприл и ее тусовки, она называет его безотказным! Он покупает мне одежду, он готов подарить мне целую штуку баксов, когда я говорю, что нуждаюсь! И это притом, что его воспитала далеко не Мать Тереза и альтруизм, по-хорошему, Рэндаллу вообще не свойственен.       Был только один справедливый вывод: он делал это, потому что это приносило ему радость. И с этим выводом можно было работать.

***

      С моими мыслями Рэнди не согласился, но этого и не требовалось — главное, что у меня в кои-то веки заработал мозг, а это значило, что я все-таки могла еще чем-то помочь Роузмондам. Стюарт помчал нас обратно в Уэст Оук, и по пути я с воодушевлением размышляла над тем, как можно было бы вывернуть свои умозаключения в практическую пользу. Пожалуй, впервые я после визита к Дее была на таком подъеме. Впрочем, было и чему как следует спустить меня на землю — на мобильном появилось многозначительное сообщение от Брайса, и я вспомнила, что снова не появлялась в зале больше недели.       Вечером была вроде как моя смена, но теперь все смены были моими, я и помимо графика почти все свободное время проводила с Рэндаллом, так что решила ненадолго отлучиться, тем более, что пациент мой был в более чем стабильном настроении. На мою просьбу он, разумеется, ответил согласием (еще бы ему не согласиться сплавить меня из дома хотя бы на пару часов!) и даже снарядил мне эскорт.       — Стюарт, отвези мисс Прессвуд куда она скажет, когда приедем, — предупредил он на переднее сидение.       — Слушаюсь, но по графику я должен сначала забрать мисс Севиньи, — заметил Стюарт. — И что-то подсказывает мне, что мисс Прессвуд предпочтет подождать меня дома.       Я ухмыльнулась догадливости этого чопорного хитреца.       — Да конечно подожду, чего мне… стоп, — обернулась я, прищурившись, на Рэнди. — Это ты что, мою фамилию запомнил?       — Ну ты же у меня работаешь, — удивленно ответил он.       — Да что ты? А какая фамилия у Маркуса?       Спросив, я откинулась на сидение и с интересом сложила руки на груди. Рэндалл нахмурился и зафиксировал взглядом какую-то точку.       — А он у тебя уже сколько работает? Лет десять? — напомнила я.       — Ты это другое, — отрезал Рэнди. — Твою фамилию лучше запомнить.       — Зачем это…       — А вдруг ты украдёшь что-нибудь? — парировал он, бросив взгляд на меня.       — Это что же я украсть могу? — возмутилась я.       — Ну… мое сердечко, например, — нагло улыбнулся во весь рот Рэндалл.       Я хотела возмутиться, но и сама, как дура, расплылась в дурацкой лыбе. Стюарт сверкнул голливудской улыбкой в зеркало заднего вида, а Рэнди невозмутимо бесшумно рассмеялся, за что получил тычок в ребра. К тому времени, как машина причалила ко входу, внутри затеялась небольшая драка с использованием маленькой подушечки для шеи.       Шансов у меня, вообще-то, не было, потому что если Рэндалл добирался своими металлическими пальцами до моей шеи, то разжать его захват я уже не могла никакими силами — и он всегда пользовался этим трюком, каждый раз!       Вывалившись из машины с размазанной впопыхах помадой и красными следами на шее, я вытянулась прямо перед ожидающей на парковке с важным видом Верри. Она, как обычно, смерила меня взглядом недовольной хозяйки, сверкнула глазами на еще не отдышавшегося Рэндалла и молча села в машину.       Перед тем как захлопнуть дверцу, она тормознула и вытянула длинный палец, ткнув мне в плечо.       — Я говорила тебе записывать визиты Бозкура! Это не так уж сложно запомнить, Рокси, у тебя не настолько много работы.       — Бред, он с прошлого визита не звонил, — передернула плечами я.       — И тем не менее он здесь, ждет во флигеле, — отчеканила Верри и закрыла дверцу, оставляя последнее слово за собой.       Мы переглянулись и пошли в пристройку, минуя дом. Там уже пожимал руки гостю Дрю, я присела в нелепом реверансе, пока меня сердито осмотрела Кая.       — Простите, что я без предупреждения, — склонил голову Ришат, заставив морщинки на ее лбу разгладиться. — Но дело совсем безотлагательное, Рэндалл. Мне нужна твоя помощь, без тебя на этот раз никак.       — Чем смогу, — пожал плечами он, садясь       Кая, видно, лишившись повода меня отчитать, пошла в дом распоряжаться насчет закусок, а мы трое вопросительно воззрились на гостя.       — Моим исследованиям на кафедре, кажется, каюк, — признался Ришат. — Университет Мерсера меня мягко попросил на выход. Так что… выход у меня теперь только один.       — Какой? — спросил нетерпеливо Дрю.       — Исследования придется закончить мне, — ответил Бозкур. — Точнее… нам, Рэндалл.