We Just In Too Deep

20:11

В спешке натягиваю толстовку, что висит на спинке стула, и в последний раз смотрю на себя в зеркало. Мне надо убедиться, что я не выгляжу нервно. Это просто поездка. Да. Поездка к человеку, который не имеет представления о моём существовании. Чем ближе стрелка часов подбиралась к цифре восемь, тем больше становилась тревога и тем меньше становилась моя уверенность в том, что моё решение было верным. Только сейчас я понимаю, насколько глупым было моё согласие. Но отступать поздно. Наверное, нужно научиться не отступать. Я ведь смогу просто отсидеться в машине, если всё окажется слишком плохо. Взяв запасные ключи со стола, открываю дверь, и свежий воздух мгновенно проникает в лёгкие. Как будто хочет отогнать мои сомнения и занять их место. —Привет. Ещё раз,—Алекс отходит в сторону, чтобы я могла запереть дверь. На улице сейчас гораздо прохладнее, чем было с утра–зима приближается. По какой-то причине зиму я люблю гораздо сильнее осени. —Привет. Путь до машины короткий, но этого достаточно, чтобы заставить меня дрожать от холода, которым уже успело пропитаться всё вокруг. Нужно будет как можно быстрее распаковать тёплые вещи. —Готова ехать?—он задает вопрос, на который я даже не могу дать честного ответа. Потому что я не знаю. Готова ли я? Что двигало мной, когда я дала согласие на это? И почему метаясь в сомнениях и зная, что ещё не поздно отказаться от этого всего и остаться дома, я не хочу этого делать? Почему я хочу оказаться там, где не была ни разу? —Вроде. —Тогда держись крепче. Я впервые сел за руль,—он притворяется растерянным, и меня это забавляет. Мне нравятся такие люди. Которые не ведут себя серьёзнее, чем это требуется. Они помогают не нервничать. Разряжают обстановку. Наблюдая за тем, как фары освещают нам неровную дорогу перед въездом во двор, вспоминаю вопрос, который меня беспокоил с самого начала. —А этот твой друг знает, что я приеду? —Нет,—Алекс даже не придаёт этому значения, фокусируясь на маршруте, что приведёт нас в абсолютно новое для меня место. —Нет?! —Не ори на меня, я за рулём. Лишние звуки могут меня отвлечь,—он поднимает свободную руку в останавливающем жесте, будто пытаясь усмирить дикое животное, и я не могу удержаться от смеха в ответ на его слова. Лишние звуки могут его отвлечь? —Может, тогда выключишь музыку?—киваю в сторону проигрывателя, из которого звучат уже давно знакомые мне песни. По радио всегда играет одно и то же. Но кажется, что “If I Could Turn Back Time„ идеально подходит для ночных поездок. Но ещё больше она подходит для того, чтобы погружаться в мысли о собственных ошибках. Если бы я могла вернуть время назад, как бы я себя вела? Как бы избавилась от ощущения отчаяния, которым пропитана эта песня? Что делать, если я тоже чувствую, что кто-то вонзил нож мне в сердце? Если я тоже чувствую, что всё потеряла? Паршивое ощущение. —Думай, что говоришь. Кто едет без музыки?—он прибавляет звук и понижает скорость. Теперь изображения за стеклом плывут медленнее, а голос Шер, поющей, что она хотела бы вернуть все сказанные ею слова, что ранили человека, который её любил, становится громче. Мы выехали на главную дорогу, где любая неосторожность может стоить многого. И вина за эту неосторожность далеко не всегда лежит на тех, кто из-за этой неосторожности пострадает. Так было с моими родителями. За чужие ошибки они расплатились жизнями. Я часто думаю о том, что даже обернув время вспять, той трагедии мне не удалось бы предотвратить. И это тяжело. Знать, что над некоторыми вещами у меня нет власти. Они просто происходят, а я вынуждена с ними мириться. —Почему ты его не предупредил?—пытаюсь отвлечь себя от внезапных мыслей, от которых по ночам нет спасения. Хотя бы сейчас я хочу быть от них свободна. Мне нужно отложить их до конца этого дня. Мне всё равно придётся к ним вернуться. Бегать нет смысла. Но, по крайней мере, я могу спрятаться от них ненадолго. —Я хотел. Он не отвечает на телефон. —Может, он и не дома вообще? —Он точно дома. Я должен передать ему кассету с альбомом, которую я у него одолжил на пару дней. А он этот альбом одолжил у чувака, который завтра заедет к нему, чтобы его забрать. Так что сегодня у меня последний день,—он объясняет мне какую-то схему обмена музыкальными альбомами, и это вызывает на моём лице улыбку. Такое всегда происходит, когда выходит новый альбом. Кто-то успевает его достать до того момента, пока его не сметут с полок, а остальные вынуждены этот альбом одалживать. Мне нравится видеть, что отличий между людьми из разных городов гораздо меньше, чем сходств. —Вам нравится одинаковая музыка? —Вроде того,—Алекс пожимает плечами, медленно разворачиваясь на повороте. Дорога перед нами кажется пустой. Как будто этот путь предназначен только для нас, а весь остальной мир остался на главном шоссе. —Это же рэп? —Да. На самом деле, все люди, с которыми я зависаю, любят хип-хоп. Поэтому не повезло тебе, если это не твой любимый жанр,—он тихо смеётся в ответ на мою догадку, делая ещё один, но на этот раз более резкий, поворот. —Не мой любимый. —Тогда у тебя уши завянут от этих придурков. Насмешливое выражение его лица, вызванное воспоминаниями о близких для него людях, заставляет меня улыбнуться. Ощущение тревоги медленно пропадает–мне всё сильнее начинает казаться, что у меня получится поладить с людьми из его круга общения. Наивное предположение, но иногда ведь можно позволить себе наивность? —Ты уже подготовила расписание занятий? —Да. Но не знаю, насколько оно удачное,—пожимаю плечами, провожая взглядом каждое здание, мимо которого мы проезжаем. Я постаралась составить расписание поудобнее, но, мне кажется, самой большой проблемой будет то, какими окажутся преподаватели. Обучение и так перестало доставлять мне какие-либо удовольствие, а если и с преподавателями будет сложно, то я не знаю, как долго смогу протянуть. —У меня всегда были с этим проблемы. —Кем ты хочешь стать, когда закончишь учиться? —Врачом,—его голос звучит твёрдо, но мне удаётся заметить в нём проблеск неуверенности. Он, наверное, много учится ради своей цели, но считает, что его уровня пока недостаточно. —Врачом? Почему-то мне сложно представить его в этой роли. Даже учитывая, что я знаю его меньше суток. В моём сознании сформировался другой образ. Точно не образ человека во врачебном халате. —Да. А что? Я не похож на хорошего доктора?—он не упускает возможности поддразнить меня, приняв как можно более деловой вид. Поэтому мне и тяжело вообразить его врачом. Как будто он предназначен для сферы развлечений. —Я думала, у тебя другие увлечения. —Другие. Но для работы не подойдут. —Что тебе нравится делать?—полностью отвлекаюсь от расстилающихся за стеклом картинами пустынных улиц. Я хочу узнать о нём побольше. Может, у меня правда получится найти друга. Впервые с тех пор, как не стало мамы. —Я хожу в скейт-парк по выходным с Блэр. По какой-то причине я с самого начала была уверена, что он занимается чем-то подобным. Его стиль в одежде, манера общения, музыкальные предпочтения, движения и рефлексы как будто намеренно выдавали в нём человека, что заинтересован в скейтбординге. Одна из двоюродных сестёр Джесс тоже увлекалась подобным, и Алекс сразу показался мне похожим на неё. —Твоя девушка? —Да. Она тебе понравится,—он пытается скрыть лёгкую улыбку, прикрыв лицо свободной от руля рукой. Может, и с Блэр я тоже смогу подружиться. —Она тоже из этой школы? —Да. Мы там и познакомились. А ты где планируешь работать?—он на мгновение заглядывает в зеркало заднего вида, за которым медленно исчезают километры, которые мы проделали, а затем вновь приковывает внимание к слабо освещённой дороге перед нами. —Хотела бы в журналистике. —Тогда, наверное, тебе надо знать всё. В этом же заключается работа журналиста, да? Вам всё нужно выяснять. С улыбкой отворачиваюсь к окну, пока Алекс рассказывает мне обо всём, что может вспомнить об этих улицах. Как будто даёт интервью. Кажется, ни одно здание, что нас сопровождает, не остаётся без внимания. Он рассказывает какие-то странные факты об этом городе, о том, где можно хорошо отдохнуть и о том, каких мест следует остерегаться. Я пытаюсь запомнить всё, что он говорит мне об этом городе, потому что... Ну... Я буду тут жить. И мне нужно дать этому городу шанс. Мне нужно принять его как свой новый дом. Мимо нас проносятся магазины с немного грязными и пыльными витринами, уже пустующие рестораны быстрого питания, старые дома, некоторые из которых выглядят так, будто уже очень долгое время в них никто не живёт. Высокие фонарные столбы, обклеенные какими-то исписанными бумагами, появляются и исчезают перед нами, словно вспышки камер на ковровых дорожках, а круглосуточные магазины, стены которых изрисованы яркими граффити, своими мигающими вывесками будто пытаются уговорить нас зайти и купить что-нибудь. У каждого здания на нашем пути есть своя история. У всего есть своя история. И, надеюсь, моя покалеченная и побитая история когда-нибудь станет чем-то стоящим. Когда мы останавливаемся у какого-то трейлерного парка, у меня возникает странное тяжёлое чувство в груди, растущее с каждой секундой пребывания здесь. Я боюсь таких мест. Мрачных и холодных. Будто каждая проведённая здесь секунда отбирает года жизни. —Мы приехали,—Алекс окидывает меня обеспокоенным взглядом, не выходя из машины. Наверное, решил, что я передумаю. Он прав. Я на грани этого. —Хорошо,—медленно и с тревогой оглядываюсь по сторонам, изучая обстановку. Будто нащупывая почву. Тут темно. Единственным источником света является приглушённый свет фар. Поэтому я даже не знаю, чего ждать. Не знаю, что увижу перед собой, когда окажусь за пределами салона машины. Мы по очереди выходим на улицу, и Алекс предупреждает, что следует смотреть под ноги. Несколько пакетов с мусором лежат в куче жёлтых листьев рядом с каким-то старым трейлером, вместо одного из окон которого подложен кусок картона. Чуть дальше стоят какие-то качели, напоминающие те жуткие игровые площадки из фильмов, которыми пугают детей, чтобы те не гуляли на улице до темноты. Это не то, что я надеялась увидеть, когда Алекс звал меня с собой. Мне кажется, тут невозможно жить. Это место источает отчаяние, кричит от боли, гибнет от бессилия. Кажется, все краски мира исчезают в этой точке. Здесь нет никаких оттенков, кроме тех, которые художники сравнивают с наступлением неизбежной смерти. —Тебе нечего бояться,—Алекс кивает в направлении одного из трейлеров.—Там живёт мой друг, всё будет нормально. —Я не боюсь, но... —Всё хорошо,—Алекс пытается убедить меня в том, что здесь безопасно, а я просто киваю, давая понять, что я верю. Пусть он думает, что я верю. Дверь перед нами открывается, и я вижу высокого парня, который жмёт руку Алексу, что-то ему сказав, а затем вопросительно смотрит на меня. Он одет так, как всегда одеваются люди, которые не ждут гостей. На нём какая-то старая футболка со стёртым принтом и широкие тёмно-зелёные брюки. И если бы можно было судить о людях по их выбору одежды, то я бы сказала, что этот парень приветлив. —Это Шерил, мы теперь соседи,—объясняет Алекс, когда этот парень пропускает нас внутрь, а затем закрывает за нами дверь с характерным звуком. Яркий свет ударяет в глаза, и я слышу громкую музыку, которую перебивает чей-то смех. Мне в голову ударяет сильный запах алкоголя. До меня доносятся какие-то мужские голоса. Будет чертовски стыдно, если своим появлением мы вмешаемся в какую-то тусовку. —Ну привет, Шерил,—он протягивает мне руку, и я слабо жму её. У него тёплая улыбка. И его глаза кажутся добрыми.—Я ДеШон. Этот парень выглядит приветливым и располагающим, и, как бы я не убеждала себя в том, что сейчас рано делать выводы, он кажется мне действительно хорошим человеком. Мне нравятся его дреды и обвешанные по всей комнате плакаты с какими-то рэперами, которые сразу бросаются в глаза. Он действительно любит хип-хоп. Но больше всего мне нравится его голос, который звучит так дружелюбно, словно мы знакомы уже десятки лет и встретились поговорить о прошлом. —Ты не отсюда? —Нет, я из Мэдисона, я тут несколько дней,—пожимаю плечами, оттягивая вниз рукава толстовки. Мне не холодно, но привычки иногда побеждают. —Это в Висконсине?—спрашивает ДеШон, и я киваю в ответ, вспоминая свой родной город с чувством приятной ностальгии, что одолевает меня каждый раз, когда я рисую образы Мэдисона в своей голове.—Эй, Маршалл!—ДеШон слегка поворачивает голову в сторону гостиной, если это можно так назвать. До сегодняшнего дня я никогда не бывала в трейлерах. Здесь мало места, странные звуки за окном и запах алкоголя даже на улице. Кажется, что эти места пропитаны опасностью. —Что?—мгновенно до нас доносится резкий голос, обладатель которого, видимо, не рад тому, что его отвлекли. —Иди и посмотри! —Иди к чёрту, я искал пульт от телевизора,—отвечает какой-то худой парень, выходя к нам. Его вопросительный взгляд на секунду останавливается на мне, и я прячу руки в карманы, словно это может спасти меня от нежелательного внимания. Когда он подходит ближе, Алекс протягивает ему какую-то кассету прямо во время их приветствия. Видимо, это тот альбом, что он хотел вернуть. Значит, это его трейлер. Не ДеШона. Они перекидываются парой слов, значения которых я даже не понимаю. Со стороны кажется, что они просто делятся впечатлениями об альбоме. Алекс увлечённо что-то ему объясняет, и Пруф включается в обсуждение, говоря что-то про инструментальную часть какой-то песни. Они будто погружены в свой мир, где звук берёт власть над всем остальным. Я снова чувствую взгляд этого парня на себе. Он не адресовал мне ни слова за все те минуты, что провёл в обсуждении у этих дверей. —Ким не убьёт тебя за то, что смотришь на кого-то кроме неё, а?—сдерживая смех, причину которого я не могу понять, объявляет ДеШон, и это каким-то странным образом разбавляет неловкую атмосферу. —Заткнись!—смех этого парня звучит совсем иначе, чем смех ДеШона. Он кажется уставшим. —Это Шерил,—Алекс кладёт руку на моё плечо, представляя меня человеку в синей футболке, старых джинсах и с кассетой в руках. Той кассетой, что стала причиной всей этой сцены. —Я Маршалл,—он перекладывает кассету из одной руки в другую, и я замечаю название музыкального альбома, о котором говорили по радио, когда мы ехали в Детройт. “Mama Said Knock You Out„. Я не так далека от них всех, как мне казалось.—Я не видел тебя раньше. —Я не отсюда,—пытаюсь скрыть беспокойство за простой улыбкой, но понимаю, что у меня плохо получается. Он медленно кивает, а затем поворачивается обратно к Алексу, и я чувствую облегчение, отгоняющее от меня волну накатившего смущения. Они продолжают говорить о чём-то своём, и, как бы размыты не были для меня их темы, мне просто интересно их слушать. Мне нравится то, с каким акцентом они говорят и то, какие выражения используют. «Был вчера на баттле? Говорят, Бивни опять победили» «Грязные слабаки. Им всегда попадаются новички в соперниках, а они хвалятся своими победами... Как будто уделали Ги-Джина или Ниала» «Маршалл, а ты был?» «Нет, вчера весь день зависал на работе. Чуть не сдох там. Сколько же придурков туда приходит...» «Ещё не решил проблемы на работе?» «Забудь, его босс–сучка, он не станет доплачивать ему за дополнительные смены. Это дерьмо не закончится, пока он не уволится» «Что я буду делать, если уволюсь? Работы нет, а Дебби ничего не делает» «Тогда зачем брать эти дополнительные смены?» «Маршалл–наивный придурок. Думает, разбогатеть на этих своих сменах» «Заткнись, идиот, он выставит меня, если я не буду оставаться дорабатывать за Ясти» «Какого чёрта вообще ты за неё работаешь?» «Этот мудак трахает её... Хватит смеяться, ублюдок! Из-за того, что он не знает, как впечатлить женщину, мне приходится разгребать дела за других людей!» «Думаешь, если бы он не позволял ей пропускать работу, она бы ушла от него?» «Конечно. Этот старый кусок дерьма, наверное, засыпает во время...» «Маршалл! Мы не одни! Нечего ругаться, как грёбаный гангстер!» «Гангстер, да? А сам лучше разговариваешь?» «Да. У тебя же должна быть пушка? Как иначе будешь отбиваться от своего босса, если Ясти ему надоест?» «Урод, спрашиваешь, ношу ли я пушку, чтобы отбиваться от извращенцев? Сейчас я запихну эту пушку тебе в задницу!» «Можете обсудить предметы в ваших задницах позже, вы не одни. Она, наверное, не очень рада всё это слышать» «Извини... Шерил. Они провоцируют меня» «Ноешь, как сучка! И жалуешься!» «ДеШон! Клянусь, я...» «Кстати, мы сегодня в последний собрались вместе в этом году! До зимы у всех забиты графики!» «Тяжёлая взрослая жизнь?» «Да, эти ленивые уроды решили взяться за работу» «Тогда встретимся на новый год. Если того чувака, который блевал в моей машине, с нами не будет» «Я больше не буду его звать. Он спёр жемчужные серёжки мамы» «Да с чего ты взял, что это он был?» «У него на лице написано, что он грязная ворюга!» «Тогда какого хрена ты его позвал домой?» «Хотел шанс ему дать! Я за добрые вещи в этом мире!» «Больше не давай никому шансов. Будешь жалеть» «Я больше всего жалею о том, что знаю твою белую задницу, придурок!» «И это из-за того, что кто-то тебя обокрал?» «Алекс, ты на моей стороне или на стороне этого тупого урода?» «Я тоже за добрые вещи в этом мире. Поэтому не буду выбирать сторону» «Слышал, Маршалл? Он на моей стороне» «Это не то, что он сказал!» «Это то, что я слышал!» «Ну, мы пойдём. Шерил...» —Ты не останешься?—ДеШон обращается к Алексу, когда тот упоминает о том, что мы не собираемся здесь задерживаться, и Алекс кивает в мою сторону. —Её нужно отвезти домой. Я обещал, что это займёт пару минут. Я была так увлечена их разговорами, что время утекло незаметно. Почему-то наблюдать за тем, как они со смехом обмениваются оскорблениями, было действительно интересно. Их взаимодействия кажутся живыми, даже если тема их беседы лишена смысла. Как это вообще возможно: от разговора о трудностях на работе перейти к жалобам на какого-то парня, что смог за одну ночь украсть у ДеШона украшения, а затем и проблеваться в машине Алекса? Безумие. Я вижу, что он хочет остаться, и я благодарна, что он не давит на меня, уговаривая провести тут время. Я не хочу находиться здесь, но чувствую укол вины за то, что ему придётся покинуть место, где он хотел бы остаться. —Она может потусоваться с нами,—предлагает ДеШон, и я медленно поворачиваюсь к Алексу, ощущая, как нервное чувство в груди делает мои ноги слабее. —Всё в порядке, я могу подождать в машине,—осознание того, насколько глупо звучат мои слова, заставляет меня мысленно ударить себя по лицу. Подождать в машине? —Не нужно, я отвезу тебя сейчас,—его голос звучит мягко, он не хочет на меня давить, но почему-то я не хочу лишать его возможности продолжить тот непонятный для меня разговор об альбоме со всеми людьми, что сейчас находятся в другой комнате, создавая сильный шум. Наверное, они часто так собирались, но если Алекс уйдёт сейчас, то до нового года у него больше не будет возможности оказаться в их компании. —Всё хорошо, останься. —Я не... —Я подожду в машине, всё хорошо,—обрываю его бессмысленные попытки протестовать и под наблюдением трёх пар глаз делаю шаг в сторону двери, борясь с приливом неуверенности. Я знаю, что это выглядит смешно. Знаю, что это выглядит грубо. Стоило бы остаться здесь, в этих ярких стенах и под этим низким потолком. Но я не могу. Я не хочу быть тем, кто испортит Алексу вечер в первый же день знакомства, но и находиться здесь тоже не хочу. Не хочу находиться среди всех этих нетрезвых людей. Это место вызывает во мне чувство дискомфорта и незащищённости, а я устала испытывать эти чувства. —Почему ты не хочешь остаться?—внезапно спрашивает ДеШон, наклонив голову в бок.—Я могу проконтролировать, чтобы эти ублюдки не подходили к тебе,—с полуулыбкой продолжает он, заставляя меня слегка усмехнуться в ответ. С ним действительно так легко поладить? —Я... —Не нравится зависать среди пьяных людей?—каким-то образом Маршаллу удаётся прочитать мои мысли, и мне не нравится это. Я молча киваю, наблюдая за тем, как на его лице появляется почти незаметная улыбка, которая обычно означает, что человек осознаёт свою правоту и рад этому.—Если хочешь, я могу подвезти тебя. —Не нужно,—мгновенно даю отрицательный ответ, стараясь не звучать грубо. Меня не особо привлекает мысль о том, что я буду находиться в одной машине с практически чужим человеком на протяжении всей дороги к дому. Я не жду, что он будет представлять собой угрозу, но и доверия он не вызывает. Не потому, что кажется опасным. Просто потому, что я его совершенно не знаю. —Чувак, ты просто её раздражаешь, вот и всё,—ухмыляется ДеШон, заставляя меня усмехнуться и физически почувствовать на себе взгляд Маршалла. —Тебе смешно?—с издевательством в голосе спрашивает он, и моё желание сбежать возрастает в несколько раз. Что будет, если я скажу, что это действительно смешно? —Отстань от неё, кусок дерьма!—смеётся ДеШон, после чего Маршалл закатывает глаза, недовольным тоном бормоча что-то невнятное в ответ. —Шерил, ты хочешь остаться?—Алекс обращается ко мне, пока ДеШон и Маршалл ведут свою дискуссию, тема которой обошла меня стороной.—Или отвезти тебя домой? —Я... —Почему ты просто не отвезёшь её, а потом вернёшься?—предлагает ДеШон, игнорируя какого-то парня, выкрикнувшего его имя уже во второй раз. —Если Холли заметит мою машину, она заставит меня остаться. Я обещал починить её любимый стул,—Алекс закатывает глаза, и я с трудом сдерживаюсь от смеха. Он боится ярости младшей сестры. —Я могу поехать на автобусе. —В такое время? В таком районе?—вопросы Маршалла звучат механически и угрожающе. Как будто он уже привык предупреждать всех об опасности, которая поджидает каждого, кто рискнёт покинуть пределы своих домов с того момента, как солнце укатится за горизонт, оставив после себя яркие разводы оранжево-малиновых оттенков. —Не пугай её, придурок!—несмотря на эти слова, что-то в голосе ДеШона подсказывает мне, что он согласен с Маршаллом, хоть и не хочет показывать это. —Я лучше просто подожду. Это безопаснее всего. —Останься с нами!—снова предлагает ДеШон, и я стараюсь выглядеть спокойной, хотя на самом деле я чертовски нервничаю. Что я буду тут делать? Я буду выглядеть нелепо среди этих людей. Потому что у меня нет с ними никаких общих тем для разговоров. Потому что я не знаю их, и, скорее всего, они и не захотят этого менять. —Я не знаю... —Давай, я отвезу тебя домой,—Алекс лезет в карман за ключами от машины, и в этот момент я принимаю самое глупое решение, которое можно принять в такой ситуации. Решение, за которое, наверное, я успею себя возненавидеть. Решение, которое кажется неправдоподобно идиотским. —Я останусь. Я буду жалеть об этом. —Ты уверена?—в тоне его голоса можно с лёгкостью прочитать недоверие и внутреннюю борьбу с тем, чтобы вступить со мной в спор. Пожалуйста, не задавай больше таких вопросов. Потому что сомнения окончательно сожрут меня. —Да. Нет. —Если передумаешь, скажи мне. —Хорошо. Спустя тридцать минут Алекс напивается и полностью уходит в общение с парнями, сидящими на диване. Их разговоры звучат приглушённо, но какие-то фразы мне удаётся разобрать. «И что ты ему сказал?» «Когда я вернулся, его не было» «Наверное, сбежал. Слабак» «Знаешь, он был больше меня. Это к лучшему. Я чуть в штаны не наложил!» «В следующий раз зови меня. Видел, какие у меня руки? Я неделю качаюсь!» «Ты, по-моему, только разжирел!» «А ты молчи, урод!» С некоторыми из этих парней мне уже удалось познакомиться. Они такие безумные! Они рассказывали мне какие-то истории, предлагали выпить и спрашивали о моих любимых фильмах. Я не знаю, чем бы я занималась, если бы они не завели со мной разговор. Фильмы, которые мы обсуждали под звуки громкой музыки и запах алкоголя, менялись с невероятной скоростью. Как будто наше время было ограничено, и мы хотели поговорить о каждом кино, что выходило в свет. Мы начали обсуждение с “Do The Right Thing„, потому что это был последний просмотренный мною фильм. Парни сошлись на том, что Рози Перес была превосходной, но я сомневаюсь, что они опирались лишь на её актёрские данные. Это ведь парни. Они теряют голову, стоит им увидеть красивую женщину. Мы долго говорили о фильмах вроде “Paris, Taxas„, “After Hours„, “Heathers„ и “Purple Rain„. Эти наши маленькие обсуждения любимых сцен и персонажей вернули меня во времена, когда мы устраивали вечера кино с мамой и Эриком. Мы очень любили смотреть фильмы вместе. Что-то особенное было в часах, которые мы проводили перед экранами, жадно поглощая сюжеты и делясь общими впечатлениями после каждого сюжетного поворота. Если фильм был снят по мотивам книги, то я старалась прочесть её после того, как посмотрю фильм. Помню, как прочитала “The Shining„ Стивена Кинга сразу после того, как увидела кино. Когда наше с парнями обсуждение затронуло “Scarface„, в разговор вступил и ДеШон, чтобы рассказать о том, как однажды у него на работе кто-то представился как Тони Монтана. А на вопросы о том, был ли этот человек похож на персонажа, ДеШон ответил что-то вроде: «Спрашиваешь, был ли тот кусок дерьма похож на Аль Пачино? Никто не похож на Аль Пачино! Да если бы Аль Пачино предложил мне выйти за него замуж...». Вероятно, это означало, что никакого сходства не было. Чувствуя лёгкое головокружение, я ухожу в угол комнаты, сажусь на кресло и просто молча копаюсь в мыслях, пока помещение наполняют запах дыма, пива, звуки споров и громкого смеха, смешанные с шумом телевизора. Разговор с парнями заставил меня вновь вспомнить о доме, а их рассказы о своём детстве заставили меня вновь ощутить боль в груди, поселившуюся там с тех пор, как мамы не стало. Странно. Мне не было грустно во время общения с этими людьми. Почему грустно сейчас? Мерзкое послевкусие. Ненавижу, когда так. —Выпей. Это вода.—голос Маршалла вытягивает меня из мыслей. Поднимаю взгляд к его фигуре, остановившейся в дверном проёме, когда он протягивает мне наполненный почти до краёв стакан воды. Это ведь вода? Наверное, по мне видно, что мне плохо. Делаю глоток и кладу стакан на стол около кресла. Это вода. —Выйдешь подышать воздухом?—он указывает на дверь позади, но несмотря на желание выйти на улицу, я лишь качаю головой. —Нет, спасибо... —Ты выглядишь так, будто сейчас потеряешь сознание. —Я чувствую себя... Нормально. Отвратительно. —Тебе нужно уйти отсюда, пойдём. Почему последний человек, с которым мне бы хотелось уйти отсюда, предлагает мне это? Мне кажется, я бы согласилась уйти с ДеШоном, но не с ним. Я знаю, что нельзя строить мнение о людях, исходя из первого впечатления о них, но я ничего не могу с этим поделать. —Всё нормально. —Потом тебе станет хуже. Но как хочешь,—он пожимает плечами, схватив со стола бутылку, о содержимом которой я не имею представления. Одно я знаю точно: это не вода. —Ладно, пойдём,—медленно соглашаюсь, выходя за ним из помещения и следуя к качелям чуть дальше от трейлера. Эта игровая площадка выглядит ужасно. Наверное, действительно держит всех детей в страхе. Когда я сажусь на эти чертовски скрипучие качели, Маршалл опирается спиной о столб и протягивает мне ту бутылку, что успел захватить с собой. Видимо, предлагает попробовать. Я качаю головой, и он пожимает плечами, делая глоток, пока я внимательно за ним наблюдаю, как будто пытаюсь вспомнить, кого он мне напоминает, но догадки не лезут в голову. Я всегда ассоциировала людей, которых встречаю, с людьми из своего прошлого. И у меня всегда получалось найти между ними сходства, даже если эти сходства были минимальными. Сходства в манере речи, во взгляде, в жестах, в походке, в привычках, в голосе. Но он не похож на тех людей, с которыми мне приходилось иметь дело. И мне это не нравится, потому что я не могу строить предположений на его счёт. Ни хороших, ни плохих. Он не особо приветливый, поэтому даже в этом коротком молчании, что мы делим, ощущается отчуждённость. Как будто он сам не понимает, зачем вообще вышел из комнаты. Я поднимаю голову вверх и смотрю на звёзды. Мне всегда нравилось это делать. Помню, когда была младше, мы с мамой выбирались на природу и просто ложились на землю, смотря на небо и соединяя звёзды в узоры. Столько бесценных сюжетов было придумано тогда. Этого хватило бы на три книги. —Итак, ты приехала сюда из Мэдисона?—он начинает диалог, пытаясь, видимо, разговорить меня, чтобы скрасить наш «побег» и не стоять в полной тишине, разбавленной лишь звуком проезжающих машин. —Откуда ты знаешь? —Пруф сказал,—коротко отвечает он, а затем делает ещё один глоток. Если он так продолжит, он станет алкоголиком. Судя по синякам под его глазами и измотанному виду, он ведёт не самый здоровый образ жизни. —Пруф? —Да. Ну, знаешь, ДеШон,—поясняет он, потирая пальцами глаза. Он выглядит так, будто ему нужен отдых. Неужели, проблемы с работой действительно настолько серьёзные, что он вынужден так рисковать здоровьем? Сколько он уже не спал? —А Пруф... —Его сценическое имя. Или типа того. —Сценическое имя? —Да, мы, вроде как, собираемся стать рэперами,—усмехается Маршалл. Это тот смех, который люди используют, когда понимают, насколько бессмысленно и глупо они звучат. —Удачи... С этим... —Ты не особо любишь разговаривать, да? —Ты тоже не особо болтливый!—улыбаюсь в ответ на его замечание, и мой комментарий заставляет его закатить глаза. Но мне удаётся заметить, как поднимается уголок его губ и как он пробегает языком по губам, чтобы скрыть улыбку. —Почему ты переехала? Застываю, не зная, что следует ответить. Я не хочу врать. И правду говорить тоже не хочу. —Тебе не обязательно отвечать. Я понял. Его голос такой отстранённый, как будто ему даже не интересен этот разговор. Кажется, ещё немного, и он свалится спать прямо на улице. Я впервые вижу человека, который может так точно передать своими чертами ощущение эмоционального и физического истощения. Он устал. —Всё в порядке,—улыбаюсь, обнимая себя руками, чтобы спастись от очередного порыва ветра, разбрасывающего сухие листья по дорогам, —Кстати... Во сколько тебе нужно быть дома?—спрашивает Маршалл, выбросив пустую бутылку в ведро, стоящее недалеко от нас. Резко спрыгиваю с качелей, мысленно проклиная сегодняшний день. Точно. Мне же нужно попасть домой. —Что?—Маршалл непонимающе следит за мной, убирая руки в карманы.—Если я сказал что-то не то... —Как я доеду домой? Алекс пьян... Ему ведь нельзя за руль... —Я отвезу вас. Или ДеШон. Вы тоже нетрезвые. —Я пойду пешком, пока ещё не слишком темно. Ты можешь помочь ему доехать, когда всё это закончится? Я даже не думаю о том, чтобы воспользоваться автобусом. Я просто потеряюсь. И я больше никогда никуда не поеду с Алексом. —Пока ты дойдёшь, тебя несколько раз убьют,—усмехается Маршалл, и я напрягаюсь от этих слов. Точнее, от того, насколько убедительно они звучат. Но не может же всё быть так плохо, да? Он ведь шутит, да? Мне сотню раз говорили, что Детройт опаснее, чем может показаться. Но не настолько ведь? —До дома Алекса идти почти час. Вы ведь соседи?—он делает шаг ближе ко мне, отталкиваясь от столба.—Ты дорогу хоть помнишь? Не очень. —Да. —И не боишься?—его бровь насмешливо изгибается, и в этот момент я понимаю, что он уже давно всё понял сам. Он знает, что мне страшно, но эта его издевательская игра доставляет ему удовольствие. —Нет. Кого я обманываю? —Тогда удачи. Моё сердце колотится с невероятной скоростью, а разум мчится от одной мысли к другой. И ни одну из них я не могу назвать оптимистичной. Мне нужно быть дома до утра. Мысль провести ночь в тесном трейлере незнакомого человека не кажется мне увлекательной. Я должна добраться сама. Или... —Стой!—повышаю голос, когда рука Маршалла касается дверей. Он поворачивается с самодовольным выражением на лице. Я чувствую себя пойманной в ловушку. Не получаю в ответ от него ни одного слова. Он просто остаётся стоять на несколько ступеней выше меня, спрятав руки в карманах потёртых джинсов и слегка наклонив голову, пока ветер будто пытается столкнуть его с той незначительной высоты, на которой он находится. Он ждёт моих следующих слов. —Ты можешь... показать мне, где здесь автобусная остановка? —Да, но... Тот автобус, что тебе нужен, вряд ли уже появится сегодня,—он спускается на одну ступень ниже, и его металлически-холодный взгляд всё ещё прикован к моему. Ему нравится вся эта сцена. Что за мудак. Я ненавижу свои следующие слова. —Довези меня. Пожалуйста,—я сдаюсь, пытаясь рассуждать рационально. Он ведь сам предложил подвезти меня. Значит, ему не особо сложно. Даже если ему неудобно, я могу возложить вину за это на Алекса. Ведь в этом беспорядке виновата лишь его пьяная задница. —Что мне за это будет?—наглая улыбка расползается по его губам, когда все ступени, ведущие к дверям старого трейлера, уже оказываются позади него. Я замираю на месте, не зная, что делать дальше. Он ведь пьян. Что он имеет в виду? —Я пошутил. Твоё лицо сейчас... Это бесценно,—он смеётся, и я расслабленно выдыхаю, сдерживая себя от того, чтобы расцарапать ему лицо. Я его уже ненавижу. —Ты просто... —Я не притронусь к тебе, пока ты сама не начнёшь меня умолять об этом,—он прерывает мои даже не начавшиеся речи о том, насколько он отвратителен, проходя мимо меня и доставая ключи из кармана. Мог и бы выслушать немного. Может, узнал бы что-нибудь полезное о себе. —Отлично,—забираюсь в его машину, игнорируя его очевидные издевательства. Проходил весь вечер с кислым лицом, чтобы в итоге извлечь веселье из моей ситуации! Мудак. —Эй, тебе сколько лет? —Шестнадцать. —Лезь назад, я не хочу отвечать за жизнь ребёнка, если что-нибудь случится,—его ладонь ложится на руль, пока он раздаёт указания. Какой же кусок дерьма. Кусок дерьма, от которого я вынуждена принимать помощь. Какая трагичная комедия разворачивается в этот вечер. Даже тошнит. —Маршалл... —Я шучу. Ты расслабишься уже? —Да пошёл ты! —Предлагаю в следующий раз думать, прежде чем говорить, Шерил,—шепчет Маршалл, делая акцент на моём имени. Ещё никогда моё имя не произносили таким угрожающим тоном. —Или что?—к своему собственному удивлению позволяю себе поддаться на его дешёвые провокации. Наверное, дело в музыке, которая звучит на низкой громкости. Да. Кажется, это “Express Yourself„ N.W.A. Под эту песню можно и уступить эмоциям. —Ты не хочешь знать,—самоуверенная улыбка появляется на его лице, и меня это раздражает. Будто сам Дьявол сидит в его голове и подбирает за него слова. Закатываю глаза и направляю свой взгляд к окну. Десятки картинок мелькают перед моим лицом, пока я пытаюсь прочитать названия всех заведений, мимо которых мы проезжаем. Чем сильнее я ныряю в собственные мысли, тем громче в моих ушах звучат слова песни. Но я знаю, что громкость так и не изменилась с тех пор, как Маршалл включил музыку. Если судить о нём по первому впечатлению, то эта песня ему подходит. Но в плохом смысле. Ему как будто тоже нет дела абсолютно ни до чего. Постепенно мне начинает казаться, что мир за стеклом ускользает быстрее. И тогда я понимаю, что Маршалл просто увеличил скорость, потому что мы выехали с главной дороги. Но мне не нравится это. Я боюсь скорости. —Маршалл...—тихо зову его по имени, надеясь, что он обратит внимание, но он погружён в свои мысли. Он выглядит сосредоточенным и отвлечённым одновременно.—Маршалл! —Да?—он поворачивается ко мне, и я сталкиваюсь с этим уставшим взглядом, полным непробиваемого безразличия. Но что-то в его голосе как будто кричит о том, что он только что пробудился от долгого сна. Он звучит так, словно сам не помнит, как здесь оказался. —Ты можешь ехать медленнее?—чувствую, что начинаю нервничать. У меня начинается истерика. Скорость—мой главный страх. Я боюсь умереть в аварии. Боюсь умереть в машине. Боюсь, что моя жизнь закончится так же, как она заканчивалась в моих кошмарах. —Ладно,—он замечает мой испуг и без уточнения причины моей просьбы замедляется, а я с трудом сдерживаю слёзы. Странно. Почему я не ощущаю облегчения, если мы больше не несёмся как грёбаные гонщики? Пытаясь прийти в себя, я закрываю глаза и медленно считаю до десяти. Мне это никогда не помогало, но хотя бы позволяло немного отвлечь себя. «Раз» «Два» «На центральной улице произошла авария. Двое мертвы. В салоне находился ребёнок...» «Три» «Четыре» «Виновник трагедии был задержан в четырёх милях от места происшествия...» «Пять» «Шесть» «Шесть человек так же получили ранения в следствие несчастного случая...» «Семь» «Восемь» «Это уже восьмой подобный случай в нашем городе за последние полгода...» —Маршалл! Остановись! В моей голове мелькают фотографии моих родителей, некоторые воспоминания, связанные с ними, рассказы Эмили о них. И всё это выворачивает меня наизнанку. Но почему именно сейчас я ощущаю этот страх так отчётливо? Почему именно в этот день и в этой машине? Маршалл съезжает с дороги, пока я пытаюсь выбраться из ремня безопасности дрожащими руками, после чего сдаюсь и запускаю руки в волосы, избегая вопросов во взгляде своего спутника. Моё тело всё ещё трясётся. Мне всё ещё не по себе. И я не знаю, что это было. Когда в последний раз со мной происходило что-то подобное? Очень давно. Я даже думала, что это состояние больше никогда ко мне не вернётся. —Всё нормально? —Мои родители умерли в аварии!—шепчу сквозь слёзы, поворачивая голову в сторону, чтобы не видеть сожаления или издевательства в его глазах. Я не хочу, чтобы он смеялся надо мной и точно не хочу, чтобы он жалел меня. —Мне жаль,—тихо отвечает Маршалл, откидываясь всем телом на спинку сидения и закрывая глаза.—Извини. Я хочу перестать плакать, но я не могу. Хочу перебороть этот примитивный страх, но не могу. Я прячу лицо в ладонях и надеюсь, что завтра об этом никто не вспомнит. Ни я, ни свидетель этой сцены. Он ведь пьян. —Всё нормально?—спустя минуту тишины и борьбы с собой я слышу его голос, в котором неуверенность смешивается с осторожностью. Он уже спрашивал это. Буквально только что. И почему-то это кажется мне смешным. —Да, извини за это. —Не извиняйся,—полушёпотом говорит он, заставляя меня чувствовать себя ещё хуже. Я только что унизила себя перед незнакомым человеком, рассказала ему о своих родителях и рыдала в его машине. Я хочу убить себя прямо сейчас. —Я просто... —Я понимаю. Я просто испугался. Знаешь, девушки никогда не плакали в моей машине. Поэтому я растерялся,—в попытке унять напряжение он позволяет себе безобидную шутку, и это напоминает мне о том, за что мне хотелось ударить его по лицу. За его шутки. Точно. —Алекс не будет искать меня? Мы не предупредили его,—намеренно перевожу тему, не желая говорить о том, что только что произошло. Я надеюсь, что больше не встречусь с Маршаллом. На что он там жаловался Алексу и ДеШону? На свою работу? Отлично. Надеюсь, его голова будет так сильно забита делами, что моя истерика даже не станет одним из его воспоминаний. —Я сказал ДеШону, что, скорее всего, отвезу тебя домой. Он предупредит Алекса,—Маршалл пожимает плечами, всё ещё не рискуя выехать на дорогу. Не хочет снова наблюдать это жалкое зрелище. —Когда? Не помню, чтобы он заходил в трейлер с тех пор, как мы вышли на улицу. —Когда увидел, что ты забилась в угол. Этот ублюдок планировал всё с самого начала. —Я не забивалась. —Конечно. —Я правда не забивалась! Я просто... Стояла в стороне... —Почему ты споришь со мной, если я прав? —Было так заметно, что я хотела уйти?—принимаю поражение в этой бессмысленной борьбе убеждений, убирая назад выбившиеся пряди волос и пряча лицо в ладонях. Как унизительно. —Ты даже не представляешь,—усмехается Маршалл, после чего мне хочется в очередной раз за вечер его ударить. Так сильно, чтобы он не узнавал собственного лица в отражении. —Ненавижу тебя,—отворачиваюсь к стеклу, надеясь, что он не смог разобрать мой шёпот среди слов какой-то новой песни, что наполнила салон машины. Я не знаю, что это за песня. Я даже не знаю исполнителя. Но мне нравится. —Я вижу,—смеётся Маршалл, заводя машину с уже привычной наглой улыбкой, которая тут же оказывается прикрыта его свободной рукой. Он слышал. —Я не это имела в виду... Я просто... —Да? А что ты имела в виду?—он продолжает вести свои игры и даже не думает останавливаться. Этот мудак, видимо, восполняет таким образом энергию. Конечно, он же едва может позволить себе сон. Поэтому вынужден набираться сил, развлекаясь вот так. Наверное, он и питается этим. —Что-то другое! —Ты сука, ты это знаешь?—его голос сквозит весельем и наигранной строгостью, пока его глаза пробегают от лобового стекла к моим глазам. На короткий миг перед тем, как они возвращаются к неровной дороге, я успеваю заметить в них вызов. Ему весело? —Ты мудак, ты это знаешь?—не знаю, откуда во мне сейчас столько смелости, но я не жалею о своих словах. Я не стану проигрывать. —Да. Но я первым задал вопрос,—он останавливается перед одиноко стоящим светофором, свет которого окрашивает наполненный влагой воздух в насыщенный красный цвет. —А ты можешь не задавать никаких вопросов и просто ехать? —Будешь отдавать приказы, я выставлю тебя из машины,—он внимательно наблюдает за светофором, чтобы уловить момент, когда снова можно будет завести машину. Не хочет терять ни секунды. —Как скажешь,—я отстёгиваю ремень безопасности и открываю дверь, мгновенно ощущая кожей чудовищный холод. Следовало одеться теплее. —Ты нормальная?—кричит Маршалл где-то за мной, и я слышу, как он хлопает дверью машины. Шум его приближающихся шагов становится громче, когда я отхожу от проезжей части. Я солгу, если скажу, что мне не страшно. Мне очень страшно. Но мне нравится это. Поддаваться импульсивным мыслям, позволять себе творить глупости, зная, что он побежит за мной и вернёт в машину. Потому что он взял на себя ответственность перед Алексом. Какое детское поведение. Но это начал он. —Шерил!—он обгоняет меня и встаёт передо мной, чтобы заблокировать путь.—Ты закончила? Мы можем вернуться? —Отвали,—я обхожу его, уверенно ступая дальше. Не знаю, куда. Там темно. И, кажется, будет становиться только темнее. —Вернись в машину,—его рука хватает мой локоть, и теперь тон его голоса кажется угрожающе-серьёзным, но выражение его лица кажется довольным. Ему даже это нравится! Всё никак не закончит со своими шутками,—Иначе я тебя дотащу сам. —Отпусти меня! Пытаюсь вырваться из его хватки, резко качнувшись в сторону от него, но теряю равновесие и падаю на землю, потянув Маршалла за собой. Чёрт! Спустя секунду я уже лежу в опавших листьях, толкая его смеющееся над моим падением тело от себя. С каждой секундой ему становится труднее сдерживать себя от смеха. Мудак. Мы упали оба. Посмейся и над собой тоже. —Слезь с меня! С мольбой поднимаю на него взгляд, когда понимаю, что он сильнее меня. И тяжелее. Его глаза блестят от слёз, причиной которых стала моя беспомощность. Если он не слезет, то следующей причиной его слёз станет то, что я выбью ему все зубы, а потом перейду к внутренним органам. —Я не виноват, что ты можешь стоять на ногах. —Я бы не упала, если бы ты не хватался за меня! Слезь! —Тебе больше нравится, когда ты сверху? —Ты... —Если я заткнусь, ты сядешь в машину? —Да! Только слезь! Он закатывает глаза и помогает мне встать. Я отряхиваю толстовку и иду за ним, спрятав руки в карманы. Больше никогда не буду общаться с ним снова. Я слышу шелест листьев под своими ногами, когда мы подходим к машине, и чувствую, как кожу на моём лице обдувает осенний ветер. Ненавижу осень.