We Just In Too Deep

1993: Многое изменилось с тех пор, как я открыла для себя Нью-Йорк. Возможностей стало больше, но свободного времени—меньше. Ничего не стоит на месте, и каждая секунда заменяет другую без промедления. Родители Джека оказались невероятно милыми и заботливыми людьми. Его маму зовут Анна, и она относится ко мне так, будто я являюсь её внучкой. Его отца зовут Коул. Он может часами рассказывать о своих путешествиях или традициях стран, в которых он побывал, и его всегда интересно слушать. Миссис Грант готовит лучше, чем любой человек, которого я когда-либо знала. Раньше она работала поваром в известном ресторане, что и позволило ей надолго сохранить навыки. Мистер Грант был учителем литературы в старших классах, чем и объясняется его страсть к книгам. В этом доме даже есть огромная библиотека, где я люблю проводить время. Мне нравится запах книг, и я не знаю, с чем это связано. Обучение в университете шло лучше, чем я могла представить, хотя по началу и было сложно. Здесь всё гораздо строже, чем в школе, да и люди были другими. Долгое время мне казалось, что я не вписываюсь. У меня нет здесь близких друзей, но есть пара людей, с которыми у меня сложились неплохие отношения. Наверное, я просто не готова впустить кого-то в свою жизнь. Сначала необходимо разобраться со всем беспорядком, что происходит прямо сейчас. Я всё ещё поддерживаю связь с Блэр, Алексом, Кэсси и Джесс. Общение с ДеШоном начало сводиться на «нет» из-за того, что он либо на работе, либо на баттлах, а когда он свободен, то обычно зависает с Маршаллом, а я планирую его избегать. Но Пруф в любом случае остаётся одним из тех людей, что определили мою жизнь. Если бы не он, то я вряд ли стала тем, кем я являюсь. В феврале ремонт в доме, который принадлежит Джеку, был окончен, и мы переехали. Обустраивая свою комнату, я начала перебирать свои вещи, чтобы избавиться от всего лишнего. И тогда все мои попытки вычеркнуть Маршалла из моей жизни провалились. Забавно, как можно месяцами избегать мыслей о человеке, чтобы окончательно превратить его в тень или просто хорошее (или не очень) воспоминание, но в итоге потерпеть грандиозное крушение. Пнув в угол очередной пустой чемодан, прыгаю на кровать, устало вздохнув. Мне осталось разобрать лишь одну коробку, которую я не открывала с тех пор, как переехала из Детройта. Это должно быть быстро, потому что в ней, насколько я помню, мои старые конспекты. Конверт на дне коробки привлекает моё внимание, но что-то подсказывает, что мне не стоит к нему прикасаться. Это то самое письмо Маршалла, которое он прислал мне на выпускной. Не читай. Не... «Привет. Ты не хочешь меня слышать, знаю, поэтому я просто пишу сраное письмо. Мне жаль, что я так поступил. И ты не должна прощать меня. Но я правда по тебе скучаю. Ты думаешь, что я использовал тебя. Я сам так думал. Но я спал с тобой не с целью кому-то отомстить. Я уже не помню, как давно хотел это сделать. Нет, я не общался с тобой, чтобы развести на секс. Это так сложно объяснить. Смешно. Я пишу это, но надеюсь, что ты не прочитаешь. Мне просто нужно как-то выразить эмоции. Чёрт. Я, наверное, выпил слишком много и потом буду жалеть, что вообще написал это тупое письмо. Но именно сейчас я, вроде, понял, что люблю тебя. Я хотел верить, что просто хочу тебя, но это не так. Мне так плохо без тебя в моей жизни. Ты можешь меня ненавидеть или представлять, как переедешь меня на грузовике, мне всё равно. Я знаю, что ты не поверишь в это дерьмо, но я так сильно люблю твой голос, твои глаза, твой характер. Никто не заменит твоё место в моей жизни, даже если ты никогда меня не простишь. Вчера я сидел на берегу того самого озера и вспомнил, как обещал привести тебя сюда снова. Ты не имеешь представления о том, как мне хреново от того, насколько я дерьмовый человек. Ты заслуживаешь лучшего отношения. Я счастлив за тебя и больше всего хотел бы сейчас быть с тобой на этом грёбаном выпускном вечере, но я упустил свою возможность. Надеюсь, ты найдёшь человека, который будет ценить тебя. Чёрт, просто сожги это письмо». Некоторые слова перечёркнуты, какие-то буквы меньше остальных, на каких-то моментах его рука, видимо, дрожала. Смотрю на письмо с пустым выражением лица, но мои глаза полны слёз. Тысячи воспоминаний атакуют меня, заставляя противостоять желанию прямо сейчас связаться с Маршаллом и сказать, что я его прощаю. Провожу пальцами по подвеске, свисающей с цепочки, которую он подарил мне, словно ожидая, что это поможет мне почувствовать его прикосновение. Тогда—по телефону—он говорил правду? Он действительно любит меня? Теперь всё ещё хуже. Легче ведь ненавидеть кого-то, кто использовал тебя, чем того, кто тебя любит. Он спал со мной не для того, чтобы выкинуть из головы Ким. Он просто хотел быть частью моей жизни. Но это ничего не меняет. Ненависть всё ещё сильнее. Первым порывом хочу смять этот лист бумаги и сжечь его, согласно «инструкциям», но у меня нет сил на это. Так много хорошего связано с Маршаллом. Даже больше, чем плохого. И я не могу отказаться от своих чувств, как бы мне не хотелось. Первые две недели после нашего с ним разговора я каждую ночь проводила в слезах, задаваясь бесчисленными вопросами о том, чем я заслужила это. Кроме нас двоих только ДеШон знает о том, что на самом деле случилось. И я не планирую кому-либо рассказывать. 1996: Нью-Йорк уже перестал быть для меня чужим. Я привыкла к его бешеному ритму и вечно кипящей жизни. Что днём, что ночью. Этот город не спит. Я привыкла к его огням, что невозможно погасить. Я привыкла, что нет времени даже поднять голову и посмотреть на луну, выглядывающую из-за полупрозрачных облаков. Я привыкла, что приходится выбирать между метро и километровыми пробками. Я привыкла к большим очередям в супермаркетах, к вечно играющей музыке в торговых центрах, к переполненным людьми баскетбольным площадкам, к манящему запаху из закусочных, к еле уловимому шелесту книжных листов в библиотеках. Обучение увлекает меня с каждым днём всё сильнее, что не может не радовать. Я уже три раза побеждала в конкурсах живописи и дизайна, которые проводились в нашем университете. Я подрабатываю, рисуя картины на заказ, что значительно упрощает жизнь. Хорошо же, когда можно извлекать выгоду из своих хобби. Пару месяцев назад я заняла второе место в конкурсе на лучшую статью свободного характера. Мне понравилось быть в роли автора. Не знаю, почему не практиковала это раньше. Спасибо родителям Джека, что помогли мне открыть в себе писательский талант, если это можно так назвать. Думаю, причиной этого внезапного увлечения стали десятки книг, что я перечитала, когда жила с ними в Бруклине. На данный момент я живу отдельно от сестры и неплохо справляюсь. Они с Джеком теперь муж и жена, так что будет странно, если я буду путаться под ногами. Но дело не только в этом. Мне нравится моё личное пространство. И чем его больше, тем лучше. Это чистое наслаждение, когда на выходных можно спать до полудня или ходить в одной лишь футболке целый день. Что может быть лучше, чем устраивать себе ‘‘дни лени” и проводить сутки, поглощая пиццу, пока на фоне тихо играет какое-нибудь поп-радио, которому ты тихо подпеваешь, представляя, будто являешься вокалистом известной группы? Общение с Кэсси стало минимальным. Мы говорим только по праздникам, но я прекрасно понимаю, что она так же занята, как и любой другой человек. Блэр, Алекс и Джесс пару раз приезжали в Нью-Йорк и были шокированы масштабами этого места. До сих пор мы всё те же друзья, что и много лет назад. Мой последний день рождения мы провели вместе в арендованном особняке с бассейном. Это был слегка необычный способ Эрика поздравить меня с тем, что мне исполнилось 22 года. Мы с ним часто говорили по телефону о маме с тех пор, как я поступила в университет. Он продолжал рассказывать мне о первых днях, когда меня удочерили, и я научилась пропускать его истории через себя с улыбкой, а не болью. Это часть моей жизни, и проливая слёзы я не сделаю лучше ни себе, ни людям, искренне желающим мне лучшего. Эрик любит говорить мне, как сильно мои родители мною бы гордились. Есть что-то особенное в том, чтобы просматривать старые альбомы со снимками. Вечера, когда я, расположившись у камина, окружаю себя фотографиями, подобны машине времени. На девятнадцатый день рождения Джесс подарила мне альбом, наполненный снимками, которые она делала каждый раз, когда мы были вместе. Стоило мне раскрыть альбом, как воспоминания о нашем Рождестве, безумном первом месяце лета или моём восемнадцатилетии пробежали перед моими глазами. Даже несмотря на то, что на многих кадрах фигурировал Маршалл, я была рада подарку. На самом деле, Маршалла тут было не так много, потому что он прятался за мной или ДеШоном всякий раз, когда Джессика наводила на него фотоаппарат. Блэр сказала мне, что 25 декабря 1995 года у Маршалла и Ким родилась дочь. И они назвали её Хейли Джейд. То самое имя, которое мы выбрали в день, когда он пришёл и сказал, что Ким беременна. Временами я вспоминаю о нём. И это по прежнему больно. У меня не вышло выбросить его из головы спустя столько лет... Последний раз, когда я слышала его голос не на записи был тогда, когда я говорила с ДеШоном и Маршалл внезапно появился в его доме. Если же говорить о записи, то всё гораздо более странно. Алекс прислал мне альбом Маршалла ‘‘Infinite”, который я прослушала лишь один раз, потому что мне было невыносимо больно слышать его спустя столько лет. Они с Пруфом до сих пор устраивают баттлы на Уэст-Севен-Майл-роуд, но на этот раз у них есть чёткая цель достичь успеха. Ещё в 1992 году парни организовали что-то вроде хип-хоп коллектива, который назвали ‘‘Soul Intent” и тогда же Маршалл впервые попал в клип ‘‘Do-Da-Dippity” какого-то рэпера. Алекс также рассказал, что в 1996 году Маршалл, а, точнее, Эминем, ДеШон, Вон, Руфус, Денон и Карнейл объединились и создали группу ‘‘Dirty Dozen”. Но я не особо интересовалась тем, как у них шли дела. Мне ведь нужно было избегать мыслей о Маршалле. Это была их попытка попасть на большую сцену. Как бы сильно я не питала ненависть к Маршаллу, нельзя отрицать, что эти парни заслужили успех. Блэр сказала мне, как много Маршалл работает в последнее время, чтобы обеспечить своим детям лучшую жизнь. Он удочерил ребёнка сестры Ким, потому что её отец не был рад рождению дочери, и оба родителя повязли в алкоголе и наркотиках. Нет ничего удивительного в том, что Маршалл и Ким вновь сошлись. Это даже помогло мне наконец осознать, что все его слова о любви ко мне были ложью. Необъяснимая грусть охватила меня, когда я задумалась о Нейте. Мы с ним были довольно близки, и он искренне радовался, когда я гуляла с ним в парке или забирала его к себе, чтобы Маршалл мог взять несколько дополнительных часов на работе. Натан хвалил мои кулинарные навыки и обращался ко мне с просьбами помочь с домашним заданием. Мне не хватает его детской улыбки и веры в лучшее. Я просто надеюсь, что он не скучает по мне. 2000 год; Настоящее время: Я зарабатываю на жизнь тем, что пишу статьи для ‘‘Voice Of Generation”. Ещё год назад я практиковалась в этом для различных изданий и журналов, ещё сильнее ненавидя жёлтую прессу, но со временем мой выбор пал именно на нынешнее место работы. Пока одни люди проводят часы, а порой и сутки на поиск материала и фильтрование информации, другие зарабатывают деньги одними лишь громкими заголовками. Из-за хороших рекомендаций после окончания университета мне удалось найти источник заработка с устраивающим уровнем дохода. В основном я пишу о турах знаменитостей и фильмах, которые вызвали особый интерес у общества, а ранее мне удавалось даже участвовать в дизайне сценических образов или нарядов для клипов некоторых звёзд. На сегодняшний день я уже работала с Шер, Мэрлином Мэнсоном, Green Day и Дженнифер Лопес. Я также была на некоторых вечеринках, где зависали Бритни Спирс, Джей-Зи, Рикки Мартин, Мадонна и Том Джонс. Мне не составило особого труда установить неплохие отношения с некоторыми представителями шоу-бизнеса и даже начать зарабатывать на посещении их концертов. Многие ведь мечтают получать деньги, стоя за кулисами на выступлениях кумиров миллионов людей, или набрасывая статьи о новинках в мире кино и музыки. Вертеться в кругах знаменитостей достаточно интересно. Тем более, я не попадаю в объективы камер и не свечусь в фейковых новостях, а, значит, могу жить спокойно. Но есть и обратная сторона всего этого. Проводя бесчисленное время за созданием образов для звёзд, нельзя отгородить себя от сплетен, а одной из самых излюбленных тем для обсуждений среди восходящих звёзд шоу-бизнеса стал Маршалл. В 1997 году, по слухам, его выселили из дома, и они с Ким переехали к Дебби. Его отправили участвовать в ‘‘Rap Olympics” в Калифорнии, но он занял второе место. Там были некоторые сотрудники ‘‘Interscope Records”, и он передал им какой-то свой диск, который спустя время вызвал интерес у Джимми Айовина, а затем и у Доктора Дре. В 1999 году вышел его сингл, который звучал везде. На хип-хоп радио, на ‘‘MTV”, в магазинах и на каждой чёртовой вечеринке. Этот резкий подъём в его делах стал чем-то вроде пытки, и мне пришлось привыкать к тому, что в любой момент я могу услышать его в самом неожиданном месте. Даже в ‘‘Jelena Design”, где я и работала первое время, постоянно играла эта песня. Забавно, но лишь три человека знают, что я спала с Эминемом в далёком 1992 году. Теперь, когда меня окружают дикие поклонницы, я точно не рискну упомянуть даже о том, что мы были с ним знакомы. Пару недель назад вышел его новый альбом, который шокировал своей лирикой всё живое. Я не интересуюсь его творчеством по очевидным причинам, но ‘‘The Real Slim Shady”, судя по всему, стал слишком большим хитом, чтобы его можно было пропустить, не послушав. Мне хватило двух минут этой заедающей и рвущейся из динамиков любого подростка Америки песни, чтобы понять: Слим Шейди—способ Маршалла казаться дерзким парнем, обходящим закон и насмехающимся над всем, что попадается на глаза. Это его возможность предстать перед миром грубым и холодным человеком, плюющим на мораль. Быть может, он правда очень изменился, но всё это шоу с переодеванием в громкого пацана напоминает его поведение много лет назад, когда он пытался прятать свои эмоции, надевая маску безразличия. Этот альбом стал настоящей сенсацией, так как затронул приличную долю личностей шоу-бизнеса США. Наркотики, секс, насилие и бедность. Это то, чем была полна его лирика. И это содержание лишь тех песен, прослушивания которых мне по воле случая не удалось избежать. Остается ждать, когда эта бешеная волна фанатизма и одержимости Маршаллом пройдёт, и я снова смогу продолжить своё существование и не слышать его голос на каждом чёртовом канале. Общение с Блэр и Алексом сошлось к минимуму, но мы всё ещё поддерживаем дружеские отношения. На самом деле, некого винить в том, что наша дружба уже не та. Алекс стал стоматологом, а Блэр устроилась работать бухгалтером в его клинике. Я действительно рада за этих двоих и, как бы редко мы не выходили на связь, они всё равно остаются одними из центральных людей в моей жизни. Они помогали мне принимать важные решения и поддерживали каждый раз, когда я в этом нуждалась, поэтому я ценю их независимо от того, сколько раз в месяц мы говорим по телефону. Джесс—всё ещё мой лучший друг. Минимум раз в год я лечу в Мэдисон, чтобы провести с ней время, навестить Эрика и посетить могилы родителей. Бывает так, что я кладу цветы и, проведя рукой по дате, написанной на мраморном камне, начинаю рассказывать о переменах, произошедших в моей жизни. Это может показаться безумием, но я чувствую необходимость делиться с ними историями из своей жизни. В 1998 году Джессика переехала в Нью-Йорк, взяв с меня слово, что я помогу ей «не заблудиться в этом огромном городе». И с тех пор она живёт недалеко от меня. Её мечта стать фотографом осуществилась, и ничто не заменит то ощущение радости, которое я испытывала за неё. У неё есть своя студия, которую я рекомендовала всем людям, что посещали моё прошлое рабочее место, хоть это и не особо нравилось моему боссу. Когда я была уверена, что денег, которые я зарабатываю, делая статьи для ‘‘Voice Of Generation” вполне хватит, я приняла решение уволиться из ‘‘Jelen Design”. В 1999 году я познакомилась с Диланом на одной из вечеринок, которую я помогала организовывать. Этот высокий парень с тёмными волосами и серыми глазами заставил меня окончательно разочароваться в людях. Всё было замечательно. До тех пор, пока он не увлёкся кокаином. Эта маленькая и судьбоносная страсть превратила его в абсолютно иного человека, которым начали двигать лишь желание ощущать адреналин в крови и стремление смотреть на мир сквозь призму удовольствия. Вряд ли теперь я смогу кому-то верить. Почти год мы с ним жили вместе, но долгое время отношения между нами были напряжёнными. Всё дело было в его бывшей, с которой он, как мне кажется проводил слишком много времени. Я не была против их общения, нет, но я была уверена, что Моника определённо хотела его вернуть. И не ошиблась. Пару месяцев назад мы с Диланом поссорились из-за того, что он пришёл домой пьяный и с царапинами на спине. Факт измены разбил моё сердце, но он поклялся, что это больше не повторится. Он обещал, что сделает всё, чтобы избавиться от зависимости, в какой-то степени ставшей корнем наших с ним проблем. Наверное, я любила его слишком сильно, раз поверила в эту откровенную чушь, красиво украшенную сопливыми фразами о любви. Не прошло и двух недель, как я осознала свою ошибку. Он стал часто говорить с кем-то по телефону, игнорировать меня и поздно возвращаться домой, но я убеждала себя, что это всё связано с работой. Пока однажды он не назвал меня именем Моники во время секса. В тот момент я по-настоящему ощутила себя вещью. Он пользовался мной, кормя историями о нашем будущем и трахая при этом свою бывшую. Когда я не выдержала и потребовала, чтобы он выметался из моего дома, Дилан сорвался и ударил меня по лицу, назвав тупой шлюхой, которой всегда будут изменять. —Ты в себе? Ты тащишь в постель свою бывшую и думаешь, что в этом нет ничего такого? Почему все парни, которых я любила, используют меня? Это те самые жертвы, о которых люди заводят речь, когда тема разговора касается любви? —Детка... Детка... Раньше мне почву выбивало из-под ног, когда он так меня называл, а сейчас... Сейчас меня воротит от этого слова. Его голос такой ровный, будто измена—обычное дело, а я—тупая девочка в розовых очках, которая простит всё, стоит только извиниться. —Хватит, Дилан,—сдерживаю слёзы, борясь с истерикой. Я устала от двуличия, лжи и предательства. Устала от людей, подобно змеям извивающимся и уворачивающимся от признания собственных ошибок. —Все имеют право на ошибку, Шерил! Я не хотел делать это!—он хватает меня за локоть, толкая в первую комнату, которая попадётся. Ванная. Дилан собирается вновь завести свою песню о том, что никто не идеален. Я просто не понимаю, что стало причиной его решения связать свою жизнь с наркотиками, превратив тем самым мою в кошмар наяву. —Ты издевашься? Право на ошибку? Это уже не первый раз, Дилан! Мне тоже закинуться таблетками, запить их текилой и переспать с бывшим, а потом просить прощения? Так нельзя, Дилан!—кричу я, поднимая голову к своему отражению в зеркале, пока он стоит у стены, одаривая меня самым ненавистным и полным гнева взглядом. —Откуда мне знать, что ты не поступаешь так же?!—он встаёт прямо за мной, и я чувствую, как его глаза прожигают мою спину. Этот до дрожи знакомый аромат его одеколона заполняет разум. Хотелось бы проснуться сейчас в кровати и осознать, что это лишь сон. —Ты серьёзно? Ты действительно сомневаешься во мне?!—поворачиваюсь лицом к нему, надеясь увидеть хотя бы каплю сожаления за содеяенное в его взгляде. Но нет. Он не ощущает вины. По крайней мере, так будет легче поставить точку. —Я не сомневаюсь в тебе, черт возьми! Я говорю о том, что готов буду простить тебя, если есть за что! —Это очень удобная позиция, когда облажался ты, а не я!—не сдерживаю эмоций и толкаю его, когда он пытается подойти ближе. Я не вынесу его прикосновений. —Ты никогда не думала, почему я делаю это? Почему я возвращаюсь к Монике?—тон его голоса пропитан презрением, из него буквально сочится яд,—Она может дать то, чего ты не можешь. Но я дал тебе шанс,—эти слова болью отдаются в голове. Слёзы текут по щекам, ставя меня в ещё более проигрышное положение. Этот мудак пытается выставить меня виноватой во всём. —Хорошо, допустим, дело не в Монике. Зачем ты жрёшь эти сраные наркотики? Это убивает тебя, ты не видишь?! —Это не проблема, Шерил! Я не наркоман!—он кричит всё громче, пугая меня и, вероятно, не переживая на этот счёт. —Дилан, ты... —Заткнись!—он толкает меня к стене, и я ударяюсь бедром о раковину, когда сталкиваюсь с ней. И так каждый раз, когда я рискую упомянуть его привязанность к наркотикам. Со страхом, написанном на лице, поднимаю взгляд на своего парня. Бывшего парня. Это возвращает меня в ту ночь на дне рождении Джейка. Образ Адама, готового в любой момент причинить мне боль, проносится в сознании, усиливая и без того нарастающую панику. —Дилан...—шепчу я, проглотив ком в горле. Я сама едва слышу свой голос. —Тупая шлюха!—не проходит и секунды после его слов, как его ладонь сталкивается с моей щекой. Он ударил меня. Чувствую жжение и пульсирующие вибрации на коже. Ещё ни разу за всё время, что мы ссорились, Дилан не поднимал на меня руку. Это дерьмо, от которого он зависим, действительно изменило его. —Уходи!—отталкиваю его от себя, не опасаясь, что он может снова ударить меня. Его злят мои слова, а в его движениях проскальзывает потребность снова причинить мне физическую боль. —Тебе всегда будут изменять, ты понимаешь это?—усмехается он, направляясь в спальню, чтобы собрать свои вещи. Оставляю его без ответа, сползая по стене и пряча лицо ладонями. Я ненавижу всех. Я ненавижу всё. Наши с ним отношения начинались просто великолепно. Подарки, комплименты, пикники... Он был остроумен и ему всегда было, что сказать. Мне казалось, что он знал, чего хочет от жизни, и был способен идти к своей цели, сворачивая горы и преодолевая любые трудности. Порой мы часами могли говорить друг с другом о своём прошлом и делиться планами на будущее. Дилан устраивал лучшие свидания и первое время уделял мне всё своё время. Кто бы мог подумать, что его хватит лишь на полгода? Кто бы мог подумать, что порошок, выполняющий роль убежища от реального мира, способен перевернуть жизнь человека, превратив его в монстра? —Я могу открыть глаза?—в десятый раз спрашиваю я, крепко держась за его руки, чтобы не упасть. Дилан приготовил мне какой-то сюрприз и попросил не смотреть, пока он не скажет, что я могу это сделать. —Да,—слышу улыбку в его голосе, что возвращает меня в день нашего знакомства, когда он открыто флиртовал со мной, заказывая мне напиток за напитком. Открываю глаза и ощущаю себя так, словно в воздухе нет кислорода и я не могу сделать вдох. Вероятно, наше свидание пройдёт у озера Медоу. Осенний вечер—лучшее время, чтобы зависать тут. Розовые облака отражаются в поверхности воды, а деревья с пожелтевшими и покрасневшими листьями расстилаются по всему противоположному от нас берегу. Сажусь на голубой плед, рядом с которым лежит плетёная корзина. Я не знаю, что конкретно в ней находится, но вижу своё любимое вино. Этот вечер обещает быть лучшим. Но не трудно было предсказать, что в конечном счёте всё пойдёт ко дну. Дилан начал уговаривать меня делать то, чего я делать не хотела. И далеко не с целью вывести меня из зоны комфорта. Это касалось даже секса. Он мог прийти ко мне домой с какой-то тусовки глубокой ночью и заставить меня удовлетворить его. Я была так слепа, думая, что это и есть любовь. Сейчас я живу одна, полностью концентрируясь на своих собственных желаниях и целях. Стабильно раз в месяц Дилан звонит мне в пьяном состоянии и спрашивает, почему я не разговариваю с ним. Либо под влиянием алкоголя и прочего дерьма он правда выпадает из действительности и забывает, что мы расстались, либо это его хромой способ вернуть меня. Иногда меня раздражает, что я просыпаюсь в одиночестве. Раздражает, что одеяло лежит скомканным на пустой стороне кровати. Раздражает, что никто не обнимет меня, если мне приснится кошмар. Раздражает, что некому прижимать моё тело к своему, сохраняя тепло между нами. Раздражает, что некого будить с утра, слушая бормотание в ответ. Но это лучше, чем состоять в токсичных отношениях, не оставляющих после себя ничего, кроме травм. Итак, это моя жизнь спустя восемь лет.