We Just In Too Deep

Одинокие вечера в пустых номерах отелей и заказанное в качестве утешения ноющего сердца вино–опасная комбинация. Поэтому я пытаюсь найти себе любое занятие, что могло бы отвлечь меня от мыслей, которые горят в моей голове, сжигая всё остальное. Думать о работе сейчас не хочется, да и не получится. Мои глаза находят его подарок, оставленный на диване. Он хотел купить моё прощение? Было ли ему жаль на самом деле? Почему каждый раз, когда он уходит, он оставляет после себя эту мерзкую неопределённость, которую хочется задушить и спрятать глубоко под землёй вместе со всеми скелетами, что попытались сбежать из шкафа? Пульсирующая головная боль заявляет то ли о недосыпании, то ли о том, что стоило остановиться на втором бокале и не заходить дальше. Либо обо всём сразу. Обезболивающее не спасло меня на этот раз. Мне нужен отдых. Я не ощущала себя так глупо уже очень давно. Почему мы не могли просто остаться друзьями? Было легче просто любить его, не надеясь на что-то серьёзное. Думать о нём перед сном и проклинать себя за это. Наблюдать за ним, пока он играет в баскетбол, пока пишет что-то перед выступлением в «Shelter» после уговоров ДеШона, пока делает какие-то наброски, иногда отвлекаясь на собственные мысли. Просто любить чужого парня и бояться, что он узнает. Он или кто-либо ещё. Каждый раз пугаться его внимательных глаз, оставаясь с ним наедине. Я боялась, что он знает. Поэтому играет со мной, поэтому дразнит. Потому что знает правду и хочет показать мне, какая я дура. Но он не знал, он думал, что я люблю Джейка. Любила ли я Джейка? Мне казалось, что он мне нравился. Мне нравилось сразу двое парней? Всё, что я испытывала к Маршаллу, мешало мне разобраться в том, что я испытываю к другим людям. Какой бред. Почему я любила Маршалла? Потому что мне было хорошо с ним. Мне нравилось то, с какой страстью он защищает то, во что верит. И я хотела, чтобы с такой же страстью он защищал и меня. Я хочу вернуться в то время, когда мы с ним засыпали в одной кровати. Тогда я надеялась, что он обязательно скажет, что любит меня. Это было наивно, но это меня грело. Я не верила, что он мог испытывать ко мне хоть что-то, но я хотела его любви. Что-то в нём меня притягивало. Что может притягивать в парне без стабильной работы и с ревнивой девушкой, которой он не был верен? Почему я любила его, зная, что он изменяет той, которую любит сам? Потому что мечтала, что у меня с ним всё могло бы быть иначе? Глупо. Может, такая сильная привязанность возникла потому, что он появился тогда в туалете того идиотского клуба, когда руки Адама уже пачкали меня, а моё сердце уже успело сжаться до муравьиных размеров. Я видела в Маршалле спасение, я считала, что обязана ему своей жизнью. Поэтому и любила его так сильно с того самого дня? Моя любовь была благодарностью? Мне снилось, что он так и не появился там в ту ночь. Мне снилось, что он появился там и смотрел, не пытаясь помешать Адаму. А когда он бросил меня после нашего первого раза, мне снилось, что он был на месте Адама. В моих снах он меня любил, предавал и убивал. Он действительно оказался предателем, но был ли он убийцей? Если бы он тогда отвернулся от меня, заявил бы, что в произошедшем была моя вина, поступил бы так же, как и Джейк, он бы причинил мне меньше боли, чем в тот день, когда он вернулся к Ким после ночи со мной. В своих фантазиях я значила для Маршалла больше, чем это было на самом деле. И это ранит. Это больно, когда детскую наивность жестоко убивают. Но тот вечер в его день рождения, когда он меня поцеловал, заставил меня поверить в собственные мечты. Мне казалось, что тот поцелуй был полон чувств, что он был полон желания. Ни один поцелуй после этого не был таким же волнующим. Казалось, что мне наконец досталось то, за чем я гналась. Я хотела, чтобы он хотел меня. Но после того, как воспоминания об этом поцелуе вернулись ко мне, я испугалась. Мне было страшно, что он всё поймёт. Что узнает, как я хотела быть с ним. И я сделала всё, чтобы он никогда не заподозрил меня в этом. Я обвинила его в том, что он скрыл от меня это. Почему он сказал на следующее утро, что ничего не было? Надеялся, что алкоголь унесёт эти воспоминания и никогда не вернёт их мне? Решил, что это было ошибкой, и я не стоила этой ошибки? Поэтому солгал? Меня напугало его заявление о том, что я сама хотела этого поцелуя. Он знал, что я целовала его в той же мере, в какой он целовал меня. И тем, кто отстранился первым, был он. Я испугалась, что он всё понял. Понял, как мне понравилось чувствовать его тело своими пальцами; понял, как мне нравились его влажные губы на своих; понял, что то, с каким рвением я обнимала его своими ногами, не было просто обычным рефлексом. Это было желанием. Я боялась, что он мог понять, что в ту ночь я хотела его больше, чем он хотел меня. Будь проклят его в секунду отрезвевший ум. Будь проклята его внезапная осторожность. Сейчас я не смогу вспомнить, сколько ночей после той прошли в попытках вспомнить, как ощущались его губы на моих. Я лишь помню, что он целовал меня с жадностью, но воспроизвести ту жадность в своих фантазиях мне не удалось. Я хотела вновь ощутить его опытные руки на моём неопытном теле. Чувствовать его касания там, где меня никогда не касались. Вновь сходить с ума от вкуса мяты на его языке. Я хотела, чтобы он научил меня заниматься любовью. Но это не было любовью. Это было бы сексом, если бы он не остановился. Сексом, но не любовью. Не нужно было пить в тот вечер, не нужно было позволять ему меня целовать. Тогда бы он не стал спать со мной после ссоры с Ким. Или стал бы? Он переспал бы с кем угодно, лишь бы отомстить Ким. Что за бред? Как ему это в голову пришло? Почему я простила его? После того, как он использовал меня так грязно? Если бы он действительно хорошо ко мне относился, стал бы он так поступать? Он не любил меня. И я это понимала. Но тогда, по телефону, он плакал, он говорил, что любил меня. Зачем он это делал? В десятый раз я нахожу имя Маршалла в списке контактов, в десятый раз выхожу оттуда и в десятый раз раз позволяю ненависти и привязанности делить меня на части, тянуть меня в противоположные стороны. Я ненавижу его, ненавижу за то, что он с нами сделал. Всё ведь было хорошо. Зачем он всё испортил? Воспоминания обо всех его ошибках плывут перед моими глазами, воспоминания о моих собственных– меркнут. Мне нельзя возвращаться к нему. Мне нужно выкинуть его из головы. Тогда почему мои руки тянутся к телефону? Потому что я хочу чувствовать, что кто-то хочет меня? Любит? Глупо. Ему был нужен секс. Секс, чтобы избавляться от гнева, нагрузки; лёгкий секс без каких-либо обязательств. Да, у него не было обязательств. Но у меня они были. Были и обязательства, и правила. Не спать с другими мужчинами, пока не кончится тур. Мерзкое правило, которое он посчитал нужным мне озвучить. Мне хватало его дерьма. С чего тогда он решил, что моих сил хватит на кого-то ещё? Ему нужен был лишь секс, поэтому он цеплялся за меня, и я знала это. Почему соглашалась? Потому что хотела этого сама. Я скучала по нему, и если секс был единственной близостью, которую он мог мне дать, я была готова это принять. Закрываю глаза, опускаясь на простыни двуспальной кровати. Кажется, стоит повернуть голову в сторону–и я увижу его в плену белого одеяла. Он проснётся, натянет одежду и уйдёт в свой номер, оставив меня одну. Любить его невыносимо. Нужно разучиться любить его за прошлое и научиться ненавидеть за настоящее. Потолок будто поднимается выше, стены расходятся в стороны. Под закрытыми веками возникают размытые образы. Образы моей школы в Мэдисоне, больницы, где не стало мамы, квартиры Джесс и дома ДеШона, где я впервые подумала о том, что могу испытывать к Маршаллу интерес. Будь он проклят. Он и все те моменты, когда мне казалось, что я могу занимать в его жизни важное место. Но скоро всё будет хорошо. Я вернусь в Нью-Йорк. Я найду новую работу. И никогда не буду вспоминать о Маршалле. Я обещала звонить парням. Ему я обещала лишь дать знать, хочу ли я вновь на пару дней оказаться в Детройте. Хочу. Безумно хочу. Но не с ним. Через несколько лет я вернусь туда одна. Навещу Блэр и Алекса. Я не хочу видеть Маршалла, я устала от нашего беспорядка. Но мне нужно позвонить ему. Нужно сказать, что я больше не проведу с ним ни дня. Нужно положить этому конец. Но у меня всегда были проблемы с этим. Я дочитываю неинтересные книги и досматриваю неинтересные фильмы. На этот раз следует поступить иначе. Снова нахожу его номер и нажимаю на кнопку вызова. Гудки пульсацией разносятся по ушам, нарушают фасад спокойствия в чистом, почти бездушном номере. Всё тепло он забрал с собой. Мои руки дрожат. Я не вынесу этого. Я вынуждена ненавидеть того, кого могу только любить. Это изматывает меня. —Шерил?—его голос звучит тихо, будто он боится кого-то разбудить. В следующую секунду я слышу голоса парней, и это убивает меня. Я буду скучать по ним. Приглушённый свет ламп давит на меня. Как будто этот свет может стать свидетелем моей лжи и упрекать меня до самой смерти. —Маршалл. Я решила. —Ты... Ты приедешь?—его слова стрелой летят в мою грудь и камнем в ней застревают.—Я могу забрать тебя. Где ты хочешь остаться? Я могу снять тебе хороший отель,—он торопливо задаёт вопросы, перебивая самого себя, пока я жду, когда он даст мне ответить. Утопить собственную надежду его обнять. —Ты сказал позвонить, даже если я приму решение не ехать. Он ничего не отвечает. Молчание кажется настолько затянувшимся, что я отвожу телефон от уха, чтобы убедиться в том, что он не отключился. Но он всё ещё на линии. Наверное, подбирает слова. Скажи что-нибудь. —Спасибо, что предложил. В любом случае,—собираюсь отключиться, приняв его молчание за сигнал о том, что нам не о чем говорить. Это финал. И мы оба добрались до него живыми. Ранеными, жалкими, отравленными, но живыми. —Ты ведь несерьёзно?—вопрос кажется искусственным, в нём сквозит неуверенность. Я пытаюсь не представлять его сейчас перед собой, но ничего не могу с собой поделать. Я вижу его. Я его представляю. Он сидит, подавшись вперёд, в огромных брюках, в тонкой белой майке, а с его шеи свисает цепь, оставленная ему после смерти Ронни. —Маршалл... —Один день. Пожалуйста,—он прерывает меня, забрав у меня возможность ему возразить, но я не знаю, что бы говорила, если бы он оставил мне шанс говорить.—Я не притронусь к тебе,—он тихо напоминает мне о том, что обещал не спать со мной, если я не захочу, и по причине, которую я не понимаю до конца, это меня злит. Почему он думает, что я не хочу его видеть только поэтому? Только потому, что боюсь близости с ним? Почему он не понимает, что у меня есть сотня других причин? —Тогда зачем?—даю себе волю сказать то, что вертелось на языке. Я устала от его игр. Он показал мне, что хотел лишь секса, а теперь надеется заставить меня об этом забыть. Как будто меня так легко обмануть. —Что?—он звучит сбитым с толку, будто его сбили с мысли, за которую от цеплялся, ожидая момента, когда появится возможность её озвучить. —Зачем тебе это нужно, если ты не собираешься меня трогать?—закрываю глаза в надежде стереть его образ из головы, но он возникает где-то глубоко в сознании. —Что с тобой?—он ещё сильнее понижает голос, шум на фоне куда-то пропадает. Шум в моей голове становится громче. —Спокойной ночи. —Я был с тобой не только потому, что хотел... секса. Я... —Передавай привет парням,—перебиваю его попытки сплести убедительную ложь, от которой я уже устала. Зачем он постоянно так поступает? В какой момент он осознал, что слова могут быть его самым страшным оружием? Как давно он понял, что можно получать всё, что угодно, стоит лишь убедить человека в том, что он важен? —Не бросай меня снова. Я всё сделаю правильно на этот раз. —Маршалл... Что он имеет в виду? Не бросать его снова? Это он испортил всё. Я никогда его не бросала. —Всё, чего ты хочешь, я сделаю, только...—он не слушает меня. Только продолжает усложнять уже до безумия сложную ситуацию. —Маршалл. Не надо. Почему он не может просто оставить всё как есть? Зачем искать продолжения этого бессмысленного, жаркого и монотонного лета? —Хорошо. Извини,—он сдаётся и тогда моё сердце замирает. Он научился слушать меня?—Ты уверена, что не хочешь? На один день? Не научился. —Да. —Тогда... до встречи?—в его голосе слышится улыбка, но я не могу судить о её искренности. Действительно ли он принял отказ так спокойно? —Это вряд ли,—улыбаюсь в ответ, ощущая странное тепло в груди. В голове возникают побледневшие образы из нашего прошлого. Дни, когда мы о чём-то спорили, а затем он принимал поражение, но не позволял мне радоваться своему триумфу. Делал всё, чтобы отвлечь меня от мыслей о своей победе. —Я буду скучать,—он запускает ещё одну стрелу. И попадает туда, куда целился. Наверное, я бы хотела, чтоб он скучал. Я хочу забыть его, но не хочу, чтобы он меня забывал. Я не хочу, чтобы он вновь появился в моей жизни, но я хочу быть в его мыслях. Я знаю, что этого не будет. Я знаю, что у него есть работа, слава, Ким и фанатки. Но я хочу занимать в его жизни какое-то место. —Я не хотел тебя разочаровывать,—ещё одна стрела, после которой мне потребуется долгая реабилитация. Чего он добивается этой ложью? Его не беспокоило, разочарует ли он меня. К чему тогда всё это? —Дело не в этом. Просто я думаю... Что пора с этим закончить. Это должно было закончиться много лет назад,—почему-то считаю необходимым показать ему, что он не разочаровал меня. Он не мог меня разочаровать, потому что я не ждала от него ничего другого. —Если ты передумаешь, дай знать, хорошо? —Если я позвоню в нетрезвом виде и скажу, что передумала, не слушай меня,—пытаюсь отшутиться, чтобы не отвечать на его вопросы. И он знает это. Он знает, что я начну скучать и передумаю. Он знает, что я всегда скучаю по ощущениям. Когда мы были моложе, я часто говорила ему, что скучаю не по по Мэдисону, а по эмоциям, которые испытывала там. В Нью-Йорке я скучала не по Детройту, а по чувствам, которые были мне родными на его серых улицах, но внезапно пропали, стоило мне оказаться в другом городе. Маршалл знает, что я начну скучать по вечерам в клубах с парнями, по их глупым играм и бесполезным советам. И он знает, что это приведёт меня к нему, где он вновь сможет надо мной издеваться. —Я заблокирую твой номер,—он смеётся, и я вновь слышу шорохи на заднем плане. Кажется, Руфус чем-то недоволен. —Я удалю твой,—закрашиваю в шахматном порядке клетки в блокноте для заметок. Этот разговор ощущается как шахматный матч. Матч, где мастер соревнуются с тем, кто ни разу не держал шахматных фигур в руках. —Ты знаешь его наизусть,—его самоуверенный комментарий заставляет меня улыбнуться, и я делаю заметку удалить его номер где-то в конце страницы. Нужно будет обязательно сделать это. Ни в коем случае не забыть. —Не переоценивай себя. —Я знаю твой номер наизусть,—этим ходом он добивает меня. Победа в этом матче уже за ним. Все его фигуры целы, он не пожертвовал ни одной из них. Мои фигуры истекают кровью. —Хорошо. Тогда забудь. —Забуду. —Пока, Маршалл. —Пока, Шерил. POV Маршалл Много лет назад мне казалось, что когда она меня покинет, весь мир с неподъёмной тяжестью его грехов и мук падёт на мои плечи. Она уехала в другой город, ничего мне не сказав–мир остался прежним. Я потерял её снова–мир остался прежним. Я был привязан к ней, был уверен, что не перенесу дня, когда она от меня откажется. Но я перенёс. С тех пор, как мы были разлучены в первый раз, у меня появился ребёнок. Я не думал, что хотел ребёнка, но я люблю Хейли больше жизни. С тех же пор я обрёл карьеру. Ту, о которой видел сны. Меня любят и меня ненавидят. В чужой любви я нахожу то, чего мне не хватало, пока слава не накрыла меня своим одеялом. В чужой ненависти я нахожу оправдание тому, что делаю. Нахожу в ней повод выплеснуть гнев. Всё, чего я хотел, я получил без Шерил. Тогда почему провёл годы, считая, что её уход стал моим концом? Почему был уверен, что ей необходимо быть в моей жизни? Стала ли моя жизнь лучше после той ночи, когда Алекс представил нас друг другу? Стала ли моя жизнь хуже, когда я обнаружил в её доме других людей? Нет. Ничего не поменялось. Когда она занимала своё место в моей жизни, я метался в разные стороны, пытаясь понять, что на самом деле чувствую. Бывало, что я был готов любить её, зная, что она не будет смотреть на меня так же; зная, что она будет любить не меня, а кого-то другого. Бывало и так, что с подобными мыслями я отказывался мириться. Я отказывался допускать это. Я хотел, чтобы она любила меня, но ещё сильнее я этого не хотел. Я был уверен, что если бы она меня тогда любила, её бы это сломало. Потому что я не умею любить, не умею любить так, как это нужно. Ей не нравилось то, что мне приходилось драться, а я ничего не мог с этим поделать. Мне самому это не нравилось. Я устал возвращаться домой и отмывать кровь от одежды. Я устал от того, что не мог найти место, где мог бы быть в безопасности. Ей не нравилось, что я отказывался от выходных, но я ничего не мог с этим поделать. Мне самому это не нравилось. Всё, что из себя представляла моя жизнь, её отпугивало. Может, поэтому я её хотел. Потому что она отличалась от меня. Я не могу понять, в какой момент она так надёжно вплела себя в мою жизнь. Я ничего не почувствовал в первый день, когда её увидел. Следующие несколько встреч прошли так же пусто. Я не видел в ней ничего. Она не была мне интересна. Какой момент стал переломным? Я говорил себе, что готов расстаться с ней в любой момент. И тогда, когда мы были моложе, и сейчас. Но я врал себе. И тогда, и сейчас. Когда я находился рядом с ней в туре, это возвращало меня куда-то в прошлое. Потому что она осталась в прошлом. Парни прошли весь этот путь вместе со мной, они стали моим настоящими. Но не она. Она исчезла много лет назад, а когда вновь появилась, она вернула меня в те годы, когда я спал и ел меньше положенного, когда я замерзал зимой в тонких куртках, когда я плакал целыми ночами, когда хотел убить себя, когда умолял Ронни забрать меня с собой. Ей стоило лишь появиться, и все эти воспоминания ударили меня по голове. Потому что она осталась там, откуда меня унесло временем. Туда, откуда я с отчаянием бежал, боясь обернуться. Я надеялся провести с ней ещё немного времени. Напомнить о том, что когда-то нам было хорошо. Но она сказала, что не приедет. Прошло пять дней с того звонка. Я ждал, что она передумает и позвонит вновь. Этого не случилось. Я обещал не заставлять её. Это будет единственным обещанием, которое я не рискну нарушить. Может, это к лучшему. Пусть она останется в прошлом. Там, откуда появилась в начале этого лета. Но что делать, если я сам готов сорваться и нырнуть в это прошлое со всеми его подводными камнями? Я не скучаю по сменам в дешёвых заведениях и по дням, когда не хватало денег на ужин. Я не скучаю по вечерам, когда возвращаясь домой, я понимал, что кто-то взломал дверь и вновь что-то украл. Я не скучаю по звуку будильника после бессонных ночей, полных ссор с Ким. Я не скучаю по ощущению собственной безнадёжности при виде потрёпанной одежды Нейта. Я не скучаю по желанию покончить с собой из-за стыда перед Хейли за то, что я не мог купить ей те игрушки, которые она хотела. Я по этому не скучаю. Но по себе из прошлого я скучаю. Я был дерьмом уже тогда, но я был лучше. Сейчас меня от себя тошнит. Ким встретила меня так, будто ничего не было. Будто она не попала из-за меня в больницу, будто она не звонила мне сразу после того, как напилась и переспала с кем-то, будто я не изменял ей всё это лето, будто она не грозилась запретить мне видеть детей. Всё так же, как много лет назад. Мы истощаем друг друга, расходимся, а затем возвращаемся туда, где нас точно ждут. Друг к другу. Всё так, как должно быть.