memento mori.

Чанбин смотрит на труп женщины, сидящей у стены прямо напротив квартиры Хёнджина. Её ноги разведены в стороны, руки висят вдоль тела, и Чанбин даже на расстоянии видит на запястьях следы от верёвки. Но самое ужасное только впереди: голова женщины запрокинута назад, а во рту торчит отрезанный, по предположениям судмедэксперта, два дня назад половой член. — Хорошая новость, — нарушает тишину Чанбин, — мы нашли пропавший член нашей прошлой жертвы. Минхо за спиной недовольно цокает языком, но Со привык к тому, что друг равнодушен к шуткам на работе, а порой и вовсе против них. Однако Чанбин не шутил: орган и вправду принадлежит Джонатану Доуэну, что свидетельствует об одном и том же убийце. — Приехал так быстро, как только смог, — в приближающемся голосе слышится отдышка. Психоаналитик, приехавший по первому зову агента Ли, кажется, действительно торопился. — О боже, мерзость какая. Крис морщится и передёргивается, решая, что будет лучше, если он отвернётся от трупа и найдёт в маленькой кучке людей ещё одного пострадавшего в этом преступлении человека, только живого, но не находит. Хёнджин забежал в свою квартиру, громко хлопнув дверью, когда Минхо и Чанбин появились на его этаже. Он ни слова не вымолвил, а лишь указал рукой на труп, сидящий прямо возле лифта, после чего моментально скрылся из виду. — А где тот, кто нашёл труп? — Крис крутит головой, а после крутится на одном месте, раскинув руки в стороны. Чанбина всегда удивляло то, каким бодрым может быть его коллега по утрам. У самого так вряд ли когда-нибудь получится. — Хёнджин у себя в квартире, — Чанбин указывает большим пальцем себе за спину, не желая сводить взгляд с трупа. Минхо просил его не трогать, но судмедэксперту безумно хочется провести осмотр. — Стоп, — Крис морщит лоб, пытаясь осмыслить сказанное Чанбином. — Опять Хёнджин? Чанбин на вопрос лишь кивает головой. — Да, опять Хёнджин. Чёрт, — Минхо сильно нервничает, за что его можно понять: приехали не все сотрудники, которые прямо сейчас должны быть на месте преступления, а это значительно тормозит процесс расследования. — Ты не видел Джисона, когда подъезжал? — Нет. — Я убью его, если он всё ещё спит. Мне нужно отойти, позвоню ему, — Минхо стучит каблуками слишком громких ботинок, шагая к лестнице, и тормозит, поворачиваясь к Чанбину лицом. — Не трогай ничего. Пожалуйста. — Окей, босс, — ёрничает Со, поднимая руки и делая пару шагов назад, чем вызывает смешок психоаналитика, стоящего за его спиной. На самом же деле Чанбину не смешно от слова «совсем». Его тело и мозг пребывают в напряжённом состоянии с самого звонка на телефон Минхо в собственном кабинете. Чанбин ни на секунду не расслаблялся и бесстыдно пропускал каждое слово друга о том, что он пересекает светофор на чёртов красный свет. Ему плевать на правила, на штраф, который пришлют ему на почту уже в ближайшие дни. Плевать абсолютно на всё и всех, кроме Хёнджина. Это второе убийство, в котором фигурирует Хван. Второе убийство, жертву которого находит именно он и именно мёртвой. И несмотря на то, что Чанбин целиком и полностью доверяет ему, ФБР не на его стороне. Всё то, что происходит, а именно извращённые убийства людей, может закончиться для Хёнджина тюрьмой, ведь пока что именно он является главным подозреваемым, и ситуацию не спасает ни одно из его слов, сказанных им на допросе. И, видимо, Хёнджин это прекрасно понимает: в его глазах читался конкретный испуг, и дело тут явно не только в трупе. Чанбин всё то время, что находится здесь (где-то двадцать с лишним минут), пытается пробраться в квартиру Хвана, чтобы поговорить и успокоить его хоть как-то. Наплевать на то, что он не хочет его слышать, да и слушать в общем; Чанбин готов молчать, если тот попросит, и просто стоять рядом, чтобы хоть как-то помочь. Но ему нельзя. Потому последняя надежда остаётся лишь на Криса, который глаз не сводит с кусающего губу Чанбина. — Задумался? — Чанбин переводит взгляд на Криса и кивает головой. — Сложно работать без возможности дотронуться. Я тебя знаю. — Я никогда не сомневался в твоих способностях, Бан, но тут они роль не сыграли. О том, как трудно судмедэксперту работать без физического контакта, понятно любому идиоту, — Чанбин утопает в попытках выплеснуть всё внутреннее напряжение наружу и при этом не показывать реальных чувств, оставаться холодным и сдержанным, таким, каким он бывает во всех ситуациях, видимо, кроме тех, что хоть как-то касаются Хёнджина. — Поговори с Хваном. Хотя бы ты сможешь выполнить свою работу. Крис щурится, рассматривая Чанбина и при этом наклоняя голову то в один, то в другой бок. Толкает язык в щёку и довольно улыбается, будто наконец-то что-то понял. — Вы давно с ним знакомы, верно? — Крис спрашивает, хотя всем своим видом показывает, что Чанбину отвечать не обязательно, ведь теперь его не переубедить. — Ну конечно! — с облегчением восклицает Бан. — А я-то думаю, какого чёрта ты весь такой эмоциональный. — Тебе стоит научиться говорить на полтона тише, — отрицать сказанное психоаналитиком бессмысленно: для Со давно не сюрприз, что он стал подвластен эмоциям и чувствам, которые пробуждает в нём Хёнджин. — Спецагент Ли всегда слышит то, что ему не стоит слышать. Чанбин трясёт ногой, заметно нервничая. Сокрытие информации от Минхо волнует, но не так сильно сейчас, как состояние Хёнджина, из квартиры которого ни звука от него. А Крис, который уже как минут десять должен сидеть напротив него и говорить с ним, ещё сильнее раздражает нервы своим бездействием и интересом к жизни Чанбина. — Минхо ничего не знает? — Крис действительно удивлён. Обычно в их небольшой дружеской компании Минхо был первым, кто узнавал о проблемах Чанбина, и единственным, кто знал Со от и до. Сейчас же эти принципы словно дали трещину. — А ты как думаешь? — Чанбин усмехается, подходя чуть ближе к Крису и заглядывая в его глаза. — Он слишком ответственный агент, чтобы держать эту информацию в секрете и скрывать её от Уджина, который, не раздумывая, снимет меня с расследования. — Да тебя заменить-то не кем, о чём ты? — Заменить? Нет, конечно. А вот просто выполнять мою работу сможет какой-нибудь патологоанатом из местного морга, — Чанбин щурится, не убирая острый взгляд с психоаналитика. В глазах и голосе сплошная уверенность в себе. И Со рад, что хотя бы этого он не утратил. — Насколько мне известно, сейчас Уджин занимается расследованием шпионажа на территории США, поэтому ему абсолютно плевать, кто будет вести дело нашего серийника. — Серийника? — Бан выгибает бровь, борясь с желанием окинуть труп взглядом. Безумно интересно рассмотреть тело, обсудить все его детали с Чанбином, но такого он ещё ни разу не видел за все годы своей работы в ФБР, поэтому даже не знает, как мозг отреагирует на подобное зрелище, если на него взглянуть ещё раза два. — Я уверен, что член принадлежит прошлой жертве. Чанбин смотрит краем глаза на женщину с запрокинутой назад головой и обречённо вздыхает. Напряжение в теле растёт, кажется, с каждой минутой, если не секундой, время же наоборот идёт на спад, являясь самым драгоценным на данный момент. У Чанбина дёргается нога из-за нервов, а руки начинают буквально чесаться от безделья. Он похож на чёртового мазохиста, когда продолжает смотреть на труп, изучая его взглядом и пытаясь игнорировать внутренний неприятный зуд в районе кишечника, который так и упрашивает его приступить к осмотру. Он искренне надеется, что одним только взглядом сможет зацепиться за что-то важное, что даст новый толчок их делу и шанс Хёнджину на избежание подозрений со стороны ФБР. Однако глаза, бегая по телу с ног до головы, не находят ничего нового, что неимоверно злит. Чанбин почти рычит, выдёргивая перчатки из кармана чёрной джинсовки и подлетая к трупу. Падает на одно колено, натягивая дурацкую перчатку, что никак не хочет лезть на руку, и в очередной раз посылает все правила к чёрту. — Чанбин, ты что творишь? Чанбин игнорирует вопрос Криса специально, не желая теперь отвлекаться от работы, которая должна принести хоть какие-то плоды, в чём Со уверен на девяносто девять процентов. Он оглаживает пальцем срез на половом члене, щуря глаза, и, наконец, убеждается, что убийства связаны. Взгляд опускается на открытую шею, где по бокам пестрят синяки, являющиеся итогом удушения; но не чтобы убить, а чтобы лишь выбить из колеи. — Чанбин, — не унимается Крис, — Минхо сказал тебе не трогать труп, — обречённо вздыхает, массируя пальцами переносицу. — Что ты за человек такой? — Я когда-нибудь слушал Минхо? Нет, — Чанбин всё же поворачивает голову в сторону психоаналитика, встречаясь с его недовольным взглядом, и подмигивает. — Не собираюсь изменять себе. — Пойду поговорю с Хёнджином, — Бан решает, что проще в этой ситуации сдаться и после сделать вид, что ничего не знал и ничего не видел. Он разворачивается на пятках, оказываясь лицом к Хёнджиновой двери, и аккуратно жмёт на ручку. — Давно пора. Слова Чанбина тонут в гулком дверном хлопке, но проигнорированная коллегой фраза сейчас никак не заботит, потому что судмедэксперт нашёл что-то более важное: высохшее пятно крови на подоле короткого платья жертвы. Чанбин морщится, наклоняя голову то в один, то в другой бок. Ему нужно как-то убрать мешающуюся чёрную тряпку, чтобы увидеть причину запачкавшейся одежды, но в то же время не наделать проблем для работы Джисона, который придёт с минуты на минуту. Запретный осмотр можно прекратить прямо сейчас и даже нужно; стоит послушаться Минхо, который совсем недавно пыхтел от злости и запрещал даже близко подходить к трупу, чтобы не наследить и ничего не испортить. Но когда Чанбин следовал правилам? Да и портить всё у него выходит лучше всего. Примером тому Хёнджин, ни слова ему не сказавший с того самого разговора в машине. Чанбин аккуратно отодвигает ткань, вновь наплевав на все запреты спецагента, последствия, которые его могут ожидать за нарушение порядка и якобы препятствование расследованию дела. Волнует только одно — невиновность Хёнджина, и как бы Чанбин ни пытался выбросить эту благую цель из своей головы, у него не выходит. Почему-то всё, что связано с Хваном, не выходит, начиная банальным вычёркиванием мыслей о нём и заканчивая нормальными (даже не хорошими) отношениями с ним. — Твою мать, Чанбин, — над ухом раздаётся грозный голос Минхо, а за ним глухой смешок Джисона. — Я же просил тебя! Судмедэксперт старательно пропускает следующие возмущения спецагента мимо ушей и акцентирует своё внимание лишь на трупе женщины. Платье перестало скрывать промежности жертвы, а увиденное Чанбином повергло его в шок. Бывали разные случаи, которые порой могли довести и до тошноты, мешающей работать, но то было в самом начале его карьеры. Нынешний же случай отличается от прошлых кардинально. Внешние половые органы женщины искромсаны практически на мелкие кусочки. Вход во влагалище изрезан ножом так сильно, что мягкие ткани еле держатся на тонких ниточках, грозясь оторваться напрочь. Чанбин хмурится и скользит пальцем по стенкам влагалища, чувствуя глубокие порезы, а после прикрывает глаза, опуская голову и вздыхая. Женщину буквально изнасиловали ножом, пока она ещё была жива. — Чанбин, ты слышишь меня? — Минхо кричит прямо в ухо, осознав, что судмедэксперту до его гневных словесных изливаний нет никакого дела. — Нет. Минхо грубо выдыхает и стучит рукой по плечу Со, намекая на то, что он должен встать. — Иди отсюда. Давай вставай. Чанбин недовольно пыхтит, качая головой из стороны в сторону, и одёргивает платье жертвы, скрывая детали убийства от глаз спецагента. Раз он не должен был трогать труп, значит, никто не должен знать причину смерти. Всё честно, хотя Ли яро возмущается всем своим видом в ответ на действия Чанбина. Ему явно такое поведение не по душе, но судмедэксперт на это лишь подмигивает и встаёт с колен, наслаждаясь приятным хрустом в суставах. Отряхнув джинсы от пыли и сняв перчатки, Чанбин смотрит на дверь, ведущую в квартиру Хвана. За ней тихо; не слышно ни голосов, ни шороха — будто там и вовсе никого нет. Хочется подойти, приложиться ухом и прислушаться, чтобы услышать хоть что-то доказывающее, что Хёнджин в порядке. Однако выглядеть это будет так, будто он умом тронулся, хотя что ему мешает с этим согласиться? Чанбин действительно слетел с катушек, раз продолжает следовать за Хёнджином в то время, как он отталкивает словами, а после притягивает видом и действиями; буквально играется, зная, что Чанбин всегда будет поддаваться. Несмотря на острые фразы, летевшие этой ночью в сторону Чанбина, он продолжает делать всё возможное, чтобы уберечь, хотя поводов для этого абсолютно никаких. У него есть лишь косвенные доказательства невиновности Хвана, которые являются лишь дополнением к главному; основная же причина доверия кроется в нём самом. В человеке, который десять лет назад перевернул весь мир Чанбина с ног на голову и делает это снова. Со дурно от того, насколько это глупо и немного по-детски — полагаться лишь на то, что было когда-то давно, и вестись на это. Но что поделать, если Хван манит чертовски? Карамельными глазами, мягкостью голоса, словно обшитого бархатом, своим дурацким маллетом цвета чёрного янтаря. Манит худым изящным телом и своими блядскими пухлыми губами, которые при каждой встрече хочется попробовать на вкус. Манит сучьим характером, за которым скрывается самый нежный и ранимый на свете человек. Чанбин глухо стонет, не обращая никакого внимания на тихий скандал коллег за спиной, и зарывается ладонью в волосы, оттягивая их на затылке. Где-то в глубине сознания плещется вожделение соответствовать всем словам Хёнджина, а не каждый раз натягивать на себя какую-то маску и строить из себя того, кем он не является на самом деле. Хочется быть эгоистом по отношению ко всем и всему, не разделяя людей на «чужих» и «близких». Хочется жить с каменным сердцем, которое не будет пропускать через себя больные удары и страдать, нанося вред всему организму. Хочется на самом деле быть тем, кем видят его абсолютно все в этом мире, кем видит его он. Так было бы гораздо проще, будто едешь по ровной дороге, где нет ни одной кочки или ямы, на которые обязательно так или иначе заедет колесо, ведь Чанбин никогда не объезжает их, хотя и понимает, что уродует собственную машину. Как прямо сейчас уродует свою жизнь, выбирая сложный путь со страданиями и гулкой болью. — Мне кажется, или тебе просто на всё плевать, Джисон? — через пелену, покрывшую сознание, пробивается голос разозлившегося донельзя Минхо. — Может, выходной возьмёшь или уволишься? Джисон на это лишь пыхтит, закатывая глаза, но продолжает делать фотографии трупа со всех ракурсов. У него синяки под глазами, нелепо скрытые тонким слоем тонального крема, взлохмаченные выгоревшие волосы на макушке и усталая походка. Чанбин часто видит в Джисоне своё отражение: тот тоже не спит, уходя от проблем в себя и работу, тот тоже выбирает сложные пути, хотя сложности терпеть не может. Джисон тоже прячет себя настоящего за маской притворства. Одно у них различие — у Хана есть человек, который, несмотря на редкие срывы, остаётся рядом с ним. Чанбин улыбается собственным мыслям, видя, как мелко ухмыляется Джисон, встав ближе к Минхо, который успел сделать пару вдохов-выдохов и успокоиться, и вновь смотрит на ту злосчастную дверь. У Чанбина тоже есть человек. Но их постоянно что-то разделяет. — Не буду мешать семейной драме. Чанбин делает шаг вперёд, тянется к ручке двери и, уже касаясь кончиками пальцев холодного металла, останавливается. А нужно ли это сейчас? Он прикрывает глаза и убирает руки в карманы джинсовки, разворачиваясь и уходя от двери прочь.

— Да не было у меня с ней никаких стычек! — злится Хёнджин, срывая всю злость на Крисе, который тяжко вздыхает, щёлкая автоматической ручкой и откладывая в сторону блокнот. — Хёнджин, ты сказал, что она хотела тебя уволить, — Бан сцепляет руки в замок, поставив локти на колени и устремив взгляд точно на Хвана. — Ну, не уволила же, — Хёнджин усмехается и трёт пальцами переносицу, устало откидываясь на спинку дивана. — Послушайте, это работа, окей? Она мой начальник, который в праве уволить меня. Я не злился, не расстраивался, когда узнал о её планах. Больше скажу: мне было абсолютно плевать на это, потому что я знал, что это не последнее место, где бы я мог работать, — Хван говорит чётко и сам тому не верит, но по-прежнему уверенно продолжает: — Я знаю, что вы пытаетесь сделать, доктор Бан. Однако этой ночью я ничего криминального не совершал. Этой ночью он только успел нагрубить Чанбину, которого сейчас хочется увидеть сильнее всего. С последнего их диалога прошло не так много времени, каких-то пять с небольшим часов, которые для Хёнджина тянулись как все двадцать пять. В груди до сих пор зудит неприятная тяжесть, к которой за всё время его знакомства с Со так и не смог привыкнуть, а на языке всё ещё чувствуется осадок от сказанных им самим слов. Хёнджин впервые за этот месяц, или даже два, не спал: всё сидел за барной стойкой, отделяющей кухню от столовой, пил вермут и думал над произошедшим. До рассвета мысли одна за другой терзали его словно тупыми ножами, мешая адекватно оценить ситуацию и свой поступок. Но несмотря на эти долбаные размышления, из-за которых Хёнджин отменил сон и принял пару таблеток успокоительного, он так ни к чему и не пришёл. Он так и не понял, правильный ли вывод сделал, правильно ли поступил, когда обвинил Чанбина в бесчувственности и каменности. После ночного потока режущих по больному фраз ему должно было стать легче, но почему-то сейчас ему только хуже. Однако, должен он винить себя во всём произошедшем или нет, забирать свои слова обратно или продолжать думать, что сказанное им попало в точку, — Хёнджин не знает. Сейчас он знает только одно: безумно хочется видеть Чанбина рядом.

Чанбин закуривает сигарету, выпуская серый дым в небо, и щурит глаза, реагируя на яркое солнце, что выглядывает из-за туч. Утренняя пасмурная погода полностью описывает его состояние: что-то светлое пытается пробиться через поганое настроение и хмурый настрой Со, но чёрта с два у него получается. Судмедэксперт делает глубокий вдох, чувствуя, как начинает неприятно покалывать в груди, и смотрит на злосчастную сигарету, лежащую меж пальцев. Белая бумага превращается в пепел вместе с табаком, тлея так же быстро, как его лёгкие и сердце. Лёгкие — из-за никотина, а сердце — из-за отсутствия хотя бы намёка на заботу со стороны одного человека. Какие-то три-четыре года назад Чанбин забывал о курении, не тратил деньги на пускай и дешёвые, но от того ещё более вредные пачки, полные сигарет. Но всё резко рухнуло и провалилось с треском под лёд: и выдержка, и накопленные деньги, и любовь, что всё это время теплилась в груди. Сейчас Чанбину кажется, что вдобавок ко всему трескается и его здоровье, но, несмотря на это, он делает ещё пару затяжек и, держа дым во рту, крутит головой из стороны в сторону в поисках урны. — Урна прямо позади вас, сэр, — рядом раздаётся незнакомый молодой голос, принадлежащий такому же незнакомому молодому человеку. Он улыбается, поджимая губы, и указывает рукой на маленький железный бак с мусором. — Спасибо, — Чанбин кивает головой и отбрасывает окурок, попадая точно в цель. Мужчина вновь улыбается и суёт руки в карманы джинсов, пока Чанбин безо всякого стеснения пытается его как следует рассмотреть. Он высокий, сантиметров на двадцать выше самого Со, обладает тайской внешностью, смешанной с ещё одной азиатской национальностью. Его возраст колеблется от девятнадцати до двадцати двух лет, и выглядит он как обычный студент, который действительно учится и живёт явно не за родительские деньги. — Работаешь здесь? — Чанбин задаёт вопрос спустя минуту после долгого молчания, заметив, что молодой человек даже и не собирается уходить. — Да, на полставки. Надо платить за квартиру, — парень протягивает руку и вновь лучезарно улыбается. — Я ухаживаю здесь за садом. Меня Лукас зовут. — Чанбин, — Со жмёт протянутую руку и ответно давит из себя улыбку. — Вы из ФБР? — Да, судмедэксперт. — Это правда, что Хёнджин подозревается в убийстве? Чанбин кидает резкий взгляд в Лукаса, отчего тот даже немного дёргается, кажется, поняв, что ляпнул чего-то лишнего. — Не знаю, Лукас, и думаю, что тебе тоже не стоит об этом знать, — Чанбин звучит мягко, хотя и немного холодно, и Лукас понимающе кивает головой. — Ладно, — Лукас снова кивает и задумчиво чешет затылок. — Просто все здесь до сих пор обсуждают прошлое убийство… Ну, владельца самого крупного стрип клуба Вашингтона. — И что же говорят? — Что Хёнджин может быть причастен к убийству, — Лукас делает паузу, сглатывая слюну и обводя местность взглядом, а после продолжает: — Но так в основном думает начальник охраны, Югём. Кто-то просто поддерживает его точку зрения, а кто-то говорит, что он и мухи не обидит. — А что насчёт тебя? — Не знаю, — парень пожимает плечами, — я стараюсь не лезть во всё это. Интересно, конечно, но я не знаю Хёнджина настолько, чтобы говорить что-то в его обвинение или защиту. — Правильно, — Чанбин устало прикрывает глаза, действительно утомившись от одного короткого разговора, и всячески пытается не зевнуть. — Ладно, мне надо работать, — вновь подаёт голос Лукас, — до свидания, Чанбин. Если что, я готов помочь, чем смогу. — До свидания. Молодой человек отдаляется медленно и как-то вяло, что заставляет Чанбина растечься в желании уснуть. Силы довольно быстро покинули тело Со после одной выкуренной им сигареты. Организм без достаточного количества часов, посвящённых сну, ослаб до такой степени, что одна поганая сигарета ломает его буквально за каких-то пару затяжек. Чанбин несколько раз моргает и в какой раз делает глубокий вдох, чувствуя себя ещё хуже, чем было часа так два назад. — Ты на труп больше смотреть не будешь? — на плечо падает тяжёлая ладонь, а уставший голос слегка отвлекает от собственных мыслей о сне. — У себя посмотрю. Ты что-нибудь нашёл? Джисон листает фотографии, щёлкая кнопкой на фотоаппарате, и положительно кивает головой. — Есть чёткая дорожка из крови, проложенная от двери Хёнджина до жертвы, — начинает Хан, поворачивая фотоаппарат экраном к Чанбину. — Но, что интересно, на лестничной площадке, в лифте и в самой квартире Хёнджина крови нет вообще. Даже намёка на неё. Чанбин всматривается в фото и с досадой стискивает челюсти, понимая, что Джисон откопал улику, которая может сильно ударить по и так еле стоящему на ногах Хёнджину. Многие факты указывают именно на него, а значит, Чанбину нужно работать в два раза больше и в сто раз упорнее, чтобы хоть как-то отвести от него подозрения. Со смыкает веки и трясёт головой, надеясь, что так отгонит головокружение, однако оно накрывает с новой силой. — Чанбин, — зовёт Джисон, — может, тебе поспать, а? Вечером приедешь, проведёшь осмотр. — Всё нормально. Куплю кофе и приеду. У него не так много времени.

❋❋❋

Чанбин делает пометку в блокноте и меняет ручку на скальпель, а после, слабо надавливая, оставляет несколько надрезов на груди и животе жертвы. Полный внешний осмотр тела закончился для Чанбина успехом: он дал много информации, которая может как внести что-то новое в ясность дела, так и дополнить старое. Но этого не достаточно, чтобы полностью снять все подозрения с Хёнджина. Судмедэксперт всю дорогу до штаб-квартиры ФБР надеялся на то, что время смерти жертвы совпадёт со временем, которое было щедро им подарено Хёнджину на разговор в машине, вновь разделивший всё на «до» и «после». Тогда бы Чанбину стало абсолютно наплевать на все секреты, в которые до сих пор заключены сложные и нервные отношения между ним и главным подозреваемым, он бы рассказал всё, как есть, получив при этом выговор от Уджина, но избавив Хёнджина от всех подозрений и клеветы. Однако время смерти сыграло против Хвана, оказавшись далёким от его алиби примерно на три часа. Чанбин вздыхает и трёт лоб тыльной стороной предплечья. Всё то, что происходит сейчас в комнате для вскрытий, угнетает, чего не было ни разу у Со за всю карьеру судмедэксперта. Работать становится заметно тяжелее, но не из-за сложности убийства и не из-за чёртового недосыпа — из-за того, что от этого буквально зависит жизнь человека. Нет, Чанбин не из тех добродушных персон, которые жалеют абсолютно всех людей на земле, не разбираясь, кто прав, а кто виноват; просто человек, которого могут посадить уже в скором времени, слишком дорог. Почему-то безумно хочется что-то ему доказать. Что Хёнджин ошибся и что Чанбин не тот, каким он его видит. Но с другой стороны хочется оставить всё как есть, объясняя это тем, что так и должно быть. Дверь в комнату для вскрытий режет тишину помещения своим ужасным скрипом. Чанбин хмурится, в какой раз ловя себя на мысли о том, что нужно попросить денег на починку или замену петель, которые вечно мешают его рабочему процессу, и поднимает взгляд на вошедшего блондина. — Чем занимаешься? — на вопрос Криса судмедэксперт лишь выгибает бровь. — Играю в Сёрджен симулятор, — Чанбин откидывает скальпель на подложку, гремя сталью, и вновь переводит взгляд на психоаналитика. — Присоединишься? — К тебе или, — Крис растягивает последние гласные и ведёт взглядом по трупу, расположившемуся на столе перед судмедэкспертом. Он забавно передёргивается, когда взгляд цепляется за торчащие края раздвинутой в стороны кожи на туловище жертвы, и отводит глаза в сторону, слыша в свой адрес глухую усмешку. — Минхо хочет вызвать Хёнджина на допрос. — Я знаю, — и этот факт заставляет напряжение в собственном теле расти с заметно быстрой скоростью. Сейчас всё зависит от него. И под словом «всё» подразумевается всего один человек — Хван Хёнджин. — Я попросил отложить это хотя бы до завтра, чтобы у тебя было время поработать с трупом, — Крис медленно обходит стол для вскрытий, стараясь не заострять внимание на лежащем на нём теле, и останавливается за спиной судмедэксперта, сунув руки в карманы кремовых брюк. — Ты ведь сделаешь всё, чтобы Хёнджин не сел за решётку, я прав? Чанбин медлит буквально пять секунд, а после поворачивает голову в сторону, боковым зрением изучая силуэт психолога, и с наигранным равнодушием бросает: — Я просто сделаю свою работу. Крис за спиной усмехается, качаясь на пятках туда-сюда, а после тычет пальцем Чанбина в бок. — Да брось, ты же знаешь, что можешь мне всё рассказать, Чанбин. Чанбин молчит, с минуту думая над словами Криса. Да, он определённо может всё рассказать, и порой кажется, что и вовсе должен. Однако желания вводить кого-то в курс всего происходящего дерьма в его жизни нет и никогда не будет. Чанбин привык так жить: глотать все проблемы и боль, не пережёвывая и из-за этого давясь комом из всей этой чертовщины до слёз. Менять это и выходить из какого-то уже обыденного для него состояния он попросту не готов, а разговор с Хёнджином снизил уровень готовности с нуля до минус десяти. Чанбин усмехается, хватая с подложки железные клéщи, и прокашливается, собираясь, наконец, дать психоаналитику ответ. — Мне нечего рассказывать, Крис. Крис не медлит ни секунду, задавая следующий вопрос: — Кто вы с Хёнджином друг другу? — Никто, — комната вмиг заполняется громким хрустом, но что именно треснуло — рёбра жертвы, которые Чанбин сжал клещами, или собственная грудная клетка, которую пробивают попытки правды вырваться наружу, — Чанбин не понимает. — Лет пять уже никто. Слова режут гортань и глотку, словно острым лезвием, а истина, которая скрывается внутри них, даёт хлёсткую пощёчину Чанбину. Чтобы отрезвить, привести в чувства, дать понять ему, что пора жить дальше. Однако на него эта пощёчина действует как на трупа, которого уже ничем не оживить. Чанбин с самого начала прошлой пятилетки догадывался, что они друг другу больше никто. Правда всегда сидела в глубине разума, пытаясь выбраться на поверхность снова и снова, но Со постоянно мешал, заталкивая её обратно воспоминаниями из прошлого. Сейчас же она вырвалась с громким треском, оглушившим его самого. Они друг другу никто. И это давно надо было осознать и принять, несмотря на то, что данное «никто» распространяется только в одну сторону. — Он для тебя явно не «никто». — Уже не важно. Чанбин отвечает бесцветно, почти прозрачно и откидывает клéщи в сторону, заставляя Криса поморщиться от громкого звука. — Важно, потому что всё можно исправить. Даже если и нельзя, то никто не запрещал начинать всё с чистого листа, Чанбин, — психоаналитик говорит спокойно и еле слышно, стараясь голосом успокоить напряжённые нервы друга. У того действительно всё пылает внутри. Но не из-за внезапного допроса и желания помочь, которое так и исходит от Криса. Чанбина до кипения довёл он сам. — Поговори с ним. Просто сядь и спокойно всё обсуди. Чанбин горько усмехается. — Уже поболтали с ним этой ночью. Узнал о том, что у меня каменное сердце. То самое сердце вновь сжимается прямо как тогда, в машине, когда Хёнджин спокойно и безо всяких эмоций выдавил последнюю фразу перед тем, как развернуться и уйти. Слова снова и снова вдалбливаются в мозг и в грудную клетку словно пулей, пробивая грудину. Вдалбливаются и вспарывают швы, которые Чанбин всю ночь накладывал на открытые раны. — Я могу за тебя поговорить с ним. — Нет, — Чанбин буквально рычит, полностью разворачиваясь к Крису лицом. Тот не дёрнулся от неожиданности, но заметно поменялся в лице из-за тона, который с холодного мгновенно перескочил на ледяной. — Даже не думай с ним говорить по поводу меня, Крис. Со своими проблемами я справлюсь самостоятельно. Мне не нужна ничья помощь, понял? От мозгоправа уж точно. Чанбин сглатывает вязкую слюну, смотря точно в глаза психоаналитика. У самого расширены зрачки, в которых плещется отчаяние и боль, смешанные со злостью в одном большом котле. Внутри столько эмоций, что дышать нечем: они сдавливают грудную клетку подобно чугунному прессу. Крис давит усмешку, отводя взгляд в сторону и качая головой. Чанбин всегда следит за своим языком, а значит, сейчас он сказал то, о чём сто раз подумал перед этим. Бан толкает Чанбина плечом, пытаясь освободить себе дорогу, а после, цокая каблуками кофейных оксфордов, покидает комнату, громко хлопая железной дверью. Чанбин закрывает глаза, делает пару тяжёлых вдохов и выдохов, сжимая челюсти до дрожания напрягшейся вмиг жевательной мышцы, и со всей силы бьёт рукой по столику для инструментов. Металлические предметы с диким звоном слетают на пол, царапая чёрное покрытие кафельных плит. Чанбин больше не в силах держать себя в руках.

❋❋❋

Хёнджин после прошлого допроса искренне надеялся на то, что больше не окажется в здании ФБР, однако прямо сейчас он сидит в каком-то странном кабинете для совещаний с Минхо, что расположился на стуле напротив него. Немного удивляет тот факт, что агент Ли для очередного разговора выбрал не привычную в таких ситуациях комнату допросов, но не расстраивает, потому что в этот раз Хвану не придётся то и дело коситься в сторону зеркальной стены, надеясь на присутствие определённого человека за ней. Хёнджина всё ещё немного потрясывает после увиденной в подъезде картины, которая развернулась прямо напротив его квартиры с его боссом в главной роли. Страшно было не из-за самого трупа женщины, а из-за осознания того, что он вновь будет вовлечён в расследование с не самой хорошей стороны. ФБР вновь найдут мотивы для убийства, спросят про алиби, которое Хёнджин опять не сможет толком подтвердить (в прошлый раз даже слова родителей не помогли), а после напомнят о том, что именно он обнаружил труп и именно от его квартиры ведёт след из крови. Хёнджин вздыхает, в очередной раз понимая, что кто-то настолько красиво и правдоподобно его подставляет, что ещё чуть-чуть, ещё одна смерть — и он сядет в тюрьму. И он уверен, ещё одна смерть точно не за горами. — Я не буду долго мучить тебя вопросами, Хёнджин, — Минхо наливает воду из прозрачного графина и двигает стакан к Хвану, хотя тот вроде и не просил. Какой толк от воды, если в ней нет ни грамма валерьянки? — Я лишь хочу узнать, что ты делал за час до обнаружения тела, а именно в шесть часов утра. — А какой смысл? — Хёнджин отчаянно усмехается, всё же обхватив стакан ладонью и сделав пару глотков. — Я был дома, пытался уснуть. Но никто это подтвердить не может. Минхо трёт пальцами глаза, вздыхая, и зарывается ладонями в волосы, оттягивая локоны цвета горького шоколада. Вся эта ситуация неимоверно злит, потому что Минхо не из тех копов, кто сажает первого подозреваемого, дабы быстрее закрыть дело. Против Хёнджина фактов больше, чем против других подозреваемых, однако Ли не считает его убийцей. На такое мнение влияет не только информации из отчётов Чанбина, который прямо сейчас трудится, проводя осмотр очередного трупа, а ещё и собственное предчувствие, что ещё ни разу не подводило агента. — От твоей двери к трупу вёл след из крови, которую пытались стереть. Внешний слой действительно не видно, однако внутренний можно рассмотреть под специальным освещением. Наш криминалист смог её обнаружить, — Минхо смотрит в глаза Хёнджина, излучающие тусклый взгляд, и делает глубокий вдох, понимая, что тот его даже не слушает. Хёнджин действительно утонул в своих мыслях, главный герой которых сейчас находится в этом же здании, только на несколько этажей ниже самого Хвана. — У меня в квартире крови нет. Кроме выдуманного мотива, отсутствия подтверждённого алиби и крови у моей двери у ФБР больше ничего нет, верно? Ни орудия убийства, ни отпечатков, ничего. Абсолютно, — у Хёнджина безжизненный голос, который напрягает даже самого Минхо, привыкшего ко всему за всю работу. Бесспорно эта ситуация оказалась особенной для всех работающих над этим делом сотрудников ФБР. — Уверен, доктор Со найдёт что-то, что сможет меня оправдать. Как и в прошлый раз. Хёнджин замирает, осознав, что только что выдал агенту Ли. Чанбин действительно тот единственный человек, на которого может положиться Хван в данной ситуации, единственный человек, который нашёл в теле Джонатана всё, чтобы хоть немного отодвинуть подозрения от него. В голове вновь всплывает последняя Хёнджинова фраза, безжалостно брошенная в Чанбина, и душит, сжимая костлявыми руками тонкую шею. Хёнджин старался не думать об этом, ведь только так он мог нормально функционировать и работать дистанционно во благо клуба. Однако две стороны внутри Хёнджина, сделавшие паузу в собственной драке, вновь сцепились в кровавой борьбе друг с другом. Одна сторона так и хвалит Хвана за все те слова, сказанные им со злости, хвалит за смелость и за то, что тот, наконец, высказался. Другая же отчаянно просит поговорить. Хёнджин снова мечется, словно меж двух огней, готовый разорваться с минуты на минуту, потому что всё это сложно до жуткой мигрени. До сих пор сложно, несмотря на годы, что так ловко разделили их с Чанбином жизни на «до» и «после». — Ты можешь сказать хотя бы, были ли у Эмили Дэвис те, кто желал ей зла? — Минхо вырывает из мыслей очень вовремя, иначе Хёнджин бы в них попросту утонул. — Пару тысяч уж точно, — усмехается и получает в ответ недовольный вздох. — Я не шучу. Недоброжелателей у неё было полно, — Хёнджин делает глубокий вдох, а после медленно выдыхает, подаваясь чуть вперёд, будто желая, чтобы слышал его только Минхо. — Агент Ли, это бизнес. Владельцы клуба друг другу глотки готовы перегрызть, если что-то будет идти не так в их общих делах. Моя начальница могла ввязаться во всякое дерьмо и не следовать правилам, что были в нём установлены. Поэтому я не удивлён, что её кто-то грохнул. Интересно только то, кто так умело всё это делает. — А твой друг, наша прошлая жертва, — напоминает Минхо и прекрасно понимает, что надавил на больную, ещё не до конца зажившую рану, — он тоже ввязывался во всякое дерьмо? — Наверное, — пожимает плечами, — я не имел привычки разговаривать с ним на подобные темы. — Ладно, — Минхо щёлкает ручкой и аккуратно кладёт её в карман пиджака, — на сегодня закончим, но помни, что тебе не стоит выезжать за пределы страны. Хорошо? Это обернётся для тебя не очень хорошими последствиями, Хёнджин. — Окей. Хван давит из себя некое подобие улыбки и встаёт из-за стола, гремя железными ножками стула. Очередной бесполезный допрос, который заставил Хёнджина чувствовать себя ещё хуже, чем было до этого. Напоминание о недавно погибшем друге ударило по голове с новой силой, а возникшая после этого мысль о том, что встреча с судмедэкспертом неизбежна, безжалостно добила. Уже утром ему позвонил кто-то из ФБР (Хёнджин даже не пытался запомнить фамилию и должность), пока несколько федералов топтались у него в подъезде над очередной жертвой убийства, и сказал, что тело Джонатана Доуэна можно забирать. Хван благополучно забыл об этом сразу после того, как звонок оборвался, однако теперь эта информация не даст покоя, помогая Чанбину вбиваться в мозг всё глубже и глубже. Хёнджин открывает стеклянную дверь, желая как можно скорее покинуть комнату, в которой продолжал сидеть и о чём-то думать Минхо, а после и злосчастное здание ФБР в целом. С хлопком двери за спиной слышится глухой стук врезавшихся друг в друга грудных клеток. Хёнджин закрывает глаза, упираясь ладонями в чужие плечи, и боится их открыть, чувствуя забивающийся мгновенно в ноздри знакомый аромат парфюма. Тяжёлое дыхание человека напротив вкупе с собственной пульсацией крови в висках, кажется, единственное, что теперь слышно на всём этаже. Это делает сложившуюся ситуацию ещё более напряжённой. Хёнджин на миг перестаёт дышать и, не открывая глаз, опускает руки, скользя ими по плечам человека, что секундой ранее врезался в него. Неловкость заполняет воздух, что витает только между ними, и Хёнджин решает прекратить всё это. Он распахивает глаза, встречаясь с тёмно-карей радужкой, что почти полностью заполнилась расширенным зрачком, и отскакивает назад, стараясь отвести взгляд в любое другое место. — В следующий раз стоит быть аккуратнее, — низкий голос заливается в ушной проход и застывает, становясь пробкой, из-за которой больше ничего не слышно. Чанбин суёт одну руку в карман белого халата, а второй поправляет растрепавшиеся на голове волосы. Щурится, поднимая левый уголок губ, и делает шаг вперёд, сокращая выстроенное Хёнджином расстояние и хватаясь за ручку двери за спиной Хвана. В голове непонятная каша, а эмоции и ощущения спутались в один большой клубок. Вот он, Хёнджин, стоящий напротив, отводящий взгляд в сторону и нервно кусающий губу. Тот самый, с кем было и хорошо, и плохо. Тот, из-за кого пришлось нагрубить Крису. Тот, из-за кого сердце бьётся в разы быстрее. Тот, за чью безопасность Чанбин перевернёт ФБР вверх дном и будет не спать хоть год, чтобы найти доказательства невиновности. — Да, извини, — наконец, проговаривает в ответ Хёнджин, прежде кашлянув, чтобы привести вмиг потерявшийся голос в порядок. Они оба не знают, чего хотят; сходны тем, что сомневаются в необходимости обсудить их прошлые скандалы, к которым теперь добавился ещё один, ночной. У них один и тот же запутанный клубок из чувств и эмоций на двоих, одна и та же каша в голове, одно и то же осознание того, что им сейчас лучше не встречаться. Чанбин спешно нажимает на длинную ручку двери и пропускает дёрнувшегося вперёд Хёнджина, чтобы они как можно скорее покинули поле зрения друг друга.