❋❋❋
— В общем, я выслушал вас и готов поведать своё мнение по поводу всего этого пошлого дерьма. Уджин выглядит немного уставшим, хотя и пытается строить из себя полного сил и энергии начальника, но Чанбин прекрасно знает, что скрывается за этой маской. Управляющий агентурой ФБР Ким Уджин мало чем отличается от большинства своих подчинённых, разве что самой должностью и ответственностью, которую на него возложили вышестоящие люди. В остальном он такой же: не высыпающийся, пытающийся сделать свою работу на шесть баллов из пяти возможных и при этом найти хоть немного времени на отдых. Уджин всегда пытается угодить всем, но при этом показывает младшим сотрудникам, что он один из тех главных персонажей ФБР, которых стоит бояться. Чанбин, который, к слову, плевать хотел на мнение коллег и начальников, никогда не понимал этого в Уджине, да и до сих пор не понимает, что им движет и какой от этого толк, если вопрос о его повышении в должности не поднимается уже года так три. Уджин берёт карандаш и, покрутив его в руке подобно мельнице, делает какую-то пометку у себя в ежедневнике. Чанбин хмурится, понимая, что это явно не относится к делу, а значит, он был прав: разговор дельным не выйдет. — Нам стоит арестовать Хвана, — наконец говорит Уджин, и Чанбин усмехается. — Интересно, за что вы собираетесь его арестовать, — Чанбин с самого начала их беседы пытается держать себя в руках, а язык за зубами, но чувствуя, как внутри начинает закипать от сказанной Кимом глупости, он понимает, что теперь сделать это будет в разы сложнее. — Чанбин прав, — вступается Минхо, — нам не за что его брать, сэр. На нём лишь мотивы и отсутствие как такового алиби. Мы не можем его арестовать. — Для начала дослушайте меня до конца, а потом спорьте со мной, — Ким устало трёт переносицу, желая как можно скорее закончить этот разговор и вернуться к другим делам, которые отличаются своей важностью от этого. — Мы сделаем это ради эксперимента. — Что? — выгибая бровь, спрашивает Чанбин. — Ты грёбаный агент ФБР, Уджин, а не доктор биологических наук, чтобы проводить эксперименты. — Чанбин, — одёргивает Крис, грубо пихая ногой под столом. Со закатывает глаза, тяжело откидываясь на спинку обтянутого кожей стула, и выдыхает, сложив руки на груди. Эмоции лезут наружу, несмотря на внутреннюю боязнь судмедэксперта подвести Хёнджина и себя своей глупой несдержанностью. Он с лёгкостью может разозлиться до такой степени, что раскроет перед Уджином все свои карты, а тот, взглянув на них, снимет его с дела, тем самым дав Хёнджину ещё меньше надежд, чем есть у него на данный момент. Чанбин поворачивает голову в сторону, встречаясь взглядом с Крисом, и коротко, почти незаметно кивает, тем самым выражая ему тихую, но огромную благодарность. — Да, Чанбин, ты прав: эксперименты — не та область, в которой я работаю. Однако это поможет нам понять, действительно ли того человека мы подозреваем в двух последних убийствах. — Когда же вы начнёте читать мои отчёты перед тем, как положить их в стол? Чанбин в очередной раз усмехается, пытаясь звучать как можно более спокойно, дабы не показывать своих эмоций всем коллегам. Эмоции — это реакция возбуждённой больной точки, на которую может надавить любой знающий о ней человек, поэтому Чанбин делает всё возможное, лишь бы её скрыть от посторонних глаз. Быть уязвимым в глазах Уджина — последнее, чего бы он пожелал. — Я читал твой отчёт, Чанбин, — непринуждённо бросает Уджин, доставая из ящика, встроенного в его стол, папку с отчётом судебно-медицинского эксперта. — Если бы это было действительно так, то вы бы знали, что Хвана уже давно надо было вычеркнуть из списка подозреваемых, — судмедэксперт вырывает из чужих рук собственные бумаги и, не смотря на текст, листает страницы, по памяти находя нужную. Он кидает папку на стол, заставляя Уджина нахмуриться от такого поведения, а после тычет пальцем на один из абзацев напечатанного отчёта, продолжая диалог: — Его рост, телосложение не подходят под эти же параметры нашего преступника: он должен быть выше и чуть массивнее. Его ДНК не была обнаружена ни на одном из тел, хотя ДНК многих других людей полно, и, несмотря на это, он всё равно у нас главный подозреваемый. Забавно получается, верно? Уджин, хрипя, вздыхает, пытается показать Чанбину всё своё недовольство, однако тому всё равно: Со не намерен молчать. Он хочет высказать всё, что думает, вылить всю свою злость без остатка на Уджина, которому плевать на это дело и на Хёнджина, оказавшегося в данной ситуации ещё более беззащитной мишенью, чем те две жертвы, с которыми последние несколько дней работал Со. — Если прямо сейчас вызвать его на допрос и попросить написать что-то левой рукой, то всё, что он сможет, это поставить грёбаную точку, потому что он правша, а не левша, как наш убийца, — Чанбин, не обращая внимания на потянувшегося к отчёту Уджина, закрывает папку и отдаёт её в руки пришибленному Минхо, намекая на то, что ему это будет нужнее. — Вместо того, чтобы придумывать какие-то идиотские эксперименты, которые сделают делу только хуже, вы бы лучше занялись реальной работой, сэр. Может быть, поймали бы преступника наконец. Уджин давит из себя смешок, заметно напрягаясь и сжимая ладонь, до того спокойно лежащую на столе, в кулак. — Я готов выслушать всех остальных. — Ну, я лишь могу подтвердить слова Чанбина, касающиеся ДНК Хёнджина, — подаёт голос Джисон, незаметно подмигивая судмедэксперту. — Её действительно нет ни на одном из двух тел. Уджин, хмурясь, кивает головой, а после переводит взгляд на Криса. Но тот лишь пожимает плечами: — Я проверял документы, подписанные Хёнджином, его блокноты и ежедневники, — Крис чуть подаётся вперёд и заглядывает Киму в глаза. — И Чанбин прав: Хван правша и левой рукой он никогда не писал. Управляющий агентурой становится угрюмее с каждым новым словом Бана. Ему явно не по себе от того, что факты, преподнесённые ему его же сотрудниками, не добавляют реалистичности его плану, на который так холодно отозвался Чанбин. Судмедэксперт, в противоположность своему начальнику, доволен тем, что он слышит. Сказанное коллегами не является ложью, которую льют на Уджина только для того, чтобы поддержать Чанбина и дать ему фору. Все факты реальны и доказаны всеми сотрудниками ФБР, что работают над этим делом. Однако мрачность Кима не приносит никакой радости судмедэксперту — наоборот вгоняет в некое разочарование с примесью ещё не угасшей до конца ярости. — Я скажу вот что, — после недолгого молчания начинает Минхо, прочистив горло и расположившись на стуле поудобнее. — Допустим, Хван действительно наш убийца. Но есть вероятность того, что он работает не один. Соответственно, если мы его посадим ради, как вы выразились, эксперимента, его напарник продолжит убивать. Напрашивается вопрос: какой тогда смысл в этом эксперименте? — Минхо делает паузу, позволяя Уджину обдумать сказанное агентом, а потом быстро продолжает: — Но что, если Хван и вправду не виноват? Значит, наш серийник делает всё возможное, чтобы подставить его. Он подбирает жертв и время убийства так, чтобы у Хёнджина был мотив и не было алиби. Таким образом, если мы посадим Хёнджина, то убийства прекратятся, так как настоящий серийник продолжит его подставлять и в этом случае. Уджин снова хмурится и кажется ещё более угрюмым, чем был до этого. Выражение лица мрачнее тучи, а костяшки на руках побелели от той силы, с которой сжаты кулаки Кима. Он напряжён, задумчив и выглядит так, будто вот-вот разнесёт конференц-зал из-за нарастающей внутри агрессии, возбуждённой под давлением фактов и вполне разумных предположений спецагента. Чанбин смотрит на него искоса лишь для того, чтобы следить за медленно меняющимися эмоциями в его глазах, и пытается сдерживать собственную ярость, что сейчас, рыча, сидит на цепи, словно разозлённый питбультерьер. Даже молча Уджин выводит его из себя, одним только острым взглядом нажимая на невидимый курок в голове Чанбина. — Несмотря на всё сказанное вами, я предлагаю поступить так, как я предложил, — заключает Уджин, чем заставляет всех присутствующих вскинуть в удивлении брови. — Всё-таки факты могут ошибаться. Чанбин усмехается и, громко хлопая ладонями по столу для привлечения внимания, встаёт из-за стола, заставляя стул греметь железными ножками. — Ошибся Кристофер Рэй, когда поставил на должность управляющего агентурой тебя. Судмедэксперт, не обращая внимания на недовольное хмыканье Уджина, вновь шумит стулом, слишком резко его задвигая, и идёт к выходу. За спиной раздаётся громкое и немного разочарованное «Чанбин», сказанное голосом психоаналитика, но Со уже не слышит: он покинул конференц-зал, звучно хлопнув за собой дверью. Чанбин закуривает сигарету, хотя этой ночью серьёзно решил больше не курить. Его пальцы чуть было не разжались, пока он держал почти пустую пачку над урной в своём кабинете, но, к сожалению, сил не хватило. Прямо как и сейчас. Чанбин сильно жмурит глаза, делает глубокую затяжку излюбленных Мальборо, выпуская серый густой дым изо рта, и думает над тем, что будет дальше. Несмотря на то, что Чанбин выучил всего Уджина, а потому с самого начала знал, что без спора на совещании не обойтись, он всё равно, как дурак, надеялся на хороший исход. Не для него — для Хёнджина. А теперь то, что будет с Хваном дальше, волнует ещё сильнее, чем было до, ведь для Уджина снять Чанбина с расследования будет так же просто, как и убрать отчёт судмедэксперта в стол вместо того, чтобы прочитать. — Уджин отказался от своего эксперимента, — над ухом раздаётся довольный голос спецагента Ли, по привычке подошедшего слишком тихо. — Считай, мы выиграли. — Я рад, — Чанбин действительно чувствует, как огромный булыжник падает с его плеч и разбивается, громко ударяясь о землю. Минхо на ответ Чанбина вздыхает и молча следит за тем, как он тянет сигарету к губам, втягивая дым полной грудью и по привычке жмурясь. У Чанбина довольно много привычек, но почти все они настолько тяжёлые и страшные, что влияют на жизнь крайне отрицательно. — В самом начале, когда ты только устроился в ФБР, у тебя была своя фишка, которой ты не изменяешь до сих пор, — ломая успевшую надоесть паузу, начинает Минхо. — Фишка называется «Игнорирование всевозможных правил». Чанбин давит смешок, желая вставить своё слово, но Минхо всё-таки продолжает, не позволяя другу его перебивать. — Нарушение правил начинается отсутствием твоего удостоверения в тех местах, где оно попросту необходимо, и заканчивается полным неуважением к Уджину, который, если ты забыл, относится к руководителям Федерального бюро, — Минхо ждёт несколько секунд, чтобы продолжить, позволяя Чанбину отвлечься на избавление от докуренной сигареты. — Когда-нибудь ты доиграешься, Чанбин, и Уджин на одном из совещаний поднимет вопрос о твоём увольнении. — Я отношусь к Уджину со справедливостью и веду себя с ним так, как он заслуживает, — всё-таки подаёт голос Чанбин, когда понимает, что Минхо закончил свою речь. — Или ты хочешь сказать, что я был не прав сегодня? Судмедэксперт переводит заинтересованный взгляд на коллегу в то время, как тот отводит его в сторону. Минхо прав: ещё немного — и Уджин не выдержит, перестанет терпеть вечные споры с Чанбином по поводу собственного профессионализма и поднимет вопрос об увольнении на одном из совещаний руководства. Однако, несмотря на это, Со, в отличие от своих коллег, не может просто закрыть глаза на всё и смириться, особенно не в этой ситуации, когда дело напрямую касается Хёнджина. Чанбин с лёгкостью сможет принять своё увольнение, но никак не ту боль и страдания, с которыми пришлось бы столкнуться Хвану за решёткой, пускай и временной, экспериментальной. Из-за этого становится страшно так же, как и было десять лет назад, когда Чанбин поймал себя на мысли, что готов пожертвовать собой ради того, кем он дорожит, ради Хёнджина. История, так нелепо когда-то оборвавшаяся, повторяется вновь, только участвует в ней один Чанбин, не получая прямой отдачи. Минхо кладёт ладонь на чужое плечо, слабо сжимая кости пальцами, и поджимает губы, заглядывая в глаза Со, словно в чёрные стекляшки. Пустые, несмотря на целый рой мыслей, чувств и эмоций, что скрываются в них. — Я не знаю, был ты прав или нет, Чанбин, но хочу, чтобы ты знал, — Минхо тяжело сглатывает слюну, — если ты доверяешь Хвану, то я тоже. В ответ Чанбин лишь улыбается, кладя собственную ладонь поверх ладони Ли. Ему действительно было важно услышать что-то подобное от близкого человека. — Спасибо, Минхо.❋❋❋
Хван Хёнджин с вечера прошлого дня планировал посвятить весь сегодняшний день отдыху без лишних мыслей в голове, касающихся убийств, собственной мнимой вины, из-за которой прирос к месту в списке подозреваемых, и судмедэксперта, что ковыряет в его мозге дырку похлеще, чем всё остальное. Однако отдых закончился раньше, чем рассчитывал Хёнджин: ближе к ночи на его телефон поступил звонок от специального агента Ли Минхо, которому, ввиду последних событий, он посвятил отдельную графу в списке контактов. Удивление лилось через края, когда тот сказал, что его хочет видеть психоаналитик. Хёнджин с психологами никогда не общался до того самого происшествия с лучшим другом. Он никогда в них не нуждался, да и попросту терпеть не мог, когда кто-то копался в его собственных мыслях, тогда как самому в них разобраться не удавалось. Несмотря на то, что Кристофер Бан, по мнению Хёнджина, отличался от стереотипного образа психологов, Хван уже запланированной самим доктором встрече не был рад, а потому и спешить на неё не собирался, долго выбирая подходящую одежду и укладывая недавно освежившиеся цветом и стрижкой волосы. По дороге до уже въевшегося под кожу здания ФБР Хёнджин размышлял на тему того, о чём будет вести новый разговор Кристофер. Вариантов было не так много, однако каждый из них так или иначе касался расследования. Как бы страшно от этого ни было, Хёнджин трезво понимал, что для федералов он преступник, единственный и самый главный подозреваемый. — Доктор Бан, — открывая дверь в кабинет психоаналитика, перед этим вежливо постучавшись, начинает Хван, — агент Ли звонил, сказал, что вы хотели со мной поговорить о чём-то. — Да, Хёнджин, проходи, — Крис, до этого рассматривающий что-то в окне, переводит взгляд, даря его Хёнджину. — Чай, кофе, воду? — Ничего, спасибо. — Тогда перейду к сути. Бан поправляет светло-серые клетчатые брюки на бёдрах и плюхается в кресло, указывая Хёнджину рукой на диванчик, что стоит напротив него, тем самым прося его присесть. — Как давно вы знакомы с Чанбином? — вновь подаёт голос Крис, заставляя Хёнджина, только расслабившегося на мягком диване, вновь напрячься. — Что, простите? — Доктор Со, наш судмедэксперт, по совместительству твой давний друг, как я полагаю… точно ведь не знакомый, верно? — Хёнджин пугливо сглатывает, не понимая, как должен реагировать на летящие в его сторону вопросы. — Так как давно ты с ним знаком? В памяти всплывает их первый с Чанбином день встречи, когда Со чётко обозначил всем отсутствие чего-то общего между ним и Хёнджином, объяснив это тем, что его могут снять с дела. — Не понимаю, о чём вы, доктор Бан. Мы с доктором Со впервые встретились на месте убийства моего друга, — несмотря на попытки подыграть Чанбину, сказанное не оказалось сто процентным враньём: они действительно встретились в первый раз в доме Джонатана. Крис усмехается, мысленно хваля Хёнджина за такую игру. — Возможно и так, однако познакомились вы задолго до этого, — вновь загоняя Хёнджина в тупик, изрекает Бан. — Иначе ты бы не назвал его сердце каменным во время вашего разговора. Хёнджин заметно краснеет, ловя каждое слово психолога. Собственная шахматная фигурка, которой так не долго играл Хван, разбивается, оказавшись сбитой вражеским конём. — Значит, он всё рассказал. — Не всё, но основу он мне дал, — Крис пытается звучать как можно мягче и легче, чтобы Хёнджин, как и положено, чувствовал себя расслабленно в кабинете психолога. — Вряд ли ты знаешь, но сегодня у нас было очень серьёзное совещание с управляющим агентурой… Помнишь Уджина? — Хёнджин не смело кивает головой, вспоминая образ высокого крепкого мужчины, командующего сотрудниками ФБР на месте первого преступления. — Так вот, он не прочитал промежуточный отчёт Чанбина, в котором тот доказал твою невиновность, и поэтому решил посадить тебя в тюрьму… — Разве вам можно рассказывать мне об этом? — искренне удивляясь и в то же время немного пугаясь, перебивает Хван. — Нет, но, как видишь, Хёнджин, я рассказываю, — Крис легко улыбается и подмигивает Хвану, замечая, что тот сильно напрягся. — Тебя не посадят, и скажу больше, твоего имени больше нет в списке подозреваемых, потому что Чанбин вступился. Хёнджина заметно отпускает, но не до конца: недоверие психологу всё-таки ещё присутствует. — Он сильно поссорился с Уджином из-за этого. Ещё бы чуть-чуть — и встал вопрос о его увольнении, — спешит добавить Крис, но Хван на это лишь усмехается. — Конечно он с ним поссорился, — уже более смело говорит Хёнджин. — Ваш управляющий не прочитал его отчёт. Никому бы это не понравилось. Крис хмурится, подаётся вперёд, ставя локти на колени и сцепляя ладони в замок, и заглядывает в глаза Хвана, пытаясь разглядеть в них уверенность, однако находит лишь мнимую убеждённость. Бан поджимает губы, несколько раз кивая, будто самому себе, а после откидывается обратно на спинку флокового кресла. — Я всё понял, — продолжает Крис, — вы с Чанбином общались от силы года два. Наверное, даже меньше. — Мы познакомились десять лет назад, а общались пять, — возмущённо исправляет психоаналитика Хван. — Серьёзно? Не верю, — Кристофер всё-таки смог задеть Хёнджина за живое, раз получил в ответ на собственную лёгкую провокацию подобную реакцию. Однако ещё рано останавливаться: он только начал. — Если бы ты общался с ним пять лет, то знал бы, что ему плевать на мнение окружающих, даже если это начальник. Чанбину всё равно, прочитал Уджин его отчёт или нет, — Бан облизывает губы и вновь наклоняется вперёд, чтобы Хёнджин смог получше разглядеть искренность в его глазах. — Его целью было защитить тебя. В кабинете психоаналитика воцаряется тишина, перебиваемая лишь лёгким сопением Криса и негромким тиканьем настенных часов. Хёнджин устало отводит взгляд в сторону и, полностью откидываясь на спинку дивана, прикладывает пальцы к губам, покусывая кожу зубами. Взаимоотношения с Чанбином никак не влияют на расследование, хотя и запрещены внутренними правилами. А потому это не та тема, о которой думал Хёнджин, когда размышлял о том, какой разговор его ждёт с Кристофером. Хёнджин в очередной раз усмехается, хотя в мыслях и на душе нет ничего, что могло бы поднять настроение. — Для чего вы мне всё это говорите, доктор Бан? Кристофер выпрямляется, поправляет пиджак и медленно встаёт с кресла, разминая затёкшие плечи. Он размеренно шагает к большому окну, на секунду задерживает взгляд на улице, а после переводит его на уже дрожащего от напряжения Хвана. — Не знаю, кого ты пытаешься обмануть, Хёнджин. Чанбина, с которым был близок пять лет, или, может быть, меня, психолога? — улыбается. — Но скорее всего себя, ведь это легче, чем что-то вернуть на прежнее место. — Ничего уже не вернуть. Крис хмурится, ловя дежавю: где-то он уже слышал что-то приближенное к этому. — Но ведь никто не запрещает начать всё заново, — говорит Бан и вновь возвращает взгляд картине за окном. — Это немного сложнее, чем врать самому себе и окружающим, однако вариант намного лучше твоего. Хёнджин в ответ молчит, ему нечего сказать. Психоаналитик озвучил те мысли, которые уже давно крутились где-то в самых недрах разума. Потянул на себя и вырвал с корнем, выбросив наружу для того, чтобы Хёнджин, наконец, открыл глаза пошире и увидел смысл в этом. Кристофер неистово прав, говоря о том, что это сложно. Хван никогда не считал себя трусом, но спокойно поговорить и разобрать полёты в отношениях с Чанбином ему страшно, несмотря на то, что с ним было спокойно всегда. Масло в огонь всё ещё подливает расстояние между ними, к резкому сокращению которого они оба не были готовы. Удивительно, но раньше Хёнджин буквально загибался при одной только мысли, что не может просто взять и увидеть Чанбина в живую, прикоснуться к нему при одном желании. Сейчас же ему страшно обжечься о собственные мысли о том, насколько они могут быть близки физически. Им необходимо поговорить нормально, без криков и выяснений, кто прав, а кто виноват. Их странные отношения всегда нуждались в серьёзных, сложных разговорах, уникальная способность которых заключалась бы в распутывании проблем. Однако на деле они работали совершенно наоборот — лишь больше запутывали. Крис громко вздыхает, отрывая Хёнджина от мыслей, слоняющих из стороны в сторону в поисках верного решения, и смотрит на циферблат своих Патек Филипп, удобно обхватывающих левое запястье. Стрелка часов ровно дёргается на ещё одну минуту вперёд, говоря психоаналитику о том, что Хёнджин молчит уже пятнадцать минут. — Ладно, — подаёт голос Крис, разрывая созданную Хёнджином тишину до конца, — спасибо, что зашёл. Кристофер поправляет ремешок часов и, поймав взглядом скромное движение Хвана, медленно вставшего с дивана, быстрым шагом направляется к нему, дабы протянуть на прощание руку. — Было приятно первым сообщить тебе новость о твоём прощании с местом в списке подозреваемых, — Бан легко смеётся, а после подмигивает, обхватывая чужую ладонь длинными пальцами. — Кабинет Чанбина на нулевом этаже, если что. До свидания, Хёнджин! Хлопнув за собой дверью после выхода из кабинета, Хёнджин останавливается. Копаясь в собственных мыслях, которые уже успел перерыть психоаналитик, он, наконец, находит то, что должен был понять ещё во время разговора с Крисом: это его последний шанс. О встрече в нейтральном месте и мечтать бесполезно: вероятность этого даже не на нуле — она в минусе. А оказавшись вычеркнутым из списка подозреваемых, Хёнджин автоматически лишается всех остальных возможностей встретиться. Он не сможет сидеть в комнате допросов, пытаясь рассмотреть за зеркальной стеной судмедэксперта, а после этого стоять с ним на входе в огромное здание ФБР, отказываясь от предложения подвезти до дома и трясущимися руками вызывая Убер. У него не получится случайно пересечься с ним в коридоре, врезавшись в него, а после бояться открывать глаза, потому что, сделав это, он столкнётся с его вбивающим в землю карим взглядом. У Хёнджина есть последний шанс поговорить с Чанбином и, наконец, решить для них всё раз и навсегда. Не использовав этот шанс, он может потерять самое дорогое, что есть у него на данный момент — самого Чанбина. Хван сжимает челюсти, звучно стукнув зубами, тяжело сглатывает скопившуюся слюну, пытаясь сбить волнительный ком, поднявшийся к горлу, и уверенно делает шаг к лифту, где дрожащими пальцами нажмёт на кнопку с выгравированным на ней нулём.❋❋❋
Сложив руки на груди, Чанбин стоит возле трупа женщины средних лет, с задумчивостью рассматривая её внутренний мир и совсем забывая о текущем времени. К счастью для ФБР, дело серийника, которое они так упорно расследуют около недели, не стоит на месте, но, к сожалению, лишь двигается назад. Несмотря на гордость за высвобождение Хёнджина из плена злосчастного списка подозреваемых, который теперь останется его личным клеймом, мозг тяготит прямое столкновение с возникшей на фоне такой маленькой победы новой проблемой. Подозреваемых не осталось от слова «совсем», ведь даже Марк Туан, который был вызван специальным агентом Ли на допрос сегодня, смог выкрутиться, назвав туманное, по мнению ФБР, но вполне выигрышное, по словам его адвоката, алиби. Минхо после нервирующего допроса прямо сказал, что многое теперь зависит лишь от отчётов судмедэксперта. Чанбин разминает затёкшую шею и приближается чуть ближе к холодному телу, при этом щурясь, словно заметил что-то важное. Вздыхает, когда понимает, что показалось. Сегодняшний день для него выдаётся действительно самым трудным: голова не перестаёт болеть уже полдня, несмотря на выпитую Чанбином таблетку обезболивающего. Работа из-за этого обстоятельства течёт медленнее обычного, что огорчает и заставляет судмедэксперта злиться на самого себя. На отсутствие нормальной работоспособности влияет множество факторов, включая внезапные и ненужные эмоции, идущие в комплекте с такими же ненужными чувствами. Чанбин не скажет, что ему отлично жилось без них, потому что было трудно. Однако сейчас ещё труднее. Со правда пытался начать забывать Хёнджина и тогда, пять лет назад, и сейчас. Но, как назло, постоянно происходит что-то такое, что прерывает все попытки, ломает выстраиваемый по кирпичикам барьер и бьёт в чревное сплетение, заставляя задыхаться. Теперь же для Чанбина открылась новая возможность оставить всё за спиной, жить спокойной жизнью, не думая о новой случайной встрече и не причиняя себе боль одним только взглядом в его сторону. Возможно, от этого действительно станет легче. Размышления Со заглушаются скрипом двери в комнату для вскрытий, из-за чего Чанбин переводит взгляд на вход и хмурится, замечая появившегося на пороге человека. В глаза бросается сменённый имидж: карамельного цвета волосы собраны в аккуратный небольшой хвост сзади, а несколько прядей оставлены свободно висеть спереди по бокам. Но вместо того, чтобы похвалить мужчину за смелость и такой хороший, подходящий ему выбор цвета, Чанбин рявкает на него: — Какого чёрта ты тут забыл? — в голосе холод и строгость, а во взгляде напротив — страх, но явно не из-за услышанной интонации судмедэксперта, а из-за наступающего на них скалой будущего разговора. — Я пришёл поблагодарить тебя. Хёнджин говорит ровным и серьёзным тоном, закрывая за собой дверь и проходя вперёд. Он старается не смотреть на лежащее на столе перед судмедэкспертом тело, чтобы не подкатила тошнота, которая испортит все планы Хёнджина, построенные им в лифте. Место не совсем подходит для разговоров на тему сложных отношений, да и Хван уже успевает ощутить дискомфорт внутри, когда в нос вместе с воздухом вбивается еле заметный из-за определённой температуры запах мёртвого тела. Он знал, что так и будет, однако всё равно пришёл. — За что? — Чанбин вопросительно выгибает бровь, хотя в какой-то степени догадывается, о чём Хёнджин будет вести речь. — Ты поссорился с боссом из-за меня. Уджин хотел посадить меня за решётку ради эксперимента, а ты заступился, несмотря на то, что он с лёгкостью мог поставить вопрос о твоём увольнении, — Хёнджин ходит по кабинету, рассматривая всякие колбочки на полках, банки, заполненные формалином, медицинские инструменты, подмечая, что прозекторская Чанбина намного чище тех, что показывают в фильмах. Конечно, чистота рабочего места судмедэксперта стоит по важности на последнем месте в данный момент, но Хёнджин не может спокойно сосредоточиться на главном; точно не тогда, когда Чанбин сверлит в нём взглядом дыру. — И кто же тебе это рассказал? — Чанбин с самого начала знал, что ему расскажут, и понимал, что это произойдёт довольно быстро, потому что скрывать от Хвана его высвобождение из цепких лап статуса подозреваемого никто бы не стал. Однако слова Хёнджина всё равно бьют по башке словно тяжёлым молотом. — Это не важно, — Хёнджин отмахивается и, останавливаясь недалеко от стола для вскрытий, поворачивается к Чанбину лицом. Щурится, стреляя взглядом в судмедэксперта, молчащего в ожидании продолжения. — Важно то, что я хочу сказать тебе спасибо. Чанбин в ответ кивает головой, сжимая губы в тонкую полоску, и пожимает плечами. — Допустим, не за что, — Чанбин делает глубокий вдох, а после ищет что-нибудь из инструментов на подложке, дабы взять в руку и показать Хёнджину, что ему пора уходить. — Теперь мне нужно работать. Судмедэксперт говорит холодно, пытается оттолкнуть морозной интонацией и острым взглядом, но Хёнджин на это лишь прикрывает глаза, вздыхая. Он пришёл сюда не только ради выражения благодарности, поэтому уходить не собирается, даже если тот всеми способами будет пытаться его прогнать. Основной целью по-прежнему остаётся разговор, должный расставить все точки над i и разрешить ту огромную проблему, что образовалась между ними пять лет назад. — Я ещё хотел извиниться перед тобой, — начинает Хван, сразу же ловя лёгкую заинтересованность во взгляде напротив, — за то, что назвал тебя бесчувственным, а твоё сердце — каменным. Чанбин усмехается, сразу же понимая, кто является виновником всех этих событий. — Значит, Крис, — он качает головой из стороны в сторону и думает, что без серьёзного разговора с психоаналитиком, который, невзирая на все запреты Со, влез в это дело, теперь явно не обойтись. — Не нужно менять своё мнение только потому, что кто-то что-то сказал. — Но это моё мнение, поэтому я в праве делать с ним всё, что захочу. Хёнджин выглядит серьёзным, и Чанбин знает, что он прав, но не знает, говорит ли правду. Если раньше Хван был для него давно прочитанной несколько раз книгой, то сейчас он ремейк той самой книги, который Чанбин до сих пор не может понять. Хёнджин может не испытывать вину, продолжая видеть в Чанбине самого настоящего бесчувственного эгоиста, но при этом извиняться из-за банального чувства стыда, развернувшегося у него внутри после разговора с психоаналитиком (все в этом здании знают, на что способен Крис). И с такой же вероятностью может по-настоящему винить себя за сказанные им недавно слова. Самое главное и страшное в этом только то, что Чанбин понятия не имеет, какому раскладу он обрадуется больше. — Наверное, Крису стоит поучаствовать в конкурсе «Лучший психолог Америки», верно? — Чанбин улыбается, подмигивая, но Хёнджин хмурится, явно не понимая, о чём он говорит. — Окей, пусть будет по-твоему. У тебя всё? Хёнджин лишь отрицательно машет головой, смотря в карие глаза взглядом, глубоко пропитанным отчаянием. Не хочется думать, что это всё нужно только ему, а Чанбин, будто специально, пытается показать именно это. — Ты не хочешь поговорить, Чанбин? — прямо спрашивает Хван, и судмедэксперт хмурится. — О чём? — О том, что произошло между нами. — Вчера ночью? — усмехается. Наверное, это единственная тема, на которую Чанбин не хочет разговаривать. — Пять лет назад. Слова Хёнджина раздаются словно гром и ещё несколько секунд звучат в ушах судмедэксперта эхом, и он замирает, совсем не готовый к такому. Чанбин думал, представлял, как всё пройдёт, если кто-нибудь из них всё-таки решится на это в один момент, но не готовился, ссылаясь на то, что первый шаг не сделает никто, и сделал в итоге ошибку: Хёнджин оказался сильнее и храбрее, чем он предполагал. — Ничего необычного не произошло. Ты просто решил уйти, — Чанбин пытается звучать ровно, чтобы Хёнджин не слышал желание чужого голоса сорваться на хрипоту. Из-за не озвученных чувств, которые вот-вот могут выползти наружу, в горле нарастает ком с шипами, так и норовящими изрезать Чанбиново горло изнутри. Хёнджин горько усмехается и делает шаг вперёд, оказываясь ещё ближе к судмедэксперту. Он чувствует, как мурашки медленно, но после ускоряясь, бегут по спине от одного только взгляда на профиль напротив. Сжатые челюсти с напряжёнными, выпирающими жевательными мышцами и сомкнутые в одну полоску губы заставляют Хёнджина напрячься. С Чанбином действительно будет трудно поговорить, как кажется Хвану, ведь он тот человек, который одним только тяжёлым взглядом вгонит в землю, словно гвоздь в деревянный брусок. А Чанбин явно будет часто на него смотреть. — И, несмотря на пять лет дружбы, ты даже не попытался остановить меня? — Хёнджин, в отличие от судмедэксперта, эмоций не скрывает, пытаясь действовать открыто. Он не считает этот разговор карточной игрой, в которой нельзя раскрывать своих карт до конца, но даже если это и «Дурак», то Хёнджину не жалко. — Дружбы, — неожиданно в стенах прозекторской раздаётся громкий смешок Чанбина. Но в его глазах не видно задорных эмоций — напротив: там одно отчаяние. Хёнджин не слабо пугается, ощущая мороз на собственной коже из-за низкой, как и в комнате для вскрытий, температуры в смехе Со. Его голос, кажется, полностью пропитан холодом. — Я не друг для тебя, Хёнджин, — выпаливает Чанбин, стреляя взглядом в Хвана и вмиг становясь серьёзным. — Никогда им не был и никогда им не буду. Образовавшаяся за секунду тишина опаляет кожу. Мороз больше не ощущается: его сменил внезапный жар, подкравшийся незаметно к Хёнджину. Фраза слетает с уст Чанбина так быстро и легко, словно намазана маслом, и от этого ещё обиднее. Его она не ранит в отличие от Хёнджина, который теперь забыл, как дышать, нехотя переваривая сказанное Чанбином. Несмотря на медленное осознание Хёнджином того, что происходит здесь и сейчас, Со спешит продолжить, не желая держать паузу и дальше оттягивать этот момент на потом. — Около семи лет назад наш, казалось бы, безобидный флирт был дружеской шуткой, которая порой переходила все границы разумного, а после и вовсе зашла за эту черту, поломав три года нашей крепкой и почти братской дружбы, — Чанбин сглатывает вязкую слюну и отворачивается, боясь смотреть в стеклянные глаза Хёнджина. Он ещё явно не готов возвращаться мозгами в прошлое, хотя и шёл на разговор с чрезвычайной уверенностью. — Для тебя на протяжении двух лет это продолжало оставаться шуткой, а для меня это всё было чем-то серьёзным. Даже после того, как ты прямо мне сказал, что пора с этим всем завязывать. Хван прикрывает глаза, вспоминая каждое слово, сказанное им в тот день, когда он позвонил Чанбину с определённой темой для разговора, машет головой из стороны в сторону, а после болезненно усмехается. От нахлынувших воспоминаний больно, но от слов Со — ещё больнее. — В тот день ты заявил, что хочешь уйти, и попросил меня отпустить тебя, больше тебе не писать, — Чанбин берёт в руки один из инструментов с подложки и подносит его к холодному телу жертвы. Как ни странно, сейчас не время заниматься работой, но Чанбину просто необходимо перевести хотя бы часть своего внимания на что-то отстранённое от темы прошлого, иначе он попросту не сможет закончить свою речь, захлебнувшись в собственных эмоциях. — Ты, наверное, думал и думаешь до сих пор, что я не хотел тебя останавливать… Хотел, — твёрдо говорит Чанбин, и по сменившемуся выражению лица Хёнджина понятно, что он удивился. — Но не стал, потому что никогда не имел права тебя держать возле себя и, так сказать, ограничивать твою свободу. На этих словах Чанбин делает слишком резкое движение рукой и повреждает кожу трупа, что твёрдо доказывает: ему действительно сложно обо всём этом говорить, несмотря на то, что это только начало. Но Чанбин хочет рассказать всю свою историю до конца, не обращая внимания на лёгкую нервозность, зарождающуюся в теле. — Мне было хуёво и в тот день, и в последующие. Уже через неделю я держал телефон с нашей открытой перепиской и хотел тебе написать, — Чанбин продолжает как ни в чём не бывало, а после задерживает дыхание и вновь дарит взгляд Хёнджину. Он щурится, слегка наклоняя голову вбок, и наблюдает за тем, как Хван, пытаясь быть уверенным, смотрит точно ему в глаза, немного дрожа. — Ты зря недавно забрал назад свои слова по поводу меня, Хёнджин. Ты же лучше всех знаешь, что я тот ещё эгоист. Просто, когда дело касается тебя, я забываю об этом, — искренне, не сводя глаз с Хёнджина, говорит Чанбин, а после уже немного тише и хрипя добавляет: — Мои гордость, самолюбие и желание подчинить себе всех и вся отходят на задний план, когда я думаю о тебе. Хёнджин перестаёт дышать, приоткрыв рот, и бегает взглядом по лицу Чанбина, пытаясь найти хоть какой-то подвох в его признании, ведь подобное давно вычеркнуто из списка их привычек. Но, несмотря на попытки Хёнджина, они оказываются тщетными: лицо Чанбина остаётся без изменений, ни один мускул не дрогнул, и лишь глаза меняют свой цвет на чёрный из-за расширившихся вмиг зрачков. Чанбин не врёт, да и никогда ему не врал, когда дело касалось чувств. — Так вот тогда я так и не написал тебе, хотя мне банально хотелось узнать, в чём вообще причина этого дерьма. Потому что я до сих пор не знаю, что заставило тебя вдруг перечеркнуть всё, что мы успели построить, — Чанбин не даёт Хёнджину ни малейшего шанса вставить своё слово во всю эту историю, но кажется, будто Хвану это и вовсе не нужно: его устраивает роль слушателя, хотя порой и хочется возразить, исправить и поменять Чанбиново мнение на, его взгляд, более правильное. — Потом, примерно через три месяца, я начал про тебя забывать. Правда! — уже более живо восклицает Со, обходя стол для вскрытий и вставая с другой его стороны. — Я полностью отрезался от всех социальных сетей, чтобы не видеть тебя, погрузился в учёбу, но потом была тусовка… Мы пошли с одногруппниками в клуб. Чанбин останавливает взгляд, смотря куда-то в пустоту и будто воспроизводя точную картинку того, что происходило тогда в клубе. Он поджимает губы, проходясь по ним языком, и выдыхает. — Я помню, как выкладывал пьяные сториз в инстаграм и случайно наткнулся на одну из твоих фотографий в ленте, — по-прежнему не сводя глаз с пустой точки, медленно рассказывает Чанбин. — Я не понимал, как и что делаю: всё было словно в тумане. Но через какое-то время я вновь открыл нашу переписку и уже написал тебе огромное сообщение, а потом стёр и вовремя отключил телефон. Чанбин усмехается самому себе, кажется и вовсе забыв о дорогом слушателе, что стоит молча, затаив дыхание, и смотрит только на него, боясь нарушить атмосферу, что так быстро воцарилась в помещении. Хёнджину кажется, будто в воздухе вместо кислорода витает тяжёлый газ, и при малейшем его движении или даже вздохе всё подорвётся, сжигая их обоих дотла. — Я тогда очень быстро протрезвел, сразу вспомнил о том, что прошло довольно много времени и ты меня уже успел вычеркнуть из жизни, — в тяжёлом голосе слышится горечь: тот мерзкий ком, что с самого начала стоял у Чанбина в глотке, развалился, вытолкнув из себя весь яд, что был внутри. Теперь ему ещё больнее. — Ты от меня отписался везде и, наверное, даже нашёл себе кого-нибудь… не знаю. В любом случае, ты строил счастливую жизнь без меня, а я просто не имел права возвращать тебя в прошлое, в котором тону по сей день, Хёнджин, — Чанбин резко поворачивает голову в сторону Хёнджина, встречаясь с ним взглядом, и замечает у того в уголках глаз покорно сидящие прозрачные капельки слёз, которые Хван всеми силами пытается сдерживать. Со жмурит глаза, чувствуя, как собственную роговицу начинает понемногу щипать, и, опираясь руками на свободные края стола для вскрытий, опускает голову. Он смотрит на вскрытый труп, лежащий перед ним на столе, и грустно улыбается, подмечая, что его история медленно, но верно подходит к концу. Ему стоит заканчивать со всем этим откровением, ведь он и так рассказал многое, о чём до последнего хотел молчать. — Когда я защитил диплом, встал вопрос о моём переходе в ординатуру. В первую нашу встречу ты вспомнил о том, что я хотел быть хирургом… Так и есть, я хотел. Но проблема в том, что, будучи хирургом, нужно любить жизнь, чтобы поддерживать её в других людях, — Чанбин откидывает инструмент, до этого сжатый в ладони судмедэксперта, обратно на подложку и снова смотрит на Хёнджина. — Когда я потерял тебя, я её возненавидел. Чанбин спешит отвернуться, замечая немое изумление в лице напротив. Он сказал абсолютно всё, ничего не скрывая, но обещанная лёгкость на душе не чувствуется. Огромный бетонный пласт, лежащий на сердце и мешающий ему нормально работать, продолжает лежать, никуда не девшись. И теперь даже не понятно, было ли ему нужно это всё. — Очень больно слышать о том, что тебе было тяжело, Чанбин, — подаёт голос Хёнджин впервые за всё то время, пока Со изливал ему душу. — Но ещё больнее слышать твоё мнение о моём отношении к тебе и тому, что происходило между нами. Неужели ты и вправду думаешь, что для меня всё это было глупой шуткой? — А разве нет? — Нет, Чанбин, нет! — Хван чуть повышает голос, срываясь на хрип, болезненно отдающий в горле. — Я всегда относился к этому серьёзно. Всегда хотел построить с тобой настоящие отношения, хотел, чтобы то, что было между нами, доросло до чего-то более реального. Хёнджин чувствует, как истерика мерзким клубком встаёт посередине гортани и вот-вот выплеснется наружу слезами и отчаянным криком. Он слушал Чанбина очень долго, и, несмотря на внешнюю лёгкой формы сдержанность, все эмоции и слова копились внутри. Но теперь и у него есть шанс раскрыть всё то, что лежит на душе. — Я всеми способами доказывал тебе твою же важность в моей жизни. Показывал, что ты нужен мне так же, как и я тебе, и думал, что ты веришь мне, — Хёнджин разводит руки в стороны и, усмехаясь, резко опускает их, хлопая ладонями по бёдрам. — А теперь оказывается, что ты всегда видел в моих действиях грёбаную шутку. — Не надо переводить все стрелки на меня, Хёнджин! — Чанбин срывается с места, подлетая к Хвану и тыча пальцем в его грудь. — Я верил тебе, понятно? Но вера оборвалась в тот день, когда ты сказал, что нам пора завязывать с этими псевдоотношениями. Или скажешь, что ты такого не говорил? — А ты не думаешь, что я специально это сделал? — Хёнджин, не сдерживая себя, кричит и толкает Чанбина ладонями в грудь, хватая его за майку. Злость кипит, постепенно вмешиваясь в жгучую обиду и подталкивая к непредвиденной драке. — Расстояние нас сломало бы, неужели ты этого не понимаешь? Чанбин вмиг замирает и, несмотря на собственную ярость, охватившую всё тело и мозг, остывает. Он опускает взгляд, вдумываясь в смысл слов и действий Хёнджина, а после грустно усмехается, качая головой из стороны в сторону. — Ты боялся, что нас сломает расстояние, но в итоге мы сломались не из-за него, Хёнджин. Чанбин сбрасывает с себя чужие руки, и в комнате тучей нависает тишина, густая и серая, словно дым сигарет, которые он так часто курит. Хёнджину нечего ответить, нечем возразить, а недавняя злость, горевшая желанием полностью заменить собой обиду, сошла на нет, оставив за собой шлейф из отчаяния. С судмедэкспертом невозможно не согласиться: они треснули в тот день, когда Хёнджин предложил всё закончить, и сломались до конца, когда решил уйти. Возможно, если бы он тогда не придумал этот дурацкий план по спасению их отношений, сейчас они бы действительно были спасены, а не висели бы на ниточке над самой пропастью. Хёнджин, если честно, часто думал об этом, представлял, даже винил себя в какой-то степени, но постоянно пытался успокоиться, думая, что Чанбину было плевать, раз он так легко отпустил. Теперь же эти попытки оказались не только провальными, но и вовсе негодными в использование. Хёнджин следит за тем, как Чанбин, не обращая на него внимания, возвращается к изучению трупа. Сосредоточенный и стальной, будто его ничем не сломишь. Он видит в нём человека-арматуру, думая, что внутри он точно такой же, как и снаружи, твёрдый и давно успокоившийся, однако не замечает лёгкой тряски и безумной пульсации крови в его висках. Несмотря на корку льда, покрывшую Чанбина с головы до ног, внутри у него пожар, в котором дотла сгорают собственные чувства. — Я думал, ты остановишь меня, когда я уходил, — вновь подаёт голос Хёнджин, ожидая, что Чанбин посмотрит на него, увидит, как по его щеке стекает кристально чистая слеза, и простит ему всё сразу же, ведь он всегда был таким: добрым и понимающим. Со никогда ни в чём его не винил и даже тогда, когда вина была только на Хёнджине, говорил, что виноваты оба. Он всегда ненавидел его слёзы, терпеть не мог его грусть, тоску и плохое из-за всяких пустяков настроение. Всегда пытался быть рядом, чтобы помочь, развеселить и просто сказать, что ради Хёнджина он пойдёт на всё. Хван не надеется получить всё то же самое прямо сейчас. Он осознаёт невозможность всего этого, ведь то время давно ушло, а назад его уже никак не вернуть. Единственное, на что он сейчас рассчитывает, — прощение и взаимное желание начать всё с чистого листа, потому что очень хочется, чтобы Кристофер Бан оказался в той беседе правым. — Я бы не смог долго притворяться, что всё хорошо, — наконец отвечает Чанбин. — Я же не знал, что ты не хотел, чтобы я тебя отпускал. — Это моя вина. — Это общая вина, Хёнджин. Хван ловит тот долгожданный взгляд судмедэксперта, который моментально хмурится, заметив блестящую мокрую дорожку на его щеке. Чанбин недовольно кривит губы, но молчит, не считая правильным задавать лишние вопросы. — Значит, мир? — как-то слишком по-детски спрашивает Хёнджин, тая в вопросе искреннюю надежду, на которую моментально отзывается Чанбин. — Мы в первом классе? — хмурит брови, но после сдаётся, легко кивая головой и усмехаясь. — Мир. Хёнджин расплывается в улыбке, скрывая её собственным разворотом на 180 градусов. Внутри становится тепло, а дурные мысли отпускают вместе с до этого растущим с высокой скоростью напряжением. Он не рассчитывал на подобный исход разговора, думая, что будет хуже, громче, страшнее и непонятнее, чем есть у них на данный момент. Хёнджин надеялся на меньшее, но сейчас будто словил куш. Хван следит за тем, как Чанбин пытается выполнить свою работу: пыхтит, щурится, делает надрезы и снимает скальпы так аккуратно, как только может, потому что руки до сих пор трясутся от напряжённого разговора. Со смотрит на циферблат часов, висящих на стене напротив него, и вздыхает. Времени уже много, а новой информации от трупа он так и не получил — теперь же и вовсе вряд ли получит из-за собственной пустой головы. — Ладно, мне пора, да и отвлекать тебя — последнее, чего бы я хотел, — звенящую в ушах тишину нарушает Хёнджин, ощущая некоторую неловкость от всего происходящего. — Всё равно мне нужно ещё заскочить к Марку на работу. — Подожди, — неожиданно говорит Чанбин и вновь смотрит на часы. Он переводит взгляд на вскрытое тело, в очередной раз вздыхает и начинает медленно стягивать резиновые перчатки с рук. — Я подвезу тебя. — А как же… — Хёнджин кивает в сторону своей бывшей начальницы, всё ещё испытывая внутреннее отвращение и скручивание желудка в трубочку. — Думаю, что она никуда не убежит. Чанбин легко смеётся, когда замечает, как распахивает Хёнджин глаза от очередной Чанбиновой шутки, насквозь пропахшей чёрным юмором, и качает головой, надеясь, что тот когда-нибудь к этому привыкнет. Он накрывает тело плотной белой тканью, отжимает тормоза на каждом колёсике стола для вскрытий и катит его к одной из дверей, после скрываясь в комнате со встроенными в неё холодильными камерами. Хвану безумно интересно наблюдать за ним, несмотря на тошноту, уже давно подкатившую к горлу, но идти за Чанбином он ни за что не осмелится. К его счастью, вскоре судмедэксперт возвращается, забирает сумку и куртку из кабинета и встаёт рядом с Хёнджином, нагло окидывая его взглядом с ног до головы. — Тебе идёт новый цвет, — тихо говорит Чанбин и вконец расслабляется, когда видит на лице напротив смущённую улыбку. — Поехали. Чанбин гасит в комнате свет, в последний раз бросив взгляд на серые стены помещения, и усмехается, понимая, что никогда даже не думал о том, что это место станет стартом их с Хёнджином новых отношений.❋❋❋
Тёмно-синий кабриолет, преодолев расстояние от здания ФБР до клуба «Madam's», останавливается на парковке, прилежащей к назначенному месту. Чанбин ехал довольно быстро, грубо давя на педаль газа и забывая о разрешённой на дорогах Вашингтона скорости. Всему виной тишина, воцарившаяся в салоне авто с самого начала движения. Чанбин не из тех, кто любит болтать за рулём — ему по душе молчаливая поездка, сопровождаемая хорошей музыкой, но в этот раз ему хотелось поговорить. Всю дорогу у него не пропадало желание услышать голос Хёнджина вместо голоса Джесси Разерфорда, который разрывал его колонки мелодичностью и правильным смыслом своих песен. При каждом повороте головы в сторону Хвана судмедэксперт не мог не задержать взгляд на его профиле хотя бы на несколько секунд. Он с удовольствием и неким восхищением наблюдал за тем, с каким наслаждением слушает музыку Хёнджин. Казалось, он впитывал каждое слово солиста группы, пропуская его не только через кожу, но и через сердце. И только теперь Чанбин понимает, что стоило сбавить скорость лишь ради такой картины. Нужно было ехать намного медленнее, дабы растянуть дорогу и вдоволь насладиться видом на умиротворённого Хёнджина. Хван отстёгивает ремень безопасности, который Чанбин настоятельно просил его пристегнуть как только они сели в авто, и, хлопая ладонями по собственным коленям, смотрит на Чанбина, который в свою очередь не сводит глаз с клуба. В здании нет ни единого намёка на освещение, потому что во всех окнах таится сплошная темень. Подобный факт заставляет Чанбина напрячься и задуматься о том, стоит ли Хёнджину вообще туда идти. Возможно, Марк забыл об их встрече и, уже давно покинув клуб, прямо сейчас нежится в собственном джакузи у себя в квартире. А может быть, Хёнджин просто перепутал дату, время или место встречи, а потому Марку даже не пришло в голову то, что Хван заявится в без пяти минут его клуб посреди ночи. Со всё-таки переводит взгляд со здания на Хёнджина, смотря на него в ответ, пока тот заметно хмурится и будто пытается что-то рассмотреть в его лице. — Ты уверен, что Марк тебя ждёт? — не доверительным тоном спрашивает Чанбин. Мало того, что он вообще не понимает, зачем Хёнджину так часто встречаться с Туаном, так теперь ещё и встреча выглядит слишком подозрительной. Чанбин доверяет собственным найденным фактам, которые выступили в защиту Хвана, а также самому Хвану, несмотря на то, что тот около часа назад, во время их холодящего душу разговора, признался в том, что соврал ему в тот день, когда сказал, что хочет всё закончить. Однако всё это не помогает Чанбину опустить все сомнения по поводу того, что сейчас должно произойти. — Да, — уверенно отвечает Хёнджин и глухо щёлкает дверной ручкой. — Если ты про свет, то скорее всего он просто уснул. В последнее время он ночует на работе из-за проблем, которые возникли после убийства Джонатана. Чанбин понимающе мычит и кивает головой, хотя недоверие Туану никуда не уходит даже после достойного оправдания в словах Хёнджина. Замечая, что Хван медленно покидает салон авто, Чанбин спешит достать пистолет из подлокотника и, заткнув его за пояс, выпрыгивает из кабриолета. Оружие за поясом не ускользает от юркого взгляда Хвана, который, уставившись на Чанбина с открытым ртом, вскидывает брови. — Зачем ты идёшь со мной и зачем тебе пистолет? — сразу спрашивает Хёнджин, указывая пальцем на Чанбинов ремень. — На всякий случай, — судмедэксперт успокаивающе подмигивает и, нажимая на кнопку блокировки дверей автомобиля, встаёт рядом с Хваном, который до сих пор смотрит на него, стреляя вопросами из глаз. — Если думаешь, что у меня нет разрешения, то зря, потому что оно у меня есть. На вопросительный взгляд Хёнджина Чанбин отвечает серьёзным и на сто процентов уверенным, а после указывает рукой на вход в клуб, чем призывает Хвана, наконец, начать движение вместо того, чтобы и дальше стоять на одном месте. Блондин лишь коротко кивает головой, всё-таки сделав шаг в сторону клуба. Чанбин действительно старается идти спокойно, без напряжения и озабоченности, которые кардинально меняют его взгляд, выражение лица, а главное — шаг, делая его более твёрдым и острым. Он также пытается не акцентировать своё внимание на дурных мыслях и подозрениях, которые слоняются в мозгу из стороны в сторону, задумчиво сложив руки за спиной, а переключить его на что-то более позитивное, которое никак не касается подверженной опасности жизни Хёнджина. Однако, несмотря на все старания и попытки, Чанбин заведомо суёт руку в карман куртки, где лежит телефон, готовый в ту же секунду набрать номер специального агента Ли и совершить ему звонок.— На самом деле, я даже рад, что Джонатан завещал этот клуб Марку, — шагая вдоль по лестнице, ведущей на третий этаж клуба, где располагались кабинеты администрации, в том числе и нужный им офис, говорит Хёнджин. — Знаешь, он отлично справляется со всеми делами клуба. Я бы так, наверное, не смог. Чанбин в ответ молчит, сосредоточенно следуя за уверенным Хёнджином. Тот, в отличие от судмедэксперта, направляется к кабинету Марка без каких-либо задних мыслей; его не смущает тишина, отсутствие света, а также напряжённая атмосфера, которую ощутил Чанбин, как только ступил на порог клуба. — Пришли! — восклицает Хёнджин, подходя к нужной двери и легко стуча по ней костяшками. Он отходит буквально на пару сантиметров и, запрокидывая голову, ждёт, несильно хлопая ладонью по бедру, словно в такт мелодии, играющей в его собственной голове. Чанбин наклоняет голову, бросая взгляд на дверную ручку, что даже не собирается опускаться вниз, открывая им проход в кабинет, и старается прислушаться к тому, что может происходить внутри. Однако, как он и предполагал, за дверью тишина такая же, какая витает во всём клубе «Madam's». Хёнджин хмурится и кладёт руку на металлическую ручку двери, вновь обращаясь к Чанбину: — Может, у него открыто? Хёнджин ловко нажимает на дверную ручку, заставляя деревянную дверь открыться, а после переводит взгляд на Чанбина и хмыкает, не замечая, как тот тянется к пистолету, заткнутому за пояс. — Марк, доброе утро, — полностью распахивая дверь и делая широкий шаг внутрь кабинета, громко говорит Хёнджин, а после щёлкает выключателем, активируя работу лампочек, льющих на стены комнаты холодный свет. — Я пришёл, чтобы… Резкое молчание Хёнджина заставляет Чанбина вытянуть пистолет и моментально влететь в кабинет, вставая прямо перед Хваном, который из-за ступора даже не может пошевельнуться. Однако, увидев перед собой неожиданную картину, судмедэксперт быстро опускает пистолет, меняя его на телефон и набирая номер Минхо, который не заставляет себя долго ждать. — Минхо, — начинает Чанбин, развернувшись лицом к шокированному Хёнджину, и делает шаг ближе к нему. — Приезжай в клуб «Madam's», — он кладёт свободную руку на чужое предплечье, слегка сжимая его в поддерживающем жесте. — Да, у нас тут очередной труп.