❋❋❋
Подходя к хорошо знакомой двери с чёрной табличкой, гласящей о том, что прямо за ней скрывается кабинет психоаналитика Кристофера Бана, Чанбин, не стучась, отворяет дверь. Крис, стоящий к нему спиной у противоположной стены, даже не оборачивается на звук, произнося негромкое: — Садись, Чанбин. Судмедэксперту не нужно повторять дважды. — Джисон сказал, что ты хочешь поговорить со мной, — говорит Чанбин, забирая чашку с кофе из рук психоаналитика. Тот молча кивает. — О моей утренней рассеянности? — И о ней тоже, но это позднее. Чанбин на это негромко хмыкает и прикладывает чашку к губам, делая небольшой глоток. То, что утренняя ситуация дойдёт некоей жалобой до психолога, было очевидно, ведь Минхо, как ответственный агент и истинный друг, сообщает Крису о каждом звоночке. — Для начала, я бы хотел рассказать тебе об одной своей догадке по поводу нашего дела, — Крис, подходя к своему столу, забирает с него толстый блокнот в кожаной обложке, кажется, когда-то подаренный ему Джисоном, и протягивает его Чанбину. — Думаю, я до конца разгадал мотив и цель нашего серийника. — Всё-таки месть? — Да, — Крис жестом руки просит судмедэксперта перевернуть страницы, дабы отыскать нужную. — То, что он или кто-то из его близких, был связан с работой в сфере эскорта — сто процентов. Но что дальше? Уволили? Слишком жестокая расправа за увольнение. Не выплатили зарплату? Тоже бред. Тем более, нет ни одного намёка на ограбления: все ценности остаются при жертве, так? — Да, — отвечает Чанбин, параллельно читая заметки, сделанные Крисом в блокноте. — Убийство за убийство? Крис довольно щёлкает пальцами. — Считаешь, что хозяин какого-то борделя, у которого работал кто-то из близких нашего серийника, убил этого «кого-то», а теперь наш псих ему мстит? — Чанбин, начиная вливаться в предложенную психоаналитиком мысль, задумчиво трёт подбородок и откладывает уже ненужный ему блокнот в сторону. — Да. Именно так я и считаю. Кристофер, закатывая рукава чёрной рубашки, шагает к диванчику и падает рядом с Чанбином, подбирая блокнот. Он перелистывает страницы, с задумчивым видом бегая глазами по написанному им тексту, а после, найдя нужную, возвращает блокнот Чанбину. — Жертвами являются сутенёры, а все убийства так или иначе связаны с половыми органами, — наблюдая за реакцией судмедэксперта, проговаривает Крис и улыбается, когда тот, выгибая бровь, поднимает на него глаза. — Изнасилование со смертельным исходом? — Да, и думаю, что жертвой этого изнасилования была проститутка. — Жена? — Или, быть может, сестра, — Крис пожимает плечами. — На этот вопрос точного ответа я дать не могу, к сожалению. Но это точно кто-то настолько близкий. Человек, ради которого можно пойти на убийство и сесть за это в тюрьму. — Интересно, — прыскает Чанбин, поднимаясь на ноги. — Получается, что, убивая каждого хозяина борделя, он пытается подобраться к одному человеку. А может, уже подобрался. — Нет, это вряд ли. — Почему? — Думаю, что для своей цели он придумает что-то ещё более жестокое, чем есть у нас на данный момент. — Возможно. Чанбин делает глоток кофе и ставит чашку на одну из полок, слушая, как Крис нервно вздыхает у него за спиной: психоаналитик привык к тому, что всё стоит на своих местах, поэтому каждый раз проявляет пассивную агрессию при виде подобного поведения Чанбина. Хотя он и привык, грязная чашка всё равно не должна стоять на полке с книгами: это не вписывается в план его офиса. Однако Чанбин, не зацикливаясь на подобных тараканах Криса, продолжает: — Значит, нужно проанализировать все дела об изнасилованиях за последний год. Странно, конечно, что ты позвал меня, а не Минхо. Ты же знаешь, что я привык копаться в органах человека, а не компьютерных программ. — Он допрашивает работников бара, — объясняет Крис и хлопает по месту возле себя, когда Чанбин переводит на него взгляд. — Присядь. Мы не договорили. Дабы выразить всё своё несогласие на дополнительный разговор, который не будет касаться их дела, Чанбин трёт переносицу, не сдвигаясь с места. И напористый вздох Криса ситуации не помогает. — Чанбин, — на выдохе зовёт Крис, — Минхо рассказал мне о твоей рассеянности, а качество работы сотрудников ФБР в психологическом плане — одна из моих забот. Поэтому сядь и расскажи мне о том, что тебя беспокоит. — Ничего. Одно простое слово, но скрывает в себе столько вранья, сколько, наверное, не скрыли бы и десять слов, каждое из которых было бы пропитано ложью. Даже в данную секунду Чанбина многое беспокоит, что уж говорить об остальных неполных двадцати четырёх часах. Очевидно, что Чанбину есть, о чём рассказать, на что пожаловаться и к чему попросить совета у друга. Например, Хёнджин до сих пор не написал ему ни одного сообщения, хотя прошло достаточно времени. И, возможно, случись подобное хотя бы дня три назад, Со не волновался бы так сильно, но поцелуй сбил с дороги разумности и спокойного реагирования на такие вещи. Он вновь ощущает себя совсем мальчишкой, которым был десять лет назад, во всех ссорах и безобидных выяснениях отношений на фоне его не выдерживающих нервов. Что с этим делать он не знает, как правильно реагировать — тоже. Но рассказывать обо всём Крису настолько не хочется, что Чанбин готов испытывать эту тяжесть в груди до самого срыва. И дело не в упёртости и гордости, не в желании разобраться со всеми проблемами самостоятельно, — хотя и это играет некоторую роль, — дело в стыде. Чанбину действительно стыдно, как бы странно это ни звучало. Но он стыдится не своих чувств к Хёнджину, а той дури, которую заставляют его испытывать эти чувства. — Ничего не произошло. Минхо просто показалось, — пожимая плечами, вновь врёт Чанбин, но Крис таким ответом не доволен. — Если будешь так часто хмуриться, у тебя будут морщины. — Если будешь так часто врать, то и сам начнёшь верить в свою ложь, — парирует Крис, заставляя Чанбина, вздохнув, сдаться. — Что ты хочешь от меня? — Чанбин игнорирует приглашение друга сесть рядом и плюхается в мягкое кресло, закидывая одну ногу на другую. Он покачивает ступнёй вверх-вниз и до того сильно хмурит брови, что заставляет Криса усмехнуться. — Что между тобой и Хёнджином? — в лоб спрашивает Кристофер, устав ходить вокруг да около. Чанбин издаёт еле слышный смешок и облизывает губы перед тем как ответить ровное: — У меня дежавю. — Кончай ломать комедию, Чанбин, и ответь на этот вопрос! — Крис вскакивает с места, решая из-за нервов проверить, насколько хорошо закатаны рукава его рубашки, и, сунув руки в карманы серых брюк, шагает к своему рабочему столу. — И раз уж мы заговорили о дежавю, то в этот раз твоё «ничего» за ответ не сойдёт. Потому что Хёнджин забегает ко мне время от времени. Крис залпом выпивает бокал воды, смотря Чанбину в затылок: тот чувствует его пронзающий, как рапира, взгляд. — В последнее время вы с Хёнджином сблизились, — выдаёт Чанбин, толкая язык в щёку. — Это я заметил. — Ты решил ответить на мой вопрос глупой ревностью? В ответ Чанбин глухо смеётся, правда, сам не знает, к какому типу может отнести этот смех. Ему смешно или же его попросту одолевает истерика, образовавшаяся на фоне вспыхнувшей ревности? А ревнует ли он в принципе? Чанбин не уверен. Что-то такое, по ощущениям похожее на ревность, подкатывает к горлу, начинает подгорать где-то внутри, но это не она сама. По крайней мере, Чанбину хочется так думать, хочется знать, что он действительно стал взрослее. — Нет, доктор Бан. Я просто указал тебе на то, что ты и без моих историй обо всём знаешь. Хёнджин немало тебе рассказывает. — На самом деле он рассказывает мне не так много. Тем более, — Крис встаёт позади кресла, опуская ладони на широкие и, на удивление, полностью раслабленные чанбиновы плечи, — я бы предпочёл услышать обо всём от друга, а не от человека, с которым знаком лишь из-за его связи с жертвами убийств. Чанбин молчит, всё ещё отрицает необходимость поведать о своих проблемах и дилеммах другу, хотя его голос, будто бы специально, становится похожим на большое тёплое одеяло, в которое так охота укутаться. Крис приятно давит пальцами на определённые точки на плечах и шее. Эти надавливания отзываются лёгкой, но безумно приятной болью, и Чанбин плавится, как кусок льда под палящим солнцем. Ещё немного, ещё пара таких манипуляций доктора Бана — Чанбин заскулит и весь изогнётся. И он чувствует, как сдаётся. С уст срывается хриплое: — Я поцеловал его. Нажимы чужих пальцев резко прекращаются. Крис замирает на каких-то пять секунд (Чанбин привык считать такие вещи), а после продолжает давить, правда, уже немного сильнее прежнего. — Я отправил его домой. Он ушёл, как мне показалось, обиженным, — продолжает Чанбин. — По дороге к месту преступления я написал ему смс с просьбой сообщить мне, как он приедет домой. Но от него до сих пор никаких сообщений. — Зачем ты выгнал его? — спокойно спрашивает Крис, всё же закончив с внезапным массажем и присев на подлокотник кресла. — Он хотел поехать со мной на место преступления. Что ещё я должен был сделать? — Взять его с собой? — И подвергнуть опасности? Кристофер, нахмурившись, чешет затылок и, делая шаг вперёд, приземляется на диван, дабы при беседе смотреть Чанбину в глаза. — Знаешь, Хёнджин настолько погряз в этом дерьме вместе с нами, что он теперь везде не в безопасности. Более того, если он не будет отираться возле места преступления, он будет подвержен ещё большей опасности. А ещё, насколько мне известно, к нему приставили какого-то малоизвестного младшего агента, — Чанбин, дабы подтвердить эту информацию, мелко кивает головой, уводя взгляд в сторону и сжимая подлокотник пальцами. Он догадывается, к чему ведёт Крис. — Так с чего ты взял, что с ним ему будет безопаснее, чем с тобой? Чанбина бросает в нервную дрожь от подобных слов. В тот момент он считал, что поступает правильно, но лишь теперь понимает, что должен был сделать всё иначе. Хёнджин мог спокойно посидеть в его машине, чтобы не глазеть лишний раз на изуродованное мёртвое тело. Чанбин был бы рядом и смог прийти в любую секунду, если бы то понадобилось. А сейчас, поступив бездумно, места не может себе найти, проверяя свой телефон каждые десять минут на наличие нового сообщения или входящего звонка. — Ты очень не логичный человек, Чанбин, — продолжает разговор Крис, подавшись чуть вперёд. — Хотя я всегда думал, что наборот: самый логичный из всех, кого я знаю. Но ты сначала говоришь, что не позволишь и волоску упасть с хёнджиновой головы, а теперь отпускаешь его с непонятным младшим агентом, о котором даже Минхо толком ничего не знает. Если это новая версия твоей логики, то сделай обратное обновление до старой. Тон у Криса спокойный, поучительный, и резкое понимание этого заставляет Чанбина прийти в себя и немного расслабиться. — Ты ведь знаешь, что он в порядке. Иначе ты бы говорил другим тоном и на другом уровне громкости, — Крис, ловя каждое слово Чанбина, хмурится. — Я изначально не планировал на тебя кричать и вводить тебя в состояние паники, Чанбин, — объясняется Крис, выставляя руки вперёд. — Я лишь хочу, чтобы ты вышел из прошлого, в котором застрял, — Крис замолкает и продолжает лишь тогда, когда Чанбин бросает на него взгляд исподлобья: — Ты вновь отпускаешь его, думая, что без тебя ему будет лучше, хотя это далеко не так. Так странно: Чанбин в тот момент даже не уловил эту ироничную схожесть двух ситуаций. Он обещал себе, что не повторит ошибок прошлого, но так зациклился на боязни потерять, упустить, навредить, не успеть помочь, что сам не заметил, как нарушил данное себе обещание. Крис, вдыхая образовавшееся в кабинете молчание, поднимается на ноги, нарушая тишину звучным щелчком в коленном суставе. — И всё же, я рад, что вы сломали барьер, который между вами стоял, — намекая на завершение беседы, говорит Крис. — А насчёт Уилсона не беспокойся. Я читал досье на него, да и не настолько испорчен Уджин, чтобы подставлять Хёнджина. — Поверю тебе на слово. Я свободен? — Да, скажу Минхо, что тебя вновь посетила бессонница, — Крис протягивает ладонь оказавшемуся напротив него Чанбину и счастливо улыбается, когда друг сжимает её в ответ, крепко и горя глазами. — Спасибо, Крис. Чанбин благодарит искренне и по чужой улыбке понимает, что психоаналитик об этом знает. Как бы Чанбин ни отпирался, он всё равно счастлив, что в этой жизни у него есть тот самый друг, который понимает его лучше, чем он себя сам.❋❋❋
Время, что Чанбин проводит, работая над трупом в прозекторской, тянется подобно густой карамели. Как и обычно, на столе перед ним лежит оголённое тело с открытыми для глаз судмедэксперта переломами и прочими ранениями. Бланк для отчёта отложен в сторону и оказывается в руках Чанбина лишь тогда, когда он узнаёт что-то новое и интересное для дела. И он всеми силами пытается найти это «что-то», но, как ни странно, не ради раскрытия убийства, а ради телефона, что расположен прямо возле листка. Он пообещал себе, что больше не будет мучить бедный смартфон своими ежеминутными проверками, но, потянувшись к бланку, можно случайно бросить взгляд на дисплей, который обязательно загорится из-за поступившего на телефон уведомления. Чанбин и не помнит, когда научился так ловко обманывать самого себя, но уверен, что началось это с появлением Хёнджина в его жизни: ещё тогда, десять лет назад. В очередной раз, найдя причину сделать пометку в бланке, Чанбин тянется к нему рукой и задерживает взгляд (вместе с дыханием) на загоревшемся вдруг дисплее. Он с силой стискивает челюсти, улавливая слабый скрип зубов, и еле сдерживает себя в желании схватить телефон и кинуть его в одну из стен, чтобы вдребезги, как и его, казалось бы, стальные нервы. Всего лишь очередная рассылка. Чанбин мотает головой из стороны в сторону, вытирает лоб тыльной стороной ладони и не может удержать рвущийся наружу гортанный рык, когда чувствует, как случайно мажет чужой кровью висок. Мысли до того заняты другим, что он попросту забыл об испачканных в биологическом материале перчатках. Это глупо и смешно. И теперь Чанбин полностью готов согласиться со словами Минхо: он стал несобранным, рассеянным и, что самое страшное, перестал быть тем Чанбином, к которому долго и упорно стремился. Каменное, каким его когда-то назвал Хван, сердце стало похожим на желе. Его стальные нервы теперь больше похожи на тонкую работу, сделанную из хрусталя. А холодный мозг превратился в кипящую жижу, состоящую только лишь из мыслей о собственных чувствах. Лучший судмедэксперт Америки перевоплотился в глупого влюблённого мальчишку, который теперь только и делает, что думает о любви. Как назло, раздаётся слабый стук в дверь. Чанбин закатывает глаза и пыхтит, отвечая: — Я занят! Зайдите позже. Чанбин, надеясь, что человек за дверью поймёт с первого раза, недовольно стягивает перчатки, в очередной раз за день порвав их, и направляется к раковине, где сможет смыть кровь и обеззаразить кожу. Однако снова раздаётся стук в дверь, уже более громкий, и Чанбин замирает на месте, недовольно сверля взглядом этот долбаный кусок металла, в который постоянно стучатся. — А если я скажу, что купил американо? — чанбиновы брови вздымаются вверх от удивления. Он больше не злится, а лишь бежит к двери. — Тогда ты… О, ты открыл! Привет. — Я просил тебя сообщить мне о твоём прибытии домой, — не тратя времени на приветствия, говорит Чанбин и отходит в сторону, дабы пропустить неожиданно пришедшего Хёнджина. Всё же место встречи изменить нельзя. — Да, прости, — спокойно отвечает Хёнджин, следуя за Чанбином в его кабинет. — Произошла очень глупая ситуация… Я написал сообщение, но забыл отправить его и уснул. — Действительно глупая ситуация, — соглашается Чанбин, падая на стул и сразу же хватая папку с документами по идущему делу. — Зато я принёс кофе. Хёнджин ставит перед ним бумажный стаканчик с кофе из какой-то кофейни — Чанбин даже не читает — и выглядит при этом так, будто ничего не происходит и, что самое главное, не происходило. Чанбину сложно усидеть на собственном стуле, когда взгляд, бегая туда-сюда, попадает на чужие розовые губы и обжигается. Но Хёнджин при всём этом сидит спокойно и даже бровью не ведёт, вовсе не замечая некоторую чанбинову нервозность. Чанбин хотел бы предположить, что тот поцелуй оказался очередным сном, который уж слишком похож на реальность, однако трезвый разум буквально кричит о том, что это было, он это чувствовал, он это делал. Мозг подкидывает те самые ощущения и отпечаток ночного поцелуя начинает гореть на его губах, заставляя судмедэксперта пройтись по ним языком. Чанбин трясёт головой, чуть морщась от щекотки собственных волос, и моментально переводит тему: — Ты знал Джо Брейда? — Да, — быстро отвечает Хёнджин, кивая головой в подтверждение своего ответа, и делает глоток из бумажного стакана. — Он часто бегал за моей начальницей. Так что мне приходилось с ним видеться и даже вести диалог пару раз. — У них была интрижка? Хёнджин смеётся, отставляя горячий кофе в сторону и облизывая губы, на которые вновь падает чанбинов взгляд. Смотри в глаза, идиот! — Как ни странно, но моя начальница была предана своему мужу даже после его смерти, так что ни о каких интрижках и речи идти не может, — объясняет Хёнджин. — Брейд хотел купить у неё клуб, а она постоянно отказывала. Вот он и надеялся на то, что, бегая за ней, добьётся договора купли-продажи. — И как хорошо ты его знал? — Говорю же, разговаривали от силы раза два. Он мне не был интересен, а диалог с ним мне хотелось закончить как можно скорее. — До того скучный? — До того выёбистый, — Хёнджин стреляет глазами в Чанбина, который из-за подобного взгляда теряет дар речи и возможность дышать на несколько секунд. — Я видел его тело на твоём столе. Всё очень жестоко? Чанбин в ответ кивает головой и протягивает Хёнджину папку с документами и приложенными к ним фото. — С приближением к своей цели он становится всё более жестоким, — Чанбин прекрасно знает, что не может посвящать Хёнджина в детали дела, особенно когда тот до сих пор является тем, на кого, по мнению ФБР, падает больше всего подозрений. Но всё равно рассказывает, хотя и сам не понимает причину. Хёнджин щурится и бросает заинтересованный взгляд на Чанбина. — Что ещё за цель? — Разговаривали сегодня с Крисом и предположили, что наш убийца нацелен на одного человека. А убивая других людей, пытается его запугать или предупредить, — объясняет Чанбин и забирает документы себе. Хёнджин понимающе мычит и кивает головой, кривя губы в восхищении услышанным. — Вы с Крисом молодцы. Хёнджин искренне улыбается, сверкает глазами, а Чанбин по-прежнему не может выйти из того состояния, в котором находился с самого утра и вплоть до этого момента. Кофе не успокоил нервы, а волнение не покинуло Чанбина до конца только из-за хёнджинового появления в прозекторской. Мозг всё ещё терзают различного рода вопросы, а по сердцу бьёт мысль о том, что Крис, в отличие от него самого, знал, что Хван в порядке. Неужели Хёнджин вновь ему врёт? Чанбин прокашливается, сделав перед этим очередной глоток чёрного кофе, разглаживает ткань бежевой водолазки на груди и, выйдя из-за стола, обходит его, дабы присесть на его край, возле Хёнджина. Он смотрит на стену перед собой, вспоминает точное выражение лица Кристофера Бана во время их разговора, тон его голоса, слова и, щурясь, крепко сжимает край стола ладонями. Чанбин понятия не имеет, что сделает, если история Хёнджина окажется очередной ложью, сказанной для того, чтобы лишний раз не волновать его. — Знаешь, — загадочно начинает Чанбин, заставляя Хёнджина в ответ издать вопросительное мычание. — Когда я рассказывал Крису о том, что ты не отвечаешь на моё сообщение с ночи, он так спокойно реагировал, — Со опускает голову и, встречаясь с хёнджиновым взглядом, шмыгает носом. — Будто прекрасно знал о том, что ты дома и с тобой всё в порядке. Хёнджин около пяти секунд смотрит на Чанбина пустым взглядом с открытым при этом ртом перед тем, как усмехнуться, покачав головой. Он поднимается с места, сравниваясь с судмедэкспертом, и улыбается, чем начинает напрягать его ещё больше. Тому нужны слова, а не улыбки. Даже такие красивые. — Так уж вышло, что ваш Уджин приказал младшему агенту Уилсону докладывать о каждом шаге и моём местоположении доктору Бану, — совершенно спокойно, смотря глаза в глаза, рассказывает Хёнджин, довольный тем, что Чанбин понемногу расслабляется. Со и сам замечает, как челюсти разжались. — Поэтому Джейми беспрекословно выполняет приказ и сообщает обо всём ранее сказанном Крису. Хёнджин делает шаг вперёд, ударяясь о чужую пряжку ремня своей, и Чанбин ловит тот момент, когда оба резко перестают дышать. — Вновь скажешь о том, как тебе нравится, когда я ревную? — низко, тихо, практически шёпотом спрашивает Чанбин, получая в ответ смешок, который горячим воздухом отпечатывается на его губах. — Значит, всё-таки ревнуешь? — наигранное удивление Хвана вкупе с кончиком его носа, который только что коснулся скулы Чанбина, действуют как наркотик: голова кружится, в глазах плывёт, а губы приходится смочить слюной, чтобы ненароком не потрескались от такой сухости. — Размечтался. Очередная хёнджинова горячая усмешка и касание носом у самого виска толкают Чанбина к действиям. Он, ведя ладонями по чужим бёдрам вверх, оставляет их на талии, сам не веря в то, что всё снова повторяется, что одно из его желаний воплощается в реальности во второй раз. Сцепляя пальцы на пояснице, Чанбин дёргает изящное тело на себя, из-за чего Хёнджину приходится вцепиться в его плечи. Тепло. Уютно. Удобно. Три слова, которыми они описали бы это объятие, если бы кто-то их об этом попросил. Чанбин не считает минуты, которые незаметно пролетают, пока он крепко обнимает Хвана и молча слушает его размеренное дыхание, но почему-то уверен, что прошло уже очень много, хотя по ощущениям совсем мало. Дело в нехватке. Нехватке Хёнджина в его жизни. — Извини меня за то, что было ночью, ладно? — вдруг подаёт голос Хёнджин и смотрит в глаза Чанбину, который заметно хмурится. — Я про то, что быстро ушёл из твоего дома и хлопнул дверью, как истеричка, — Чанбин усмехается, когда видит закатанные глаза Хвана. Он и не сомневался, что тот будет не доволен своим же поведением. — Сначала я очень разозлился, подумав, что ты присоединился ко всем тем из ФБР, кто считает, что я как-то связан с этими убийствами. И только в машине я понял, что ты просто заботишься о моей безопасности. — А ты догадливый, — Чанбин мягко улыбается и, поднимая руку, несмело касается пальцами щеки Хёнджина. Почему-то, когда он смотрит в его карамельные глаза, уверенность куда-то испаряется, и профессиональный, холодный судмедэксперт начинает чувствовать себя мальчиком, только поступившим на первый курс медицинского. Несмотря на повисшее вновь молчание, Хёнджин выглядит так, будто ещё не договорил. Он кусает губу, прячет глаза, опустив взгляд, и через ткань водолазки машинально царапает плечо Чанбина пальцем — нервы дают о себе знать, такое бывает. — Что-то не так? — интересуется Чанбин, заботливо убирая выбившуюся светлую прядь за ухо и поднимая голову Хёнджина за подбородок. Как бы ему ни становилось неловко от зрительного контакта с Хваном, он хочет, чтобы тот даже в глазах видел рвение защитить его от всех бед. Хёнджин машет головой, мол, ничего особенного, но Чанбин настойчиво зовёт его по имени, и ему приходится сдаться: — Мне стыдно говорить об этом, потому что я боюсь задеть тебя такими своими мыслями. Но ты должен знать, что я думал о нашем поцелуе как о том, чего не должно было произойти. — В каком смысле? — Чанбин хмурится: он действительно не понимает подобных слов. Что значит «думал как о том, чего не должно было произойти»? Он не хотел этого и просто подыграл? Не думая, отдался ситуации? Или почувствовал тяжесть в штанах и не смог упустить момент? Честно говоря, Чанбин не хочет, чтобы хотя бы одно из его предположений оказалось бо́льшим, чем просто предположение. — Я боялся, что ты не хотел этого и просто поддался короткой дистанции между нами, — выдыхает Хёнджин, а с ним и Чанбин, облегчённо. Чанбин пускает смешок и, наклонив голову к плечу, с бесспорной искренностью смотрит в его глаза. — Я кое-что скажу прямо сейчас, а ты попытайся понять, что я хочу до тебя донести, — начинает Чанбин, не сводя с Хёнджина глаз, и тот кивает. — За последние семь лет я никого не целовал. — Не было подходящего? Чанбин мелко кивает: — Не было тебя. По Хёнджину видно, что он теряется: перестаёт дышать, приоткрыв рот, краснеет и уводит взгляд куда-то вдаль. Не мудрено. Чанбин, наверное, тоже не знал бы, как реагировать, хотя слова дались ему довольно легко на произношение. Большую роль играет его искренность — в голосе, взгляде, — ведь только так он может доказать Хёнджину то, что не соврал ради поддержания диалога и даже не преувеличил для большей эмоциональности данной ситуации. Он действительно никого не целовал и, что самое интересное, даже и не думал о поцелуях с кем-то. Как бы Чанбин ни пытался вырвать Хвана с корнем из своего сердца и головы, когда речь заходила о таком таинстве как поцелуй, он вспоминал только его. Представлять это с другими для него было дико. — Ты сказал, что никого не целовал, — сглатывая, говорит Хёнджин. — А тебя? Чанбин хмыкает. — Меня да. Конечно, его целовали. У него были отношения, правда, по большей части сексуальные. До искренних чувств никогда не доходило. — Я знаю, что часто мы сами выбираем тех, кого любить. И у меня был подходящий вариант, — признаётся Со спустя короткое молчание. — Но для меня эти отношения всегда были свободными, без обязательств, тогда как для неё они были самыми настоящими и серьёзными. Я мог позволить себе развлечься с кем-то другим, мог обидеть её тем, что не хочу пробовать её губы на вкус, потому что так и не полюбил её. Хотя хотел. Но я считал это изменой, причём не только тебе, но и себе самому. Хёнджин слушает внимательно, не перебивая и не показывая эмоций. Именно в этот момент Чанбин даже по его глазам не может понять то, о чём он сейчас думает и как относится к тому, что услышал. Но при этом Хёнджин до сих пор обнимает его за шею, иногда поглаживая пальцем кожу. Значит, всё не так плохо? — Я не могу похвастаться такой же выдержкой, — лишь это отвечает Хёнджин, заставляя Чанбина усмехнуться. — Это не выдержка и даже не принципы. Если бы я хотел кого-то поцеловать или же заняться с кем-то любовью, а не единожды потрахаться, я бы это сделал. Хёнджин, поджав губы, понимающе кивает. — Спасибо, что рассказал мне об этом, — произносит Хван перед тем, как прижаться к чанбиновым губам своими. И Чанбин замечает, что тот целует трепетнее и глубже, будто после его слов для Хёнджина поцелуи с ним стали более ценными. «Спасибо, что рассказал мне об этом», — повторяются слова Хёнджина в голове. Не то чтобы он вообще хотел об этом рассказывать, у Чанбина подобного в планах не было. Хван вряд ли когда-нибудь встретится с этой частью прошлого, поэтому незачем ему об этом знать. Но что сказано, то сказано. Возможно, это даже к лучшему. Хёнджин оставляет короткий поцелуй на губах Чанбина и отстраняется, когда тот тянется за ещё одним, по итогу утыкаясь в его щёку носом. — Прекращай, — со смехом тянет Хёнджин, когда Чанбин пытается коснуться его губ своими снова и снова. — Кто-нибудь обязательно сюда зайдёт и что он скажет, когда нас увидит? — Мне всё равно, — скулит Чанбин куда-то в скулу и с недовольным вздохом выпускает Хёнджина из объятий, когда тот начинает активно ёрзать. Чанбину действительно всё равно на то, какие слухи будут ходить о нём и его личной жизни в стенах ФБР и за его пределами. Честно говоря, болтовня это привычное для работников Федерального бюро дело, он уже сталкивался с подобным и сам в этом участвовал. Однако Хёнджину это всё не нужно, ему достаточно и того, что говорят о нём сейчас, Чанбин и сам это прекрасно понимает. Он подождёт сколько нужно, особенно сейчас, когда он дождался самого главного. До сих пор не веря до конца в реальность происходящего, но дождался. Чанбин, пользуясь тем, что Хёнджин отвлёкся на изучение его кабинета, возвращается к документам на своём столе. Во всей этой кипе не хватает его отчёта по последнему делу, осталось каких-то пару штрихов, результатов анализов и он будет готов. — Мне нужно закончить отчёт, — сообщает Чанбин, накидывая на себя прозрачный фартук. — Ты можешь подождать меня здесь или сходить к Крису, а после я отвезу тебя домой. — При условии, — резко возникает Хёнджин, поднимая указательный палец, — что ты зайдёшь. На подобное Чанбин мягко улыбается: — Ну, если ты настаиваешь.❋❋❋
Всё то время, пока Чанбин делал отчёт, чтобы отдать его Минхо и, наконец, закончить с частью своей работы на день, Хёнджин, как ни странно, ждал его в кабинете. Иногда Хван даже выходил в секционную, наблюдал, изредка интересуясь у Чанбина теми или иными органами, мышцами, костями. Но, несмотря на свою заинтересованность, он не переставал морщиться и зажимать нос, чем вызывал у судмедэксперта смех. После работы Чанбин, как и обещал, отвёз Хёнджина домой, познакомившись с тем самым агентом Уилсоном, который был очень скептически настроен на его высказывание о том, что сегодня Хван будет находиться под контролем судмедэксперта, а не агента. И даже сейчас, смотря в одно из окон гостиной Хёнджина, Чанбин видит большую машину со знакомой наклейкой ФБР. — Хочешь чего-нибудь? — Хёнджин касается его плеча, обращая на себя чанбиново внимание. — У меня есть рисовая лапша с овощами. Чанбин только мотает головой в отрицание. Он делает шаг в сторону, бросая взгляд на новенький кожаный диван матово-чёрного цвета с тонкими белыми вставками, и подмечает, что прошлый был совершенно другим. Ухмылка лезет на лицо, когда в голову ужами заползают отрывки из давнего сна, и Чанбин, легонько касаясь пальцами матовой кожи, ведёт ими по спинке дивана, шагая вдоль. — Ты всё-таки поменял его, — сообщает о своей находке Чанбин, и Хёнджин со смехом плюхается на роскошный диван. — Выбросил старый в тот же день. Ну, и плевать, он мне всё равно не нравился. Этот, — Хёнджин гладит место возле себя, — выглядит лучше. — С прошлым диваном у меня связаны особенные воспоминания. Чанбин садится рядом и тихо смеётся, когда видит выгнутую бровь на хёнджиновом лице. — Мне снился сон, в котором твой старый диван играл одну из главных ролей. — Что за сон? — Хёнджин опирается локтем на спинку дивана и, подкладывая ладонь под щёку, с интересом смотрит на Чанбина. Но тот мотает головой. — Я слишком скромный, чтобы говорить о подобном вслух, — Чанбин сильно и довольно жмурится, когда видит, как лицо Хёнджина вытягивается в удивлении. — Знаешь, — сменяя лёгкое замешательство в глазах на игривый блеск, Хван облизывает губы, — не думаю, что многое зависит от дивана. Чанбин в ответ тихо смеётся и, когда Хёнджин подхватывает его смех, проводит костяшками по его щеке. Хван под его прикосновениями перестаёт дышать и, кажется, углубляет свой взгляд, заставляя желудок Чанбина скрутиться в спазме. — До сих пор не могу поверить в то, что это происходит с нами, — почти шёпотом говорит Чанбин, большим пальцем оглаживая чужую скулу. — После того, как мы оборвали все связи друг с другом, я даже думать не мог о том, что подобное произойдёт. Хёнджин мягко улыбается и, замешкавшись на секунду, тянется за поцелуем, неторопливо, но настойчиво. Когда губы соприкасаются, а хёнджинов язык, преодолев все барьеры, сплетается с чанбиновым, Со спускает ладонь к шее и давит, заставляя Хёнджина сесть ближе. Чанбин не замечает, кто первым углубляет поцелуй, из-за чего дыхание сбивается, а сердце заходится в быстром ритме; но целует, сминая влажные губы и скользя по чужому языку своим. От Хёнджина безумно вкусно пахнет: цитрусом и вербеной — Чанбину удалось определить это в перерывах между попытками набрать в лёгкие побольше воздуха, — а на языке остаётся привкус ментола. Судмедэксперт не в силах остаться равнодушным к такому притягательному сочетанию. Губы, истерзанные острыми зубами, горят, но Чанбин не планирует останавливаться, не сейчас, когда он на сто процентов знает, что не один сходит с ума по этому. Хёнджин крепко держится за его плечи, то и дело скользя ладонями ближе к шее, на которой оставляет еле заметные тонкие царапинки, нажимает большим пальцем на подбородок, чтобы позволить своему языку без препятствий толкнуться глубже, и целует, целует, целует, заставляя этим Чанбина задыхаться в своём желании не прекращать начатое. Но у смартфона судмедэксперта другие планы, и Чанбин, как обычно, недовольно тянется к телефону в кармане, разрывая поцелуй. На экране расплывается имя друга, а судмедэксперт всеми силами пытается попасть по нужной кнопке. — Слушаю, Минхо, — привычно начинает Чанбин, прочистив горло. — Вы с Крисом сегодня обсуждали путешествие нашего серийника к его цели, верно? — Чанбин утвердительно мычит. — Кажется, он достиг её. Чанбин хмурится, мгновенно вставая на ноги. — Стоп. Ты хочешь сказать, что… — Я вышлю адрес смс-кой. У нас очередной труп, Чанбин.